ильда.  -  Была  ли  бы  довольна
Изабелла, увидев тебя у моих ног?
     - Какая Изабелла? - с удивлением спросил молодой человек.
     - О боже! - воскликнула Матильда. - Я боюсь, что помогаю обманщику.  Ты
что ж - забыл уже, о чем с таким любопытством спрашивал сегодня утром?
     - Твой облик, твои поступки, вообще все в тебе божественно прекрасно, -
сказал Теодор, - но речь твоя темна и таинственна. Говори, благородная дева,
но говори так, чтобы это было доступно разумению твоего покорного слуги.
     - Ты отлично все понимаешь! -  возразила  Матильда.  -  Но  я  еще  раз
приказываю тебе покинуть это место; если я буду тратить  с  тобой  время  на
пустые разговоры, на мою голову падет твоя кровь, пролитие  которой  я  пока
еще могу предотвратить.
     - Я ухожу, госпожа моя, - сказал Теодор, - потому что такова твоя  воля
и потому что я не хочу отягчить горем остаток жизни моего престарелого отца.
Но скажи мне, восхитительная дева, что  сострадание  твоей  нежной  души  со
мною.
     - Постой, - промолвила Матильда, - я провожу тебя к  подземелью,  через
которое скрылась Изабелла: оно тебя приведет в церковь святого Николая,  где
ты окажешься в неприкосновенном убежище.
     - Как? - воскликнул Теодор. - Значит, это была другая, а  не  ты  сама,
прекрасная дева, - та, кому я помог найти подземный ход?
     - Да, другая, - ответила Матильда, - но не спрашивай больше ни о чем: я
трепещу, видя, что ты все еще здесь, - беги же скорей, ищи убежище у алтаря!
     - У алтаря... - повторил Теодор. -  Нет,  дорогая  госпожа  моя,  такие
убежища существуют для беспомощных дев или для преступников. Душа Теодора не
отягощена никакой виной; не должно быть и видимости того, что это  так.  Дай
мне меч, госпожа моя, и твой отец увидит,  что  Теодор  презирает  постыдное
бегство.
     - Безрассудный юнец!  -  вскричала  Матильда.  -  Да  неужели  в  своей
заносчивости ты посмел бы поднять руку на князя Отрантского?
     - На твоего отца? Нет, нет, конечно, не посмел бы, - сказал  Теодор.  -
Прости меня, госпожа моя, я забыл... Но разве мог я, глядя на тебя, помнить,
что ты рождена на свет тираном Манфредом? - Но  он  твой  отец,  и  с  этого
мгновения все дурное, что я от него испытал, предается забвению.
     Откуда-то сверху прозвучал глухой протяжный стон. Матильда и Теодор оба
вздрогнули.
     - Боже мой! Нас подслушивают... - прошептала Матильда.
     Оба умолкли и насторожились, но так как тишина  больше  не  нарушалась,
они решили, что это был порыв ветра, и Матильда, двинувшись вперед неслышным
шагом, провела Теодора в арсенальную залу, снабдила там юношу полным набором
доспехов, после чего препроводила его к задним воротам.
     - Избегай селения, - сказала она, - и  всей  местности,  прилегающей  к
замку с запада: именно там, по-видимому, Манфред вместе с незнакомцами ведет
розыски; держись другой стороны замка. За  лесом,  виднеющимся  на  востоке,
тянется сплошная гряда скал,  прорезанная  лабиринтом  пещер,  доходящим  до
морского побережья. Там ты сможешь скрываться, пока не  представится  случай
знаками подозвать какое-нибудь судно, которое подойдет к  берегу  и  возьмет
тебя на борт. Иди! Да будет господь бог твоим провожатым! И вспоминай иногда
в своих молитвах... Матильду.
     Теодор пал к ногам своей спасительницы и, завладев ее  лилейной  рукой,
которую она после некоторого сопротивления  позволила  ему  поцеловать,  дал
обет при первой же возможности добиться возведения в рыцарское звание и стал
с жаром молить у нее разрешения посвятить себя навсегда служению ей, быть ее
рыцарем.
     Прежде чем Матильда успела ответить,  раздался  удар  грома,  потрясший
стены замка. Теодор готов был продолжать свои мольбы, невзирая на  бурю,  но
испуганная девушка поспешно вернулась в замок,  с  таким  решительным  видом
приказав юноше  уходить,  что  тот  не  посмел  ослушаться.  Он  со  вздохом
удалился, но взгляд его был обращен к воротам до тех пор, пока  Матильда  не
закрыла  их,  положив  конец  свиданию,  воспламенившему  их  сердца   такой
страстью, какой дотоле они не испытывали никогда.
     Погруженный в свои мысли, Теодор направил шаги к  монастырю:  он  хотел
увидеть отца и сообщить ему о своем освобождении. Здесь он узнал, что Джером
отсутствует и что идут  розыски  госпожи  Изабеллы;  впервые  он  услышал  и
некоторые подробности ее истории.
     Присущий юноше рыцарственный дух немедленно  зажег  в  его  благородном
сердце желание помочь ей, но монахи не могли сообщить ему никаких  сведений,
по которым можно было бы догадаться, куда она  направилась.  А  пускаться  в
дальнейшие странствия в поисках Изабеллы он не  был  расположен,  ибо  образ
Матильды так глубоко запал ему в душу, что он не  чувствовал  себя  в  силах
покинуть места, где она жила. Мысль о чувствах, проявленных к нему Джеромом,
усиливала его неохоту пускаться на эти поиски, и он даже  убедил  себя,  что
его сыновняя преданность отцу и является главной причиной того, что  он  все
еще мешкает между замком и монастырем. Наконец Теодор решил укрыться в лесу,
который ему указала Матильда, и оставаться там до  ночи,  то  есть  до  того
времени, когда Джером уже наверное возвратится в монастырь. Придя  туда,  он
стал искать места с  самой  густой  тенью,  наиболее  соответствовавшие  той
сладостно-щемящей грусти, что царила сейчас в его душе.
     В меланхолической задумчивости он незаметно для себя добрел  до  пещер,
которые в прежние времена служили приютом для  отшельников,  а  теперь,  как
поговаривали окрест, стали обиталищем злых духов. Вспомнив об этом поверье и
будучи человеком храбрым и предприимчивым, он дал волю своему любопытству  и
углубился в потаенные закоулки лабиринта. Он не успел еще далеко проникнуть,
как вдруг ему показалось, что он слышит чьи-то  удаляющиеся  шаги  -  словно
кто-то отступал по мере его приближения. Хотя Теодор не сомневался ни в чем,
во что предписывает верить наша святая  религия,  он  не  представлял  себе,
чтобы добрый человек мог быть беспричинно  отдан  во  власть  злобным  силам
тьмы. Он подумал, что скорее это место облюбовано разбойниками, нежели  теми
посланцами преисподней, которые, как сказывают, кружат  и  сбивают  с  толку
путников. Ему давно уже не терпелось испытать свою доблесть, и, обнажив меч,
он  спокойно  продолжал  идти  вперед,   направляя   свои   шаги   навстречу
доносившимся до него  чуть  слышным  шорохам.  Лязг  его  доспехов,  в  свою
очередь, служил указанием для отступления тому, кто избегал встречи  с  ним.
Убежденный теперь, что он не ошибся. Теодор пошел вдвое быстрее  прежнего  и
стал заметно нагонять неизвестного, хотя тот тоже ускорил шаг.
     Нагнав беглеца, Теодор увидел перед собой женщину, которая в тот же миг
упала, задыхаясь, наземь. Он поспешил поднять ее, но она была охвачена таким
страхом, что он сам испугался, как бы она  не  лишилась  чувств  у  него  на
руках. Самыми мягкими словами постарался он рассеять  ее  тревогу,  заверяя,
что не только не нанесет ей обиды, но, напротив, будет защищать  ее  даже  с
опасностью для собственной жизни. Дама, успокоенная обходительным поведением
молодого человека, поглядела ему в лицо и произнесла:
     - Право, я где-то раньше слышала этот голос.
     - Не знаю, где это могло быть, если только не верна моя догадка, что  я
вижу перед собой госпожу Изабеллу.
     - Боже милосердный! - вскричала она. - Но не посланы же вы  разыскивать
меня, - или я ошибаюсь?
     И с этими словами, упав перед ним на колени, она взмолилась,  чтобы  он
не предавал ее Манфреду.
     - Манфреду?! - воскликнул Теодор. - Нет, благородная госпожа, я однажды
уже избавил вас от его тирании - и теперь, чего бы мне это ни стоило,  укрою
от новых его покушений!
     - Неужели, - сказала она, - вы тот благородный незнакомец,  которого  я
встретила вчерашней ночью  в  подземелье  замка?  Наверное  вы  не  смертный
человек, а мой ангел-хранитель. Позвольте же мне  на  коленях  поблагодарить
вас...
     - Не  нужно,  любезная  госпожа,  -  вскричал  поспешно  Теодор,  -  не
унижайтесь перед тем, кто сам беден и одинок. Если  бог  назначил  мне  быть
вашим избавителем, он доведет предначертанное им до конца и укрепит мою руку
ради вашего правого дела... Но послушайте, госпожа моя, мы находимся слишком
близко от входа в пещеру; поищем более укромных мест: я не буду  спокоен  до
тех пор, пока не устрою вас там, где вы будете вне опасности.
     - Увы! Что вы имеете в виду, мой покровитель? - спросила  она.  -  Хотя
ваши поступки благородны, хотя выражаемые  вами  чувства  свидетельствуют  о
чистоте вашей души, приличествует ли мне удаляться  наедине  с  вами  в  эти
запутанные закоулки? Если нас обнаружат вместе, что  подумает  поспешный  на
осуждение свет о моем поведении?
     - Я уважаю вашу добродетельную щепетильность, -  ответил  Теодор,  -  и
уверен, что вы не питаете подозрений, оскорбительных для моей чести. Я  имел
в виду препроводить вас в самую потаенную пещеру  в  этих  скалах,  а  затем
преградить вход в лабиринт кому бы то ни было, пусть даже ценою  собственной
жизни. Кроме того, госпожа, - продолжал он, тяжко вздохнув, - хотя ваш облик
и прекрасен и совершенен, а я не  могу  сказать,  что  не  подвержен  земным
чувствам, знайте - сердце мое отдано другой; и несмотря на то что...
     Внезапный  шум  помешал  Теодору  закончить  свою  мысль.  Вскоре   они
различили  возгласы:  "Изабелла!  Э-ге-й,  Изабелла!"  -  и  девушка   вновь
затрепетала от ужаса. Теодор пытался ободрить ее, но безуспешно. Он  заверил
Изабеллу, что скорее умрет, нежели потерпит, чтобы она  вновь  оказалась  во
власти Манфреда, и, предложив  ей  оставаться  в  укрытии,  пошел  навстречу
человеку, который разыскивал ее, дабы воспрепятствовать его приближению.
     У входа в пещеру он увидел рыцаря в полном вооружении, разговаривавшего
с крестьянином, который уверял его, что сам видел, как некая дама скрылась в
расселине скалы. Рыцарь собирался уже устремиться туда за  ней,  но  Теодор,
преградив ему путь и угрожая обнаженным мечом, решительно потребовал,  чтобы
он удалился прочь.
     - А кто ты такой,  что  дерзаешь  становиться  мне  поперек  дороги?  -
высокомерно спросил рыцарь.
     - Я тот, у кого слово не расходится с делом:  если  я  на  что  дерзаю,
значит, берусь это исполнить, - ответил Теодор.
     - Я ищу госпожу Изабеллу, - оказал рыцарь, - и мне  известно,  что  она
скрывается  в  этих  скалах.  Не  препятствуй  же  мне,  или  тебе  придется
раскаяться в том, что ты вызвал мой гнев.
     - Намерение твое столь же гнусно, сколько презренен твой гнев, - сказал
Теодор. - Вернись туда, откуда явился,  или  вскоре  ты  узнаешь,  чей  гнев
страшнее.
     Незнакомец был не кто иной, как тот  самый  рыцарь,  который  прибыл  к
Манфреду от имени маркиза да Виченца. Пока Манфред был занят опросом всех  и
каждого об Изабелле и отдавал различные распоряжения с целью помешать  троим
рыцарям  завладеть  ею,  главный  рыцарь  ускакал  от  него.  Он  и   раньше
подозревал, что Манфред причастен к исчезновению девушки, теперь  же,  когда
оскорбление, нанесенное ему человеком, поставленным, как он решил, Манфредом
для охраны ее тайного местопребывания, подтвердило  эти  подозрения,  он  не
стал дальше объясняться, а бросился на Теодора с мечом и вскоре  освободился
бы от всяких препятствий, если бы Теодор, принявший его, в свою очередь,  за
одного из военачальников манфредова войска, не был наготове подкрепить делом
брошенный им вызов и не отразил удара щитом.  Столь  долго  сдерживаемая  им
отвага сразу же проявилась с полной силой: как вихрь налетел он  на  рыцаря,
которого гнев и гордость также подстрекали к доблестному сопротивлению.  Бой
был ожесточенным, но не долгим: Теодор нанес  рыцарю  три  раны  и  в  конце
концов обезоружил его, так  как  от  потери  крови  рыцарь  лишился  чувств.
Крестьянин,  убежавший  при  первой  же  схватке,  сообщил  о   происходящем
нескольким слугам Манфреда, которые, следуя его приказу, рассеялись по  лесу
в поисках Изабеллы. Они подбежали к сраженному рыцарю и вскоре узнали в  нем
прибывшего в замок знатного незнакомца. Теодор, несмотря на свою ненависть к
Манфреду, не мог радоваться одержанной  победе,  не  испытывая  одновременно
сострадания и участия к побежденному; но он  ощутил  еще  большее  волнение,
когда узнал звание своего противника и  ему  было  разъяснено,  что  это  не
наемник Манфреда, а его враг. Он помог слугам  князя  освободить  рыцаря  от
доспехов и позаботился остановить кровь, струившуюся из его  ран.  К  рыцарю
постепенно вернулся дар речи, и слабым, прерывающимся голосом он сказал:
     - Великодушный враг мой, мы оба впали в заблуждение: я принял  тебя  за
орудие тирана, вижу, что  и  ты  совершил  ту  же  ошибку...  Поздно  теперь
выражать сожаления... Я слабею... Если Изабелла поблизости... позови ее -  я
должен.. . важные тайны...
     - Он умирает! - воскликнул один из челядинцев. - Нет ли  у  кого-нибудь
при себе распятия? Андреа, помолись над ним...
     - Принесите воды, - приказал Теодор, - и дайте ему глоток, а я  поспешу
к молодой госпоже...
     С этими словами он бросился к Изабелле и в нескольких словах, умолчав о
своей доблести, рассказал ей, что, к несчастью, по ошибке ранил  придворного
ее отца и что этот человек хочет перед смертью сообщить ей  нечто,  для  нее
весьма важное. Изабелла, которая было обрадовалась, услыхав  голос  зовущего
ее Теодора, теперь находилась вся во власти изумления,  внимая  его  словам.
Ободренная новым доказательством доблести Теодора, она согласилась следовать
за ним и подошла к тому месту, где был простерт на земле истекающий  кровью,
обессиленный рыцарь. Но все страхи ее ожили, как  только  она  увидела  слуг
Манфреда. Она снова обратилась бы в бегство, если бы Теодор не  показал  ей,
что они не вооружены, и не пригрозил им  немедленной  смертью  при  малейшей
попытке схватить ее. Незнакомец, открыв глаза и увидев перед собой  женщину,
произнес:
     - Ты... умоляю,  скажи  мне  правду...  ты  действительно  Изабелла  да
Виченца?
     - Да, это я, - ответила Изабелла.  -  Да  поможет  добрый  господь  наш
вашему излечению.
     - Тогда ты... тогда ты, - с усилием произнося слова, продолжал  рыцарь,
- видишь перед собой... своего отца... Поцелуй же меня...
     - О, чудо! О, ужас! Что слышу я! Что вижу! - вскричала Изабелла. -  Мой
отец! Вы - мой отец! Как оказались вы здесь? Ради бога,  говорите!  О  боже!
Люди, бегите за помощью, иначе он умрет.
     - Это - истинная правда, - вымолвил раненый рыцарь, напрягая  все  свои
силы. - Я Фредерик, твой отец. Да, я прибыл сюда, чтобы  освободить  тебя...
Этому быть не суждено... Поцелуй меня на прощанье и возьми.
     - Почтенный рыцарь, - сказал Теодор, - не изнуряйте себя; позвольте нам
перенести вас в замок...
     - В замок! - воскликнула  Изабелла.  -  Разве  нельзя  получить  помощь
ближе, чем в замке? Вы хотите, чтобы мой отец был беззащитен перед  тираном?
Если его переправят туда, я не отважусь сопровождать его... а могу ли я  его
оставить?
     - Дитя мое, - молвил Фредерик, - мне безразлично,  куда  меня  отнесут:
через несколько минут мне уже не будет страшна никакая опасность... Но  пока
глаза мои могут радоваться, глядя на тебя, не покидай меня, родная Изабелла!
Этот храбрый рыцарь - я не знаю, кто он, - защитит твою  невинность.  Вы  не
бросите мое дитя на произвол судьбы, юный воин, не правда ли?
     Проливая  слезы  над  своей  жертвой,  Теодор  торжественно  обещал  не
пожалеть жизни ради безопасности девушки и убедил Фредерика позволить  людям
препроводить  его  в  замок.  Его  подняли  на  лошадь   одного   из   слуг,
предварительно постаравшись как можно лучше перевязать его раны. Теодор  шел
рядом с ним, а убитая горем Изабелла, которая не в силах была  расстаться  с
отцом, с сокрушенным видом следовала позади.

     Глава IV

     У ворот  замка  печальную  процессию  встретили  Ипполита  и  Матильда,
оповещенные о ее прибытии слугой,  которого  выслала  вперед  Изабелла.  Они
велели людям внести Фредерика  в  один  из  ближайших  покоев  и  удалились,
предоставив лекарям осмотреть его раны. Когда  Матильда  увидела  Теодора  и
Изабеллу вместе,  она  вся  залилась  краской,  но  попыталась  скрыть  свое
смущение, обнимая подругу и выражая ей сочувствие  по  поводу  несчастья  ее
отца. Вскоре явились лекари и доложили Ипполите, что ни одна из ран  маркиза
не опасна и что он желает видеть дочь и  двух  других  дам.  Теодор  не  мог
противостоять искушению последовать  за  Матильдой  и  отправился  вместе  с
дамами, сославшись на то, что хочет  высказать  маркизу,  какую  радость  он
испытывает теперь, когда отпали опасения, что поединок мог оказаться роковым
для его бывшего противника. Матильда  так  часто  опускала  глаза,  встречая
взгляд Теодора, что Изабелла, чей взор был устремлен на  юношу  с  таким  же
вниманием, с каким он сам смотрел на Матильду,  вскоре  догадалась,  кто  та
особа, которая по признанию, сделанному им в пещере, владеет его сердцем. Во
время этой немой сцены Ипполита  спрашивала  у  Фредерика,  почему  он  счел
нужным обставить такой таинственностью свой приезд за Изабеллой, и приводила
различные доводы в оправдание тому, что ее супруг затеял сочетать браком  их
детей.  Хотя  Фредерик  и  негодовал  против  Манфреда,   но   учтивость   и
благожелательность Ипполиты расположили его в  ее  пользу;  но  еще  большее
впечатление произвела на него  красота  Матильды.  Желая  подольше  удержать
обеих около своего ложа, он принялся рассказывать Ипполите свою историю.
     Он поведал ей, что, находясь еще в руках  у  неверных,  однажды  увидал
сон, будто Изабеллу, о которой он со времени своего пленения не имел никаких
известий, насильно удерживают в каком-то замке, где ей грозят самые  ужасные
несчастья,  и  будто  он  узнает  дальнейшее,  если,  вернув  себе  свободу,
отправится в лес около Яффы. Встревоженный этим сном и  не  будучи  в  силах
исполнить указание, он мучительней, чем прежде,  страдал  от  тяжести  своих
цепей. Но пока он размышлял над тем, как добиться  свободы,  к  нему  пришла
радостная весть, что союзные государи, совместно  сражавшиеся  в  Палестине,
уплатили за него выкуп. Он сразу же отправился в лес, который был указан ему
во сне. Трое суток блуждал он там со своими слугами, не  встречая  ни  живой
души; но к исходу третьего дня они набрели на келью,  в  которой  обнаружили
седовласого отшельника, находившегося  при  смерти.  С  помощью  живительных
снадобий они вернули божьему человеку дар речи.
     - Дети мои, - сказал он, - благодарю вас за  ваше  милосердие....  Увы,
оно напрасно... Я ухожу вкушать вечный  покой...  Но  умираю  я  с  чувством
удовлетворения, ибо я исполнил господню волю. Когда  я  только  удалился  от
мира, после того как моя страна стала добычей неверных, - тому уже пятьдесят
лет, как я был свидетелем  этого  ужасного  события!  -  мне  явился  святой
Николай и поведал важную  тайну,  запретив  посвящать  в  нее  кого-либо  из
смертных до наступления моего последнего часа. И вот  теперь  этот  страшный
час наступил, а вы, без сомнения, те избранные воители, коим святой  повелел
открыть доверенное мне. Как только вы совершите все должные обряды над  моим
бренным телом, вскопайте землю под седьмым деревом слева  от  этого  убогого
жилища, и ваши страдания будут ... О, господи, прими мою душу!
     С этими словами набожный отшельник испустил дух.
     - Поутру, - продолжал Фредерик, - предав земле останки святого  старца,
мы принялись копать в указанном месте - и каково  же  было  наше  удивление,
когда на глубине шести футов мы обнаружили огромный меч  -  тот  самый,  что
лежит сейчас во дворе вашего замка. На клинке, который  несколько  выдавался
из ножен (теперь он полностью скрыт в них после  наших  усилий  извлечь  его
совсем) были начертаны следующие строки...