питком. Право
слово, было не до них. Передо мной стояло  два  непонятных  явления,  и  мне
необходимо было обдумать их в спокойной обстановке. И в число названных мною
непонятных  явлений  не  входило  зеленое   солнце   и   оранжевые   небеса,
продолжавшие радовать мой  взор  необычностью  и  сочностью  своей  окраски.
Честно говоря, мне было и не до них тоже. Первое, что меня интересовало, это
игра, в которую  играли  наши  гостеприимные  хозяева.  Очень  мне  хотелось
разобраться в ее литературной первооснове. И второе - то, что я  услышал  за
столом в организованной хозяевами пивнушке. Причем меня интересовал и  смысл
услышанного  и   физическая   основа   самого   примененного   мной   метода
подслушивания.  Если,  конечно,  все  это  не  было  моей   новой   слуховой
галлюцинацией!
   Так что я оставил своих спутников  спокойно  отдыхать,  а  сам,  еще  раз
оглядевшись, направился к слуховому окошку, выходившему, по моим расчетам, в
сторону деревенской улицы. Окошко было совсем маленьким и малоподходящим для
моих целей, поскольку его затягивало  не  стекло  и  не  слюда,  а  какая-то
толстая желтоватая пленка. Когда я покорябал ее ногтем,  она  отозвалась  на
манер обычной фанеры.
   Но к моему несказанному удовольствию, оконце открывалось, так что  спустя
уже несколько минут я вовсю  любовался  открывшимся  мне  с  высоты  чердака
пейзажем. И пейзаж этот был идиллически спокойным.
   Поселяне разбрелись от нашего плетня по всей  деревушке  и,  как  это  ни
покажется странным, занялись самыми настоящими сельскохозяйственными делами.
Четверо мужиков, усевшись в запряженную понурой лошадью телегу и уложив туда
же несколько кос, отправились по  дороге  в  сторону,  противоположную  той,
откуда мы пришли. На огородах, разбитых позади  хаток,  появилось  несколько
согбенных женских фигур, а группа из десятка  женщин,  погромыхивая  пустыми
ведрами, отправилась в  сторону  небольшого  леска,  на  опушке  которого  я
заметил стадо коров.
   В общем, местное население было мало похоже на горожан,  проводящих  свой
отдых в гуще ролевой игры. Но с другой стороны, они настолько не были похожи
на знакомых мне  подмосковных  колхозников,  что  принять  их  за  настоящих
крестьян я ну никак не мог. Тем более, что рядом  с  ближней  хаткой  маячил
боевой  жеребец  Портяты,  а  сам  дружинник  во  всей  красе  своего   явно
средневекового  наряда  стоял  рядом  и  оживленно  беседовал   с   каким-то
неизвестно откуда появившимся низеньким мужичком, наряженным в точную  копию
монашеской рясы.
   Беседовали они  чрезвычайно  оживленно.  Было  видно,  что  физиономия  у
Портяты приняла свекольный оттенок, так он орал на собеседника.  А  тот,  не
обращая внимания на ругань воина, что-то убедительно ему втолковывал,  вовсю
размахивая черными рукавами.
   И снова во мне проснулось раздражение от того, что я не имел  возможности
их услышать. А услышать очень хотелось.
   "Вот и случай удостовериться, что за столом у меня была не  галлюцинация,
- довольно подумал я, и тут же пришла другая, несколько растерянная мысль:
   - А как, собственно, я это сделал в первый раз?"
   У меня возникло стойкое чувство, что перед  тем,  как  услышать  разговор
поселян, я что-то такое сделал. Вот  только  что?!  Этого  я  совершенно  не
помнил!
   Раздраженно ловя ускользающее воспоминание о собственных действиях, я  по
давнишней привычке щелкнул пальцами правой руки, и тут же в голове  всплыло:
"Я же щелкнул пальцами!"
   И тут я замер буквально  с  открытым  ртом,  уставившись  на  собственные
пальцы. Получалось, что мне надо было просто ими пощелкать и все!
   Я медленно задавил в себе удивление и... щелкнул пальцами.
   И ничего не произошло.
   Я щелкнул еще раз. Ровно с тем же успехом.
   "Ну что ж, значит, это была галлюцинация!"  -  с  непонятным  облегчением
подумал я. И снова перевел взгляд на спорящих возле хатки  мужиков.  Ах  как
мне надо было послушать их диспут! Они наверняка обсуждали наше появление, а
возможно, и дальнейшие ходы в своей игре. Я прекрасно видел их разгоряченные
лица, различал энергичные и порой не совсем приличные жесты.  Приглядевшись,
я мог даже разобрать их артикуляцию. Но слышать я их  не  мог!  И  тут  я  с
досадой  снова  щелкнул  пальцами!..  В   моей   голове   словно   повернули
выключатель, и тут же раздались голоса:
   - ...еще раз объясняю, господин Мал отправился в замок. Вот он  вернется,
с ним и разговаривай! - приокивая, гудел густой баритон Портяты.
   Ему тут же ответил противный высокий, повизгивающий фальцет:
   -  Эти  четверо   нечестивцев,   поминающих   вслух   демонов,   подлежат
епископскому суду и должны предстать пред его святостью Епископом! Он  будет
их судить, а светская власть должна смириться и принять его суд!  Немедленно
передай мне всех четверых и обеспечь их охрану в дороге!
   - Еще и охрану тебе!  -  усмехнулся  Портята.  Его  тон  неожиданно  стал
спокойным и даже насмешливым. - А на руках тебя к его святости доставить  не
надо?!
   - Смеешься, нечестивец! - взвизгнул монах. - Я посмотрю,  как  ты  будешь
смеяться, когда Епископ наложит на тебя проклятое заклятие!
   - Да пусть он себе это заклятие под сутану засунет! - Портята  сопроводил
данное предложение весьма откровенным жестом. - А если ему не нравится,  как
я себя веду, пусть Великому Качею  жалуется  и  на  него  же  свое  заклятие
накладывает! Я выполняю волю своего господина и мой  господин  принимает  на
себя мои грехи!
   - Отдай нечестивцев, нечестивец!!! - заверещал  монах.  -  Они  -  добыча
Храма!!!
   - Ты, монах, знаешь, что Храм - пастырь человеков?! -  сурово  проокал  в
ответ Портята.
   - А значит, и твой пастырь! - визгливо ответствовал монах.
   - Так вот, среди тех четверых, о  которых  мы  спорим,  людей-то  нет!  -
усмешливо ответил дружинник. - Одна  сумеречная  эльфийка,  один  мохноногий
хоббит, один шерстнатый тролль и один  древний  чародей.  Чародей  настолько
древний, что даже пива не пьет!
   - Кто-кто?..  -  оторопело  переспросил  монашек.  -  Эльфи...  Хоббот...
Торль... Что за имена такие?!
   - Это они сами себя так называют... - снова усмехнулся Портята. -  Теперь
сам видишь, что не под храмовой дланью эти четверо ходят!
   -  Но  если  это  не  люди,  тогда  их  тем  более   надо   в   Храм!   -
непоследовательно завопил монашек. - Ведь нелюди призраку без надобности!
   - Тебе откуда знать, кто призраку в надобность, а кто без  надобности?  -
сурово поинтересовался Портята. - Али ты с ним на короткой  ноге  и  он  сам
тебе об этом поведал?!
   Монах после этих слов явно  растерялся,  это  было  видно  по  суетливому
сглатыванию и явному недостатку  встречных  аргументов.  Черноризец  молчал,
нервно перетоптывая на месте и облизывая яркие, как у вампира, губы.
   Портята несколько секунд подождал, не скажет ли монах еще  что-нибудь,  а
потом закончил спор:
   - Все, храмовник, отвали, некогда мне с тобой, лясы точить! Вот  господин
Мал вернется, попробуй с ним поспорить! А у меня - дела!
   После этого Портята повернулся и быстро пошагал вдоль  дороги  к  околице
деревеньки.
   Монашек несколько секунд смотрел ему вслед, а когда дружинник скрылся  за
росшим на обочине улицы кустом, воровато огляделся, подобрал  полы  рясы  и,
перемахнув через плетень, порысил в сторону  нашего  сеновала.  Двигался  он
странными короткими перебежками, низко пригнувшись и петляя по саду,  словно
сад этот находился .под артобстрелом.
   Тем не менее очень скоро его черная сутана исчезла из поля моего зрения -
монашек нырнул под наш чердак. Несколько мгновений все было  тихо,  а  затем
закрытый  люк  как-то  всхлипнул  и  словно  нехотя  начал   приподниматься.
Оторвавшись от пола на несколько сантиметров, край люка остановился и завис,
будто бы раздумывая, не проще ли будет лечь  на  прежнее  место.  Однако  я,
одним  прыжком  подскочив  к   образовавшемуся   отверстию,   ухватился   за
приподнявшуюся створку и потащил ее вверх.
   Не знаю, справился бы я  с  этой  легкой  на  вид  створкой,  на  поверку
оказавшейся неимоверно тяжелой, но в последний  момент  в  щель  просунулись
концы приставной лестницы. В ту же секунду лючок потерял весь свой вес  и  с
грохотом откинулся, а я по инерции полетел в кучу сена к своим друзьям.  Эти
три сони дружно всхрапнули, но просыпаться и не подумали.
   Когда я, выбравшись из сена, выпрямился, то увидел торчащую в проеме люка
черную  голову,  накрытую  темным  капюшоном  и  торопливо  озирающую  плохо
освещенное пространство чердака. Через секунду, не разглядев меня в царившем
полумраке, голова тихо зашипела:
   - Есть здесь кто бодрствующий?
   - Есть... - прошипел в ответ я, и голова мгновенно  развернулась  бледным
личиком в мою сторону. Это был, конечно, тот самый монах, который требовал у
Портяты нашей выдачи.
   - Давай, влезай сюда, - опять же  шепотом  предложил  я  голове,  но  она
отрицательно помоталась и прошипела:
   - Нельзя... Они могут лестницу убрать и запереть меня вместе с вами.
   - А разве нас заперли? - удивился я почти во весь голос.
   - А разве нет? - в свою очередь удивилась голова.
   - Ну, вообще-то я не заметил... - задумчиво проговорил я.
   - А что ж вы тогда не сбежали? - едко прошипела голова.
   - Хм... Ну, во-первых, вроде как бы и незачем. А  во-вторых,  друзья  мои
уснули, будить их не хочется.
   - Ничего, - злорадно пообещала говорящая голова, - Мал-то  вернется,  вас
быстро разбудят... - И, помолчав, неизвестно к чему добавила:
   - Да будет поздно!
   - Значит, считаешь, нам удирать надо? - неуверенно переспросил я.
   - Конечно! - уверенно подтвердила голова. - И главное,  удирать  прямо  к
Епископу и отдаться под защиту Храма! Это ваш единственный шанс!
   Меня очень удивило, что монах произнес слово "Епископ"  так,  словно  оно
было именем собственным, но выяснять этот вопрос не стал. Вернее, не  успел.
Нетерпеливо тряхнув капюшоном, голова снова торопливо зашипела:
   - Только его святость сможет спасти вас от...
   Но в этот момент с жутким воплем "А-й-й-я" голова исчезла из проема люка.
Вместе с головой исчезли и торчавшие стойки приставной лестницы. А  вот  сам
люк пока еще оставался открытым.
   Я осторожно приблизился к зиявшему проему и  заглянул  в  него.  Лестница
действительно исчезла. Во всяком случае, ее  нигде  не  было  видно.  А  вот
монашек, вернее, черная ряса с торчавшими из нее кистями рук и ступнями  ног
была в наличии. Все, что осталось от монашка, совершенно  неподвижно  лежало
точнехонько под люком. Голову не было видно - то ли он ее при падении как-то
неловко подвернул, то ли она была очень плотно замотана в капюшон.
   Внимательно осмотрев темнеющие внизу останки, очень похожие  на  небрежно
брошенную на землю куклу, я жалостливо вздохнул,  но  в  этот  момент  кукла
шевельнулась,  поскребла  пальцами  рук  по  утрамбованной  земле  и  начала
медленно и как-то неуклюже подниматься на ноги.
   Я с невольным уважением наблюдал за героическим  монахом,  пролетевшим  в
свободном падении не менее шести метров и  отделавшимся  всего  лишь  легким
испугом.  Впрочем,  "всего  лишь  легкий  испуг"  -  это,   конечно,   явное
преуменьшение. Налицо была тяжелая контузия, поскольку, поднявшись на  ноги,
монашек задрал вверх голову и, разглядев мою бороду в  люке,  поднял  еще  и
руку. Затем своим визгливым фальцетом он грозно заорал:
   - Прощай!.. Прощай и помни обо мне!..
   Постояв еще мгновение в этой нелепой позе, он опустил и голову и  руку  и
неторопливо двинулся к дороге, уже не опасаясь артобстрела.
   Я снова направился было к своему окошку, но стоило мне  отойти  от  люка,
как крышка, снова всхлипнув, опустилась на место. И  тут  что-то  остановило
меня, и я, вернувшись, внимательно ее осмотрел. Деревянная крышка лежала меж
досок пола, плотно утопленная в проем. Никаких колец или ручек она не имела,
и открыть ее с нашей стороны  было  бы  чрезвычайно  сложно.  Выходило,  что
монашья голова была права - нас действительно заперли.
   Это обстоятельство меня встревожило, но  не  настолько,  чтобы  поднимать
панику. Я медленно отошел к окну и принялся наблюдать за окрестностями.
   Впрочем, наблюдать было особо не за чем. У местного населения шли обычные
трудовые будни. Вернулись женщины,  доившие  коров,  прибавилось  народу  на
огородах, причем по величине фигурок я понял, что на борьбу за урожай  вышли
ребятишки. Еще  пятеро  мужиков  на  скрипучей  телеге  выехали  за  пределы
деревни, так что, по моим прикидкам,  в  данном  населенном  пункте  жителей
практически  не  осталось.  Если  не  считать  девушек.  Их  по-прежнему  не
наблюдалось, но, по логике вещей, они должны были где-то быть!
   Жеребец Портяты продолжал  стоять  у  изгороди,  возле  хатки,  а  самого
дружинника  не  было  видно.  Меня  это  несколько  удивило  -   кавалерист,
предпочитающий ходить пешком.
   Таким образом прошло довольно  много  времени,  но  вот  за  моей  спиной
раздалось слабое кряхтенье. Оглянувшись, я  увидел,  что  из  кучи  сена  на
карачках выползает маленькая фигурка, и понял, что пробудился мой гениальный
друг. Он выбрался на свободное  от  сена  место,  еще  немного  покряхтел  и
наконец распрямился.  Повертев  головой  в  густом  полумраке,  он  странным
тоненьким голоском задал вопрос окружающим:
   - Что, уже ночь?
   А я приглядывался к нему, и меня стремительно наполняло чувство  странной
настороженности. Что-то с ним явно было не так! И голос этот писклявый и...
   Однако на заданный вопрос требовался ответ, и я негромко буркнул:
   - Нет, день в самом разгаре, только здесь окошки маловаты и темноваты.
   Паша повернулся в мою сторону, заметил меня  у  окна  и  довольно  скучно
промямлил:
   - А, Серый... Все колдуешь?
   - Да нет... - в тон ему ответил я и, снова повернувшись к окну, добавил:
   - Просто наслаждаюсь свежим воздухом и прекрасным видом.
   Паша направился в мою сторону, попискивая про себя:
   - Занятие истинного философа.
   Подойдя к окошку, он неласково отпихнул меня в сторону и,  высунувшись  в
него, принялся рассматривать окружающее. А я с изумлением рассматривал его.
   Надо сказать, что Пашенька никогда не был особенно высок. Во мне было без
малого сто девяносто сантиметров, и он был мне где-то по плечо. Но поскольку
Паша был худощав и предпочитал обувь на высоком каблуке, он всегда  выглядел
достаточно высоким. А теперь рядом  со  мной  топталась  довольно  упитанная
фигура явно ниже полутора метров. Это не могло  быть  следствием  отсутствия
каблуков, а другой причины столь резкого уменьшения его роста или увеличения
объема я никак не мог подобрать. И кроме того, у меня возникло непреодолимое
желание  подергать  его  за  паричок  -  это  произведение   парикмахерского
искусства выглядело до неприличия натуральным. Я уже  протянул  руку,  но  в
этот момент Паша надышался свежим воздухом и повернулся ко мне лицом. Я чуть
не охнул!
   Нет, это безусловно был Паша Торбин, мой близкий и хороший друг.  Но  как
он изменился! Куда девалась бледная, худощавая Пашина физиономия, так  легко
принимавшая  выражение   одухотворенного   эстетства.   На   меня   смотрела
толстощекая, румяная рожа, готовая растянуться в улыбке от уха до уха!
   Однако не растянулась. Видимо, после здешнего пива ей было не до  улыбок.
Наоборот, пристально взглянув мне в лицо, рожа брякнула:
   - Чего уставился?! Хоббита не видел?!
   "Хоббита!!!" - грохнуло у меня в голове. И вдруг нахлынула идиотская,  но
успокаивающая мысль: "Это ж не Паша, это ж - Фродо!" - и я широко улыбнулся.
   - Чего дыбишься?! - тут же окрысился Фродо, - Я что, незаметно  для  себя
анекдот рассказал?! Чем зубы скалить, лучше бы подсказал, где  здесь  выход?
Мне отлучиться надо на пару минут... - И увидев, что я продолжаю  улыбаться,
гаркнул:
   - Пиво наружу просится!
   - А выхода здесь нет, - успокоил я его, - нас заперли.
   - Как это - заперли? - не понял Фродо. - Зачем?
   - Хватит орать... - неожиданно пророкотало из кучи сена, а следом донесся
короткий всхрап и тяжелое шевеление.
   Мы совершенно забыли  о  наших  отдыхающих  товарищах  и  своими  криками
разбудили одного из них.  Темная  куча  слегка  приподнялась  и  из-под  нее
выползло нечто бесформенное, но огромное. Когда это  огромное  поднялось  на
ноги и выпрямилось, оказалось, что головой оно достает почти до крыши,  хотя
и стояло под самым коньком. Другими словами, если Паша здорово уменьшился  в
росте, то Элик, а это был без сомнения он,  сантиметров  тридцать  прибавил.
Правда, он здорово ссутулился, но зато раздался в плечах.
   При своей невероятной комплекции Душегуб  двигался  совершенно  бесшумно.
Вот только что он располагался в дальнем конце чердака,  а  через  мгновение
оказался рядом с нами. И  при  этом  ни  одна  дощечка  достаточно  хлипкого
настила даже не скрипнула.
   - Ну, - навис  над  нами  здоровенный  тролль,  посверкивая  малюсенькими
красноватыми глазками, - чего разорались? Кто кого запер?
   Голос его звучал грубовато, но удивительно  тихо.  Фродо,  совершенно  не
обративший  внимания  на  коренные  перемены  во  внешнем   виде   Душегуба,
возмущенно воскликнул:
   - Ты представляешь, Душегубушка...
   Но в ту  же  секунду  огромная,  покрытая  густым  мехом  ручища  тролля,
спокойно свисавшая почти до его колена, метнулась вверх, и широкая  ладошища
полностью накрыла круглую мордашку Хоббита.
   - Орать не надо... - все так же негромко пророкотал Душегуб.  -  Эльнорду
разбудишь... А малышке надо отдохнуть.
   Затем, слегка встряхнув Фродо для пущего внушения, он снял свою  длань  с
его рожицы. Фродо с всхлипом втянул воздух, выдохнул, снова втянул и наконец
опять заговорил. Теперь уже гораздо спокойнее и тише:
   - Я говорю, что Серый говорит, что нас здесь заперли. А  мне  очень  надо
наружу, потому что... ну ты сам знаешь почему.
   Тролль  наклонил  свою  огромную  башку  набок  и,  с  секунду   подумав,
подтвердил:
   - Да... Знаю... Мне тоже наружу надо...
   - Ну! - мотнул головой Фродо. - А Серый говорит, что нас заперли.
   - Кто? - Душегуб перевел свой светящийся взор на меня.
   - Хозяева, - усмехнулся я в ответ.
   - Зачем? - Душегуб, похоже, стал еще более немногословен.
   - Наверное, чтобы нас задержать, - предположил я.
   - Ага... - Тролль склонил голову  набок  и  несколько  секунд  размышлял.
Потом, ни  слова  не  говоря,  он  развернулся  и  пошел  в  глубь  чердака,
внимательно глядя себе под ноги. Скоро он обнаружил закрытый люк.
   Присев рядом с крышкой на корточки, Душегуб попытался поддеть ее ногтями,
но, судя по его недовольному ворчанию, это ему не удалось.  Тогда  он  встал
рядом с люком на колени  и,  опершись  левой  рукой  на  настил,  навис  над
крышкой. Мы внимательно  наблюдали  за  манипуляциями  нашего  товарища,  не
догадываясь о его  намерениях.  А  тролль,  коротко  размахнувшись,  опустил
правый кулак на крышку люка. Та слабо хрюкнула и... вывалилась наружу.
   Мы с  Фродо  изумленно  переглянулись,  а  Душегуб,  не  обращая  на  нас
внимания, что-то пристально  рассматривал  внизу.  Впрочем,  его  наблюдения
длились недолго. Через пару секунд он пробормотал что-то вроде:
   - Ох-хо-хо, - и несколько неуклюже вывалился вслед за крышкой.
   Мы мгновенно бросились к люку, но, выглянув, никого под ним не обнаружили
- Душегуб пропал. Только расщепившаяся на две половины крышка люка  валялась
на  утрамбованной  земле.  Усевшись  рядом  с   отверстием,   мы   ненадолго
задумались.
   Нет, придумать что-нибудь мы вряд ли  смогли  бы,  а  думали  мы  недолго
просто потому, что вскорости под нами появился довольно улыбающийся Душегуб.
Он посмотрел на нас снизу и пророкотал:
   - Ну вот, все в порядке.
   Потом, пару раз мигнув и почесав затылок, он спросил:
   - А чегой-то вы там сидите? Вылезайте...
   Фродо  лег  перед  люком  на  живот,  свесил  голову  в  проем   и   едко
поинтересовался:
   - Вылезать? Ты что,