чал, на  минуту почувствовал  настоящую сим-патию к  этому простодушному
существу с большими голубыми  глазами. Он улыбнулся Флорану - можно сказать,
улыбнулся мужественно, так как в эту минуту Флоран ехал почти "впри-тирку" к
большому грузовику.
     - Мне предлагают в газете довольно высокую должность.
     - Ну вот, все  разом и уладится,-  воскликнул Флоран,-  все уладится! Я
всегда говорил: жизнь-это как волны в море. Одна несет вверх, другая вниз...
     И он изобразил руками движение волн, чуть не вывернув при этом машину в
кювет. Быть может, Флоран был прав, но Жиль не  решился сказать в ответ, что
лично  он  страшится  и   счастливых   и  несчастливых   волн,  страшится  и
ответственности,  ожидающей  его   на  новом  месте,  и  любви   Натали,   и
будничности, и одино-чества.

     Глава восьмая
     - Так ты,  значит,  завтра уезжаешь?  - повторила  Натали.  Она  лежала
одетая на  кровати Жиля и  о чем-то думала. Как  только она приехала, он все
рассказал  ей,  в  общем  довольный,  что может предстать  перед  ней в роли
честолюбца  и  триумфатора,  куда  более  лестной,  чем  роль  незадачливого
неврастеника. Увлек-шись, он даже  с некоторым пафосом заговорил  о важности
новой  работы,  о моральной ответственности перед  читателями, о  страст-ном
интересе,  который  всегда  вызывает  у них  внешняя  поли-тика,-словом,  он
проявил такой  энтузиазм, какой ему  следовало  бы  выказать при разговоре с
Жаном по телефону. Ему даже пришла в голову несколько ироническая мысль, что
он  старается  ослепить  свою  любовницу,  чтобы  заглушить  голос  совести,
уко-рявший его за то, что он не оправдал надежд своего друга. Од-нако Натали
совсем не была ослеплена. Скорее - оглушена.
     - Я уезжаю  на неделю,- сообщил  он.-  На неделю или  на  две.  И потом
вернусь. Работать начну с октября.
     - Как школьники,- рассеянно бросила она.
     По мере того как Жиль рассказывал о предстоящей работе,  он все  больше
начинал  верить, что  предложение это  заманчивое,  и  в  конце концов  даже
рассердился  на  себя и на Натали за  то,  что  из-за  сегодняшнего свидания
рискует  потерять такую  долж-ность.  Но вслух  он все  же не осмелился  это
сказать. Она сама заговорила об этом.
     - Если все так важно, почему ты не выехал сегодня?
     - У нас же было назначено свидание. И хотя он сказал святую правду, ему
почудилась в собствен-ных словах какая-то  фальшь. Она пристально посмотрела
на него.
     -  А  может  быть,  ты  просто  подумал, что неудобно бросить  женщину,
ограничившись короткой запиской,  даже  если  ты зна-ком с  нею  только  две
недели.
     Говорила  она спокойно, а Жиль  поймал  себя на том, что  от-рицательно
качает головой и, пожалуй, даже краснеет,  как будто он  солгал. А что, если
она  в конце  концов права и  он  больше  никогда не вернется?  Его захватит
Париж, лето, приятели, море,  путешествия, и, возможно, Натали останется для
него лишь вос-поминанием о двухнедельном романе в начале  лимузенского лета.
Внезапно  он  увидел себя  глазами  этой  женщины-свободным,  смелым,  вновь
легкомысленным и уверенным в  себе,  каким был  всю жизнь. Глубокая нежность
овладела им, и он сам не знал, чем она вызвана: благодарностью ли за то, что
она  возродила  его прежний, веселый, почти  уже  забытый им образ,  или это
говорила  в  нем  жалость  к  ней,  предчувствие,  что  он  не вернется.  Он
наклонился к ней.
     - А если я не вернусь, что ты сделаешь?
     - Приеду за тобой,- миролюбиво сказала она.- Обними меня.
     Он обнял ее  и сразу позабыл  и Париж, и политику. Он ци-нично подумал,
что ему будет недоставать такой любовницы, но тут же забыл и об этом и долго
лежал неподвижно, положив го-лову ей на плечо, испуганный мыслью, что должен
расстаться с нею  хотя  бы  ненадолго.  Она  молча  гладила  его  по голове,
пе-ребирала  ему  волосы,  на  затылке.  Заходящее солнце  заливало  комнату
светом, и  Жиль  понял, что никогда  не  забудет этого мгно-вения. Что бы ни
произошло в дальнейшем.
     -  Я отвезу тебя  на вокзал,-  сказала она.- Только  не в Лимож,  а  во
Вьерзон. И приеду за тобой, когда ты вернешься.
     В  ее  голосе  прозвучало  какое-то  странное спокойствие,  похо-жее на
спокойствие отчаяния.

        " * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПАРИЖ. * "
     Глава первая
     Об  Элоизе  он вспомнил лишь на перроне  вокзала, увидев, что она бежит
ему  навстречу.  Сзади  шел  Жан, несколько загадочный и  добродушный. Жилю,
ошеломленному  своей забывчивостью, пришлось  обменяться  долгим  поцелуем с
этой  чужой для него женщиной. "А ведь  она  существует,- думал он,- живет у
меня, это  ужасно...  Ну что бы Жану  напомнить мне!.." Эта мысль рассмешила
его. Как  будто  всякий раз, когда  ты возвращаешься из отпуска, добрый друг
обязан напоминать, что у тебя  есть лю-бовница  и живет она в твоем  доме...
Сейчас  духи  Элоизы, при-косновение  ее губ были ему просто  неприятны.  Он
вспомнил  по-следний поцелуй Натали во Вьерзоне, три часа назад, вспомнил их
исступленное, самозабвенное прощание, и внезапно им овладел суеверный страх.
А что,  если  она  попала в аварию, когда возвра-щалась по этой беспрестанно
петляющей  дороге,  ведь  глаза  у  нее были  полны слез,-он  увидел  это  в
последнюю минуту. Ему  и са-мому трудно было  справиться  с волнением, и  он
целых пять минут сидел в купе, застыв в тупой неподвижности, пока наконец не
встряхнулся и  не  отправился твердым шагом в вагон-бар. В та-ком  состоянии
сам он не мог бы вести машину, а ведь Натали всегда отчаянно гонит. Конечно,
водит  машину  она  мастерски,  но так  гонит... Нет,  он становится  просто
идиотом. Тихонько отстра-нившись от Элоизы, Жиль похлопал  Жана по  плечу  и
попытался улыбнуться. Вокзал был черным от копоти, шум стоял оглуши-тельный.
Только очутившись  в машине Жана, он вновь обрел свой любимый Париж, ленивый
и голубой. Париж летних ночей. И при мысли о том, сколько  счастья он познал
за десять лет в Париже,  сердце его сжалось, словно все эти радости навсегда
были  утрачены для  него. Ему  стало  страшно,  он вновь  почувст-вовал себя
растерянным,  подавленным. Чего  бы  он  сейчас  не дал" чтобы очутиться  на
зеленой лужайке в Лимузене и лежать в тени рядом с Натали.
     - Значит, рад, что вернулся? - говорил Жан.
     - Очень. А у тебя как дела?
     Он пытался принять беззаботный вид.
     - Хорошо,  что  Жан предупредил  меня,- весело щебетала  сзади Элоиза,-
нельзя сказать, чтобы ты забрасывал меня пись-мами...
     - Мне  хотелось  избавить  Элоизу от  необходимости брать  такси, чтобы
встретить тебя,- сказал Жан,-  и я заехал за ней. Она была потрясена, узнав,
что ты приезжаешь...
     Жан тоже был весел, но его веселость казалась несколько на-тянутой.
     Он  искоса  посмотрел  на Жиля,  как  смотрят  на  приятеля, когда  тот
нашкодил.
     - Я пытался тебе звонить,- солгал Жиль, повернувшись к Элоизе,- но  мне
ни разу не ответили.
     - Ничего  удивительного, я ведь целыми днями снималась.  И знаешь,  для
какого журнала? Для "Вог"! - Она ликовала.
     "Ну что ж, тем лучше,- цинично подумал Жиль,- по  крайней мере хоть это
устроится". А сам уже весь был во власти одной-единственной мысли: позвонить
Натали или  попросить Жана поз-вонить ей. Он условился с Натали, что вызовет
ее  только завтра,-  ведь сейчас уже  одиннадцать вечера, значит, он рискует
нарваться  на  супруга, но  Жиль  никак  не мог отделаться  от этой дурацкой
неотвязной мысли об аварии. Конечно, он  вовсе не  влюблен в Натали - просто
ему хочется  для собственного  спокой-ствия знать, что она жива и невредима.
Но  как  он может  звонить из  дому  при Элоизе -  она ни на шаг  от него не
отойдет,  и  при  Жане  не  может-тот  будет  рассказывать  ему  о  делах  в
редак-ции...
     - Ты гораздо лучше выглядишь,- сказал Жан,- даже  слегка загорел. И это
очень кстати: я сказал шефу,  что  ты уехал на Ла-зурный берег с  восходящей
итальянской кинозвездой.
     - И я должна все это  терпеть! -  засмеялась Элоиза, а Жиль от смущения
втиснулся в подушки сиденья.
     Он  тут  же  представил  себе  Натали  в  виде восходящей  италь-янской
кинозвезды,  и  чувство  неудержимой  гордости  наполнило  его: Натали  была
прекраснее любой итальянской кинозвезды, и она обладала тем, чем не обладают
итальянские кинозвезды.
     Квартира  не  изменилась, разве  что стала более дамской.  Жиль едва не
вспылил  при виде огромного плюшевого  медведя, подаренного Элоизе  каким-то
фотографом, но сдержался и поспе-шил отвернуться. Наплевать  ему на все это!
Он  чувствовал себя  посторонним  в  собственном  доме. Он уселся в  кресло,
надеясь,  что Жан и  Элоиза последуют его примеру и  ему  удастся  незаметно
проскользнуть в спальню, где стоит  телефон. Но Элоиза, женщина  аккуратная,
уже  втащила его чемодан в спальню и с шумом от-крыла стенной шкаф. Он сидел
в  полном  отчаянии,  почти  не слу-шая  Жана; в  конце  концов тот  заметил
рассеянность  друга  и,  замолчав,  вопросительно  взглянул  на  него.  Жиль
поднялся.
     - Прости, старик, я на секунду. Обещал сразу  позвонить сестре, ты ведь
знаешь, какая она у нас беспокойная...
     Он  запнулся.  Вежливо  улыбнувшись,  Жан   кротко  кивнул.  В  по-рыве
внезапной нежности к старому приятелю Жиль невольно улыбнулся ему  в  ответ,
мимоходом  потрепал  его   по  волосам   и  прошел  в  спальню.  Там   он  с
непринужденным  видом  взял  теле-фон,  сел   на  кровать  и   стал  листать
справочник. Нужно было наб-рать десяток цифр, чтобы позвонить Натали.
     - А не поздно сейчас звонить? - заметила  Элоиза,  вешая на плечики его
синюю куртку.
     - Это сестре,- лаконично ответил он.
     Он набрал номер. Если подойдет муж, можно  повесить трубку. Послышались
долгие гудки, потом, совсем близко -  слегка сон-ный голос Натали. Он только
сейчас заметил, что рука, держав-шая трубку, стала влажной.
     -  Алло!  -  сказал он.- Это  я.  Я  хотел сообщить  тебе,  что дое-хал
благополучно. Хотел узнать, благополучно ли ты добралась до дому.
     Он  говорил очень быстро, безразличным тоном. Наступила  ти-шина, потом
раздался взволнованный, чуть хрипловатый голос Натали.
     -  Видимо, это ошибка,- сказала она.  И секунду спустя доба-вила  почти
нежно: - Нет, вы меня ничуть не побеспокоили, месье,- и повесила трубку.
     Жиль на секунду застыл, потом,  вспомнив  об Элоизе, сказал в молчавший
аппарат: "Целую вас обоих", и тоже повесил трубку. Он был весь в испарине.
     Значит,  муж  дома, рядом. И она не могла ничего  сказать.  Но как  она
быстро  нашлась!.. И как  забавно и трогательно  прозву-чало  это: "Вы  меня
ничуть не побеспокоили, месье". Значит, все в порядке, она жива и невредима,
и она его любит. Странно все-таки, что у него иногда так расходятся нервы...
Он  вернулся в  гостиную легким, свободным,  почти  деловым  шагом,  думая о
Натали не больше, чем  об Элоизе, и совершенно успокоившись на ее счет. И ни
на секунду  у  него  не возникло  мысли,  что, если он  успокоился,  значит,
нуждался в том, чтобы его успокоили.
     - Вот  все  и снова  как  раньше,-произнес в темноте голос  Элоизы.-  Я
знала, мы будем вместе очень долго.
     Жиль, не отвечая, повернулся  на другой бок, он  злился на себя самого.
Они с Жаном слишком много выпили сегодня, все трое слишком много выпили-и за
его возвращение, и за его  ве-ликие успехи. Когда около трех  часов ночи Жан
ушел,  Жилю  сов-сем  не  хотелось спать, ему  было  весело,  он  был  полон
победонос-ной уверенности в себе - одним словом, был пьян и вот  переспал  с
Элоизой, почти машинально, вновь обретя свою мужскую силу,  как  он переспал
бы с  любой .другой женщиной, оказавшейся в  его постели. Короче говоря,  он
обманул Натали, что  не слишком его беспокоило, так как она  никогда об этом
не  узнает; хуже было то, что он  обманул  самого  себя, потому что  даже во
хмелю удоволь-ствие, полученное им,  было какое-то нервное,  вымученное,  и,
на-конец, он  обманул Элоизу,  которая увидела  в этом  доказатель-ство  его
любви. Нужно все ей  объяснить,  нужно сказать ей  о На-тали, сказать именно
сейчас, когда  по его вине  она  снова пове-рила в то, что  его еще влечет к
ней. Внезапно он зажег свет, на-шел сигарету, холодно  отметил про себя, что
Элоиза очарова-тельна,  когда волосы у нее вот  так  рассыпаны по подушке, и
стал обдумывать, как начать свою речь.  У него болела голова,  он чувствовал
себя разбитым, ему хотелось пить.
     -  А странно все-таки,- мечтательно произнесла  Элоиза.- Устроилось все
разом.  Я  буду  постоянной моделью в  "Вог" бла-годаря  этому американскому
фотографу; ты получил место, о  ко-тором мечтал,  и ты совсем здоров. Ну кто
бы мог предположить это месяц назад! Знаешь, ты меня напугал. Очень напугал.
Очень, очень, очень.
     Как  всегда,  после  любви она начинала лепетать по-детски.  Прежде это
умиляло Жиля, а потом стало надоедать. Теперь же он лишь острее почувствовал
угрызения совести.
     - Не так  все  просто,- сказал  он  хрипло.-  Я  ведь  еще не  совсем в
порядке. Как только уладится вопрос с работой, я поеду опять к сестре.
     - А  мне все лето придется участвовать в показе моделей,- сказала она.-
Но между  двумя сеансами я могу  к  тебе  приехать. Теперь есть  самолет  на
Лимож.
     "Только  этого  еще не  хватало",-  подумал  Жиль.  В  дело вме-шивался
технический  прогресс.  Нет,  надо сейчас  же ей все сказать.  Но он  всегда
испытывал почти  маниакальный  ужас при одной мысли о разрыве с  женщиной...
Нет,  только  не  сегодня,  только  не  сегодня.  Впервые после  приезда  он
внимательно по-смотрел  на  Элоизу,  увидел,  как  доверчив  ее взгляд,  как
прекрасно  ее тело, такое знакомое,  и тут же почувствовал, как не нужна ему
теперь эта нежность, эта красота, и внезапно ему  стало так  жаль  ее,  жаль
себя, жаль Натали, так жаль любовь, всякую лю-бовь, обреченную угаснуть рано
или поздно в рыданиях и сожа-лениях;  он поспешил уткнуться в подушку, чтобы
Элоиза не уви-дела его слез. Она наклонилась к нему:
     - Тебе грустно? Но ведь все устроилось. Он не ответил и выключил  свет.
Вытянувшись и закинув руки за голову, он вновь увидел перед собой лужайку на
берегу  реки,   приближающуюся  Натали;  он  вдыхал  запах  травы,  нагретой
солн-цем, видел ветви  тополей, тихонько качавшиеся над ним,  и  зага-дочное
обещание в светлых глазах Натали.

     Глава вторая
     Фермон,  главный  редактор газеты, был высокий,  сухой,  не-складный  и
весьма трудолюбивый человек. Выходец из  крупной буржуазии, он, ко всеобщему
удивлению,  основал  на свои сред-ства левую газету,  которая  действительно
была левой в той мере, в какой это было возможно в те смутные времена. И тем
не менее у него сохранилась  властная диктаторская манера держать себя, и  в
газете все знали, что, осуждая любую  форму привилегий, он вот уже несколько
лет добивается, чтобы ради него  был восста-новлен титул графа  де  Фермона,
исчезнувший при Карле  X.  Жиль сидел  в кабинете Фермона вместе  с Жаном  и
пытался  внима-тельно следить  за  необычайно  серьезными  рассуждениями  об
от-ветственности, которая отныне ложится на него, Жиля Лантье.
     -  :   нечего  и  говорить,  что  вам  придется  отказаться  от   своих
похождений,- говорил Фермон.- Я не желаю разыскивать вас в Сен-Тропезе, если
Америка  и Вьетнам заключат  мир. Я пони-маю, вы  слишком  молоды для  этого
поста, тем более тут нужно как следует взяться за дело. Кстати, учтите, что,
если бы не скан-дал, случившийся с Гарнье, мы бы, конечно, назначили его.
     Жиль  насторожился.  Он  взглянул  на  Жана, который  смущенно  покачал
головой.
     - Я  не совсем в  курсе  событий,- сказал Жиль.- Действи-тельно, Гарнье
давно уже работает в этом отделе, набил себе руку...
     - У Гарнье  серьезные неприятности. Он теперь на учете  в полиции из-за
какого-то мальчишки.
     - Но при чем здесь это?-воскликнул Жиль. Он был возмущен,  взбешен. Жан
бросил на него успокаиваю-щий взгляд. Но Жиль уже не мог остановиться.
     - Значит, если  я правильно понимаю, это место я получил благодаря моей
добродетели?
     Фермон пристально, ледяным взглядом посмотрел на него.
     - Дело  не в вашей добродетели, а  в моей. Я не желаю дер-жать на столь
ответственном посту  человека,  которого могут шан-тажировать. Приступите  к
работе в сентябре.
     В  кабинете Жана Жиль дал выход своей ярости.  Он метался взад и вперед
под невозмутимым взглядом Жана, размахивал ру-ками.
     -  Не  могу я принять  это  место, получается  как  бы  воровство.  Что
означает  вся  эта  история? Подумаешь, какие пуритане! Да кто в  наше время
вздумает  шантажировать  кого  бы  то  ни   было  из-за  тех  или  иных  его
склонностей? Не могу согласиться... А ты, ты-то что думаешь об этом? Мог  бы
мне сказать! Я ведь совсем забыл о Гарнье.
     -  Забыл  о  Гарнье, и  об Элоизе, и  обо мне,- миролюбиво сказал Жан.-
Впрочем,  не  волнуйся:  если  ты  откажешься, они  найдут  другого.  Твоего
приятеля Тома, например.
     -  А мне  наплевать, пускай  берут Тома или кого угодно. По-нимаешь, не
могу я  поступить так с Гарнье. Мне Гарнье очень симпатичен. И он знает дело
ничуть не хуже меня.
     Он  курил  сигарету  за  сигаретой,  расхаживая  по  комнате.  На-конец
Жан.остановил его:
     -  Сядь-ка.  А то у меня уже голова кружится.  Я говорил  с Гарнье.  Он
считает,  что  ты-самая подходящая  кандидатура.  На свой  счет он не строит
никаких иллюзий. Повидайся с ним.
     -  Как  все  просто!  - проворчал  Жиль.-  Предельно просто. Он  устало
опустился в кресло.
     Жан улыбнулся:
     - Ты обиделся, что тебя взяли не только за твои выдающиеся способности?
     - Ничего ты не понимаешь,- сказал Жиль.- Тут явная не-справедливость, и
я не желаю этим пользоваться.
     Но в то  же время  он действительно чувствовал какую-то  обиду. Обиду и
отвращение. Ему хотелось послать к чертям Па-риж со всеми его интригами, его
порядками, его лицемерием. Хо-телось вернуться в деревню, в гостиные Лиможа,
тихие,  отжив-шие  свой век,  голубые,  как глаза его  зятя.  Надо позвонить
На-тали  и  спросить  у  нее   совета.  Она  скажет.  В  ней  есть  какая-то
неподкупность и природная чистота. А ему именно это сейчас и нужно.
     - Сейчас позвоню,- машинально пробормотал он.
     - Кому?
     Этот прямой вопрос удивил его. Обычно Жан был сама деликатность.
     - Почему ты меня об этом спрашиваешь?
     -  Просто интересно.  Уезжая  из  Парижа, ты был  похож  на каторжника,
влачащего  за собой чугунное  ядро существования, а вернувшись, ты  прямо  в
облаках паришь. Любопытно, благо-даря кому.
     -  Но  ты ошибаешься!  -  воскликнул Жиль в полном ужасе.-  Я вовсе  не
влюблен  в  нее,-  наивно  продолжал  он,-   я   едва  с   ней  знаком,  она
очаровательная женщина - вот и все!
     Жан засмеялся:
     - Вот и все! Однако, когда я предлагаю тебе должность, к которой ты всю
жизнь стремился, ты выезжаешь  только на  сле-дующий день. Встреча с Элоизой
тебя  раздражает.  Ты  торо-пишься  позвонить этой  женщине  сразу  же после
приезда. И  при первом же затруднении тебе необходимо спросить у нее совета.
Вот вроде бы  и все. Не смотри на меня, будто на мне дурацкий колпак, у тебя
самого такой глупый вид, что даже страшно.
     - Ну это уж слишком,- сказал Жиль.  Он даже стал заи-каться  от ярости,
от желания уверить Жана и самого себя в своей правоте.-Я же тебе говорю, она
мне очень нравится-и  только.  Ты что,  теперь разбираешься  в моих чувствах
лучше меня?
     -  Не только теперь,- ответил  Жан,-  а вот  уже пятнадцать лет. Пойдем
куда-нибудь посидим, и ты мне расскажешь о ней хоть немного.
     Они зашли в "Шлюп", сели  на террасе. Стояла чудесная, мяг-кая  погода,
солнце  ласково  грело  их лица, и Жиль  начал,  по на-стоянию Жана, скупой,
немногословный  рассказ  о  своем  провин-циальном  романе.  К  собственному
удивлению  ему  не удавалось  внести  в свою  исповедь ту  нотку циниз