, сделалось легче. Что-то он  забормотал  о старой дружбе, вспоминал дни
молодости в Швеции. Потом плакал, потом стал дико орать.
     "Эх, какое еще будет похмелье!" Пихт с трудом втащил его в "мерседес" и
отвез домой. В этот же  вечер он  зашел  к Хопфицу и рассказал обо всем, что
произошло в купальне.
     -- Я искал тебя сегодня, -- сказал Хопфиц -- Приехал Коссовски.
     Пихт сжал кулаки.
     -- Вот кого, Сеня, надо бояться больше всего...

x x x

     Коссовски был достаточно опытен и  хорошо знал Вайдемана. Дружеский тон
он  отбросил  сразу  же,  как  только   вошел  в  общежитие.   Вайдеман  мог
выворачиваться, увиливать  от прямых ответов, если бы  Коссовски снова начал
распространяться о давних симпатиях.
     -- Я к вам по важному делу, господин Вайдеман, -- сказал он, козырнув.
     Вайдеман удивленно вскинул на него мохнатые брови и насупился:
     -- Если уж на "вы", то слушаю вас, господин Коссовски
     Коссовски сел напротив, так, чтобы свет от окна падал на Вайдемана.
     -- Вы  отлично представляете, что в наше суровое время, когда Германия,
напрягая все силы,  воюет на нескольких фронтах, особенно крепок должен быть
тыл, -- начал он.
     -- Вы читаете не политграмоту, как сопляку из "Гитлерюгенда".
     -- И вы знаете, что "Форшунгсамт", так же  как  и служба  безопасности,
вот  уже  два с лишним  года охотится за  русским  агентом,  --  не  обращая
внимания на реплику Вайдемана, продолжал Коссовски.
     -- Я его не видел и ничем не могу помочь.
     -- Вайдеман, мы с вами  не маленькие!  Я  много думал, соединял вместе,
казалось бы, несопоставимые события... Я привел в систему его деятельность в
Швеции, Голландии, Франции, и у меня сложилось весьма определенное мнение об
этом агенте...
     -- Черт возьми! Я-то здесь при чем?
     --  Не  нервничайте,  Вайдеман.  Это вам не  к лицу. Выслушайте сначала
меня. Я разговаривал с многими людьми, которые так  или  иначе касались  дел
люфтваффе  и  особенно "Альбатроса". Они  осветили  мне картину деятельности
агента, ну,  назовем его условно... Март. -- Имя  Коссовски произнес четко и
громко, Вайдеман внешне не среагировал  на это, а лишь забарабанил  пальцами
по  столу.  -- Так  что делает Март?  Он  закрепляет свои позиции в  Швеции,
Испании, Польше, Франции... Март,  прибыв в Лехфельд, присутствует на первых
испытаниях  "Альбатроса".  Он  умышленно  тормозит   работу  у   Хейнкеля  и
Мессершмитта. В  начале войны встречается с  Перро -- Регенбахом, связным из
Центра, организует похищение радиостанции с самолета Ю-52, выходит на связь.
Благодаря своему прочному положению он немало  знает  о люфтваффе и передает
ценнейшие секретные данные своим хозяевам...
     Коссовски закурил сигарету и снова уперся взглядом в Вайдемана:
     --  Ютта,  радистка,  связанная  с  коммунистическим  движением еще  до
нацистов, исправно  передает  телеграммы... Здесь  мне не  совсем ясна  роль
Эриха  Хайдте. По-видимому, он был связным по линии Перро  -- Март  -- Ютта.
Помимо информации, Март совершает  диверсии. Он придумывает фарс с Юттой. То
есть  в  тот  час, когда  я видел  Ютту  в кинотеатре, функабвер  перехватил
телеграмму за подписью "Март".  Ютта сделала просто: когда выключили в  зале
свет,  она  пришла  домой отстучала телеграмму и  вернулась обратно смотреть
картину. В Рехлине он закладывает в "Альбатрос" магнитную или тепловую мину.
Сам,  заметьте, в испытаниях не участвует -- погибает другой пилот, Христиан
Франке... Наконец, он участвует в  Сталинградской  эпопее и каким-то образом
делает  так,  что  секретнейший  истребитель  "фокке-вульф-190"  попадает  к
русским, а сам он спокойно возвращается в  свою часть... После этого русские
направляют Марту помощника. Вы, разумеется, знаете его... Это Хопфиц!
     Вайдеман вздрогнул, по лицу пошли багровые пятна.
     -- Разумеется, я умышленно опустил еще  многие детали, так  как считаю,
что и этих достаточно для того, чтобы обвинить...
     -- Меня? -- спросил, глотнув слюну, Вайдеман.
     -- Нет. Пихта, -- прямо ответил Коссовски.
     Вайдеман поднялся и отошел в глубь комнаты.
     Коссовски внутренне улыбнулся  -- атака удалась. "Все правильно, не ты,
а Пихт, и  только  он  может быть Мартом. Ты, Альберт, никак не подходишь  к
роли разведчика, а Пихт  ловко воспользовался твоей дружбой и всюду тянул за
собой".
     -- Но откуда  ты  знаешь, что  Пихт работает  на  русских?  --  спросил
Вайдеман, помолчав.
     Коссовски знал первые телеграммы Марта, их  содержание вряд  ли бы кого
интересовало, кроме русских. Но вслух он сказал уклончиво:
     -- У меня еще нет полной  уверенности.  Я хочу поймать  его с поличным,
применив  метод  его старого приятеля  Эви Регенбаха  --  гамбит... То  есть
жертвую и на этот раз внезапностью.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

                           Посылка от Марта

     Зейц  проснулся очень рано с тяжелой  головной болью. Ныло тело. Ночная
рубашка прилипла.  Он  повернулся на другой бок и застонал -- мозг в голове,
показалось, разжижел и переливался, вызывая адскую боль. Дрожащими руками он
вытащил  из  тумбочки бутылку коньяку  и сделал из горлышка большой  глоток.
"Что же страшного произошло  вчера?"  Зейц сел на кровати и долго смотрел  в
одну точку. "Ах  да!.. У Пихта есть доказательства, что  он, Зейц, стрелял в
Коссовски.  Пихт был связан  с  Эрихом.  Вероятно,  у него есть  записка  от
Хайдте".
     Зазвонил  телефон.  Зейц  не  хотел  поднимать  трубку,  но  еще  более
продолжительный  и  требовательный  звонок заставил  его  ответить.  Говорил
оберштурмбаннфюрер Вагнер:
     --  Зейц? Какого черта вы  молчали ночью? Слушайте  важную  новость.  В
Лехфельд  сегодня   вылетает  Герман  Геринг.  Он   решил   посмотреть   ваш
чудо-истребитель.   Организуйте   немедленно  охрану.   Конечно,  его  будут
сопровождать свои парни из  "Форшунгсамта" и личной охраны. Но и нам следует
позаботиться о безопасности рейхсмаршала.
     -- Понятно, -- глухо отозвался Зейц и, растирая лоб, спросил: --  Какие
будут приказания относительно Хопфица?
     -- Хопфица?.. -- Вагнер помолчал.  --  Пусть  пока работает.  Но  вы не
выпускайте его из  рук и ради бога не  дайте, чтобы его и Марта у вас из-под
носа выдернул более расторопный человек "Форшунгсамта" Коссовски...
     -- А что, он выехал тоже к нам?
     -- Должен быть в Лехфельде вчера.
     Зейц  положил  трубку   и  скривился,   словно  от   зубной  боли.  Все
оборачивалось против него. Мир почернел, и потускнело будущее. Пихт -- это и
есть Март, русский агент. Пихт будет шантажировать Зейца,  и, может быть, им
обоим  придется  вместе  болтаться   на  одной  перекладине.  Коссовски?  О,
Коссовски, как всегда,  выйдет  сухим  из  воды и  припишет ликвидацию Марта
себе... А тут еще Геринг...  Надо ставить на ноги всю охрану,  беспокоиться,
бегать. От одной мысли,  что сейчас, когда  разламывается  на  части голова,
надо подниматься, ехать на аэродром, Зейца снова бросило в жар.
     -- А провалитесь вы все к черту! -- выругался он.
     Шатаясь, подошел к  столу, хотел  написать о Пихте, но пальцы тряслись,
ручка выскальзывала  из  рук. Он смял бумагу, вытащил пистолет  и заглянул в
черное отверстие дула...
     -- Нет, нет! -- закричал Зейц, отмахиваясь, словно от наваждения. Тогда
из аптечки он достал большую  коробку люминала, высыпал таблетки в ладонь  и
стал их глотать  одну за одной.  У  него еще хватило сил выбросить коробку в
уборную, добраться до постели.
     Странный, сладковатый привкус пришел из желудка. Зейц почувствовал, что
он теряет вес и у него останавливается сердце.  Он погружался в сон без боли
и страха, и волна блаженной легкости, наслаждения, покоя стала окутывать его
с  головы  до ног. Внезапно в глазах вспыхнул какой-то яростно  белый свет и
долго еще метался в мертвеющем сознании.

x x x

     Сообщение о прибытии Геринга вызвало переполох в Аугсбурге и Лехфельде.
Мессершмитт  сам примчался на  испытательный  аэродром  и  приказал готовить
"Альбатрос" к  полету.  Хопфицу  в  помощь была придана  группа инженеров  с
других  машин.  К  полудню  удалось  закончить  сборку  нового  двигателя  и
установить его в моторную гондолу.
     Мессершмитт вызвал Вайдемана.
     -- Господин майор,  в этом  полете  вам  нужно показать все,  что может
сделать "альбатрос", -- сказал он. --  Или  сегодня, или никогда. За удачный
полет вы получите пятнадцать тысяч марок.
     --  Я  готов  на  все,  господин  директор,  --  взволнованно  произнес
Вайдеман.
     -- Я верю вам, майор. Пока идите отдыхайте и ни о чем не думайте.
     Вайдеман  ушел. "Альбатрос" выкатили на  взлетную  полосу, с  минуты на
минуту ожидая прибытия самолета из Берлина.
     Коссовски, получив телеграмму  о Геринге, поехал к  Зейцу, но дверь его
квартиры оказалась  закрытой. Он заметался по Лехфельду,  но нигде  Зейца не
нашел. Тогда сам вызвал начальника аэродромной охраны унтерштурмфюрера Мацки
и приказал оцепить всю площадку.
     "Но куда же запропастился Зейц?" -- подумал он,  когда подготовка  была
закончена.
     --  Я сам  удивляюсь, --  сказал  Мацки.  --  Господин  гауптштурмфюрер
отличался исключительной пунктуальностью.
     -- Может быть, он заболел и не открывал?
     -- Разрешите  мне  съездить  к нему на  квартиру еще раз, --  предложил
Мацки.
     -- Едем вместе.
     Квартира, как и прежде, была заперта.
     -- Давайте, Мацки, взломаем дверь.
     Когда  Мацки сорвал замок. Коссовски первым прошел в кабинет Зейца.  Он
почувствовал  резкий  запах  коньяка.  Гауптштурмфюрер  неподвижно  лежал на
кровати. Коссовски схватил пульс -- он не бился. Коссовски побледнел.
     -- Вызовите "Скорую  помощь" и  отправьте на  экспертизу  труп, -- тихо
проговорил он, чувствуя, как слабнут ноги. -- А мне надо скорей на аэродром.
     ...Транспортный самолет  Ю-52, выкрашенный в серебристую краску,  мягко
коснулся аэродрома. Мессершмитт, Зандлер, высшие служащие фирмы вытянулись у
трапа, накрытого  бордовым  ковром.  В проеме распахнутой  дверцы  появилась
тучная фигура  райхсмаршала в бежевом мундире с тремя орденскими ленточками.
Отдуваясь, Геринг спустился по трапу  и сунул руку Мессершмитту, уставившись
на него немигающим, свинцовым взглядом.
     --  Очень  рад  встретиться  с вами, Вилли, -- сказал  он надтреснутым,
хрипловатым  голосом,  растягивая  тонкий,  лягушечий   рот   в  улыбке.  --
Показывайте же ваш феномен.
     Вайдеман побежал к самолету.  "Альбатрос" рванулся по полосе, приподнял
нос и круто  взмыл вверх.  Вайдеман  набрал высоту и закрутил фигуры высшего
пилотажа.  От  чудовищных  перегрузок  стекленели   глаза,  ломило  плечи  и
позвоночник, но Вайдеман швырял и швырял машину по небу, выжимая из нее все,
на что она была способна.
     Затем появился двухмоторный истребитель "мессершмитт-110". К его хвосту
был прицеплен  трос с конусом. Вайдеман бросил  машину  свечкой, сблизился с
конусом  и  нажал  гашетки  пушек.  Конус,  пропитанный фосфорным  составом,
мгновенно вспыхнул  белым огнем и  растаял  в  воздухе.  Вайдеман перевернул
машину на спину и стал падать к земле. Метрах в  ста он поставил "альбатрос"
в нормальное положение и зашел на посадку.
     На белом рыхлом  лице Геринга появились  красные пятна  -- рейхсмаршал,
пораженный увиденным, был неподдельно растроган.
     -- С  этим  "альбатросом"  мы покончим  со всеми  врагами!  Поздравляю,
Вилли! Ты снова сделал превосходный подарок рейху.
     Черные  "мерседесы"  увезли  Геринга   и  его  свиту  в  Аугсбург.  Там
Мессершмитт собирался показать рейхсмаршалу основные заводы.
     Вайдеман пошел пить кофе. Пихт, сидя в кабине своего самолета, подозвал
Гехорсмана.
     -- Карл, ты готов помочь мне?
     --  Да,  Пауль, -- ответил  Гехорсман,  не  понимая взволнованного тона
Пихта.
     -- Передай  Хопфицу мой планшет. И  заправь все баки полностью, подвесь
дополнительные.
     "Действовать, действовать! Нельзя больше ждать ни минуты.  Хопфиц сядет
в кабину и  запустит  двигатели.  Мне прикажут его сбить...  А если поднимут
другие истребители, я заслоню  его. Если удастся уйти -- уйду. А если нет?..
Ну что ж..."
     Пихт развернул  карту.  Южнее  словацких  Рудных гор он  нашел  городок
Рожнява.  Недалеко  от  него  партизаны  должны  поджидать  Семена,  который
выбросится с парашютом. Остро отточенным красным карандашом Пихт провел курс
с учетом ветра и магнитного склонения. Через каждые сто километров сделал на
линии  курса  засечки.  Их  получилось  восемь.  Восемьсот  километров...  А
горючего хватит на девятьсот. Горючего в обрез. Лишь бы Семен не заблудился.
Сможет ли управлять  совсем незнакомой  машиной? Знает  ли он, на какой идет
риск?
     О себе Пихт не думал. Он заботился  пока  о своей  ближайшей задаче  --
уберечь "альбатрос", пока машина идет на взлет. Он сложил лист угольничком и
сунул  его  в  планшет.  Гехорсман  взял сумку  и побежал к Хопфицу. Инженер
вытащил из планшета записку, пробежал глазами.
     "Твой курс до места посадки найдешь в планшете. Я сделал расчеты. В бой
не вступай.  Главное,  заберись  как можно  выше.  Пока хватит сил,  я  буду
прикрывать тебя.  А  потом действуй сам,  только доберись живым. Счастливого
пути!"
     Он взглянул на Гехорсмана. Механик делал вид, что возится с  заклепками
на  капоте  двигателя.  "Знает  ли  он,  что  его будут  пытать,  добиваться
признания,  подозревать  в  соучастии?  Единственный  шанс  на  спасение  --
сказать, что выполнял приказ инженера..."
     Гехорсман  заправил  баки  горючим,  небрежно швырнул  Хопфицу  меховой
комбинезон Вайдемана, сказал как бы между прочим:
     -- На взлете  "альбатрос"  раскачивается с  крыла  на крыло, как жирная
курица. Но Вайдеман не обращал на это внимания...
     -- Карл, я проверю  машину  на  пробежке,  --  со значением  проговорил
Хопфиц, натягивая комбинезон.
     --  Валяйте. Жмите эту кнопку!  --  Гехорсман захлопнул тяжелый фонарь,
легко  спрыгнул  со  стремянки,  почувствовав  непонятную,  давно  утерянную
легкость.
     Двигатель  засвистел,  хлопая  вспышками в  камерах  сгорания.  Спустив
тормоза,  "Альбатрос"  тяжело  перевалился  на  переднее   шасси.   Но  тяга
двигателей была еще  не  так велика, чтобы сдвинуть  машину  с места. Хопфиц
подключил к баллону кислородную маску, поднял руку в теплой перчатке, как бы
прощаясь. Фуражка, оставленная Вайдеманом, попала в струю раскаленных газов,
взлетела и, кувыркаясь, скрылась  в лесу. Рыжая обожженная трава  на обочине
бетонки  приникла  к  земле  от  бешеного  ветра.  Потом  взметнулась  пыль,
качнулись элероны на концах крыльев, будто огромная птица шевельнула перьями
перед тем, как взлететь.
     Со стороны ангаров  бежали эсэсовцы.  Аэродромное  радио разрывалось от
крика  Зандлера:  "Что  случилось?  Кто  идет на взлет без  разрешения?  Где
Вайдеман?"
     "Альбатрос" пошел на  взлет.  Грохот  двигателей  забился  в черных  от
копоти вязах, в тесных клетушках мастерских, в траве леса. Самолет оторвался
от земли и нацелился острым носом в небо, где блуждали дымчатые облака.
     Гехорсман услышал звон  на бетонке. К нему с автоматами бежали эсэсовцы
с перекошенными лицами.
     Выли  сирены. По полю  неслись  пожарные  машины.  Летчики во  главе  с
Вайдеманом прыгали в кабины истребителей. И  тут рванул машину Пауль Пихт. У
самой  земли  он  перевернул ее  через  крыло  и  ударил из  всех  пушек  по
самолетам, которые выруливали на  взлетную полосу. Потом снова развернулся и
снова стрелял. Он хотел сдержать самолеты, уберечь "Альбатрос".
     Два истребителя все же  успели подняться  в воздух. Среди них Павел без
труда  нашел тот,  которым управлял  Вайдеман.  На  форсаже  он  лез  вверх,
нацеливаясь  для атаки.  Он обстрелял  его, но  Вайдеман ловко  увильнул  от
трассы.
     "С этим будет жарко, -- подумал Павел. --  Ну что ж, схватимся с тобой,
Альберт!"
     Вайдеман  открыл огонь с  дальней  дистанции. Он  хотел напугать Павла,
лишить уверенности. Павел  нырнул  под трассу  и  помчался вперед,  разгоняя
истребитель. Другой истребитель стал заходить ему в хвост.
     Вайдеман круто отвернул в сторону. Павел успел заметить  его злое лицо,
встрепанную голову. "Забыл шлем впопыхах".
     Земля  осталась  далеко  внизу.   Зелеными  и  коричневыми   квадратами
кружились поля,  поблескивала на солнце вязь  речек. Павел потянул ручку  на
себя и затормозил, выпустил  щитки. Истребитель,  который заходил  в  хвост,
проскочил мимо.  В желтом кресте прицела мелькнул  его  силуэт. Павел  успел
заметить, как трасса впилась ему в бок и  оттуда, из черной дыры, вывалилось
облако дыма.
     Но где  Вайдеман? Он окинул взглядом небо, перевалив машину с крыла  на
крыло.  Вайдемана  не было. И тут подкралось  предательское чувство  страха.
Павел не видел  врага, но знал: он где-то рядом.  Летчик сделал  полупетлю и
оглянулся -- Вайдеман тоже висел на хвосте.
     "На этот раз промахнулся... Но почему он не стреляет?"
     Он  стал склонять машину в глубокий вираж. При перетягивании  ручки  на
вираже  "мессершмитт"  срывался в  штопор. Какая  из машин  свалится первой?
Может,  Вайдемана?  Это  была  последняя  надежда  уцелеть.  Чуть  заметными
толчками  летчик  двигал ручку  в  сторону  и давил  на  педаль  Истребитель
вибрировал, рыская носом по горизонту. Павел оглянулся. Вайдеман  тоже висел
на критическом развороте, пытаясь поймать в прицел его машину.
     Очередь  ударила   по  крылу,  но  не  достала   кабины.  "Мессершмитт"
покачнулся. Внезапно пришла простая мысль -- крутнуть нисходящую бочку. Пока
Вайдеман  кинется  за ним,  пройдет секунда. А  секунда -- не так уж мало  в
стремительном воздушном бою.
     Он швырнул  истребитель  вниз  и начал делать  беспорядочные витки.  Но
Вайдеман разгадал маневр. Он понял, если кинется следом, то окажется внизу и
русский  расстреляет  его.  Прибавив  газ,  он  угнал  самолет  в сторону  и
развернулся.  Вышел  в исходное положение  для лобовой атаки  и  Павел.  Кто
отвернет первым? У кого не выдержат нервы?
     Машины с удвоенной скоростью понеслись навстречу. Никто не отворачивал.
Вайдеман в какой-то  миг понял:  русский  не  отвернет  и  последним  жутким
усилием заставил себя  не сворачивать тоже.  Слишком многое их  связывало  в
прошлом и слишком многое разделяло в это последнее мгновение...
     Карл Гехорсман, которого эсэсовцы  уводили с аэродрома, увидел, как два
истребителя  ударились друг в друга, бело-красная вспышка  расколола небо на
части, расшвыряв куски металла.
     Но ветер быстро развеял дым, и снова в бездне синевы показались легкие,
как  мираж, розоватые облака. В это  же время  посыльный  передал  Коссовски
расшифрованную перехваченную телеграмму:  "От  Марта Центру. Посылаю посылку
двадцать седьмого апреля".
     Коссовски скомкал бланк и стал в бешенстве топтать его ногами.

ЭПИЛОГ

     Утром 17 июня 1945 года инженер-полковник Семен Феоктистович Бычагин по
долгу  службы приехал в Лехфельд. Его сопровождал Хью Кэбот,  специалист  по
реактивным  моторам фирмы  "Дженерал электрик". Тогда еще не было  "холодной
войны", и американец вел довольно откровенный разговор.
     -- У нас в Штатах упорно  ходят слухи,  что вы, русские, хотите в серии
скопировать немецкий реактивный самолет Ме-262. Так ли это?
     -- Вы, очевидно,  знаете о том, что один из этих самолетов  нам удалось
поднять и взорвать в воздухе? -- спросил Бычагин.
     --  Да! Это была превосходная акция! -- восторженно  воскликнул Кэбот и
покачал головой. -- Превосходная и... маловероятная.
     Бычагин загадочно улыбнулся.
     --  Могу  поручиться   за   полную  достоверность.   Что   же  касается
"альбатроса", как его  называли немцы, то у нас укрепилось  мнение, что  это
плохой самолет, сложный в управлении, неустойчивый в полете. Да и сами немцы
так думают, поскольку они были свидетелями  многих  катастроф. Мы же создаем
отечественные реактивные  самолеты -- они легче по