ль, и...
     - Недолго он будет оставаться таковым,  если  сумеет  осуществить  свои
порочные намерения, - вскричала Изабелла.
     - Меня изумляют эти речи, - сказала Ипполита. -  У  вас  горячий  нрав,
Изабелла, но до сих пор еще никогда вы не утрачивали  должной  сдержанности.
Какой поступок Манфреда позволяет вам говорить о нем так, как  если  'бы  он
был убийцей, преступником?
     - Добродетельная и чересчур доверчивая государыня! - отвечала Изабелла.
- Он не хочет лишать тебя жизни, но хочет освободиться от тебя! Развестись с
тобой!
     - Развестись со мной! - Развестись с моей матерью! - разом  воскликнули
Ипполита и Матильда.
     - Да, - сказала  Изабелла,  -  ив  довершение  своего  преступления  он
замышляет... Я не могу выговорить это!
     - Что может еще превзойти сказанное тобою? - молвила Матильда.
     Ипполита молчала, онемев от горя. Вспоминая недавние двусмысленные речи
Манфреда, она убеждалась, что все, услышанное ею, - правда.
     - Достойнейшая, дорогая госпожа моя! Государыня! Матушка! -  восклицала
Изабелла,  бросившись  в  порыве  внезапно  нахлынувшего  чувства  к   ногам
Ипполиты. - Верьте мне, клянусь вам, я скорее приму тысячу  смертей,  нежели
уступлю столь гнусному...
     - О, это уже чересчур! - вскричала Ипполита. - Одно преступление влечет
за собой другие!  Встаньте,  дорогая  Изабелла,  я  не  сомневаюсь  в  вашей
добродетели. О, Матильда, этот удар слишком тяжел для тебя! Не  плачь,  дитя
мое! И - прошу тебя - не ропщи. Помни, что он все же твой отец!
     - Но вы моя мать, - с жаром сказала Матильда. - И вы добродетельны,  вы
безупречны! Как же, как же мне не сетовать?
     - Ты не должна сетовать, -  сказала  Ипполита.  -  Полно  же,  все  еще
обернется к лучшему. Манфред, впав в отчаяние из-за гибели твоего брата, сам
не знал, что говорит. Может быть, Изабелла неверно поняла его: у  него  ведь
доброе сердце... И  к  тому  же,  дитя  мое,  ты  знаешь  еще  не  все!  Нас
подстерегает рок: десница провидения занесена над нами... О, если бы я могла
спасти тебя  от  грозящего  нашему  дому  крушения!  Да,  -  продолжала  она
несколько более спокойно, - быть может, пожертвовав собой, я смогу отвратить
несчастье от всех вас... Я пойду и скажу,  что  согласна  на  развод  -  мне
безразлично, что станется со мной. Я удалюсь в соседний монастырь и  проведу
остаток дней моих в слезах и молитвах за свое дитя и... за князя!
     - Вы слишком хороши для этого мира, - сказала  Изабелла,  -  а  Манфред
ужасен... Но не думайте, госпожа моя, что ваша слабость может поколебать мою
решимость. Я даю клятву, - внемлите же ей, ангелы на небесах...
     - Остановись, заклинаю тебя! - вскричала Ипполита. - Помни, что  ты  не
можешь распоряжаться собою: у тебя есть отец...
     - Мой отец настолько благочестив, настолько благороден, -  перебила  ее
Изабелла, - что никогда не прикажет мне совершить нечестивое деяние. А  если
бы он даже и вознамерился приказать, может ли отец заставить дочь  поступить
низко и подло? Я была помолвлена с сыном князя: могу ли  я  выйти  замуж  за
отца моего жениха? Нет, государыня моя, нет! Никакая сила не приневолит меня
разделить ложе этого мерзкого человека. Он мне  ненавистен  и  отвратителен!
Божеские и человеческие законы запрещают... И неужели я могла бы забыть  мою
дорогую подругу, мою Матильду, и ранить ее  нежную  душу,  причинив  зло  ее
матери, которую она так обожает, - моей собственной матери, - ибо я  никогда
не знала другой?
     - О, она мать нам обеим! - вскричала Матильда. - Как бы мы  ни  любили,
ни обожали ее, этого всегда будет мало!
     - Мои дорогие дети, - сказала  растроганная  Ипполита.  -  Ваша  любовь
покоряет меня, но я не могу отступать от того, что нахожу  справедливым.  Мы
не вправе сами выбирать пути: господь бог, наши отцы, наши мужья -  вот  кто
призван определять их за нас.  Ждите  же  терпеливо,  пока  вам  не  сообщат
решение Манфреда и Фредерика. Если маркиз согласится принять руку  Матильды,
я уверена, что она охотно подчинится родительскому усмотрению.  Может  быть,
господь поможет нам и отвратит от нас остальное. Но что с тобой, дитя мое? -
воскликнула она, ибо в этот момент Матильда без слов  рухнула  к  ее  ногам,
проливая горючие слезы.
     - Нет, не отвечай, дочь моя!  -  сказала  Ипполита.  -  Мне  не  должно
слышать ни одного слова, перечащего воле твоего отца.
     - О, не сомневайтесь в моем послушании, в горьком моем послушании ему и
вам. Но могу ли я, когда на меня изливается такая любовь, такая безграничная
доброта, скрывать от лучшей из матерей свои чувства?
     - Подумайте, что вы хотите сказать, Матильда? - перебила  ее  Изабелла,
задрожав. - Возьмите себя в руки!
     - Нет, Изабелла, - отвечала та, - я была бы недостойной  дочерью  такой
несравненной матери,  если  бы  скрывала  в  тайниках  своей  Души  чувство,
которого она не благословила. Увы, я уже оскорбила ее: я  позволила  страсти
закрасться в мое сердце и не призналась ей в этом, но сейчас я отрекаюсь  от
этого недозволенного чувства и даю обет господу и матери моей...
     - Дитя мое, дитя мое!  -  воскликнула  Ипполита.  -  Что  за  слова  ты
говоришь? Какие новые беды уготовила нам судьба? Ты, ты... влюблена?  В  это
грозное для всех нас время...
     - О, я сознаю свою вину, - промолвила Матильда, - я отвратительна самой
себе, ибо причиняю боль родной матери. Она для меня дороже всего на свете...
О, я никогда, никогда не взгляну на него снова!
     - Изабелла, - сказала Ипполита, - вы посвящены в эту тайну, и что бы ни
пришлось мне узнать сейчас - говорите!
     - Как! - воскликнула Матильда. - Неужели я так попрала  любовь  матери,
что она не хочет даже позволить мне самой рассказать, в чем  я  повинна.  О,
несчастная, несчастная Матильда!
     - Вы слишком жестоки! - сказала Изабелла  Ипполите.  -  Как  можете  вы
видеть страдания этой добродетельной души и не сочувствовать им?
     - Я ли не жалею свое дитя! - воскликнула Ипполита, заключая Матильду  в
объятия. - Я знаю, что она  добра  душой,  исполнена  благонравия,  любви  к
ближним и чувства долга. Я охотно прощаю тебя,  дорогая  дочь,  единственная
моя надежда!
     Тут девушки рассказали Ипполите об их обоюдной склонности к Теодору и о
решении  Изабеллы  уступить  его   Матильде.   Ипполита   пожурила   их   за
неблагоразумие и растолковала, насколько невероятно, чтобы отец любой из них
согласился отдать  свою  наследницу  за  бедняка,  хотя  бы  и  благородного
происхождения. Она несколько утешилась, узнав, что обе влюблены  еще  совсем
недавно и что до  сих  пор  у  Теодора,  скорей  всего,  не  было  оснований
подозревать в этом ни ту,  ни  другую.  Однако  она  строго  наказала  обеим
избегать встреч и разговоров с ним. Матильда с жаром обещала  неукоснительно
выполнять распоряжение матери, но Изабелла, тешившая себя  мыслью,  что  она
хочет только одного - устроить брак  своей  подруги  с  Теодором,  не  могла
твердо решиться избегать юношу и не сказала ничего.
     - Я отправлюсь сейчас в монастырь, -  сказала  Ипполита,  -  и  попрошу
отслужить лишнюю обедню во избавление наше от всех этих бед.
     - О матушка, - воскликнула Матильда. - Вы хотите покинуть  нас,  хотите
укрыться в святом убежище  и  позволить  тем  самым  отцу  осуществить  свои
пагубные намерения. Горе нам! На коленях умоляю вас не делать этого... Ужели
вы оставите меня, чтобы я стала добычей Фредерика? Лучше я последую за  вами
в монастырь...
     - Успокойся, дитя мое, - ответила Ипполита. - Я сейчас  же  вернусь.  Я
никогда не покину тебя - разве что мне  дано  будет  убедиться,  что  такова
божья воля и что это послужит тебе же на пользу.
     - Не обманывайте меня, - сказала Матильда. - Я не выйду  за  Фредерика,
пока вы не прикажете мне. Увы! Что будет со мной?
     - К чему эти возгласы? -  удивилась  Ипполита.  -  Я  же  обещала  тебе
вернуться...
     - Ах, матушка! - воскликнула Матильда. - Останьтесь и спасите  меня  от
меня самой. Тень неудовольствия на вашем лице больше значит для меня, нежели
вся суровость отца. Я отдала свое сердце, и вы одна  можете  заставить  меня
взять его обратно.
     - Не продолжай, - остановила ее Ипполита. -  Ты  не  должна  выказывать
слабость, Матильда.
     - Я могу отказаться от Теодора, - сказала та, -  но  неужели  я  должна
выйти замуж за другого? Позвольте мне сопровождать вас к алтарю  и  навсегда
затвориться от мира!
     - Судьба твоя зависит  от  воли  отца,  -  повторила  Ипполита.  -  Моя
мягкость  в  отношении  тебя  причинила  лишь  зло,  если  благодаря  ей  ты
разучилась понимать, что обязана почитать отца превыше всего.  Прощай,  дочь
моя, я ухожу молиться за тебя.
     На  самом  деле  главная  цель   Ипполиты   состояла   в   том,   чтобы
посоветоваться с Джеромом, не может ли она с чистой совестью согласиться  на
развод. Она в прошлом нередко  побуждала  Манфреда  отречься  от  княжества,
владение которым всегда тяготило ее  чувствительную  душу.  Вследствие  этих
тревог ее совести  мысль  о  том,  чтобы  навеки  разлучиться  с  Манфредом,
страшила Ипполиту менее, чем могла бы страшить при других обстоятельствах.
     Накануне  вечером,  перед  тем  как  покинуть  замок,   Джером   строго
потребовал  у  Теодора  ответа,  почему  тот  объявил  его  перед  Манфредом
причастным к своему побегу. Теодор признался, что сделал это умышленно, дабы
отвести подозрение Манфреда от Матильды,  и  добавил,  что  считал  всеобщее
уважение к Джерому как к человеку праведной и благочестивой  жизни  надежной
его защитой от гнева тирана. Джером весьма огорчился,  узнав,  что  его  сын
питает склонность к дочери князя; расставаясь с Теодором на ночь, он  обещал
утром изложить ему важные  соображения,  настоятельно  требующие,  чтобы  он
поборол свою  страсть.  Теодор,  подобно  Изабелле,  слишком  недавно  узнал
родительскую власть,  чтобы  покорно  подчиняться  решениям  отца,  подавляя
порывы своего сердца. Его не очень занимала мысль о том,  какие  соображения
имеет в виду Джером, а исходить из них в своем поведении он и вовсе  не  был
расположен. Чары прелестной Матильды наложили на  его  душу  более  глубокую
печать, нежели сыновние чувства. Всю ночь он предавался любовным  грезам;  и
лишь после заутрени, да и то не сразу, вспомнил, что монах велел ему  прийти
к гробнице Альфонсо.
     Когда он наконец предстал перед Джеромом, тот сказал ему:
     - Молодой человек, мне не по душе такая медлительность. Ужели ты  сразу
же хочешь показать, сколь мало значат для тебя повеления отца?
     Теодор стал неловко извиняться и объяснил свой  несвоевременный  приход
тем, что проснулся позже, чем следовало.
     - И чей же образ являлся тебе во сне? - суровым тоном спросил монах.
     Лицо Теодора залилось краской.
     - Слушай, безрассудный юноша,  -  продолжал  монах,  -  этому  быть  не
должно; вырви с корнем из своей груди эту преступную страсть.
     - Преступную страсть?  -  вскричал  Теодор.  -  Может  ли  преступление
сопутствовать невинной красоте и добродетельной скромности?
     - Грешно, - ответил монах, - любить тех, кого небо обрекло  на  гибель.
Потомство тиранов должно быть стерто с лица земли до третьего  и  четвертого
колена.
     - Ужели господь карает невинных  за  деяния  преступных?  -  воскликнул
Теодор. - У прекрасной Матильды довольно добродетелей...
     - Для того чтобы погубить тебя, - прервал его монах.  -  Ты  уже  успел
забыть, что свирепый тиран Манфред дважды приговаривал тебя к смерти?
     - Я помню это, отец, - ответил Теодор, -  но  я  также  не  забыл,  что
милосердие его дочери вызволило меня из его рук. Я могу забывать  обиды,  но
не благодеяния.
     - Обиды, нанесенные тебе родом Манфреда, превосходят все, что ты можешь
себе представить, - сказал монах. - Не отвечай, но взгляни  благоговейно  на
это  изображение.  Под  этим  монументом  покоится  прах  Альфонсо  Доброго,
государя, наделенного всеми добродетелями, отца своего народа, гордости рода
человеческого!  Преклони  колени,  строптивый  юноша,  и   внемли   ужасному
рассказу, который поведает тебе отец. Рассказ этот  погасит  все  чувства  в
душе твоей и оставит в ней  одну  лишь  священную  жажду  мщения.  Альфонсо!
Понесший тяжкую обиду государь! Пусть твоя неотмщенная тень, витающая  среди
воздушных струй, остановится над нами и тоже горестно внемлет тому, что  мои
дрожащие уста... Но что там? Кто идет сюда?
     - Несчастнейшая из женщин, - отозвалась Ипполита, подходя к  алтарю.  -
Отец мой, располагаете ли вы сейчас временем для меня? Но почему здесь  этот
юноша и зачем он стоит на коленях? Отчего на ваших лицах написан такой ужас?
Почему у этой почтенной гробницы... О, боже! Вам явилось нечто...?
     - Мы возносили моления господу, - в  некотором  замешательстве  ответил
монах, - о прекращении бед этого  несчастного  княжества.  Присоединитесь  к
нам, госпожа Ипполита! Ваша безупречно чистая душа  может  вымолить  у  бога
разрешение от приговора, который, как о том ясно говорят знамения этих дней,
произнесен над вашим домом.
     - Я горячо молюсь о том, чтобы господь отвратил от  нас  свой  гнев,  -
сказала благочестивая Ипполита. - Вы знаете, что главной заботой моей  жизни
было вымолить господне благословение для моего супруга и моих ни  в  чем  не
повинных детей. Одного из них,  увы,  я  уже  лишилась;  захочет  ли  теперь
господь внять моей мольбе о бедной моей Матильде? Заступитесь за  нее  перед
богом, отец!
     - Кто не захотел  бы  от  всего  сердца  благословить  ее?  -  с  жаром
воскликнул Теодор.
     - Молчи,  невоздержанный  юноша,  -  сказал  Джером.  -  А  вы,  добрая
государыня, не спорьте с вышними силами!  Господь  дает,  господь  отнимает.
Благословите его святое имя и смиритесь перед его решениями.
     - Я смиряюсь безропотно, - ответила Ипполита. - Но неужели  господь  не
пощадит ту, кто является моим единственным утешением?  Ужели  Матильда  тоже
должна погибнуть? Ах, отец мой, я пришла  для  того,  чтобы...  Но  отошлите
вашего сына... Никто, кроме вас, не должен слышать то, что я хочу сказать...
     - Да снизойдет господь ко всем вашим мольбам, достойнейшая  государыня,
- сказал Теодор уходя. Джером нахмурился, услышав эти слова.
     Ипполита рассказала монаху о возникшем у нее и сообщенном  ею  Манфреду
замысле, как и о том, что князь отправился к Фредерику предложить  ему  руку
Матильды. Джером не мог скрыть досады, которую вызвал  у  него  предпринятый
Ипполитой шаг, но попытался объяснить  ее  малой  вероятностью  того,  чтобы
Фредерик, ближайший по крови  родственник  Альфонсо,  явившийся  потребовать
свое наследство, пошел на союз с  узурпатором  принадлежащих  ему  прав.  Но
изумлению Джерома поистине не было предела, когда Ипполита  поведала  ему  о
своей готовности принять развод и спросила, будет ли ее согласие сообразно с
законами церкви. Просьба Ипполиты дать ей совет позволила монаху, умолчав  о
том, как мерзка ему мысль  о  предполагаемом  браке  Манфреда  с  Изабеллой,
расписать княгине самыми мрачными красками всю греховность  ее  согласия  на
развод, предречь ей божью кару в том случае, если она  уступит  Манфреду,  и
строжайшим образом наказать ей,  чтобы  она  с  негодованием  и  возмущением
отвергла подобное предложение, в каком бы виде оно ни было сделано.
     Тем временем Манфред успел сообщить свой план Фредерику и  сказал,  что
недурно бы сыграть сразу  две  свадьбы.  Переменчивый  маркиз,  на  которого
произвела глубокое впечатление красота Матильды,  выказал  живой  интерес  к
предложению Манфреда. Он забыл свою вражду с ним с  тем  большей  легкостью,
что едва ли мог рассчитывать силой низвергнуть его с княжеского престола; и,
подумав, что от брака его дочери с тираном,  может  быть,  еще  и  не  будет
потомства, решил, что, женясь на Матильде, он надежнее обеспечит себе  права
наследования. Он  почти  не  противился  уговорам  Манфреда  и  только  ради
соблюдения приличий поставил условием согласие Ипполиты на  развод.  Манфред
взял это на себя.  Окрыленный  успехом  и  горя  желанием  приблизить  брак,
который сулил ему надежду на продолжение рода, он устремился в  покои  своей
жены с твердым намерением добиться ее покорности. Узнав, что она отправилась
в монастырь, он вознегодовал. Нечистая совесть внушила ему  подозрение,  что
Изабелла успела сообщить Ипполите о его замысле. Он подумал, не ради того ли
пошла она сейчас в монастырь, чтобы остаться там до тех пор, пока не  сможет
представить непреодолимые  препятствия  к  их  разводу.  Обычное  недоверие,
которое он испытывал к Джерому, вызвало у него опасение,  что  именно  монах
уговорил Ипполиту укрыться в этом святом месте, чтобы помешать осуществлению
планов ее супруга. Горя желанием поскорее раскрыть эти козни и  помешать  их
успеху, Манфред поспешил в монастырь и появился там как раз  в  тот  момент,
когда монах горячо уговаривал Ипполиту ни в коем случае  не  соглашаться  на
развод.
     - Сударыня, - сказал Манфред. - Какое дело привело вас сюда? Почему  вы
не дождались моего возвращения от маркиза?
     -  Я  пришла  испросить  божьего  благословения  вашим  переговорам,  -
отвечала Ипполита.
     - Мои  переговоры  не  нуждаются  во  вмешательстве  монаха,  -  заявил
Манфред. - И неужели из всех живущих на свете людей вы не могли найти никого
другого, с  кем  вам  было  бы  приятно  собеседовать,  кроме  этого  седого
предателя?
     - Нечестивый государь! - воскликнул Джером. - Неужели ты пришел сюда  к
алтарю для того, чтобы оскорблять служителей алтаря? Но  твои  богопротивные
замыслы раскрыты, Манфред. Господь бог и эта добродетельная госпожа знают  о
них - напрасно ты хмуришься, князь! Церковь презирает твои угрозы. Ее  громы
заглушат взрывы твоего гнева. Продолжай, продолжай упрямо стремиться к своей
гнусной цели - разводу, но знай, что скоро церковь произнесет свой приговор,
и я с этого самого места обрушу ее проклятие на твою голову.
     - Дерзкий бунтовщик! - вскричал Манфред, пытаясь скрыть страх,  которым
наполнили его душу слова монаха. - Ты осмеливаешься грозить своему законному
государю?
     - Ты не законный государь, - ответил Джером. - И ты  вообще  не  князь!
Иди и обсуждай свои притязания с Фредериком, а когда вы кончите...
     - Мы уже кончили, - прервал его Манфред. - Фредерик  согласен  жениться
на Матильде и отказывается от своих  притязаний,  сохраняя  за  собой  право
наследования лишь в том случае, если у  меня  не  будет  потомства  мужского
пола.
     Когда он произносил эти слова, три капли крови  упали  из  носа  статуи
Альфонсо. Манфред побледнел, а княгиня пала на колени.
     - Смотри!  -  вскричал  монах.  -  Видишь  ты  это  чудесное  знамение,
гласящее, что кровь Альфонсо никогда не смешается с кровью Манфреда?
     - Высокочтимый супруг мой! -  промолвила  Ипполита.  -  Смиримся  перед
господом. Не подумайте, что неизменно послушная жена  ваша  восстает  против
вашей власти. У меня нет своей  воли,  отличной  от  воли  моего  супруга  и
церкви. Обратимся же к этому высокому суду. Не от нас зависит разорвать узы,
которыми мы соединены. Если церковь одобрит  расторжение  нашего  брака,  да
будет так - мне ведь осталось жить немного лет, и они все  равно  уже  будут
омрачены горем. Где же лучше влачить их, как не у подножья этого  алтаря,  в
молитвах о вашем и Матильды благополучии?
     - Но вы не останетесь  здесь  до  тех  пор,  -  сказал  Манфред.  -  Вы
возвратитесь со мной в замок, и там я поразмыслю о шагах,  которые  надлежит
предпринять для развода, а этот вмешивающийся не в свое дело монах  туда  не
пойдет; мой гостеприимный дом отныне навсегда закрыт  для  этого  предателя.
Что же касается отпрыска вашего преподобия, - продолжал он, - я изгоняю  его
из моих владений. Он, я полагаю, не является  неприкосновенным  лицом  и  не
находится под защитой церкви. Кто бы ни женился на Изабелле, это  во  всяком
случае не будет нагл