весу, проще в управлении,
лучше и надежнее немецких.
     -- Для чего же вам понадобилась такая отчаянная акция?
     -- Хотели воочию убедиться, так ли уж страшен этот намалеванный черт...
И  убедились --  горит,  как  и все модификации Мессершмитта.  --  Но  самое
главное,  --  подумав,  добавил Бычагин,  --  угнав  самолет,  мы  подрезали
Мессершмитту  крылья.  После этого он  пал духом, работы  над  "Альбатросом"
затормозились. Это нам было на руку.
     Побродив  по  аэродрому,  Семен Феоктистович  вдруг  решил  съездить  к
Зандлеру. Городок почти не тронула война. Лишь кое-где из окон свисали белые
простыни. Бычагин  ударил  колотушкой. Дверь  скрипнула,  на  парадное вышла
белокурая девушка с синими глазами.
     -- Элеонора Зандлер?
     --  Да,  --  растерянно  проговорила девушка,  разглядывая  незнакомого
русского  офицера  и  американца  в  военной  форме майора. Вдруг  ее  глаза
расширились от  удивления: --  Вы,  кажется,  Курт  Хопфиц? Я  видела вас  с
Паулем!
     -- Когда-то я так рекомендовался вам, -- согласился Бычагин.
     Девушка расплакалась. Успокаивая ее, Бычагин и Кэбот прошли в гостиную.
     -- А где профессор Зандлер? -- спросил он, усаживая Элеонору на диван.
     -- Его увезли они, -- Элеонора кивнула  на  Кэбота. -- Он  будет  снова
делать реактивные самолеты.
     Бычагин неторопливо закурил, рассматривая выцветшие фотографии асов  на
антресолях.
     -- Скажите, Элеонора, вы ничего не знаете о судьбе Пихта?
     Девушка низко опустила голову, на ее глазах снова появились слезы.
     -- Они с Вайдеманом в воздухе столкнулись лоб в  лоб  и оба погибли, --
глухо проговорила она.
     Дрогнувшими пальцами Бычагин смял папиросу. "Да, судьбу не обманешь. Он
погиб, защищая меня..."
     -- А Гехорсмаь?
     -- Его  увез  Коссовски  в  Берлин. Механик все  время  молчал,  а  вот
Коссовски... он  после  того,  как пал  Берлин, приехал  в  Лехфельд, хотел,
видно, перебраться в Швейцарию, но  машину занесло на повороте, и  Коссовски
сорвался под откос. Его нашли мертвым...
     Элеонора тронула Бычагина за плечо.
     -- Скажите, у Пауля была жена там, в России?
     -- Нет, -- произнес Бычагин.
     -- Я ношу его фамилию, -- она снова опустила голову. -- Память осталась
со мной.
     -- Где вы собираетесь жить?
     -- Я останусь здесь  навсегда и, может  быть, когда-нибудь поеду к нему
на родину... Посмотрю.
     Бычагин простился  с  Хью Кэботом, отпустил  машину и медленно пошел по
Лехфельду. Он шел  и думал о человеке, который  много лет жил и сражался  на
этих тихих улицах.  Он еще не предполагал,  что пройдет несколько лет, умрет
Эрнст  Хейнкель,  удалится  от дел  Вилли Мессершмитт, с переменным  успехом
пробуя свои способности в строительном  деле и конструировании сейфов, но их
недоброй  памяти  фирмы  останутся.   Они   снова  будут  делать  для  войны
сверхзвуковые перехватчики, штурмовики, бомбардировщики.
     В сквере у городской ратуши перед  замком Блоков он остановился. Старые
деревья  были вырублены, на  обочинах аллей  торчали  скорбные  черные  пни.
Бычагин  поднял  щит с  дорожным  указателем,  на  чистой  обратной  стороне
химическим карандашом написал:  "Здесь  погибли майор  Красной  Армии  Павел
Мартынов и немецкий антифашист Карл  Герхорсман". С  размаху воткнул  щит во
влажную  землю.  Подошел  американский   солдат,   помолчал,  меланхолически
прожевывая резинку.
     -- Кэмрид? -- спросил он.
     -- Да,  друг, --  ответил Бычагин  и отступил от  щита несколько назад,
прищуренными глазами глядя на карандашную надпись. Пока не  смоют дожди, она
будет напоминать о войне и подвиге.
     В то время разведчикам еще не ставили памятников в бронзе и камне.