со всей школой.
     - Не верите? В районе  не хватает тридцати  процентов учителей. Вряд ли
вы  можете понять что это такое  -  это переполненные классы,  перегруженные
донельзя учителя, низкое качество учебного процесса, вот что это такое. Но в
Верхних Заимках теперь  и этого не будет. "Перевести в другую  школу"! Да вы
знаете, что ближайшая школа в семидесяти километрах по реке? По реке, потому
что тайгой не добраться и за  год... Ну, молодой человек, заставили меня все
высказать?!  Можете покупать обратные  билеты  в  Москву,  а детей  придется
отрывать от родителей и  селить в интернате, который  и без них  ломится  от
кроватей.
     Андрей взял со стола заведующей роно документы.
     - Школа должна  быть полностью обеспечена учебниками для всех  классов,
кроме того мне нужна методическая литература по всем предметам.
     -  Андрей,  ты  сошел  с  ума!  -  Ольга,  наконец  очнулась  от  своей
каталепсии.
     Заведующая усмехнулась.
     - Единственное, что я могу сказать в утешение - получать вы  будете  не
меньше министра просвещения республики. Да  и вашему  мужу  совсем  не плохо
начинать свою педагогическую карьеру с поста директора школы.
     - Да,  вы  правы,  -  ядовито  улыбнулась  Ольга. - Если его не  съедят
медведи.
     Школа  оказалась  огромным  одноэтажным домом,  построенным из  вековых
лиственниц еще до войны. Рядом стоял дом бывшего директора школы,  в котором
им предстоит жить.
     Андрей, закончив разговор с председателем сельсовета,  спросил ключи от
этого дома, но Эдуард Мефодьевич отвел глаза, откашлялся:
     - Вообще-то мы ключей не держим, да  и дело не в  том... надо кой-какой
ремонт сделать, все же вы молодая семья. Пока у меня поживите с месячишко.
     -  Что-то вы  Эдуард Мефодьевич не договариваете. Не хотите,  чтобы  мы
жили в этом доме? Мы туда не рвемся, но жить-то нам где-то нужно?
     - Да нет, не в этом дело.
     - А в чем?
     - Не принято это. Семена Георгиевича уважали у нас. Конечно, жизнь есть
жизнь,  да  и  нам  еще спасибо надо вам сказать,  что вы к нам завернули из
самой Москвы, но пока сороковины ему не справим,  вы туда не селитесь. Это у
меня просьба  к  вам такая,  да и вам же  лучше. Народ  у нас приметливый  и
долгопомнящий, не надо давать пищу для разговоров.
     Андрей пожал плечами.
     - Я уже сказал, что мы  ни на чье имущество не претендуем. Хорошо, пока
поживем у вас, а там посмотрим.
     - Имущества  у него  было  кот наплакал.  Сын  приезжал на  похороны из
области, забрал кое-что из вещей, а дом - колхозный, для учителей.
     -  Эдуард Мефодьевич, если честно  - у вас тут когда-нибудь было больше
одного учителя?
     Председатель   сельсовета  недоуменно   посмотрел   на   Андрея,  потом
улыбнулся.
     - Да нет, в  общем-то. Здесь, сколько  я  помню,  учительствовал  Семен
Георгиевич с женой - Еленой Афанасьевной, а как  она умерла пять лет назад -
то  один. Они  к нам перед войной приехали.  Жили прямо  в школе, тогда дома
этого еще не  было.  От нас  он  воевать ушел вместе  со  всеми деревенскими
мужиками. Вернулся. Один из немногих. Да так они здесь и остались.
     Председатель помолчал, потом широко развел руками:
     - Да и что здесь не жить? Вы посмотрите вокруг - красота какая, даже не
красота -  красотища! Река наша, леса,  рыбалка,  охота, а воздух? Какие юга
сравнятся? У нас есть деды - больше ста  лет живут - и до сих пор на медведя
ходят.
     Андрей не выдержал - рассмеялся.
     Эдуард Мефодьевич обиженно посмотрел на него, потом махнул рукой и тоже
засмеялся.
     Вопреки  совету заведующей  роно, Андрей  решил  по  своему - начальные
классы он передал Ольге. На себя взял пять старших.
     До первого сентября  оставалось  десять  дней,  и они засели в комнате,
выделенной им председателем сельсовета в своем доме.
     Нужно было составить  планы и подготовиться хотя бы к нескольким первым
урокам.
     Он  должен был  дать им знания о том, в чем сам плохо разбирался, и  за
оставшиеся дни он должен был разобраться,
     узнать,  понять,  быть готовым  ответить  на  их вопросы  не  только по
литературе, но и по физике, истории, биологии, химии, географии, математике,
английскому языку и даже преподавать им физкультуру.
     Он пока с трудом представлял себе как  сможет совместить все это, разве
что разорваться на несколько частей. Надо было найти выход.
     После нескольких дней  размышлений  Андрей  понял, что выход был найден
давным-давно - вернее в  том  безвыходном положении, в  каком они находились
сейчас  с Ольгой,  необходимо  было  пойти  на  эту вынужденную,  и  как они
надеялись  временную,  меру  -  всем  трем  начальным  классам, также  как и
старшим,  придется  заниматься в  одной комнате, благо  что  огромные классы
старой школы были рассчитаны, видимо, как раз на такой метод преподавания.
     Андрей  исподволь  поинтересовался у  жены Эдуарда  Мефодьевича,  и его
детей, как проходили занятия у  Плотникова,  и услышал  от них,  привыкших к
этому  как  к  чему-то  обычному  и  даже  должному (потому  что они  просто
понимали, что по-другому нельзя, не было возможности), что именно  так они и
проходили.
     Хотя такое ведение уроков практиковалось в течение по меньшей мере двух
тысяч  лет, оно было  против всех современных правил  и  методик  и в  то же
время, кроме присущих этой системе  очевидных недостатков -  переполненности
классов обычно сверх всякой меры (что сейчас как раз и  не грозило Андрею) и
отвлечения учащихся, у нее были и плюсы - волей-неволей ученикам приходилось
выслушивать  по  несколько раз то, что  они  давно  прошли и  повторять  тот
материал, который в обычных условиях преподавания они давно бы забыли.
     - Мы с тобой вернулись лет на сто назад -  в земскую  школу, -  грустно
подшучивала над собой и над ним Ольга.
     - Ну  и что  ж, это не так  уж плохо  - быть земским  учителем - ведь в
сущности они были  первыми действительными просветителями народа, а работать
им  приходилось в  условиях куда хуже  наших.  Заведующая роно  обещала  нам
помочь "при первой же  возможности", но я думаю, что даже  если бы она очень
захотела, вряд  ли ее помощь придет раньше, чем через год,  а  нам, конечно,
будет  очень трудно  --  нужны  еще хотя бы два  учителя,  чтобы перейти  от
методов  обучения  земской школы к современным. Тогда бы мы смогли разделить
классы... Впрочем, что это я. Мечты,  мечты. Чем богаты, тем и рады, вот наш
девиз сейчас. Вообще, это даже интересно - как мы продержимся  этот год, что
сможем сделать, Оля, а интересно, как этот Плотников один вел всю школу, как
ему это удавалось?  Впрочем,  с его огромным опытом, ему  было полегче,  чем
нам.  Но  ведь опыт  -  дело  наживное,  главное  суметь  его приобрести,  а
трудности  -  если  мы сейчас,  пока молоды,  не сумеем, то  уж потом  будет
некогда, так можно никогда и не узнать, на что ты способен. А, Оль?
     Ольга спала, положив голову на раскрытый учебник. Свет настольной лампы
искрился на ее темнорусых волосах.
     Андрей несколько  минут с улыбкой любовался своей женой, потом взял  ее
на руки и перенес на диван, накрыл одеялом, а сам сел на ее место.
     Внизу, под холмом текла обычная русская  речушка то с голыми, поросшими
травой, то в кустарнике, то в столетних деревьях берегами. За  ней, вдалеке,
стоял зеленый и синий  лес, а  над  ним и надо всем вокруг все  еще высоко и
мощно горело багровое закатное солнце.
     "Картошка"  кончилась, они убрали  казавшееся в  первый день бескрайним
поле и завтра утром уезжали домой, в Москву, в институт, в свою жизнь, а эти
дни, чем они были - эпизодом жизни, или они выпадут из нее  и из памяти, или
наоборот,  долго  им  еще  будут  вспоминаться   и   ярко  светиться   среди
обыденности?
     Они медленно начали идти склоном холма,  но  земля  притягивала их,  и,
наконец, разразившись смехом, им волей--неволей, чтобы не  упасть,  пришлось
со всех ног побежать к реке.
     - Ну, мы и пробежались.
     - Наверное, побили мировой  рекорд. Я-то уж точно  теперь чемпион среди
женщин в беге по холмам.
     -  Я  тебя  поздравляю,  -  Андрей  прищурился,  глядя  в  ее  веселые,
непонимающие глаза и поцеловал ее в губы.
     - Ой! - Ольга оглянулась по сторонам.
     - Это нечестно... Ведь я еще тебя не поздравила.
     Она  поцеловала его,  расхохоталась и прежде, чем он успел понять,  что
произошло, и сказать хоть слово,  она повернулась  и побежала к  реке  через
кустарник.
     Опомнившись, он  рванулся за ней, но она, наверное,  и вправду могла бы
стать  чемпионкой по  бегу, и когда он выбежал из зарослей на берег реки, ее
уже нигде не было.
     - Андрей, я здесь! Эй!
     Андрей растерянно оглянулся.
     Ольга вынырнула из воды и махала ему рукой. Он нерешительно  потоптался
на месте, лезть в воду ему не хотелось.
     - Вода теплая, как парное молоко, уф!
     Ольга  помотала  головой  и  с мокрых  волос  разлетелись  брызги.  Она
засмеялась.
     - Ну, что же ты?
     Насчет парного молока она должно быть сильно преувеличивала, но  стоять
истуканом и дальше было глупо.
     Разбежавшись,  он  прыгнул  чуть  ли  не  на середину речушки  и  сразу
оказался рядом с Ольгой.
     Они вышли на  берег чуть ниже  по  течению  того  места,  где  оставили
одежду.
     Вечерний ветерок коснулся их прохладными крыльями, Андрей взял Ольгу за
плечи и притянул к себе.
     Они  лежали  рядом  на  пушистом  песке речного  берега,  обессиленные.
Серебряные ивы скрывали их от постороннего взгляда.
     Солнце только что закатилось за  лес, они смотрели  в особенно  синее в
эти мгновения небо, и на смену пугающей  пустоте  к ним  приходило  ощущение
счастья.



    Николай Старилов.
    Собрание


     © Copyright Николай Старилов
     Email: nicstar@online.ru
     WWW: http//webcenter.ru/~nicstar/
     Date: 08 Oct 2001



     рассказ


     Анатолий Иванович, ощущая  уже  некоторую  усталость  в ногах, вошел  в
числе прочих на трибуну, машинально, прижав локтем, удостоверился - на месте
ли текст речи.
     Как и  всегда он  говорил  не первым, поэтому у  него было время, чтобы
оглядеться, собраться перед выступлением.
     Казалось,  он  мог бы уже давно привыкнуть, но  нет, не привыкалось,  и
хотя он знал - говорит хорошо, и слушают его  хорошо,  даже с удовольствием,
ощущение сотен или  даже  тысяч  взглядов всегда  давило, заставляло  сердце
биться скорее.
     Утром,  на совещании передовиков района,  он уже выступал, но это  было
совсем другое.  Здесь, на площади,  перед тысячами людей та утренняя речь не
годилась, тут нужен  был другой  подход к народу, Анатолий  Иванович знал из
своего ораторского опыта, что разные аудитории  по-разному воспринимают одни
и те же слова.
     Ему предоставили слово и почти не глядя в листки, потому что речи  свои
писал  сам, только согласовывая их, он выступил как всегда, и как всегда его
слушали  лучше,  чем  других, потому что хотя он говорил в  общем-то  те  же
правильные слова, что и остальные, но его звучный красивый баритон давал ему
значительное преимуществе.
     После обеда его отвезли на заседание бюро.  Там  сегодня не требовалось
его выступлений, и он просидел молча до конца заседания.
     Выйдя на улицу, он некоторое время колебался, потом посмотрел на часы -
до конца смены оставалось сорок минут.
     Его окликнул секретарь.
     - Анатолий Иванович!  Что стоишь как витязь на распутье?  Садись, -  он
указал рукой на свою "Волгу".
     Анатолий Иванович улыбнулся.
     -  Не сочтите за труд, Константин  Александрович - подбросьте на завод.
Хотел сегодня ребят своих повидать, да не получается - на автобусе не успею.
     - О чем речь.
     Анатолий  Иванович,  не  предъявляя  пропуска прошел  через  проходную,
вахтер уважительно, по имени-отчеству, поздоровался с ним.
     - Так-то вот, - сам  не  зная кому, сказал мысленно Анатолий Иванович с
удовлетворением.
     В  цехе после  конференц-зала  и веселого  солнечного  дня ему  сегодня
особенно не показалось. И ребята как-то замедленно,  что-ли, поворачиваются,
нет быстроты, сноровки, как у него, и  грязновато вокруг, могли бы прибрать,
нет, сами  даже  этого  не могут  без  него. В  конце-то  концов, что  они -
маленькие? Вечно им дядю надо - чтоб на поводке их водил.
     Не  скрывая  неудовольствия   на   лице,   он  протянул   руку   своему
неофициальному заместителю - Горбалеву.
     - Здравствуй, Сеня.
     - Здравствуй, Анатолий Иванович.
     Горбалев  не  то  чтобы  неторопливо,  но  тщательно  вытер  руки, пока
бригадир стоял с протянутой рукой, потом подал свою.
     Анатолий Иванович  обошел всех, невзирая на то, что  может испачкаться,
поздоровался.
     Рабочие поглядывали на него, но в круг, как обычно, никто не подходил.
     -  Семен,  что  же ты, - взглядом показал Анатолий Иванович на масляные
лужи и стружку. Горбалев пожал плечами:
     - Смена кончится, уберем. Некогда.
     - Некогда... При мне есть время, а чуть меня нет, так и
     время что ли нет?!
     - Выходит, так, - спокойно ответил Горбалев и закурил.
     - Ну, ладно. Об этом потом. Что-то вы сегодня невеселые. План даете?
     - Стараемся, - неопределенно ответил Горбалев.
     Анатолий  Иванович  с  заметным  нетерпением огляделся.  Все продолжали
работать, а  на  лице  Горбалева  ему  почудилась,  или в  самом  деле была,
усмешка.
     Анатолий  Иванович  вместе  с  нарастающим  раздражением начал  ощущать
какую-то неловкость,  но в  это время звонок известил об окончании смены,  и
рабочие начали отключать станки.  Один  из  них  -  самый  молодой, Анатолий
Иванович его плохо знал, пошел в раздевалку, но Горбалев окликнул его.
     - Владимир, останься.
     Когда все подошли, уселись на ящики, Анатолий Иванович спросил:
     - Ну, что, ребята, как жизнь? Какие трудности?
     -  Да,  почитай, никаких, - со  смешком  отозвался  Владимир.  Горбалев
промолчал, но так  выразительно посмотрел на него что  парень смущенно отвел
глаза и отвернулся.
     - Редко мы тебя стали видеть, Толя, - с укором сказал старик Фадеичев.
     - А, вон что.  Обижаетесь. Зазнался, забыл, мол,  вас.  Каждый только о
своем думает,  а вы попробуйте, войдите в мое положение. Например, сегодня -
совещание, митинг, заседание. Вас одиннадцать, а  там  -  тысячи. Откажись я
там - вот где скажут, что зазнался, и будут правы.
     - Мы - твоя бригада, Анатолии Иванович, - хмуро возразил Горбалев. - Те
тысячи без твоих речей проживут.
     - А вы, стало быть, без меня и дня прожить не можете? -
     быстро ввернул Анатолий Иванович и тут же пожалел о своей быстроте - не
надо бы так-то.
     - Да мы и так без тебя обходимся.
     - Точно.
     - Нам твоя работа нужна, а не речи.
     - Приехал "министр" - грязно тут у вас. Тут тебе не паркет.
     Анатолий Иванович нахмурился:
     - Ну, кончай базар.
     - А ты не нукай, не запрягал.
     -  Вы  что? Меня  партия  как  рабочего  выдвинула!  Я, что,  для  себя
стараюсь? Или мне разорваться?
     - Разрываться не надо. Работать надо. Языком брехать и без тебя много.
     - Когда тебя партия выдвигала - правильно было, а сейчас, видно, пришла
пора тебя снова задвинуть.
     - Вы что, с ума посходили? Партия...
     -  Да не  трогай ты  партию.  Мы  и есть  партия.  Раньше  ты вроде это
понимал.
     -  Вы  -  партия?  Да  со  мной сам  Александр  Алексеевич не  стыдится
посоветоваться, а вы - кто? Вы что мне тут допрос учиняете, да я...
     От охватившего  его  бешенства Анатолий Иванович не  зиал, что сказать,
как бы  побольнее припечатать этих  неблагодарных  людишек, которых  вывел в
люди  из  неизвестности.  Под  его началом  бригада гремела на весь  Союз, а
сейчас эти люди разговаривают с ним по меньшей мере как с прогульщиком.
     Он сдержался и вдруг неожиданно спокойно спросил:
     -  Вспомните,  кем вы  были  до  меня,  кто  о  вас  знал,  сколько  вы
зарабатывали? Вспомнили? - с опять нарастающим бешенством спросил.
     - Толя, а ты не забыл, как пришел ко мне учеником? -спросил Фадеичев.
     - Когда это было? Все когда-то с этого начинали.
     - Правильно.  Так  ведь, Толя, и о том,  что ты говоришь сейчас нам, мы
тоже можем спросить - тебя: "Когда это было?"
     - Хорошо.  Бригадир вам не подходит? Ну, что  ж... -  Анатолий Иванович
нарочито остановился и нанес оглушительный удар:
     - Ну, что ж... Ищите себе другого.
     Он резко повернулся и пошел прочь.
     В  недоумении  он  вышел  из  цеха.  Да, что они - ополоумели? Никто не
позвал, не остановил. Что они без него?
     Оторопели, братцы, не осознали еще, чем пахнет, или дар речи потеряли.
     Уйти он, конечно, от них не уйдет, но поставить их на место нужно было.
Разговорились. Ладно. На днях  выберу время, зайду. Повинятся, забудем. Я не
злопамятный.
     - Давно его гнать надо было из бригады, а вы все цацкались с ним.
     - Ну, ты не очень-то.
     - Чего, не очень-то? Работал когда-то, никто не спорит.Что же мы теперь
должны ему пенсию платить? Рановато.
     - Испортили человека. Совсем на себя не похож стал.
     - Или только теперь и показал, какой он на самом деле.
     - Не мы его портили. А работать за него надоело. Сколько можно?
     - Пора и совесть знать.
     - Где она у него? Что-то я ее не заметил.
     - Плохо смотрел.
     - Смотрел я хорошо. Но, видно, он далеко ее прячет.
     - Поговорили и будет. Домой пора.
     - Что  же, так  и  разойдемся? Или может еще и поклонимся  незабвенному
Анатолию Ивановичу: "Вы уж простите нас, мы больше не будем".
     - Возьмем его под белые рученьки и прямо до кассы проводим.
     -  Зачем?  Туда он дорогу  не забыл.  Это здесь ему грязновато,  а  там
ничего, в самый раз.
     -  Хватит  бузить, ребята,  давайте дело говорите, -  оборвал Владимира
Фадеичев. - А то и правда, опять поговорим-поговорим и по домам разойдемся.
     Горбалев встал.
     - Я предлагаю собранию бригады решить вопрос о бригадире.
     Все  сразу замолчали, как будто не  ожидали,  что об этом действительно
пойдет речь.
     - Владимир,  веди  протокол  собрания. Товарищи, я сразу  говорю  - мою
кандидатуру прошу не выдвигать.
     - А почему, собственно?
     - Замолкни.
     Горбалев ничего не ответил, сел, и снова закурил.
     Встал Фадеичев.
     - Давай,  Вовка, пиши. Вот тут Семен сказал, мол, "меня  не выдвигать".
Почему?  Понятно.  Чтоб не подумали, что он Тольку  подсиживал.  А чего  его
подсиживать,  когда он сам  себя подсидел, как никакой его враг  не смог бы.
Ты, Семен,  тут не прав. Ты для нас  самая  подходящая кандидатура,  так что
хочешь ты, не хочешь, а голосовать будем за тебя. Да.
     - Да что голосовать, когда он и так у нас бригадир, а не этот...
     - Ребята, давайте поскорей, дома ждут.
     - Подождут. Из пивнушки, наверно, так не бежишь.
     - Ставлю на голосование вопрос об исключении из состава бригады бывшего
бригадира и избрании бригадиром Горбалева Семена Капитоновича.
     - Кто - за?



    Николай Старилов.
    Самый трудный день


     © Copyright Николай Старилов
     Email: nicstar@online.ru
     WWW: http//webcenter.ru/~nicstar/
     Date: 08 Oct 2001



     Повесть

1

     Сталинград уже не горел,  он трудно, тяжело дымил - гореть  в нем  было
уже нечему, разве что вступающим в бой танкам.
     Вымазанное копотью,  взлетающей  вверх  от  горящей  Волги,  в  которую
вылилась нефть из разбомбленных немцами хранилищ, а в просветах ярко-голубое
небо бесстрастно смотрело на умирающих в смертельной схватке людей.
     Стояла  прекрасная  погода  - не  по-сентябрьски сильное  солнце  жарко
светило на  землю, и от  этого  проклятого  солнца быстро  гноились  раны  и
пересыхало во рту.
     От каменной  пыли, шуршащей  под ногами  и ложащейся  серым  налетом на
губы, некуда было деться, и единственное, что  тут  можно  было сделать, так
это  не замечать ее, как будто она и не скрипит