чтобы  встретиться со
мной.
     - Зачем?
     - Уговаривал вернуться. Мне кажется, он тоскует.
     - Провинция переменилась,- сказал Жиль.
     Он  был  раздосадован, сам  не зная почему. Все мужчины хо-тят отнять у
него  эту женщину и ни на секунду не допускают мысли,  что она  его любит...
что она может любить его. Ясно. Он в ее жизни - просто случай.
     - И что же ты ему сказала?
     -  Что не вернусь. Что люблю тебя.  Что  очень сожалею, но... Пьер тоже
уговаривал меня остаться.
     Что-то  вроде негодования поднималось  в  душе Жиля.  Конечно,  он  тут
десять  дней вел  себя  как мальчишка, как свободный  от  всяких  уз молодой
человек. А к чему все это свелось?  Провел два часа с порочной  девчонкой да
целые   ночи   разговаривал   с   умни-ками,   опустошенными   алкоголем   и
приспособленчеством.   А  в  это   время  Натали  окружали   знакомые  лица,
взволнованные люди, вдруг утратившие всю свою гордость,-она жила, она играла
роль  Анны Карениной-только наоборот. Она переживала угрызения-совести, даже
сожаление-словом, испытывала человеческие чув-ства.
     -  Не знаю даже, зачем я тебе говорю об этом.  Я так устала. Значит, ты
доволен своей работой?
     Уж не собирается ли она поставить  ему хорошую отметку за поведение? Он
сам  не  мог  понять  своей  ревности,  своей  бешеной  злобы.  Ведь  Натали
вернулась. Все бросила ради него. Вот она тут. Чего же он боится?
     - Я видела и твою сестру и Флорана-на похоронах. Она жаловалась, что от
тебя давно нет вестей. Ты бы ей написал.
     - Завтра напишу,-сказал он.
     Он  старался  успокоиться, чтобы голос  не срывался, чтобы  не  дрожали
руки. Он даже улыбался.
     - Тебе надо лечь спать,-сказал он,-ты совсем извелась. Я сейчас приду.
     Оставшись один, он выпил большой глоток  виски, прямо из бутылки, спирт
обжег  ему горло. Сейчас  настанет час  любви с этой совершенной подругой, с
этой  совершенной  возлюбленной,  с  этим  воплощением совершенства. Жизнь в
конечном  счете наладилась..  Он даже  сможет  сказать сейчас: "Знаешь,  мне
очень тебя  недоста-вало",-и это не будет ложью. Но  у него  зуб  на зуб  не
попадал..

     Глава десятая
     Она  действительно сожгла последние  мосты, соединявшие ее с прошлым, с
детством, с друзьями. Брат замучил ее  советами,. мольбами,  а  муж поставил
ультиматум: "Или оставайся  сейчас, или уходи навсегда". Обо всем  этом  она
рассказала Жилю корот-кими, отрывистыми фразами, и он  радовался, что она  в
темноте  не  видит  его  слез. Никто в  Лимузене не доверял  ему, решительно
никто, даже родная его сестра Одилия, которая, однажды набрав-шись смелости,
отвела Натали в  сторону  и спросила, счастлива  ли она,  но  с таким видом,
будто спрашивала о чем-то невозможном.
     "Мне там  больше нечего  делать",-  говорила Натали, а он те-перь часто
задумывался: быть может,  они правы, эти положитель-ные люди, прочно стоящие
на земле. Время шло, апрель уже опу-шил зеленью деревья, и они все жили, как
жилось. Однажды ут-ром  Жиль пришел в редакцию сияющий:  накануне вечером он
на-писал очень  хорошую статью о  Греции.  Он  прочел ее  Натали,  она  была
взволнована этой статьей, и  он почувствовал себя очень уве-ренным. В  самом
деле,  Фермон нашел,  что  написано  хорошо,  и Жан  похвалил; даже  Гарнье,
который со времени знаменитой ноч-ной  вылазки  Жиля немного сторонился его,
поздравил  товарища с удачей. Статья была написана сжато, страстно и  четко;
именно  такие  статьи газете  следовало  бы  печатать каждую неделю, зая-вил
Фермон. Жиль был в превосходном настроении и, когда утром заверстали газету,
пригласил Жана, доброго  старого друга Жана, позавтракать с ним. За столиком
они  все время  говорили  о поли-тике, потом решили в  этот день  больше  не
работать,  а  пойти в  кино. Обошли все кинотеатры на  Елисейских полях,  но
тщетно: если один не видел картины, другой непременно видел.
     - К себе я тебя не приглашаю,- сказал Жан. - Сегодня  у Марты гости. Не
могу подложить тебе такую свинью.
     -  Пойдем  лучше ко мне,-  сказал  Жиль.  -  Натали вернется  только  в
половине седьмого. А дома нам удобнее будет поговорить
     о событиях в Греции.
     Он  чувствовал, как ясно, абстрагируясь от  всего, работает сей-час его
ум, и радовался,  что  еще  два часа может развивать свои мысли перед Жаном,
который,  как он знал, умел  и слушать и возражать. Он  отпер дверь,  усадил
Жана, налил ему кальвадоса.
     - Давненько я здесь не бывал,- сказал Жан, усаживаясь по-удобнее.
     В  голосе его  не звучало ни малейшего  укора, но Жиль поду-мал, что он
прав. А раньше тут всегда толкался народ, даже стульев  не хватало. Так было
до... Натали. Он поморщился:
     - Знаешь ли...
     - Да знаю-знаю, дружище,- прервал его Жан. - Страсть - это страсть. Это
лучшее из всего, что могло с тобой случиться.  В особенности страсть к такой
женщине, как Натали. Казалось, он говорил совершенно искренне.
     - И да и нет,-сказал Жиль и наклонился к Жану.
     Он по-чувствовал, что  способен  к  психологическому  анализу, тонкому,
прустовскому  анализу. Когда  чувствуешь  себя  умным,  предателем  себя  не
чувствуешь.  - Видишь  ли, когда я  с  ней познакомился, я  был...  ну,  ты,
конечно, помнишь... с меня словно кожу содрали. Бог знает  почему, но именно
так и  было.  Она  положила меня  на  пуховую  подушечку, согрела, вернула к
жизни. Право. Но те-перь... Теперь эта подушка давит мне на лицо, душит. Вот
оно :как. Все, что я любил в  ней  и что поддерживало меня - ее власт-ность,
ее прямолинейность, цельность,- все это обратилось против .нее...
     - Потому что сам ты вялый и неустойчивый,- ласково сказал Жан.
     - Если хочешь, да. Может быть, я последняя сволочь, но,
     право  же,  бывают минуты, когда  я  дорого  дал  бы за  то,  чтобы  не
представать перед ее судом. И быть, как прежде, одиноким.
     Ему следовало бы, ради точности, добавить, что он не может :и помыслить
себе жизни без нее. Но в  порыве гордости и само-довольства  по поводу своей
удачной  статьи  и  всеобщего одобре-ния,  видя  явное  сочувствие Жана,  он
избавил себя от этого при-знания.
     - Может быть, тебе следует все это объяснить ей,- сказал .Жан и умолк.
     Жиль обернулся. В дверях спальни стояла Натали. Она казалась спокойной.
Нет, глаза у  .нее были светлее, чем обычно. А дверь была закрыта, когда они
пришли?
     - Добрый вечер,-сказал Жан.
     И поднялся с места. Он тоже немного побледнел.
     -  Вы  тут  беседовали?  -  сказала  Натали. - Агентство  сегодня  днем
закрыто, и я этим воспользовалась, чтобы немного поспать.
     - Я... Ты спала? - в отчаянии лепетал Жиль.
     - Только что проснулась. И сейчас покину вас: мне надо кое-что купить.
     - Да останься же,-торопливо проговорил Жиль,-останься. Мы  с Жаном  как
раз говорили о моей статье, которую я вчера прочитал тебе.
     -  Хорошая  статья, верно?-сказала  она Жану.-Нет, остать-ся я не могу.
Право, мне надо идти.-И, улыбнувшись им, она ушла.
     Они медленно опустились в кресла.
     - Ах, дьявол!-выругался Жиль.-Ах, дьявол!.. Как по-твоему, она...
     -  Нет,  не думаю,-ответил  Жан.-Мне кажется,  дверь  была  закрыта. Во
всяком случае, ты не  сказал ничего  ужасного.  Только  то, что  иногда тебе
бывает муторно. Каждой женщине это знакомо.
     -  Нет,  это   ужасно.  Даже  очень.  Как  ты  не  понимаешь?-  крикнул
он.-Ужасно, что я говорил вот так о моих отношениях с ней, да еще тебе...
     - Что значит-"да еще тебе"? Чем я провинился?
     - Ничем,- ответил Жиль. - Сейчас не время обижаться.
     - Послушай  меня,  давай допьем кальвадос и подождем не-много.  Вечером
она закатит  тебе  бурную сцену-это худшее, что тебя ждет,  но  ведь  ты уже
привык к этому.
     -  Нет,- задумчиво  сказал Жиль,- нет, не привык. Время шло и как будто
не  шло.  Жиль  едва слышал,  что гово-рил  Жан,-  он  подстерегал  шаги  на
лестнице.  Уже час ее нет, уже  полтора часа.  А ведь она  терпеть не  могла
бегать по мага-зинам, не  может быть, чтобы она ушла за покупками. На всякий
случай он позвонил  Гарнье,  но тот не видел Натали. В пять  часов ему стало
совершенно ясно, что она на вокзале - сейчас  сядет в поезд и поедет назад в
Лимож. Он бросил Жана  и  помчался на вокзал,  пробежал по всем вагонам и не
нашел Натали. Другого поезда по расписанию не было, самолета на Лимож в этот
день тоже не было. В шесть часов поезд отошел без него и без нее. На вокзале
ее  тоже не было. Он помчался обратно и чуть не взвыл  от бешенства, попав в
"пробку"... Может быть, Натали дома? Может быть, она ничего не слышала? Было
уже  почти семь часов вечера,  когда он отпер дверь своей квартиры. Там было
пусто,  на столе лежала  записка от Жана: "Не волнуйся ты! Хочешь, приходи к
нам ужинать". Да  что, Жан  с  ума сошел, что ли?  Оставалось  только  одно-
ждать,  а для Жиля это было  самым  невыносимым. А может быть,  она у  своей
уродины подруги? Он бросился к телефону.  Нет, у под-руги ее не  было.  Нет,
погоди, пусть только вернется, он тоже даст  ей две пощечины.  Она правильно
поступила  в  то утро,  когда он  пришел после пьянки.  Но  разве она станет
сознательно пугать его и мучить-это на нее  не похоже. Она уважает людей. Он
сел в кресло,  но даже  и не  пытался читать газету. В голове была  гу-дящая
пустота. В полночь зазвонил телефон.
     Доктор  был низенький  и  рыжий,  с  мускулистыми  волосатыми  .руками.
Странно, что у рыжих даже на фалангах пальцев растет  пух. Доктор смотрел на
него  безразличным  взглядом,  в  глазах  его  не  было  ни-  осуждения,  ни
сочувствия - Жиль  часто замечал  та-кой взгляд у врачей в больницах. Натали
нашли в половине две-надцатого. Ровно  в четыре она сняла номер в гостинице,
сказала, что очень  утомилась и просит разбудить ее завтра в двенадцать дня,
а сама приняла  огромную дозу гарденала. Около одинна-дцати часов вернулся к
себе сосед  и сквозь стену  услышал  ее хрип.  Она оставила  записку Жилю, и
после  оказания ей  первой помощи  ему  позвонили.  Надежды  на то,  что она
выживет, очень мало.  Организм, разумеется,  восстал против смерти, борется,
но сердце, должно быть, не выдержит.
     - Можно  мне ее увидеть? - спросил Жиль. Он еле стоял на ногах. Все это
казалось нелепым кошмаром. Врач пожал плечами.
     - Если хотите.
     Она  лежала  полуобнаженная,  и  кругом  были  какие-то  трубки. Что-то
незнакомое искажало ее лицо. Он  видел, как у нее на шее бьется синяя жилка,
вспомнил, как быстро  билась эта жилка  в часы любви, и его охватило смутное
чувство негодования.  Она  не  имела права так поступать,  отнять навсегда у
него себя, такую прекрасную, полную жизни, такую любимую, она не имела права
даже пытаться бежать от  него. Ко лбу Натали прилипли  мокрые  от пота пряди
потемневших волос, руки шевелились на одеяле. Сидевшая у постели медицинская
сестра бросила на врача вопрошающий взгляд.
     - Сердце слабеет, доктор.
     - Ступайте отсюда, друг, я сейчас выйду к вам. Вы здесь не нужны.
     Жиль вышел, прислонился к  стене. В конце коридора  было окно,  и видно
было, что там еще темнота, что над этим неумоли-мым городом еще простирается
ночь. Жиль  сунул руку в карман, нащупал  какую-то бумагу, машинально достал
ее. Это было письмо Натали: он развернул его и не сразу понял слова, которые
прочел:   "Ты  тут  ни  при   чем,  мой  дорогой.   Я  всегда  была  немного
экзальтированная и никогда никого не любила, кроме тебя".
     Вместо подписи она  поставила,  немного криво, большую  букву  "Н".  Он
положил записку в карман. Куда же он дел сигареты? А Натали?  Ведь тут рядом
Натали, куда же, куда он дел Натали? Из палаты вышел врач - он действительно
был безобразно рыжий.
     - Все  кончено, друг мой,- сказал он. - Слишком поздно. Мне очень жаль.
Хотите ее увидеть?
     Но  Жиль бросился  бежать  по  коридору,  натыкаясь  на  стены.  Ему не
хотелось,  чтобы  этот  рыжий видел, что  он плачет. Стремглав спускаясь  по
лестнице  безвестной больницы,  он  едва слышал, что  ему  кричал  врач.  На
последней ступеньке он остановился, за-дыхаясь от сердцебиения.
     -  А документы?  - кричал  сверху голос,  откуда-то издалека.  - Насчет
документов как? У нее никого нет, кроме вас?
     Он заколебался, но ответил правду-он знал, что это правда-
     - Никого.