еофонической радиолы,  вы-бирал место для  книжного шкафа,
для телевизора-словом, с увлечением обзаводился всякими модными новшествами,
кото-рые,  как  принято  считать,  делают  человеческую  жизнь   приятной  и
обогащают ее. А теперь он с досадой смотрел на все эти вещи и не в силах был
даже взять с полки книгу-это он-то, целыми днями пичкавший себя литературой!
Когда он вошел, Элоиза смотрела телевизор, не выпуская из рук  газеты, чтобы
не  про-пустить  какой-нибудь  сногсшибательной  передачи,  а  увидев  Жиля,
вскочила и с веселой улыбкой тотчас подбежала поцеловать его-эта поспешность
показалась ему неестественной  и смешной,  слишком в  духе  "твоя  маленькая
женушка". Он  направился к бару-вернее, к столику  на колесиках,  служившему
баром,- и налил себе виски, хотя пить ему совсем не хотелось. Потом уселся в
такое же кресло, как  Элоиза, и тоже уставился  с заин-тересованным видом на
экран  телевизора.  Оторвавшись  на  миг  от захватывающего зрелища,  Элоиза
повернулась к нему.
     - Удачный был день?
     - Очень. А у тебя?
     - Тоже.
     И она,  казалось с облегчением, снова воззрилась на экран. Там какие-то
молодые люди пытались составить слово из дере-вянных  букв, которые дикторша
с милой улыбкой разбросала перед ними Жиль закурил сигарету, закрыл глаза.
     - По-моему, это "аптека",-сказала Элоиза.
     - Прости?
     - Мне кажется, что слово, которое им надо составить,- "аптека".
     - Вполне возможно,-согласился Жиль.
     И он снова закрыл глаза. Потом попробовал сделать еще гло-ток. Но виски
уже успело согреться. Жиль поставил стакан на пол, затянутый бобриком.
     -  Звонил Никола,  спрашивал, не хотим ли мы поужинать сегодня  с ним в
клубе. Как ты думаешь?
     - Там видно будет,- ответил Жиль.- Ведь я только что вернулся.
     - Но если тебе не хочется выходить, у нас в холодильнике есть телятина.
Можно ужинать и смотреть детектив по телевизору.
     "Отлично,- подумал он.- Богатый выбор: либо ужинать с Никола, который в
сотый раз будет объяснять,  что, если бы наше кино не было так продажно, он,
Никола, давно  бы создал шедевр. Либо сидеть  дома и смотреть по  телевизору
глупейшую передачу,  закусывая холодной телятиной. Ужас!"  Но ведь прежде он
выходил по  вечерам, у него были друзья, он развлекался, встречался с новыми
людьми,  и  каждая ночь была праздником!..  Где  же его приятели? Он  хорошо
знал, где  его  приятели,-доста-точно  протянуть  руку к телефону. Им просто
надоело  безрезуль-татно  звонить  ему в течение трех месяцев -  вот и  все.
Сколько он ни  перебирал в памяти имен,  гадая,  кого бы ему хотелось сейчас
увидеть,  таких  людей не  нашлось.  Только  этот  подонок  Никола  все  еще
цепляется за него. Причина ясна: нечем платить за выпивку. Зазвонил телефон,
но Жиль не пошевелился. Было время, когда он сразу хватал телефонную трубку,
уверенный,  что  его призывает  любовь, приключение  или какая-нибудь удача.
Теперь же к телефону подходила Элоиза. Она крикнула из спальни:
     - Это тебя, Жан звонит.
     Жиль замялся. Что сказать?
     Потом  вспомнил, что  днем грубо  обошелся с Жаном,  а гру-бость всегда
выглядит некрасиво и  глупо. В конце  концов, ведь  он сам полез к  Жану  со
своими неприятностями, а потом бросил его посреди улицы. Он снял трубку.
     - Это ты, Жиль? Ну что у тебя?
     - Все в порядке,- ответил Жиль.
     Голос  Жана был теплый,  встревоженный -  голос настоящего  друга. Жиль
растрогался.
     - Прости, что так вышло сегодня,-сказал он,-я, ви-дишь ли...
     - Завтра поговорим о серьезных вещах. Ты что делаешь вечером?
     - Да  наверно, я... наверно, мы  сегодня  останемся дома и  будем  есть
холодную телятину.
     Это   был  настоящий,  едва  прикрытый  призыв  о  помощи,  за  которым
последовало короткое молчание. Затем Жан ласково произнес:
     -  Знаешь, нечего тебе дома сидеть.  Сегодня в "Бобино"  премьера. Если
хочешь, у меня есть билеты, я могу...
     - Нет, спасибо,-ответил Жиль.-Не хочется вылезать из дому. Давай  лучше
завтра устроим грандиозный кутеж.
     Он  вовсе и не думал ни о каком кутеже, и Жан это знал. Но  в театр уже
было поздно: Жану пришлось бы ехать переоде-ваться, снова выходить из  дому,
и этот явно надуманный проект кутежа его устраивал. Он согласился, на всякий
случай сказал с не  принятой между ними нежностью: "До завтра,  старик!" - и
повесил трубку.  Жиль почувствовал себя  еще  более одиноким. Он вернулся  в
гостиную, сел в кресло. Элоиза по-прежнему как завороженная  не сводила глаз
с экрана. Жиль вдруг взо-рвался:
     - Неужели ты в состоянии смотреть это!
     Элоиза не  выразила ни малейшего  удивления,  только  повер-нула к нему
кроткое, смиренное лицо.
     -  Я  думала, так  лучше,  ты  тогда  можешь  не говорить  со мной.  От
изумления  он  опешил,  не  зная, что  отвечать. И в  то же  время  ее слова
прозвучали так униженно,  что он  ощутил  хорошо знакомый  ему глухой  ужас:
кто-то страдает из-за него. И он понял, что его разгадали.
     - Почему ты так говоришь? Она пожала плечами.
     -  Да так. Мне  кажется... у  меня  такое впечатление, что тебе хочется
побыть  одному,  хочется,  чтобы  к  тебе  не  приставали. Вот  я  и  смотрю
телевизор...
     Она глядела на него с мольбой, она хотела, чтобы он сказал:
     "Да  нет  же, нет,  лучше  уж  ты  приставай,  говори со  мной,  ты мне
нужна",-и  на  миг  у него возникло желание  сказать это, чтобы доставить ей
удовольствие. Но это была  бы  ложь, еще одна  ложь-какое он  имел право так
говорить?
     - Я не очень хорошо себя чувствую в последние дни,- произ-нес он слабым
голосом.- Не сердись на меня. Сам не знаю, что со мной.
     - Я не сержусь,-ответила  она.-Я ведь знаю, что это  такое. В  двадцать
два года со мной было то  же  самое-нервная депрес-сия. Я все время плакала.
Мама безумно за меня боялась.
     Ну вот,  этого следовало ожидать!  Сравнения! С Элоизой всегда  все уже
было.
     - И как же это кончилось?
     Вопрос был задан злобным, насмешливым тоном. В самом  деле, разве можно
сравнивать его болезнь с недугами Элоизы? Это же просто оскорбительно.
     -  Само  прошло-ни  с  того  ни  с  сего.  Месяц  я  принимала какие-то
таблетки-я позабыла,  как они называются. И в один прекрасный день мне вдруг
стало лучше...
     Она даже не улыбнулась. Жиль посмотрел на нее чуть ли не с ненавистью.
     -  Жаль, что ты забыла,  как называются эти таблетки. Может, спросишь у
мамы по телефону?
     Элоиза  встала и,  подойдя  к нему, обхватила  ладонями  его голову. Он
пристально  смотрел на  ее красивое  спокойное лицо, на ее губы, столько раз
целованные им, на синие, полные сочув-ствия глаза.
     - Жиль! .. Жиль! .. Я знаю, что я не очень умная, и вряд ли могу помочь
тебе. Но я тебя люблю. Жиль, дорогой мой!..
     И она  заплакала, уткнувшись в его пиджак. Ему стало  и жаль ее, и в то
же время чудовищно скучно.
     - Не плачь,-говорил он,-не плачь, пожалуйста. Все ула-дится... Я совсем
развинтился, завтра пойду к доктору.
     И так как она продолжала тихонько всхлипывать, как на-пуганный ребенок,
он  дал ей  слово, что завтра же обязательно  пойдет к доктору,  весело съел
свою  порцию  холодной телятины и  попытался  немного  поболтать с  Элоизой.
Потом, когда они легли в  постель, он  ласково поцеловал  Элоизу  в  щеку  и
повер-нулся на бок, молясь в душе, чтобы больше никогда не наступал рассвет.

     Глава четвертая
     Доктор оказался человеком умным, что отнюдь не облегчало  положения. Он
простукал  легкие Жиля, послушал  сердце, задал  со скучающим видом  обычные
вопросы,  явно  не придавая им ни  малейшего  значения.  Теперь  Жиль  сидел
напротив врача  в глу-боком кресле стиля Людовика XIII и  пристально смотрел
на него в смутной надежде, что эта уверенность, этот безапелляционный тон не
прикрывают  полного бессилия  врача исцелить пациента. "В конце концов врачи
научились  вырабатывать такое вот  реши-тельное  выражение лица,  так же как
адвокаты  напускают на себя уверенность, так же как у меня, вероятно, бывает
иной раз вы-ражение глубокого интереса и понимания, подобающее журна-листу".
И все же надежда теплилась  в  его душе. А вдруг и в  са-мом деле существует
этакая  маленькая  пилюлька,  излечивающая от отвращения  к жизни? Почему бы
такой  и  не  быть? Может, у него. Жиля Лантье,  просто чуточку  недостает в
организме кальция,  или  железа, или  еще  какой-нибудь  штуковины и  только
поэтому  он несчастен?  Ведь  бывает  же,  в конце  концов,  и так!  Человек
выдумывает  невесть   что  насчет  своей   воли,  свободы,  мозга,  и  вдруг
оказывается,  что  он связан по  рукам  и  по  ногам  просто потому, что ему
недостает витамина В. Так-то. Именно это и надо себе внушить. Убедить себя в
этом. Человеческий организм-весьма сложная фабрика и...
     - Словом,  вы  чувствуете себя плохо,-сказал  доктор.- Не скрою от вас,
что я мало чем могу вам помочь.
     - Как так?
     Жиль   почувствовал   себя   униженным   и  обозлился.   Ведь   он  уже
психологически отдался во власть этого врача,  доверился ему, и  вдруг через
час  этот  шарлатан  преспокойно  заявляет,  что  на  него  рассчитывать  не
приходится. Да ведь он врач, это же, в конце концов, его ремесло.  Он обязан
что-нибудь  сделать.  Что,   если  бы  в  гараже  механики  вдруг  перестали
разбираться в ма-шинах или...
     -  Физически  вы  вполне   здоровы.  Во  всяком  случае,   по  внеш-ним
показателям.  Если  хотите,  можно  сделать  анализы.  Можно  прописать  вам
лекарство для поднятия тонуса. Одну капсулу перед едой по пять раз в день...
     Он  говорил  почти  насмешливо,  и  Жиль  возненавидел  его.  Он  шел к
чадолюбивому отцу, а ему подсунули ученого скептика.
     - Раз вы  считаете, что это поможет, я готов принимать любое лекарство,
хоть по десять раз в день,- сухо сказал он.
     Доктор засмеялся.
     - Только  какое?  Вы  страдаете  общей вялостью,  которую  мы  называем
депрессией. Она затрагивает  и умственную  деятельность, и  половую сферу, и
все прочее,  как  вы говорили. Если желаете, могу направить вас к психиатру.
Иногда бывает  толк.  Иногда  нет. Есть у нас  доктор Жиро,  он очень хорошо
разбирается...
     Жиль взмахом руки отмел это предложение.
     -  Могу  посоветовать   вам   отправиться   в  путешествие,  отдох-нуть
хорошенько или, наоборот, изнурять себя.  Признаться, я плохой специалист  в
этой  области и  не решусь  утверждать то, чего не знаю.  Могу  посоветовать
только одно: выждать.
     Тут он позвал ассистентку  и, словно делая подарок Жилю, продиктовал ей
рецепт  на безобидное  и вместе с тем  сложное  по составу  лекарство.  Жиль
смотрел на  него: ведь  у  этого  чело-века хорошее,  умное  и усталое лицо.
Подписав рецепт, доктор протянул его Жилю.
     - Давайте все-таки попробуем. По крайней мере жену свою успокойте, если
вы женаты.
     Жиль встал, но не решался уйти. Ему хотелось спросить: "Ну и что же мне
теперь делать?" Он так редко ходил к врачам,  что  был ошеломлен равнодушием
эскулапа, к которому обратился за помощью.
     - Благодарю  вас,- сказал он наконец,- я знаю,  что вы  очень заняты, и
только по просьбе Жана...
     - Мы с Жаном большие приятели,- сказал доктор.- Во вся-ком случае, друг
мой, таких больных, как  вы,  я вижу человек пятнадцать  в  неделю.  В конце
концов все у них налаживается. Знамение времени, как говорится.
     Он  похлопал Жиля  по  спине и выставил за  дверь. Итак,  в  пять часов
вечера  Жиль  оказался  на  тротуаре,  взбешенный и, главное,  ошеломленный,
словно ему объявили,  что  он скоро  умрет. Жан сказал  ему:  "Сходи к этому
доктору, он по крайней  мере  не будет  морочить  тебе голову".  Но разве не
имеет права врач, занимающийся  исцелением  недугов, морочить людям  голову?
Жиль  отдавал себе отчет, что он  предпочел бы  иметь  дело  с ка-ким-нибудь
лжепророком или  с дураком, пичкающим  пациентов  лекарствами.  Он  пал  так
низко, что предпочел бы, чтобы его обманывали в открытую, врали в лицо, лишь
бы это его подбод-рило. Вот до  чего он дошел. И при этой мысли он стал себе
еще противнее.
     Что делать?  Можно,  разумеется, вернуться в редакцию, хотя  у него - в
кои-то веки - имелась основательная причина  "прогу-лять": "Я  был у врача".
Что за ребяческие повадки, что за мания вечно оправдываться, врать, видеть в
других  взрослых  людях  классных  надзирателей,  которых  ничего  не  стоит
надуть,-да,  это  настроение,  ставшее привычным, угнетало его  все больше и
больше. А его работа, работа, которой он прежде так увле-кался! Теперь он не
в силах выполнять ее, пусть даже плохо. Все делает сейчас за него Жан. И это
в конце концов станет известно в редакции. Его выкинут из газеты, которую он
полюбил и где с таким трудом сумел создать себе положение, и он вновь станет
жалким борзописцем  в какой-нибудь  бульварной газетенке. И  поделом ему. Он
кончит  жизнь среди ненасытных подонков, которыми  кишат  редакции  подобных
"органов печати", будет беспробудно пьянствовать, а вечерами оплакивать свою
судьбу в ночных кабаках. Вот и все.
     Ну  что  ж,  раз опускаться на дно, так  уж опускаться  сразу.  Жильда,
наверно, сейчас дома,  Жильда  что-нибудь придумает. Жильда  всегда  дома  и
всегда  готова  доставить удовольствие  дру-гим или  себе самой, либо  то  и
другое  вместе. Жильда  уже много  лет была  содержанкой весьма покладистого
бразильца,  которого пленил  ее  цинизм;  она  почти  не  выходила из  своей
квартиры в Пасси,  в  бельэтаже;  жила в чаду чувственных  удовольствий, как
другие-в чаду опиума. В  сорок восемь  лет  у нее  было все еще великолепное
тело,  что-то  львиное в чертах увядающего  лица и дикие вспышки  гнева. Жан
говорил, что это одна из последних героинь Барде д'0рвильи, и Жиль мог  бы с
этим  согласиться,   не  будь  он   таким  знатоком   женщин:  иной  раз  за
торжествующе-грубой  личиной  Жильды   угадывалось  нехитрое,  чуть  книжное
комедиантство.  Но,  во  всяком  случае, она  была славная баба  и очень его
любила. Он подозвал  такси,  потому что вот уже два  месяца водить машину по
улицам Парижа стало для него невы-носимой пыткой, и дал шоферу адрес Жильды.
     На  этот раз она в виде исключения была  одна и приняла  его в домашнем
пестром платье, что ей очень шло. Жиля она встре-тила потоком нежных укоров.
Он  присел  на  край  кровати  и  при-готовился  слушать  ее  болтовню.  Ей,
оказывается, ужасно  его  недоставало.  Она недавно  вернулась  с  Багамских
островов. Она терпеть не может  жаркие страны - почти  так же, как северные.
Теперь у нее новый любовник, девятнадцатилетний юнец,  она  с  ним  разводит
сантименты. Но его сестра тоже ей нравится. Виски или сухого мартини? Прежде
он пил сухое мартини. Во времена их романа. Сколько же дней он  продолжался?
Жильда  едва не  полюбила его.  Да-да, по-настоящему. Минут через десять она
остановилась и кинула на Жиля строгий взгляд.
     - Ты что там замышляешь?
     И  оба прыснули со смеху. Они уже  давно ввели в  обиход это выражение:
"Ты что там  замышляешь?" Раздражение Жиля  про-шло, он  успокоился, вытянул
ноги поудобнее и окинул благо-склонным, отчужденным взглядом  бывшего жильца
причудливо обставленную комнату.
     - Я сейчас у доктора был,- сказал он.
     - Ты? Что с  тобой  стряслось? А ты  и  правда похудел.  Уж не подцепил
ли...
     Она  не  договорила,  и  Жиль  не  без иронии подумал,  что  слово,  не
произнесенное Жильдой,  было, пожалуй, единственным,  которое  она стыдилась
выговорить вслух.
     - Успокойся, рака у меня нет. Ничего у меня нет. Только хандра.
     - Ну и хорошо,-обрадовалась она.-А  то я уж испугалась. И  давно это  у
тебя?
     - Да месяца три. Не знаю в точности.
     - Вот  что,-сказала она назидательным тоном,-вовсе у тебя не  хандра. У
тебя  депрессия.  Вспомни,  в каком я  была  состоянии в  шестьдесят  втором
году...
     По-видимому,   этой  болезнью,  во-первых,  страдали   все   подряд,  а
.во-вторых, с жаром  стремились о  ней  поведать,  и это было досадно.  Жилю
пришлось выслушать рассказ Жильды о том,  как у нее  была нервная депрессия,
которая в  одно прекрасное утро прошла сама собой-кажется, на острове Капри,
и  Жиль  все  пытался  понять,  было ли  тут  что-нибудь  общее с  тем,  что
испыты-вает он, Жиль Лантье. Ничего общего.
     -  Я знаю, что ты думаешь,- вдруг сказала она.- Ты ду-маешь, что у тебя
все по-другому. Но ты ошибаешься. Все так же, как у меня.  В один прекрасный
день ты проснешься  утром веселый, как  зяблик,  такой же, как прежде... или
пустишь  себе  пулю в  лоб.  Ты,  конечно, умнее меня, но  какая сейчас тебе
польза от твоего ума?
     Она говорила ласково,  положив руку ему на колено,  наклонись к нему, и
он удивлялся,  что его нисколько не влечет к этому пре-красному телу. Прежде
у него всегда вспыхивало желание при встречах с  ней.  Он  было потянулся  к
глубокому вырезу ее платья, но она перехватила его руку.
     - Нет,- сказала она.-Я же вижу, тебе ничуть не хочется.
     Тогда  он положил  голову ей  на  плечо  и  вытянулся рядом-  он  лежал
одетый-не двигаясь. Она молча поглаживала его по голове. Он ничего не видел,
уткнувшись носом  в складки  ее  шелкового  платья,  ему трудно было дышать,
подташнивало, но  он не в  силах был  пошевелиться.  Жильда вдруг встряхнула
его-он пробормотал что-то невнятное.
     - Слушай, Жиль, сейчас приедет Арно. Мне надо одеться, он хотел поехать
со мной в какой-то омерзительный ночной кабак. Но ты можешь остаться  здесь.
Если  хочешь,   я  пришлю  тебе  Веронику.   Это   индианка,   великолепная,
необыкновенно зажига-тельная женщина. Хоть развлечешься немного. Ты что, все
еще с Элоизой?
     Она  произнесла  последние  слова презрительным  тоном,  каким  говорят
женщины,  желая показать,  что  они  не одобряют  затянувшихся связей  своих
бывших любовников. Жиль кивнул.
     - Значит, да?
     Ему хотелось  только  одного -  не двигаться. Так  страшно  было  вновь
ринуться в парижскую сутолоку, искать такси в семь часов вечера, выдерживать
натиск куда-то спешащей толпы.
     - Хорошо, я останусь.
     Он с неподдельным  удовольствием  смотрел,  как  она подправ-ляет грим,
переодевается,  звонит по телефону. Он даже пожал руку юному Арно, типичному
котику. Не без снисходительности.
     Ожидая  в  тихой  квартире  обещанного появления  незнакомки,  он  даже
почувствовал  себя героем  детективного  романа, и  это забавляло его. После
ухода Жильды  он устроился  на  диване в гостиной,  накинув на  себя мужской
халат, который кто-то  очень кстати здесь  оставил,  закурил сигарету,  взял
илллюстрированный  журнал, поставил .возле  себя  на  ковре  стакан с виски;
потом  ему  пришлось  встать, чтобы  найти пепельницу;  потом встать,  чтобы
приглушить  проигрыватель,  запущенный  Жильдой  слишком  громко  для  тихой
музыки; потом пришлось встать, чтобы отворить  окно, потому что он задыхался
от жары; потом пришлось  встать, чтобы закрыть окно, потому  что он продрог;
потом  пришлось встать, чтобы взять сигареты,  забытые  им в спальне Жильды;
потом  при-шлось  встать,  чтобы положить кусочек  льда в согревшееся виски;
потом пришлось  встать, чтобы переменить  пластинку,  прокручен-ную  уже три
раза  подряд;  потом  пришлось  встать,  так как  за-звонил  телефон;  потом
пришлось  встать за  новым журналом. И когда, по  истечении часа,  у входной
двери раздался звонок, раздражение Жиля против самого себя достигло апогея и
он не встал, чтобы отворить.

     Глава пятая
     Он шел  по улицам, направляясь домой, но не прямо, а делая один крюк за
другим, потому  что  не мог ни остановиться,  ни по-вернуть .назад. В голове
стояла какая-то гудящая пустота, ему казалось, что все на него оглядываются,
все видят, каким он стал безобразным, жалким, и он сам себя таким ощущал; то
ему чуди-лось, будто  он топчется  на  месте, то он вдруг  обнаруживал,  что
пересек  широкую площадь и  даже не заметил