л язык в самом прямом смысле. Сиди, молчи! Наверно, кровь во рту.
     - Ах, наш скрипач! А я-то в "скорую помощь"... а они приезжают -  там заперто!
- мурлыкала Аня. - Теперь я сама тебя буду лечить... материнским молоком! Ха-ха-
ха!.. - И мы еще не поднялись из-за стола, она -  видимо, для того, чтобы для 
интимного разговора удержать возле себя - схватила за ручку футляр от моей 
скрипки - он лежал на пустом соседнем стуле - и удивленно замигала крашеными 
черными  глазищами. - Такая легонькая?! 
     И тут я мгновенно понял: здесь, здесь спасение... Медленно насупился и, забрав 
футляр, положив на колени, открыл его и сделал потрясенный вид:
    - Господи!.. - Зачем я так сделал,  и какие могут быть последствия, я еще не 
просчитал. Но инстинкт иногда ведет вернее пули. 
  - Что?.. - побледнела легковерная Анна и заглянула в пустой футляр. - Украли?.. 
Но никто не подходил? Где метрдотель?..
     - Погодь!.. - остановил ее Колотюк.  Он недоуменно смотрел на меня. - Ты сюда 
шел - она была? 
 - Теперь я уж и не знаю.. - медленно цедил я, потирая лоб. - Чувствую себя 
хреновато... Заехал домой после больницы, забрал ее   и сразу к вам...
    Колотюк и  Анна переглянулись. По их взглядам можно было понять, что меня, 
конечно же, ограбили. 
    - А ну, срочно к тебе! И в "ментовку"!..
    На "Volvo" подкатили к моему дому. Вот наш подъезд, стоят старушки,
испуганно смотрят на меня, и я понимаю - в квартире побывали гости. Да, дверь 
открыта нараспашку.
 - Вот так вот ворвется с автоматом... и застрелит! - слышу перешептывания.
 - Но этот-то сосед наш! Музыкант!
 - Все они музыканты!..
 - А это - цыганка...
 - Все они цыгане!.. А может, и чеченцы... переоделись...
 Из разговоров понимаю - сбежал из воинской части солдат с оружием, и вот его 
ищут по городу с овчарками. Конечно, это остроумная "утка", запущенная людьми
Мамина. Ну и тем лучше. Как славно все сложилось.
  Мы вошли в мою квартиру -  все сдвинуто, перевернуто: тахта, стулья... словно 
Наташа - крохотная "Барби", которая могла спрятаться под лежанкой.
 - Так ты что, не увидел ничего этого? - поразилась Анна. - Когда за скрипкой-то 
заходил?
    Я осторожно ответил, потирая лоб:
 - Когда заходил... кажется, тут было побольше порядка... Может, они в два 
приема? Не знаю, не знаю. - Я застонал.
     А в дверях уже стоял милиционер, худенький юноша с тоскливыми глазами,  - 
соседи вызвали. 
    - Кто будет потерпевший? - спросил он, доставая блокнот.
    - Потерпевшим будет... то-есть, потерпевшим может стать любой, 
- огрызнулся Колотюк, продемонстрировав, как ни странно,  чутье к русскому 
языку. - А вот СТАЛ потерпевшим наш музыкант Сабанов Андрей Михайлович. 
Скрипочку увели. Что еще Андрей?
     Я сделал вид, что оглядываю жилье. 
 - Так, по мелочи... бритва "Филипс"... телевизор "Самсунг", маленький такой... - Я
что-то еще бормотал, сам не зная для чего лепил неправду, со страхом ожидая 
дальнейшего развития событий. 
  Милиционер записывал. Неожиданно вошел еще один сотрудник милиции, судя 
по погонам - капитан. Он курил и разглядывал меня. Если бы я вспомнил о законах 
субординации, я бы сразу сообразил: поступок для офицера чрезвычайный. Когда, 
какой капитан придет к простому ограбленному  человеку на дом? И если я все-
таки почувствовал что-то недоброе, то именно по взгляду вошедшего.
    - Ну, все, иди пока... - он выгнал молоденького милиционера и в лоб спросил у 
меня. -  Где был ночью?
  - Послушайте, - вдруг закипел Колотюк. - Зумавел э маря ле наеса... пробует море 
пальцем! Во-первых, не на "ты"! И не он, а его ограбили! Он ночевал в больнице
из-за сердечного приступа... а тут кто-то похозяйничал.
  - Да, - почти не размыкая губ, полу-спросил, полу-согласился капитан. - Поехали.
     - Куда?.. -  прошептал теперь я сам. Хотя прекрасно понял, куда. 
 - Но мы его не отдадим!.. - заволновалась Аня и перебросила черную пышную косу 
с груди за спину. - Вы не там ищете! У него, у него украли! Андрей, покажи ему 
паспорт... Он здесь прописан.
     Но хмурый офицер милиции ничего не стал объяснять - кивнул на дверь, и мы 
вдвоем вышли. Футляр от скрипки я почему-то прихватил с собой. За нами 
недоуменно последовали Колотюк и Аня. Я с капитаном сел в старый мятый 
"Жигуленок", а мои коллеги по цыганскому театру - в "Volvo".
       Через несколько минут обе машины оказались перед современным синим 
зданием в семь этажей, с ослепительной алюминиевой крышей в готическом стиле, 
с отгороженным двором,  автоматическими воротами и проходной.
    - Что это? - спросила Аня.
    - Гостиница "Кристалл"... офис Мамина, - пробурчал Колотюк. -
Ничего не понимаю, ромалэ. - Но было видно, что он уже о чем-то догадывается, и 
вся эта история  ему очень не нравится.
       А я понял - теперь мне надо стоять на своем, иначе хана.
  - Если хотите, можете с нами подняться, - буркнул офицер  "цыганам", может
быть, из симпатии к ним - наверняка не раз видел их если не на сцене, то в 
ресторанах. - Характеристику дадите.
      Молодые парни в глаженых костюмах цвета мокрого асфальта расступились, 
дав нам возможность войти в лифт. Финский лифт мягко поднял на четвертый 
этаж, и на выходе нас встретили точно такие же молодые охранники, почти 
мальчишки, но с неподвижными, чекистскими совершенно глазами (сужу по 
старым кинофильмам). Один из них, достав из кармана маленькую телефонную 
трубку,  шепнул в нее и, услышал ответ, буркнул нам:
    - Четыреста первый номер.
       Я уже знал, кто нас ждет. Но знать бы, что меня ждет. И хорошо это или плохо, 
что со мною коллеги по "Ромэн-стриту". Начну врать - поддержат ли?
        Мы ступили в огромный гостиничный номер-люкс, уставленный золоченой 
арабской мебелью в стиле рококо, если я в этом что-то понимаю. Мамин сидел 
вдали, в углу, за письменным столом, худой, сутулый, в узких поблескивающих 
очечках на лошадином лице. Не знай я его раньше, подумал бы - какой-нибудь 
бухгалтер или ученый из  Академгородка,  ни за что бы в голову не пришло, что 
это и есть местный "вор в законе" или как там его. Лидер. Авторитет. Мамка с
хреном, как зовут его березовские пацаны. 
       В ушах у меня грянула блатная песня, которую я среди прочих играл Мамину 
всего два дня назад: "Я ж у тя не спрашиваю, что у тя болить... а у тя я спрашиваю,
что ты  будешь пить... Пельзенское пиво, самогон, вино, "душистую фиалку"  али
ничего?" Интересно, "душистая фиалка" - это одеколон?
       Едва глянув на нас, Мамин тихо сказал пареньку у входа:
      - Гостям кофе, коньяк... пусть в голубом холле подождут.. и сам посиди с 
ними... пока мы с Андреем Михайловичем... - Ага, и имя-отчество знает. 
      "А карманы в этот раз не шмонали, - почему-то мелькнула мысль. - И даже
футляр не открыли. Запросто мог с оружием пройти. Или в этот раз не заметил 
каких-нибудь магнитных приборчиков?.. Или со мной уже все решено и обратно не 
выпустят?"
      - Вас не удивило, что я вас пригласили? - все так же тихо издалека спросил 
Мамин. - Да подойдите сюда. - Я подошел ближе по мягкому, роскошному ковру. 
Валерий Петрович смотрел на меня поверх очечков со странной, как бы 
стеснительной  полуулыбкой. -  Вы все уже знаете?
      "Что я знаю? А я ничего не знаю. Пил. Валялся у подруги. А меня ограбили.
Скрипку украли. Где валялся? А в больнице... в реанимационном отделении на 
кислородных подушках... Если позвонить сейчас Нине... телефон узнать просто...  
и спросить: "Подтверди, был я у тебя в гостях?" Она - фаталист, хоть и молится
католическому кресту, она скажет: "Да". За что меня сюда? Недоразумение..."
Что-то в этом роде я уже несколько минут бормотал, стоя в трех шагах от 
человека, который, как было известно всему городу, при первом подозрении может 
хладнокровно убить даже ближайшего приятеля...
    -  Пардон, пардон... - поморщился Мамин. И нажал на кнопку. В дверях 
появились два мордастых парня. Где-то я их видел. А, возле того самого 
гастронома, где встретил на свою беду или великое счастье Наташу. Тогда они 
были  в шелковистых зеленых спортивных костюмах и лузгали кедровые орехи. - 
Мелькал?
     Парни кивнули.
     - Один их них, - прохрипел тот, что пониже ростом, с расплющенным носом. И 
прохрипел он эти слова, видимо, зря  - я сразу заметил неудовольствие на лице 
Мамина. - Он, он! - поправился охранник Наташи.
      Но я уже понял - не один я приставал на улицах к разрисованной юной 
красотке. Но не стал пытаться сразу же использовать оговорку охранника - сделал 
вид, что мимо уха пролетело. И заговорил громко о другом:
  - Пришли бы, спросили, о чем хотели спросить... А двери ломать? Единственную 
скрипку сбондили... как мне теперь жить?! - Я высоко поднял желтый футляр. - Да 
и зачем им скрипка? Как на гитаре, на ней не получится...
     - Какая еще скрипка? -  нахмурился Мамин и снял очки.
     Я объяснил. Охранники попятились.
  - Не брали! Валерий Петрович! Как было? Собака привела...
      - Я тебе о другом!.. - зашипел Мамин. - Что-то ты хлебало раззявил? Кто забрал 
инструмент? 
   - Не брали, Валерий Петрович!.. Если б взяли, мы бы с этим футляром... в него 
хорошо "калашников" входит... - оправдывался уже откровенно и, к моему ужасу,
вполне доказательно кривоносый охранник. Но Мамин, видимо, знал доподлинно: 
некоторые его парни нечисты на руку, и уже поверил, что именно они украли. 
Кивнул подбородком - мол, идите вон. - Валерий Петрович!.. - униженно лепетали, 
отступая к двери, парни. - Валера!.. - Но ни на секунду не посмели задержать более 
его внимание - вышли.
       Мамин долго смотрел на меня, то закрывая глаза надолго, то открывая. Над 
ним висел портрет улыбающегося Президента России. По левую руку на секретере 
высились, мерцая, спортивные кубки, по правую руку из гнезд на стене торчали 
разноцветные флаги спортивных обществ, сияли шелковые вымпелы с 
пришпиленными значками.
       "Он подошел к нему походкой пеликана... - неотвязно крутилось в голове. -
Достал визитку из жилетного кармана. И так сказал ему, как говорят поэты: - Я вам 
советую беречь свои портреты... Выйду я отсюда живым или нет?"
  - Ты не знаешь, где моя Наталья? - наконец, спросил Мамин.
      Голос у него был спокоен, почти равнодушен, и я поразился его 
самообладанию. Переспрашивать, кто такая Наталья, было глупо. Весь город 
наслышан о его молодой жене. А уж если я пытался заговорить с ней на  улице, то 
не мог хотя бы не знать о страшной новости. Я сделал понятливое лицо.
   - Я думаю, какие-нибудь падлы выкрали, требуют выкуп?.. - И добавил.  - За 
такую красавицу - конечно...
   - Зачем она в твой дом заходила?
      Я вздрогнул. Вот самый страшный вопрос. И что тут придумаешь? Ну, быстрей 
же! Отвечай!
     - Может, нарочно ее завели? Чтобы следы запутать... Знают же - 
цыганский ансамбль... иногда встречаемся с вами... - Меня трясло. - А цыгане 
воруют. 
      - Цыгане воруют лошадей... - еле слышно отозвался Мамин. И долго молчал. 
Потом вынул из сверкающей коробочки черную сигарету, чиркнул зажигалкой, 
прикурил. - Посмотрим. Сколько стоит скрипка?
  - Что?.. - Кажется, о другом заговорил. - Ну, смотря какая, Валерий Петрович... 
Хорошая - тысяч двадцать-тридцать долларов. Моя была дешевле.
     Он кивнул, не глядя в глаза. 
    - Вам сейчас отдадут эти деньги. - Он еще минуту помолчал. Я не шевелился. - Я 
родился в Березовке... на темной, избяной окраине... да вы, наверное, слышали. У 
моего бати не было законного отца... а мамаша его умерла от туберкулеза сразу, 
как родила... Вот, видно, и записали: Мамин. Но ведь и мой батя не долго жил... На 
войне ранили, пил шибко... все тырился против властей, частушки пел... нашли с 
пробитой головой в Енисее... Все в голос говорят: милиция. Как можно было 
любить эту власть? Братеник сгинул за проволокой... но мамочка успела воспитать 
меня верующим... я дал зарок: не мстить. Возвращать добром. - Он помедлил. - И я 
тут поддерживаю Президента, говорю: не надо раскола... Надо возрождать крепкие 
семьи... нравственность... духовность. Я в этом смысле очень уважаю серьезных 
музыкантов. Глинку. Моцарта. -  Он глубоко вздохнул, даже с клекотом 
получилось. Видно, слезы душили. - Так что к вам особая просьба... как к человеку 
интеллигентному... Если что узнаете про мою половину... или где увидите... В 
любое отделение милиции... или мне лично. - Мамин протянул узкую визитную 
карточку. - Но если, Андрей Сабанов... - он отвернулся к окну. - Если 
обманываете... что-то знаете... или узнаете да скроете... - Он не стал больше ничего 
договаривать - только уронил серебряную длинную пульку пепла в пепельницу. И 
даже зевнул. Странный, страшный человек. - До свидания.
       В голубом холле в креслах на колесиках возле низенького столика с напитками 
меня ожидали коллеги по цыганскому коллективу. Они поднялись, опираясь на 
кресла, которые тут же поехали. 
      - Ну, что?.. - спросила Аня, едва не упав. - Что происходит?
      Я мотнул головой, хотел позвать ее с Колотюком к лифту, как один из парней в 
галстуке, стоявших в стороне с телефонной трубкой в руке, негромко окликнул:
  - Подождите. 
     Подождали еще с минуту. Из коридора вошел, блеснув стеклянными дверями, 
юноша в кожаной куртке, кожаных штанах,  с плоским чемоданчиком. Оглядев нас 
всех, увидел человека с футляром из-под скрипки, шагнул ко мне, открыл кейс и 
протянул листок бумаги:
    - Распишитесь... Авторучка есть? 
       Колотюк торопливо протянул мне авторучку с плавающей внутри девицей, и я, 
понимая, что, возможно, подписываю себе смертный приговор, поставил 
закорючку  на гладкой бумаге.
       Когда мы уже ехали по городу,  Аня, которая тоже вдруг замолчала, и молчала 
долго, сказала  самой себе со вздохом:
    - Какие богатые люди есть на свете!..  Он вам заплатил за скрипку? - Почему-то 
вдруг перешла на "вы". - Сколько? Не считали?.. - Я вынул из кармана
запечатанный серый конверт, она отмахнулась. - Сами, сами посмотрите. Какое 
благородство с его стороны. Возрождаются меценаты! Ты арракадиля телай 
бахтали чергай... - Опять она про мою счастливую звезду.
       "А если эти деньги в крови?.. - стучало у меня в голове. - Отвалили, не моргнув
глазом, двадцать пять тысяч долларов... - я видел цифру. -  А тех парней, которые 
подозреваются, что это они украли скрипку, что с ними будет? Убьют их? Или 
прежде они меня убьют? А может, Мамин, подумав день-два, догадается: что-то не 
то с этим Сабановым. Начнут за мной следить, выйдут на сбежавшую Наташу. А 
может быть, уже следят? А деньги выдали, чтобы  усыпить бдительность?"
       Колотюк ехал рядом, крутя головой и дергая себя за ус. Может быть, он уже 
подозревает меня в розыгрыше. Он неглупый дядька. Если я обманываю Мамина, 
это опасно и для него, Колотюка. Но нет, не похоже... Просто мое столь близкое 
знакомство с Лыковым и радует его, и пугает.
       Колотюк обнял меня за плечи:
       - Ну, рома, повезло тебе... За эти деньги можно Страдивари купить, нет? 
       - А хочешь - пропьем?! - опасно пошутил я.  - Слабо? Улетим в Сочи и - месяц 
в загуле?..
       - Ну, ну, -  прижалась ко мне Аня. - На водку мы и так заработаем, верно, шеф?
       Вечером мы играли в "Яре" - гуляла азербайджанская братва с рынка, усатые
мужички заунывные песни, ели виноград и танцевали с белокурыми русскими 
девицами. Я играл "Мурку" на гитаре  и нарочно много пил. Домой я идти боялся.
В больницу к Нине не хотел. Оставалась одна покуда дорога - к черноокой Ане 
домой... 
     Но постой... сегодня же должны были оперировать  Володю Орлова?
     Из комнаты метрдотеля я дозвонился в больницу, в корпус хирургии - и сквозь 
шум и грохот родного ансамбля услышал:
    - Не вышел из  наркоза... умер.
     Я даже не навестил его! Через час, как последняя скотина - впрочем, она хоть 
шерстью покрыта, а я голый, - валялся на белых простынях с хохочущей и поющей 
во все горло Аней... мне бы плакать, да не был сил... А Володька лежал сейчас 
одиноко в каком-нибудь холодильнике - ибо уже ночь,  и работникам морга также 
нужно отдыхать.  

         12. 

      Я брел землей Москвы и Рима, кляня свой горестный удел,
но ни один владыка мира со мною знаться не хотел.   
      Я, нерешительный и слабый, пропивший душу и талант,
шел гулкой звездною державой - все мимо запертых палат.
      Я сам не знал, чего я стою, и сам не знал, чего хочу,
я спал в земле и над землею, молясь случайному лучу.
      Рыдал, как нищий, на одеждах неся как пуговки грибы:
- Не откажите же в надеждах... примите сирого в рабы.
      Но, как когда-то в жизни дальней ты нежно прятала свой взгляд,
 последний дряхлый черт печальный, зажмурясь, улетал в закат.
      И не смотрел в глаза мне ангел, и даже божья стрекоза... 
И глядя в зеркало  я плакал, сам прятал от себя глаза...
      За что, за что ж такие муки? Я, чтоб уйти от жизни той,
беру огонь смертельный в руки - он проливается водой.
      Вчера мечтавший жить вовеки, сверкая  скрипкой и смычком, 
я прыгаю в любые реки - но вылетаю поплавком...
      И нет мне смерти, нет покоя! Я, оплешивев, почернев,
готов приять кривой душою пусть самый страшный божий гнев.
      Но нет и Бога во вселенной, в которой я столбом стою... 
Лишь дождик сыплется нетленный в ладонь засохшую мою.
      Иль это слезы человечьи, твои, любовь моя?.. И вот
я слышу отголосок речи, звездой рассекшей небосвод:
  - Пойди к одной, единой Еве, своею страстью услади,
пусть сына выносит во чреве - сады для сына посади,
     поставь жене одни ворота,  и разожги один очаг...
 И вот тогда увидишь что-то в неотвернувшихся очах.

         13.

      Я проспал у Ани до обеда, вернее сказать - притворялся, что сплю. Хотя руку, 
подвернутую под живот, давно свело. Тошно мне было и жутковато. Похороны 
Володи, наверное, послезавтра? Надо бы срочно передать Лии сколько-нибудь 
денег... Может, "зеленых"? Для закупки хорошего места, на могилку и гроб куда
надежней  наших, российских. Но если ЭТИ узнают, что  раздаю доллары... 
окончательно убедятся: тут что-то неладно. Да и Лия не сидит дома, а в больницу 
мне идти никак нельзя. Пока  не придумал, как вывезти Наташу, нельзя. 
  - Кофе будешь? - пропела из кухни Аня. - Ко-офе... - тоном выше.  И терцией 
выше. - Ко-офе. Кстати, ты знаешь, я левша? Если я тебя зарежу, то левой рукой. А 
скрипачи бывают левши?
     Слышал я - есть в Москве, кажется, в оркестре Минобороны, один такой 
музыкант... Но поскольку при игре левши смычок давит на скрипку иначе, нежели 
когда играешь правой рукой, скрипку приходится переделывать. Инструмент 
вскрывают, переставляют пружину, дужки... И само собой, зеркально 
переворачивают расположение струн... Но рассказывать обо всем этом Ане не 
было никакого желания, да она болтала уже о другом:
 - А вот мы спим... а вдруг бы к нам забрался вор и все денежки стибрил... А ты 
знаешь, как возникло слово "стибрить"? Колотюк говорит, наши моряки из
Италии, с Тибра привозили что-нибудь... вино, тряпки... может, воровали на 
базаре... Но надо узнать, говорит, не пропадало ли что-нибудь в их городе Пизе?
    Не люблю я такие шутки. Застонал - и выдал себя. Тут же подскочила, стукая по 
полу каблуками, как олениха, поцеловала. Пришлось подняться. Но и завтракая с 
Аней, я продолжал молчать, глядя мимо нее, в огонь ада. Или, если это вам 
покажется вычурно,  - в глазок пистолета. 
 - Да что с тобой? - громко изумилась Аня. - Стесняешься за ночь? Но если тебе 
чуть поменьше пить -  вообще будешь с девочками гангстер. Ну, ладно... - И сделав 
умильное личико, вытянув губки, нарочито щебечущим, девичьим голоском. -  Что 
вы больше любите, золотой,  - фиалки или розы?
     А может, эту женщину попросить помочь? Судя по всему, обожает розыгрыши, 
тайны. Как бы что-то такое придумать, чтобы, допустим, не я, а она навестила 
Наташу и записку ей передала? Скажу, что сестра... Но она же видела Наташу, и, 
скорее всего, не раз в ресторане "Яр" с Маминым? Или сделать так, чтобы