е
от матери и оберечь ее от еще одного тяжкого удара; и когда  Ипполита  стала
взволнованно расспрашивать ее, каково состояние Манфреда и как переносит  он
свою утрату, она заверила ее,  что  отец  здоров  и  сохраняет  в  несчастье
мужественную твердость духа.
     - Но неужели он не допустит меня к себе? - горестно вопросила Ипполита.
- Неужели не позволит мне смешать свои слезы с его слезами и  матери  нельзя
будет выплакать свое горе на груди ее повелителя? Или ты  обманываешь  меня,
Матильда? Я знаю, какую любовь питал Манфред к своему сыну: не  оказался  ли
удар слишком силен для него и он не смог его перенести?  Я  опасаюсь  самого
худшего! Поднимите меня, - обратилась она к служанкам, - я  хочу,  я  должна
увидеть моего супруга. Отнесите меня к нему немедленно. Он мне  дороже  всех
на свете, даже моих детей.
     Матильда знаками показала  Изабелле,  что  следует  помешать  намерению
Ипполиты подняться, и обе прелестные девушки мягко, но настойчиво  старались
удержать на месте и успокоить княгиню, как вдруг появился слуга с поручением
от Манфреда и сообщил Изабелле, что его господин желает говорить с ней.
     - Со мной? - воскликнула удивленная Изабелла.
     - Идите, - сказала ей  Ипполита,  испытывая  облегчение  от  того,  что
услыхала слова, переданные ее супругом. -  Манфред  не  в  состоянии  сейчас
видеть своих близких. Он думает, что ваше  смятение  не  столь  велико,  как
наше, ж опасается силы моего горя. Утешьте  его,  моя  дорогая  Изабелла,  и
скажите ему, что я предпочитаю одна справляться  со  своей  душевной  мукой,
нежели усиливать его страдания.
     Так как в это время уже наступил вечер, слуга, сопровождавший Изабеллу,
нес  перед  ней  факел.  Когда  они  предстали  перед   Манфредом,   который
нетерпеливо шагал взад и вперед  по  галерее,  тот,  встрепенувшись,  бросил
слуге:
     - Прочь этот свет и убирайся сам!
     Затем, с силой захлопнув дверь, он бросился на  приставленную  к  стене
скамью и велел Изабелле  сесть  рядом  с  ним.  Дрожа  от  страха,  Изабелла
повиновалась.
     - Я послал за вами... - сказал Манфред и остановился, как бы подыскивая
слова.
     - О, князь! - прошептала Изабелла.
     - Да, я послал за вами, - повторил он, - ибо хотел видеть вас по одному
весьма важному поводу. Осушите ваши слезы, Изабелла...  Вы  утратили  своего
жениха... Да, такова жестокая судьба! А я  утратил  надежду  на  продолжение
моего рода! Но Конрад был недостоин вашей красоты.
     - Как, ваша светлость! - воскликнула  Изабелла.  -  Я  надеюсь,  вы  не
подозреваете, что я не испытываю тех чувств, которые мне надлежит испытывать
по столь печальному поводу. Мой долг и моя преданность никогда бы...
     - Не думайте  о  нем  больше,  -  прервал  ее  Манфред.  -  Конрад  бы;
болезненный, тщедушный мальчик. Возможно, для того и  прибрал  его  господь,
чтобы  я  не  доверил  будущее  моего  дома  столь  ненадежному  фундаменту.
Княжеский род Манфреда нуждается в  многочисленных  и  крепких  опорах.  Моя
неразумная  любовь  к  этому  юнцу  затмила   мне   взор   и   лишила   меня
предусмотрительности, - так что, может быть, оно и к лучшему. Я надеюсь, что
через несколько лет у меня будут основания радоваться смерти Конрада.
     Нельзя описать словами изумление Изабеллы. Сначала ей показалось, что у
Манфреда от горя помутился разум. Затем она подумала, что эти странные  речи
имеют своей целью заманить ее в какую-то ловушку. Она испугалась  того,  что
Манфред почувствовал ее равнодушие  к  Конраду,  и  поэтому  сочла  уместным
ответить:
     - Не сомневайтесь в моих чувствах, высокочтимый князь; отдав свою руку,
я отдала бы и свое сердце. Конраду были бы посвящены все мои заботы,  и  как
бы судьба ни распорядилась мною, отныне я  всегда  буду  свято  хранить  его
память, а вашу светлость и достойнейшую супругу вашу Ипполиту буду чтить как
родных отца и мать.
     - Будь она проклята, Ипполита! - вскричал  Манфред.  -  Забудьте  ее  с
этого мгновения, как я уже забыл ее. Короче говоря,  Изабелла,  вы  утратили
жениха, но он был недостоин ваших прелестей.  Вместо  хилого  юнца  супругом
вашим должен стать мужчина во цвете лет, который сумеет ценить вашу  красоту
и который может надеяться на многочисленных отпрысков.
     - Увы, ваша светлость, - возразила Изабелла, - ум мой слишком  поглощен
только что постигшим  ваше  семейство  ужасным  несчастьем,  чтобы  я  могла
помышлять о другом замужестве. Если мой отец когда-нибудь  прибудет  сюда  и
такова будет его воля, я покорюсь ей, так же  как  и  в  тот  раз,  когда  я
согласилась отдать свою руку вашему сыну; но до тех пор, пока не явится  мой
отец, позвольте мне оставаться под вашим гостеприимным  кровом  и  посвятить
свои скорбные дни попыткам облегчить горе, поразившее вас, госпожу  Ипполиту
и прекрасную Матильду.
     - Я уже просил вас однажды, - гневно сказал Манфред,  -  не  вспоминать
больше об этой женщине; с этого часа она должна быть для вас такой же чужой,
как и для меня. Короче говоря, Изабелла, поскольку я не могу женить  на  вас
своего сына, я предлагаю вам в мужья себя самого.
     - О, боже! - вскричала Изабелла, у которой наконец спала пелена с глаз.
- Что я слышу! Вы, князь? Вы? Мой свекор! Отец  Конрада!  Супруг  кроткой  и
добродетельной Ипполиты!
     - Говорю вам, - властно заявил Манфред, - Ипполита больше не жена  мне;
с этого часа я  в  разводе  с  ней.  Слишком  долго  ее  бесплодие  тяготело
проклятием надо мной. Моя судьба зависит от того, будут у меня  сыновья  или
нет, и я верю, что эта ночь предопределит день, когда мои надежды сбудутся.
     С этими словами он схватил холодную как лед руку Изабеллы. Ни  жива  ни
мертва от объявшего ее страха и ужаса, Изабелла вскрикнула  и  вырвалась  от
него. Манфред вскочил, чтобы настичь ее, как вдруг увидел  в  свете  месяца,
теперь уже  высоко  взошедшего  и  озарявшего  противоположное  окно,  перья
рокового шлема, которые поднимались до самых окон и раскачивались из стороны
в сторону, глухо шелестя, словно деревья в бурю. Изабелле  отчаяние  придало
храбрости,  и,  больше  всего  страшась  настойчивого  стремления   Манфреда
осуществить свой замысел, она крикнула:
     -  Смотрите,  князь,  смотрите!  Само  небо  осуждает  ваши  нечестивые
намерения!
     - Ни небо, ни ад не помешают мне выполнить то, что я задумал, - ответил
Манфред и снова бросился к Изабелле.
     В этот момент портрет его деда, висевший над скамьей,  на  которой  они
перед тем сидели, явственно вздохнул и грудь  его  поднялась  и  опустилась.
Изабелла, стоявшая спиной к портрету, не заметила, как он шевельнулся, и  не
знала, откуда донесся услышанный ею вздох, но вся задрожала. Произнеся: "Что
это, князь? Вы слышите этот  звук?"  -  она  бросилась  к  двери.  Манфреду,
который не мог отвести глаз от портрета, было в этот момент не до нее, и она
успела добраться до лестницы, прежде чем  он,  заметив  ее  бегство,  сделал
несколько шагов ей  вослед,  озираясь  на  ожившее  изображение,  как  вдруг
портрет покинул раму и, сойдя на пол, с угрюмым и скорбным видом стал  перед
Манфредом.
     - Уж не во сне ли я вижу это? - вскричал Манфред. - Или все дьявольские
силы ополчились против меня? Говори, адское виденье! А если ты действительно
мой предок, то почему и ты  вступил  в  заговор  против  своего  несчастного
потомка, который платит слишком дорогой ценой за то, что...
     Он не успел окончить фразу,  как  призрак  снова  вздохнул  и  подал  *
Манфреду знак следовать за ним.
     - Веди меня! - воскликнул Манфред. - Я пойду  за  тобой  хоть  в  самую
преисподнюю.
     Призрак степенно, но с угрюмым видом прошествовал до  конца  галереи  и
свернул в горницу направо. Манфред следовал за ним на некотором  расстоянии,
исполненный тревоги и ужаса, но без колебаний.  Когда  он  захотел  войти  в
горницу вслед за призраком, незримая рука резко захлопнула перед ним  дверь.
Князь, собрав во время этой задержки всю  свою  смелость,  стал  ломиться  в
дверь, ударяя в нее ногой, но убедился, что она  не  поддается  никаким  его
усилиям.
     - Что же, если ад не хочет удовлетворить мое любопытство,  я  употреблю
все доступные  мне  человеческие  средства,  чтобы  сохранить  свой  род,  -
промолвил он. - Изабелле не уйти от меня.
     Девушка, чья решимость  сменилась  страхом,  как  только  она  покинула
Манфреда,  сбежала  вниз  по  главной  лестнице  до  прихожей.   Здесь   она
остановилась,  не  зная,  куда  направиться  дальше  и   как   спастись   от
необузданности князя. Ворота замка были заперты, и во дворе были расставлены
часовые. Могла ли она, повинуясь зову своего сердца, пойти в покои Ипполиты,
чтобы  предупредить  княгиню  об  ожидавшей  ее  жестокой  участи?  Она   не
сомневалась, что Манфред сразу же явится  за  ней  туда  и  в  своей  ярости
нанесет задуманную им обиду со всей мыслимой жестокостью, а у них  не  будет
никакой возможности защититься от неистовства его страстей. Нужна была  хоть
небольшая отсрочка, в  течение  которой  Манфред  мог  бы  поразмыслить  над
принятыми им ужасными решениями или появилось бы какое-нибудь  благоприятное
для нее обстоятельство, но для этого было необходимо, чтобы по крайней  мере
на  ближайшую  ночь  ему  пришлось  отложить  выполнение  своих   чудовищных
намерений. Но где скрыться? Как уйти от Манфреда,  который  неизбежно  будет
преследовать ее в любой части  замка?  В  то  время  как  эти  мысли  вихрем
проносились в ее голове, она вдруг вспомнила про подземный ход, который  вел
из подвалов замка в церковь святого Николая.  Она  знала,  что  если  бы  ей
удалось добраться  до  алтаря,  прежде  чем  ее  настигнут,  то  даже  такой
неистовый человек, как Манфред, не посмел бы осквернить это священное место;
и она решила, если не представится иного способа спастись, навсегда укрыться
среди святых дев, чей монастырь соседствовал  с  церковью  святого  Николая.
Приняв такое решение, она схватила светильник, горевший у подножия лестницы,
и устремилась к потайному ходу.
     Подвальная  часть  замка  состояла  из   множества   низких   сводчатых
коридоров, настолько запутанных, что  до  крайности  взволнованной  Изабелле
нелегко было найти дверь  в  тот  погреб,  откуда  начинался  ход.  Пугающее
безмолвие царило во всех этих подземных помещениях,  и  лишь  иногда  порывы
ветра сотрясали раскрытые ею двери, заставляя их скрипеть на ржавых  петлях,
отчего по всему мрачному лабиринту прокатывалось  многократное  эхо.  Каждый
шорох вызывал у Изабеллы новый прилив страха, но больше  всего  она  боялась
услышать гневный голос  Манфреда,  побуждающий  слуг  преследовать  ее.  Она
ступала так осторожно, как только могла, при всем своем нетерпении, но часто
останавливалась и прислушивалась, нет ли у нее за спиной  погони.  Вдруг  ей
показалось, что она услышала чей-то  вздох.  Затрепетав,  она  отступила  на
несколько шагов. Кровь похолодела в ее жилах: она решила, что  это  Манфред.
Самые  разнообразные  предположения,  какие  только  могли  быть   порождены
чувством ужаса, пронеслись одно за другим в ее голове. Она осуждала себя  за
поспешный побег, из-за которого она могла оказаться  беззащитной  перед  его
бешенством, ибо нельзя было надеяться, что в таком месте ее крики  привлекут
кого-нибудь ей на помощь. Однако звук этот, по-видимому, раздался не  позади
нее. А если бы Манфред знал, где она, то уж, наверное, следовал бы за ней по
пятам. Она все еще находилась  в  одном  из  подземных  переходов,  а  шаги,
доносившиеся  до  ее  слуха,  были  слишком  отчетливы,  чтобы  ожидать   их
приближения с той же стороны,  с  которой  шла  она  сама.  Ободренная  этим
соображением и надеясь  встретить  доброжелателя  в  любом  человеке,  кроме
Манфреда, Изабелла хотела уже двинуться вперед, как вдруг дверь, видневшаяся
слева, невдалеке от  нее,  и  стоявшая  полуприкрытой,  тихонько  отворилась
настежь; но прежде чем  пламя  светильника,  который  Изабелла  подняла  над
головой, дало ей возможность разглядеть того, кто открыл дверь, он  поспешно
отступил во тьму.
     Достаточно  было  любой  случайности,  чтобы   напугать   Изабеллу   до
полусмерти, и она колебалась, не зная, продолжать ли ей свой  путь.  Вскоре,
однако, страх перед Манфредом пересилил все другие ее опасения. Как  раз  то
обстоятельство, что незнакомец избегал показаться ей на  глаза,  придало  ей
некоторую смелость. "Это может быть только, - подумала она,  -  какой-нибудь
слуга из замка". Обходительная и ласковая со всеми, она ни в ком  не  нажила
себе врага, и сознание невинности внушало ей надежду, что слуги князя,  если
только они не посланы им самим на поиски ее,  скорее  будут  способствовать,
нежели препятствовать  ее  побегу.  Подбодрив  себя  этими  соображениями  и
предположив по всем признакам, что стоит у входа  в  подземную  пещеру,  она
приблизилась к двери, которую только что открыли  перед  ней;  но  внезапный
порыв ветра,  ударив  ей  в  лицо,  едва  она  подошла  к  порогу,  загасила
светильник, и она осталась в полной темноте.
     Нельзя описать  словами  то  ужасное  положение,  в  котором  очутилась
Изабелла. Она была одна в таком безотрадном месте, вся еще под  впечатлением
страшных событий минувшего дня, почти без надежды на спасение, ожидая каждый
миг появления Манфреда, не видя для себя утешения и в том, что совсем  рядом
с ней находится кто-то неизвестный, очевидно, не  без  причины  скрывающийся
здесь. Она мысленно обратилась ко всем святым на небесах с горячей мольбой о
помощи. В течение некоторого времени, охваченная отчаянием, она не  в  силах
была шевельнуться. Но наконец все же она стала нащупывать  дверь,  двигаясь,
по возможности, неслышно, и найдя ее, с трепетом вступила под своды,  откуда
до нее донеслись вздох и шаги. На мгновение она испытала что-то  похожее  на
радость, увидев слабый, мерцающий луч застилаемой тучами  луны,  проникавший
сверху, где часть потолка, по-видимому, обвалилась и  откуда  свисал  не  то
кусок земли, не то обломок какой-то стены, что именно -  Изабелла  не  могла
разобрать. Заинтересованная, она подошла поближе к пролому и  вдруг  увидела
человеческую фигуру, прислонившуюся к стене.
     Изабелла вскрикнула, решив, что перед ней призрак ее жениха Конрада. Но
фигура приблизилась и почтительно произнесла:
     - Не тревожьтесь, госпожа! Я не сделаю вам ничего дурного.
     Несколько ободренная словами  незнакомца  и  тоном,  которым  они  были
произнесены, Изабелла сообразила, что этот самый человек, наверно, открыл ей
дверь, и собралась с духом настолько, что смогла ответить:
     - Кто бы вы ни были, сударь, сжальтесь над бедной девушкой, находящейся
на краю гибели; помогите мне убежать из этого ужасного  замка,  иначе  через
несколько минут я стану несчастной навсегда.
     - Увы! - воскликнул незнакомец. -  Как  могу  я  помочь  вам?  Я  готов
умереть, защищая вас, но я совсем не знаю замка, и у меня нет...
     - О! - вскричала Изабелла, прервав его на  полуслове.  -  Помогите  мне
только найти подъемную дверь - она должна быть где-то здесь поблизости, -  и
вы окажете мне величайшую услугу; ничего больше мне не нужно, но я  не  могу
терять ни минуты.
     С этими словами она стала ощупывать каменный пол и попросила незнакомца
заняться тем же самым, чтобы найти небольшую медную  пластину,  вделанную  в
один из камней.
     - Это затвор, - сказала она, - он открывается пружиной, секрет  которой
я знаю. Если мы найдем его, я  смогу  спастись,  если  же  нет,  то  -  увы,
любезный незнакомец! - я боюсь, что вовлеку вас в  свои  несчастья:  Манфред
заподозрит, что вы соучастник моего побега, и вы станете жертвой его ярости.
     - Я не слишком дорожу своей жизнью, -  ответил  незнакомец.  -  Если  я
отдам ее за то, чтобы избавить вас  от  тирании  Манфреда,  то  в  последнюю
минуту это послужит мне некоторым утешением.
     - Благородный юноша, - сказала  Изабелла,  -  смогу  ли  я  когданибудь
отплатить вам...
     Как раз когда она произносила эти слова,  лунный  луч,  проскользнувший
сквозь щель в оводе, упал прямо на затвор, который они искали.
     - О радость! - воскликнула Изабелла. - Вот  она,  подъемная  дверь!  И,
достав ключ, она нажала на пружину; медный затвор отскочил в сторону, открыв
железное кольцо.
     - Поднимите дверь, - сказала Изабелла.
     Незнакомец повиновался; в открывшемся проеме виднелось начало  каменной
лестницы, которая уходила в полную темноту.
     - Мы должны спуститься туда, - произнесла Изабелла, - следуйте за мной:
хотя здесь мрачно и жутко, мы не собьемся с пути; подземный ход приведет нас
прямо в церковь святого Николая. Но, быть может, - деликатно добавила она, -
у вас нет причин покидать замок; а я вполне могу больше не  обременять  вас:
через несколько минут я  буду  вне  пределов  досягаемости  для  неистовства
Манфреда, только скажите мне, кому я обязана столь многим.
     - Я ни за что не покину вас, - живо возразил незнакомец, - пока  вы  не
окажетесь в безопасном месте, и не считайте  меня  чересчур  самоотверженным
человеком, хотя сейчас вы - моя главная забота...
     Незнакомец  не  успел  договорить,  как  вдруг  издали  послышался  гул
голосов,  которые  стали  быстро  приближаться,  и  вскоре  беглецы   смогли
разобрать слова:
     - Что вы толкуете мне о колдунах! Говорю вам, она должна быть в  замке;
я найду ее, несмотря на все бесовские чары!
     - О, небо! - вскричала Изабелла. - Это голос Манфреда! Скорей,  или  мы
погибли! Опустите за собой дверь.
     С этими словами она поспешно сошла вниз по ступеням;  незнакомец  хотел
ринуться вслед за ней, но неосторожно выпустил из рук подъемную  дверь;  она
упала, и пружина захлопнула затвор. Напрасно пытался юноша открыть дверь, не
заметив, каким именно способом нажала на пружину  Изабелла,  да  и  времени,
чтобы продолжать попытки, у него почти не оставалось. Манфред услышал грохот
от падения  двери  и  устремился  в  ту  сторону,  откуда  раздался  шум,  в
сопровождении слуг, которые держали в руках пылающие факелы.
     - Это, наверно, Изабелла! - вскричал Манфред, еще не вступив под  своды
подземелья. - Она пытается скрыться через потайной ход, но далеко  уйти  она
еще не могла.
     Каково же было изумление князя, когда  при  свете  факелов  он  увидел,
вместо Изабеллы, того самого молодого крестьянина, который, как он  полагал,
должен был сейчас пребывать в заключении под роковым шлемом.
     - Предатель! - воскликнул Манфред. - Как ты попал сюда? Я полагал,  что
ты крепко заперт там наверху, во дворе.
     - Я не предатель, - смело  возразил  молодой  человек,  -  и  никак  не
отвечаю за ваши предположения.
     - Наглец! - закричал Манфред. - Ты нарочно распаляешь мой гнев? Говори:
как удалось тебе освободиться из-под шлема? Ты, наверно, подкупил  стражу  -
они поплатятся за это жизнью.
     - Моя бедность, - спокойно  отвечал  крестьянин,  -  доказательство  их
невиновности; хотя они призваны служить  прихотям  своевольного  тирана,  но
своему господину они преданы и готовы были весьма  ревностно  выполнить  ваш
несправедливый приказ.
     - Ты настолько дерзок, что не боишься моего гнева? - сказал Манфред.  -
Что ж, пытки  вырвут  у  тебя  правду.  Говори,  я  желаю  знать,  кто  твои
сообщники?
     - Вот кто мой сообщник, - с улыбкой ответил юноша,  указывая  на  своды
над головой.
     Манфред  велел  поднять  повыше  факелы  и  увидел  пролом  в  потолке,
образованный одним из краев каски, пробившим каменный  настил  двора  в  тот
момент, когда слуги обрушили ее на молодого  крестьянина,  которому  удалось
протиснуться сквозь открывшуюся таким образом щель  за  несколько  минут  до
встречи с Изабеллой.
     - Значит, ты спустился оттуда? - спросил Манфред.
     - Да, - ответил юноша.
     - Но что же за шум я услыхал, входя в эту залу? - продолжал  спрашивать
Манфред.
     - Это захлопнулась дверь, - сказал крестьянин. - Я тоже слышал  громкий