юшоном  отшельнической
власяницы. Фредерик отпрянул с криком:
     - Ангелы господни, защитите меня!
     - Заслужи их защиту!
     Упав на колени, Фредерик стал молить видение смилостивиться над ним.
     - Ты не помнишь меня? - вопросил призрак. - Вспомни лес вблизи Яффы!
     - Так ты тот самый святой отшельник? - вскричал Фредерик, весь трепеща.
- Могу ли я сделать что-нибудь, чтобы ты обрел вечный покой?
     - Для того ли ты был освобожден из  рабства,  -  продолжал  призрак,  -
чтобы стремиться к плотским утехам? Ты забыл уже про меч, что  был  зарыт  в
земле, и про начертанное на нем повеление?
     - Нет, нет, я не забыл, -  отвечал  Фредерик,  -  но  скажи  мне,  душа
праведника, с чем ты послана ко мне? Что еще должен я сделать?
     - Забыть Матильду, - ответило видение и исчезло.
     Кровь похолодела  в  жилах  Фредерика.  Несколько  минут  он  оставался
недвижим. Затем, рухнув ниц перед алтарем, он взмолился  ко  всем  святым  о
заступничестве, дабы ему было даровано прощение. После  этого  порыва  поток
слез хлынул из его глаз; помимо воли  маркиза  перед  его  мысленным  взором
предстал образ прекрасной Матильды, и Фредерик простерся на  каменном  полу,
раздираемый раскаянием и страстью. Он еще не пришел в  себя  от  потрясения,
когда в молельню вошла княгиня Ипполита, одна,  со  свечою  в  руке.  Увидев
человека, лежащего без движения на полу, она громко закричала, полагая,  что
он мертв. Этот вопль перепуганной женщины заставил  Фредерика  очнуться.  Он
быстро поднялся на ноги, уже не рыдая, но еще с  мокрым  от  слез  лицом,  и
хотел было  скрыться  с  глаз  Ипполиты,  но  она  жалобнейшим  тоном  стала
упрашивать его объяснить,  почему  он  в  таком  смятении  и  в  силу  каких
необычайных обстоятельств она застала его здесь простертым на земле.
     - Ах, достойнейшая госпожа! - произнес подавленный  горем  маркиз  -  и
остановился.
     - Ради всего святого, маркиз, - воскликнула Ипполита, - откройте, в чем
причина вашего расстройства? Что  означают  эти  страдальческие  стоны,  эти
тоскливые возгласы, в которых звучало мое имя? Какие горести  уготовало  еще
небо для несчастной Ипполиты? Но вы  молчите?  Всеми  милосердными  ангелами
заклинаю вас, благородный рыцарь, - продолжала она,  упав  к  его  ногам,  -
откройте мне, что у вас  на  сердце!  Я  вижу  -  вы  сочувствуете  мне;  вы
понимаете, каким мукам подвергаете  меня,  говорите  же,  говорите  хоть  из
сострадания. Вы знаете что-нибудь касающееся моей дочери?
     - Я не могу говорить! - вскричал  Фредерик,  вырываясь  от  нее.  -  О,
Матильда!
     Он ринулся прочь из покоев княгини и сразу устремился к себе.  У  двери
своей горницы он столкнулся с Манфредом; взбудораженный вином и любовью, тот
явился за Фредериком с намерением предложить  ему  скоротать  часть  ночи  в
пирушке  за  песнями  и  музыкой.  Оскорбленный  этим  приглашением,   столь
неуместным при его состоянии духа,  Фредерик  резко  отстранил  Манфреда  и,
войдя в свою горницу, со злостью захлопнул перед ним дверь, а затем запер ее
изнутри.
     Манфред, возмущенный непонятным поведением маркиза, удалился  с  такими
чувствами в груди, которые могли толкнуть его  на  самые  дикие  и  пагубные
поступки. Перейдя двор, он  встретил  того  слугу,  которого  оставил  возле
монастыря шпионить за Джеромом и Теодором. Этот человек, задыхаясь - оттого,
видимо, что он всю дорогу бежал, - доложил своему господину,  что  Теодор  и
какая-то дама из замка беседуют сейчас наедине у гробницы Альфонсо в  церкви
святого Николая. Слуге удалось выследить Теодора, но ночной мрак помешал ему
распознать, кто была дама.
     Манфред и так уже был распален  всем  случившимся;  вдобавок,  Изабелла
прогнала его от себя, когда он снова стал слишком  невоздержанно  выказывать
свою страсть к ней. Теперь он сразу решил, что высказанное  ею  беспокойство
было вызвано желанием поскорей встретиться  с  Теодором.  Подстегнутый  этой
догадкой и рассерженный поведением ее отца, он, никого не предупредив,  один
поспешил в церковь. В мерцающем  свете  лунного  луча,  проникавшего  сквозь
цветные  стекла,  он  бесшумно  проскользнул  между  боковыми  приделами   и
прокрался к гробнице Альфонсо, направляемый услышанным  им  неясным  шепотом
тех самых лиц, решил он, коих и думал здесь застать.
     Первые же слова, которые он разобрал, были следующие:
     - Увы, разве это зависит от  меня?  Манфред  никогда  не  позволит  нам
соединиться...
     - Никогда! И вот как он предотвратит это! - вскричал тиран и,  выхватив
свой кинжал, вонзил его из-за плеча говорившей прямо ей в грудь.
     -  Ах,  все  кончено,  я  умираю!  -  воскликнула  Матильда  падая.   -
Милосердный боже, прими мою душу!
     - Гнусный, бесчеловечный злодей! Чудовище! - возопил  Теодор,  бросаясь
на Манфреда и вырывая у него кинжал.
     - Отведи свою нечестивую руку! - крикнула Матильда. - Это мой отец!
     Манфред, словно вдруг очнувшись от наваждения, стал бить себя в  грудь,
рвать на себе волосы, пытался отобрать у Теодора кинжал, чтобы  покончить  с
собой. Теодор был почти в таком же безумном состоянии, как  и  Манфред,  но,
подавив порывы своего горя,  бросился  спасать  Матильду.  Привлеченные  его
криками о  помощи,  сбежались  монахи.  Одни  принялись  вместе  с  Теодором
останавливать кровь, которой обливалась умирающая, другие же крепко  держали
Манфреда, чтобы он в отчаянии не наложил на себя руки.
     Кротко покорившись своей судьбе, Матильда обратила  к  Теодору  взгляд,
полный любви и  благодарности  за  его  рвение.  Но  всякий  раз,  когда  ей
удавалось, превозмогая слабость, заговорить, она просила тех,  кто  хлопотал
вокруг нее, утешить ее отца. Тем временем в церковь явился  и  Джером,  тоже
узнавший об ужасном событии. Во взгляде его, казалось, был укор Теодору, но,
обернувшись к Манфреду, он произнес:
     - Смотри, тиран: свершилось еще одно из тех страшных бедствий,  которым
суждено обрушиться на твою  нечестивую  голову!  Кровь  Альфонсо  вопияла  к
небесам об отмщении, и господь попустил осквернение своего алтаря убийством,
дабы ты пролил родную кровь у гробницы этого государя!
     - Жестокий! -  воскликнула  Матильда.  -  Зачем  отягчаешь  ты  скорбь,
несчастного отца? Да благословит его небо  и  простит  ему,  как  я  прощаю.
Господин мой, владыка и повелитель над всеми нами, простите ли вы свое дитя?
Клянусь, я пришла сюда не для встречи с Теодором. Я увидела его молящимся  у
этой могилы, к которой матушка послала меня, чтобы я заступилась перед богом
за вас, отец, и за  нее...  Дорогой  отец  мой,  благословите  свою  дочь  и
скажите, что прощаете ее!
     - Это я - чудовище, убийца - должен простить тебя? - вскричал  Манфред.
- Да разве смеют душегубы кого-нибудь прощать? Я принял тебя за Изабеллу, но
господь направил мою преступную руку в сердце моей собственной дочери...  О,
Матильда! Не смею выговорить... Можешь ли ты простить мне мою слепую ярость?
     - Могу - и прощаю, пред лицом господа! - отвечала Матильда. -  Но  пока
еще жизнь теплится во мне,  я  хочу  просить  вас...  О,  матушка  моя!  Что
испытает она? Вы утешите ее, отец? Вы ее не покинете? Опа ведь любит  вас...
О, я слабею... Отнесите меня в замок... Проживу ли я еще хоть немного, чтобы
она могла закрыть мне глаза?
     Теодор и монахи стали горячо уговаривать Матильду согласиться, чтобы ее
перенесли в монастырь, но она настаивала на своем желании,  и  им  пришлось,
положив умирающую на носилки, направиться с нею в замок. Теодор  поддерживал
ей голову рукой и, склоняясь в безумной тоске над своей  угасающей  любимой,
все еще пытался ободрить ее надеждой, что она будет жить. Джером,  с  другой
стороны носилок, утешал Матильду речами  о  провидении  господнем  и,  держа
перед нею распятие, которое она омывала своими невинными  слезами,  старался
облегчить ей переход к жизни  вечной.  Манфред,  погруженный  в  глубочайшую
скорбь. с безнадежным видом брел позади.
     Прежде чем они добрались до замка, Ипполита, уже оповещенная об ужасном
событии, выбежала встречать  свое  умирающее  дитя;  но  когда  она  увидела
печальную процессию, ее охватило такое горе, что силы оставили  ее,  и,  как
безжизненное тело, она в глубоком обмороке рухнула наземь. Сопровождавшие ее
Фредерик и Изабелла были подавлены  скорбью  почти  в  равной  мере.  Только
Матильда как будто и не замечала своего состояния: все ее  мысли  и  чувства
были отданы горячо любимой матери. Велев опустить носилки, она,  как  только
Ипполита пришла в себя, попросила подозвать отца. Он приблизился,  но  не  в
силах был вымолвить  ни  слова.  Взяв  его  руку  и  руку  матери,  Матильда
соединила их в своей руке, а затем прижала к груди. Манфред не  мог  вынести
этого трогательно-благочестивого поступка. Он бросился на  землю,  проклиная
тот день, когда родился на свет. Изабелла, опасаясь того,  что  Матильда  не
сможет выдержать этого взрыва страстей, по собственному почину распорядилась
отнести Манфреда в его покои, а Матильду велела уложить в ближайшей горнице.
Ипполита, в которой жизни оставалось немногим больше, чем в  Матильде,  была
безразлична ко всему, кроме  дочери.  Но  когда  Изабелла,  в  своей  нежной
заботливости, пожелала увести ее на то время, пока лекари не  осмотрят  рану
Матильды, княгиня вскричала:
     - Увести меня! Нет, ни за что! В ней была  вся  моя  жизнь,  и  я  хочу
умереть вместе с нею.
     Услышав голос матери, Матильда подняла веки и взглянула на нее, но  тут
же опустила их снова. Биение крови все более слабело, рука стала  влажной  и
холодной, и вскоре  на  спасение  несчастной  девушки  не  осталось  никакой
надежды. Теодор последовал за лекарями в  соседнюю  горницу  и,  услышав  их
приговор, впал в отчаяние, граничившее с полным безумием.
     - Если ей не дано жить, - вскричал он, - то хоть в  смерти  она  должна
быть моей! Отец! Джером! Вы соедините наши руки? - обратился  он  к  монаху,
который, так же как и маркиз, не отходил от лекарей.
     - Что за дикое безрассудство! - воскликнул Джером. - Разве сейчас время
для бракосочетания?
     - Да, именно сейчас, - кричал Теодор. - Увы, другого времени не будет!
     - Молодой человек, ты сам не знаешь, что говоришь! - произнес Фредерик.
- Ужели в этот роковой час мы должны внимать твоим любовным излияниям? Какие
у тебя права на дочь князя?
     - Права князя, - ответил Теодор,  -  суверенного  властелина  княжества
Отранто. Этот почтенный старец, мой родитель, поведал мне, кто я такой.
     -  Ты  бредишь!  -  воскликнул  маркиз.  -  Здесь  нет  другого   князя
Отрантского,  кроме   меня,   поскольку   Манфред,   совершив   убийство   -
святотатственное убийство, - сделал недействительными свои притязания.
     - Господин, - твердо  и  решительно  заговорил  Джером.  -  Он  говорит
правду. В мои намерения не входило так скоро раскрыть эту тайну,  но  судьба
спешит осуществить предначертанное ею. То, что выдал  его  страстный  порыв,
подтверждают мои холодно взвешенные слова.  Знайте  же,  маркиз,  что  когда
Альфонсо отплыл в Святую землю...
     - Время ли сейчас для разъяснений? - вскричал Теодор. - Отец, идите же,
соедините меня с нею; она должна быть моей женой - во всем остальном я  буду
беспрекословно  повиноваться  вам.  -  Жизнь  моя!  Обожаемая  Матильда!   -
воскликнул он, вбежав в покои, где лежала она. - Хочешь ты быть моей  женой?
Даруешь ли ты своему...
     Изабелла знаком остановила его, чувствуя, что конец Матильды близок.
     - Что? Она умерла? - закричал Теодор. - Неужели?
     От его душераздирающих возгласов к  Матильде  вернулось  сознание.  Она
открыла глаза и посмотрела вокруг, ища мать.
     - Свет очей моих, я здесь, я здесь, - вскричала Ипполита. - Не бойся  -
я не покину тебя.
     - О, как вы добры! - произнесла Матильда. - Но не рыдайте  из-за  меня,
матушка. Я ухожу туда, где нет горестей... Изабелла, ты любила  меня,  пусть
же моя дорогая мать всегда ощущает твою любовь к ней, такую  сильную,  чтобы
она могла заменить ей любовь дочери... Ах, право, я так слаба...
     - О, дитя мое, дитя мое! - повторяла Ипполита, рыдая.  -  Как  продлить
мне твою жизнь еще хоть немного?
     - Это невозможно, - промолвила Матильда, -  препоручи  меня  господу...
Где мой отец? Простите ему, родная моя матушка, простите ему  мою  смерть  -
это была ошибка... О, я забыла, моя родная, ведь я дала обет никогда  больше
не видеть Теодора - может быть, оттого и произошло это несчастье  -  но  это
было не намеренно... Можете ли вы простить меня?
     - О, не мучь еще больше мою истерзанную душу, - ответила Ипполита, - ты
никогда ничем  не  могла  обидеть  меня...  Увы!  Она  кончается!  Помогите,
помогите!
     - Я хотела бы сказать еще  кое-что,  но  уже  не  могу...  -  с  трудом
произнесла Матильда. - Изабелла... Теодор...  ради  меня...  О!  -  С  этими
словами она испустила последний вздох.
     Изабелла и служанки силой оторвали Ипполиту от тела Матильды, но Теодор
пригрозил смертью всякому, кто попытается его увести от  нее,  Бесчисленными
поцелуями покрывал он  ее  холодные,  как  мрамор,  руки  и  произносил  все
ласковые и горестные слова, какие только  могли  быть  подсказаны  отчаяньем
погубленной любви.
     Изабелла тем временем отвела подавленную горем Ипполиту в ее покои,  но
посредине двора они  встретили  Манфреда,  который,  все  более  безумея  от
мучивших его мыслей, почувствовал непреодолимое желание снова увидеть дочь и
направился в горницу, где она лежала. Так как луна стояла уже высоко, он  по
выражению  лиц  обеих  несчастных  женщин  догадался,  что  произошло  самое
страшное, чего можно было ждать.
     - Что? Она умерла?! - закричал он в диком смятении - и в этот миг  удар
грома сотряс замок до самого  основания;  колыхнулась  земля,  и  послышался
оглушительный лязг огромных нечеловеческих доспехов.
     Фредерику и Джерому подумалось, что наступает светопреставление. Джером
ринулся во двор, увлекая за собой Теодора.  В  то  мгновение,  когда  Теодор
появился во дворе, стены замка за  спиной  Манфреда  рухнули  под  действием
какой-то могучей силы, и среди развалин восстала разросшаяся до  исполинских
размеров фигура Альфонсо.
     - Склонитесь перед Теодором, истинным наследником Альфонсо! - возгласил
призрак и,  произнеся  эти  слова,  сопровождавшиеся  раскатом  грома,  стал
величаво возноситься к небесам; покрывавшие  их  тучи  раздвинулись,  и  сам
святой Николай встретил дух Альфонсо, после чего видения сокрылись от  взора
смертных, утонув в сиянии славы.
     Все, кто видел это, пали ниц, признав в явленном им божью волю.  Первой
нарушила молчание Ипполита.
     - Господин мой, - сказала она  обессилевшему  Манфреду,  -  вот  какова
тщета человеческого величия. Конрад покинул этот мир! Не больше Матильды!  В
лице Теодора зрим мы истинного князя Отрантского. Каким чудом стал он  им  -
мне неведомо, но довольно и того, что мы знаем: судьба  наша  определена.  И
что же остается нам, как не посвятить жалкий остаток наших дней  молениям  к
небесам, чтобы они впредь отвратили от нас свой гнев? Господь  изгоняет  нас
отсюда, - куда же нам бежать, если не в обитель  божию,  где  мы  еще  можем
найти убежище?
     -  Безвинная  страдалица!  Несчастная  жертва  моих   преступлений!   -
воскликнул Манфред. - Наконец сердце мое  открыто  для  твоих  благочестивых
увещаний... О, если бы я мог... Но это невозможно... Вы недоумеваете...  Так
пусть же я сам наконец свершу над собою суд. Я сам должен выставить на позор
свою  голову  -  это  единственное  удовлетворение,  которое  я  могу   дать
оскорбленным небесам. Мои деяния навлекли  на  меня  эти  кары;  пусть  хоть
исповедь моя искупит... Но чем  можно  искупить  вину  узурпатора  и  убийцы
собственной дочери, загубленной им в священном месте! Внимайте же все, и  да
послужит эта кровавая история предостережением будущим тиранам!
     Как вам известно, Альфонсо умер в Святой земле... Тут вы прервете меня;
вы скажете, что он умер не своей естественной смертью - и это  будет  чистая
правда, иначе бы Манфреду не пришлось сейчас осушать до самого  дна  горькую
чашу искупления. Рикардо, мой дед,  который  был  мажордомом  Альфонсо...  я
надеялся утаить преступления моего  предка,  -  но  теперь  это  бесполезно!
Альфонсо умер отравленный. Подложное  завещание  провозглашало  Рикардо  его
наследником. Преступления Рикардо преследовали его, -  но  ему  не  пришлось
утратить сына и дочь! Я один  расплачусь  сполна  за  незаконно  захваченные
права. Однажды Рикардо был застигнут на море бурей. Мучимый своей виной,  он
дал обет святому Николаю основать церковь и два монастыря, если он доберется
живым до княжества Отранто. Жертва его была принята: святой  явился  ему  во
сне и обещал, что его потомки будут править в этом  княжестве  до  тех  пор,
пока его законный владетель не станет слишком велик, чтобы обитать в  замке,
и доколе будут существовать потомки Рикардо мужского пола, которым только  и
может быть предоставлено это право. Увы, увы! Нет  уже  больше  потомков  ни
мужского, ни женского пола, кто представлял бы этот  несчастный  род,  кроме
меня самого. Я все сказал... Ужасные беды, происшедшие в последние три  дня,
досказывают остальное. Как мог этот молодой  человек  оказаться  наследником
Альфонсо, я не знаю и все же не сомневаюсь, что это истина. Ему  принадлежат
эти владения, я отступаюсь от них... Но я и не подозревал,  что  у  Альфонсо
есть наследник... Я не оспариваю  господню  волю:  в  бедности,  заполненные
молитвами, протекут немногие печальные дни, отделяющие еще Манфреда от часа,
когда он будет призван к Рикардо.
     - Остальное должен поведать я, - сказал Джером. - Когда Альфонсо отплыл
в Святую землю, буря прибила его корабль к берегам Сицилии. Другое судно, на
котором находился Рикардо со свитой князя, как  вы,  должно  быть,  слышали,
ваша светлость, было отброшено бурей далеко от первого.
     - Это истинная правда, - подтвердил Манфред, - а на титул,  которым  вы
меня величаете, отверженец притязать не  вправе...  Но  это  не  заслуживает
внимания, говорите дальше.
     Джером покраснел от допущенной им неловкости, но продолжал:
     - Целых три месяца неблагоприятный ветер удерживал Альфонсо в  Сицилии.
Здесь  он  полюбил  прекрасную  деву  по  имени  Виктория.  Он  был  слишком
благочестив, чтобы склонять ее к запретным утехам. Они обвенчались.  Однако,
считая эту любовь несовместимой с данным им обетом сражаться во  имя  святой
цели, он решил скрыть их брак до возвращения из крестового похода, когда  он
намеревался увезти Викторию из Сицилии и открыто объявить ее своей  законной
женой. Он оставил ее  в  ожидании  ребенка.  Во  время  его  отсутствия  она
разрешилась дочерью; но едва успела она в муках родить,  как  до  нее  дошло
горестное известие, что Альфонсо умер и что ему наследует Рикардо. Что  было
делать одинокой, беззащитной женщине? Какой вес имело бы ее свидетельство? -
Но все же, господин, у меня есть подлинная грамота...
     - Она не нужна, - сказал Манфред,  -  ужасы  последних  дней,  видение,
явившееся нам, - все это  подтверждает  твои  заявления  лучше,  чем  тысяча
пергаментов. Смерть Матильды и мое изгнание...
     - Успокойтесь, господин мой, - сказала Ипполита, - этот святой  человек
не хотел напоминать вам о ваших несчастьях. Джером продолжал:
     - Я миную подробности. Когда дочь Виктории стала взрослой девушкой, она
была отдана мне в жены. Виктория умерла, и тайна осталась  сокрытой  в  моей
груди. Что произошло впоследствии, вы знаете из рассказа Теодора.
     Монах умолк. Все,  кто  присутствовал  при  этом,  в  безутешной  тоске
побрели в сохранившуюся часть замка. Наутро  Манфред  подписал  отречение  с
ведома  и  одобрения  Ипполиты,  и  оба  они  приняли  постриг  в   соседних
монастырях. Фредерик предложил руку своей дочери новому князю,  и  Ипполита,
нежно любившая Изабеллу, горячо выск