грузы, и я не счел нужным мешать этой погрузке, особенно ввиду того, что это
затрагивает  Соединенные Штаты,  пославшие  свои суда по нашему предложению.
Однако я  надеюсь, что во время личной встречи со Сталиным  вам представится
возможность  подчеркнуть, во-первых, большое значение этих четырех конвоев в
составе  140 грузовых судов,  а  также  те  усилия,  которые  я  должен  был
приложить,  чтобы  обеспечить  необходимые   эскортные  корабли;  во-вторых,
незначительность мелких  уступок,  о которых мы  просим  и  которые касаются
обращения с нашими  людьми в Северной  России;  в-третьих, наше естественное
желание освободиться от  бремени этих конвоев и вернуть наших людей домой из
Северной России;  в-четвертых, вы также могли бы рассеять его представление,
будто  в  моем  отказе  заключить нерушимый контракт  или  сделку содержится
какая-то  угроза;  единственное,  чего  я  хотел,  это  резервировать  право
окончательно решить, осуществима ли  эта операция с  военной точки зрения  и
можно ли ее  предпринять  с учетом общей ситуации  в Атлантике, так как я не
желаю  подвергаться  обычным  обвинениям в нарушении  обещания,  и  я должен
настаивать на этой оговорке.
     Я  очень  сочувствую  вам,  поскольку вы  вынуждены  участвовать в этой
унылой конференции, и хотел бы быть с вами. Вы можете быть вполне уверены  в
твердости английской  позиции  во  всех  этих вопросах, и я  надеюсь, что вы
дадите им почувствовать как наше  желание быть в дружбе с  ними, так  и нашу
твердую волю в важных вопросах. Всего наилучшего".

     * * *
     В  тот же самый день я  пригласил к себе советского посла.  Так как это
была моя  первая  встреча  с  Гусевым, заменившим Майского,  он  передал мне
приветствие от маршала  Сталина и от  Молотова, а я  сказал ему,  что  он  в
бытность  свою  в Канаде  оставил у нас о  себе хорошую  память.  После этих
комплиментов мы коротко поговорили о Московской конференции и втором фронте.
Я  объяснил  ему,  что  такого рода операция не  может быть предпринята  под
влиянием  импульса  и  что  я  всегда  готов  организовать  совещание  между
английскими и русскими  военными  экспертами,  чтобы они рассмотрели факты и
цифры, от которых все зависит и без знания которых обсуждение бесполезно.  Я
говорил ему  о нашем  искреннем  большом  желании  сотрудничать и дружить  с
Россией, о том, что мы понимаем, что после войны Россия должна занять видное
место в  мире, что мы это приветствуем и сделаем все от нас зависящее, чтобы
добиться хороших отношений между ней и Соединенными Штатами. Я далее сказал,
что  очень  хотел  бы  встретиться  с  маршалом  Сталиным,  если  это  можно
организовать, и отметил, что эта встреча глав  английского,  американского и
советского правительств имела бы большое значение для будущего всего мира.
     Затем я перешел к телеграмме Сталина о конвоях. Я сказал очень коротко,
что не думаю, чтобы эта телеграмма помогла делу; что она очень огорчила меня
и  я опасаюсь,  что  любой ответ, который  я  могу  послать, только  ухудшит
положение;  что  (наш)  министр  иностранных  дел  находится  в Москве  и  я
предоставил ему  урегулировать  этот вопрос  на  месте  и  поэтому  не  хочу
принимать  телеграмму. Затем я  вручил послу  конверт. Гусев вскрыл конверт,
чтобы ознакомиться с его содержанием, и, увидев  телеграмму, сказал, что ему
поручено  вручить ее мне. Тогда  я заявил: "Я не намерен принимать ее" --  и
встал,  чтобы вежливым  образом  дать  понять,  что наш разговор  окончен. Я
прошел к двери и открыл ее. В дверях мы обменялись несколькими словами --  я
пригласил  его  прийти  в ближайшее  время на  завтрак и  обсудить  с  г-жой
Черчилль некоторые вопросы, касающиеся ее фонда помощи России, который,  как
я сказал ему, достиг  четырех  миллионов фунтов стерлингов.  Не давая Гусеву
возможности вернуться  к вопросу о конвоях или  сделать попытку  вручить мне
обратно конверт, я вежливо выпроводил его.
     Военный кабинет  одобрил мой отказ принять телеграмму Сталина. Это был,
безусловно, необычный дипломатический  инцидент, и,  как я  узнал  позже, он
произвел  впечатление  на Советское  правительство.  Действительно,  Молотов
несколько раз упоминал о нем в разговоре. Еще до того как об этом могло быть
сообщено в  Москву,  в  советских кругах  возникли определенные опасения. 19
октября  Иден  телеграфировал, что Молотов нанес  ему  визит  в посольстве и
сказал, что его правительство придает большое значение этим конвоям  и остро
ощущает их отсутствие. Северный путь -- самый короткий и  самый быстрый путь
для доставки  снабжения  на  фронт,  где русские  переживают  сейчас трудное
время. Нужно сломать зимнюю линию обороны немцев.  Молотов обещал поговорить
обо всем этом со Сталиным и договориться о встрече.
     Важная беседа состоялась 21-го.  Тем временем, чтобы подкрепить позицию
Идена,  я по  его предложению задержал  выход  английских эсминцев,  который
должен был положить начало возобновлению движения конвоев.
     Министр иностранных дел -- премьер-министру 22 октября 1943 года
     "1. Вчера  вечером я видел  Сталина  и Молотова. Меня сопровождал посол
его величества, и  беседа, во  время которой было затронуто  множество самых
различных вопросов, продолжалась два с четвертью часа.
     2. После вступительного обмена приветствиями я поднял вопрос о конвоях.
Я сказал, что должен объяснить, какого  большого напряжения сил  требуют эти
конвои от  английского  военно-морского флота. Проведение каждого из них  --
крупная  операция,  могущая  потребовать  4  крейсеров  и  12  эсминцев  для
непосредственной защиты,  и, кроме того, весь флот метрополии  должен  будет
выйти  в  море,  чтобы  обеспечить  прикрытие.  Чтобы  выделить  необходимые
эскортные  корабли,  мы  вынуждены  сократить  наши  военно-морские  силы  в
Атлантике.  Хотя   борьба  с  немецкими   подводными  лодками  действительно
принимает  более  благоприятный   для  нас  оборот,  она  все  еще  остается
напряженной.  В  подтверждение  моих  слов  я  передал  Сталину   диаграмму,
показывающую число немецких подводных лодок в  строю за последние  три года.
По  диаграмме видно, что  это  число  все еще близко к  максимуму.  Причина,
почему  мы отказываемся обещать, что обязательно пошлем  все четыре  конвоя,
заключается  в  том,  что  мы  не  хотим,  чтобы нас  упрекали,  если  из-за
какого-либо  неожиданного поворота в  ходе войны нам не удастся послать  все
четыре  конвоя. Но  мы  искренне  желаем  провести  эти  конвои, и я  сказал
Сталину,  что  вы,  лично  много  потрудившийся,  чтобы   добиться  принятия
необходимых мер, теперь сообщили  мне по телеграфу, что, по вашим подсчетам,
мы сможем послать  в  общей сложности  130 --  140 судов с 860 тысячами тонн
груза. Если будет решено посылать  конвои, то мы  хотим начать  их  отправку
немедленно. Мы дислоцировали наши военно-морские силы, исходя из этого, и мы
хотим  воспользоваться  тем периодом, пока "Тирпиц"  выведен из  строя. Наши
требования  в  отношении военно-морского персонала сокращены до  абсолютного
минимума, и  мы вынуждены настаивать  на этом минимуме. Есть также некоторые
второстепенные  требования,  которые, если будет  достигнуто  принципиальное
соглашение, я хочу изложить Молотову.
     Сталин, кивавший  в  знак согласия,  когда я  рассказывал  о  борьбе  с
немецкими подводными лодками, сказал, что его расхождение с вами касается не
трудностей операции, а  вопроса о  том, обязаны ли  мы провести ее. Вы  дали
понять,  что если мы отправим хотя бы один из этих конвоев, то это будет как
бы подарком. Сталин не считает, что это правильная характеристика положения.
Как он понимает это, мы обязаны стараться доставить эти грузы. Однако, когда
он  послал вам  свой ответ, вы были сильно оскорблены и не  пожелали принять
его. Я  ответил, что мы никогда не  говорили, что посылка  этих конвоев есть
услуга  или  акт  благотворительности. Вы  всегда  всеми  силами  стремились
доставить эти грузы нашему  союзнику, но, по изложенным мною причинам, вы не
можете связать  себя  обязательством предпринять ряд операций,  которые  вы,
быть  может, не в  состоянии будете осуществить. Сталин,  безусловно, должен
доверять  своему  союзнику,  и поэтому неудивительно,  что  вы были  обижены
телеграммой. Маршал сказал, что у него не было намерения обидеть вас.
     После некоторого дальнейшего обсуждения Сталин сказал, что он  не может
согласиться на увеличение численности персонала.  В портах Северной России и
так  уже много наших  моряков, которым нечего делать, и  в результате у  них
возникают  разные  неприятности  с  русскими  моряками.   Русские  могли  бы
обслуживать конвои сами. Я ответил, что это невозможно. Он сказал, что, если
бы только наши  люди в Северной России относились к его людям как  к равным,
никаких трудностей  не возникло бы, и что если наши  люди будут относиться к
его людям  как к равным, мы  сможем  иметь столько  личного состава, сколько
захотим. После некоторой дальнейшей  дискуссии  было решено, что Молотов и я
встретимся завтра, я представлю ему список наших требований, и мы посмотрим,
можно ли прийти к соглашению".

     * * *
     Так  была   достигнута  договоренность,   что  движение  конвоев  будет
возобновлено.  Первый  конвой  вышел в  ноябре, второй последовал  за  ним в
декабре.  В  состав  обоих  этих  конвоев  входило  72  судна.  Все  прибыли
благополучно, и в то же время  были  благополучно проведены  обратные конвои
пустых судов.
     Во  время  следования  конвоя,  вышедшего  в декабре, произошло морское
сражение, приведшее к радостным для нас результатам. После того как "Тирпиц"
был  выведен  из  строя,  "Шарнхорст"  остался единственным тяжелым кораблем
противника в Северной Норвегии.
     Вечером в  день  рождества  1943  года он с  пятью эсминцами  вышел  из
Альтен-фиорда,  чтобы напасть на конвой приблизительно в  50 милях к югу  от
острова Медвежьего. Усиленный  эскорт  конвоя  состоял из  14  эсминцев  и 3
прикрывающих   крейсеров.  Командующий  эскортом  адмирал  Фрэзер  на  своем
флагманском корабле линкоре "Дьюк  ов Йорк" с крейсером "Ямайка"  и четырьмя
эсминцами держался юго-западнее.
     "Шарнхорст"  дважды  пытался  атаковать  конвой.  Эскортные  крейсера и
эсминцы  каждый раз  перехватывали  его  и  вступали с ним  в  бой,  и после
сражения, не давшего решающих результатов, во время которого были повреждены
как "Шарнхорст", так и английский крейсер  "Норфолк", немцы вышли из боевого
соприкосновения и взяли курс  на  юг. Адмирал Фрэзер послал четыре эсминца с
приказом  атаковать   противника,  как   только   представится  возможность.
Приблизительно в 7  часов они предприняли атаку объединенными силами. Четыре
торпеды  попали  в  цель. Только  один  эсминец был  поврежден.  "Шарнхорст"
развернулся,  чтобы отогнать эсминцы, и,  таким образом, "Дьюк ов Йорк" смог
быстро приблизиться  на  дистанцию  приблизительно  10  тысяч ярдов и  снова
открыл  сокрушительный огонь.  Через  полчаса неравный  бой  между линкорами
закончился,  и  "Дьюк  ов  Йорк" предоставил крейсерам и эсминцам  завершить
задачу. "Шарнхорст"  скоро  затонул.  Из  его  команды,  насчитывавшей  1970
человек  офицеров и рядовых, включая контр-адмирала  Бея, нам удалось спасти
только 36 человек.
     Хотя гибель выведенного из строя "Тирпица" была отсрочена почти на год,
потопление "Шарнхорста" не только устранило самую серьезную угрозу для наших
арктических  конвоев,   но  и  вновь  предоставило  свободу  действий  флоту
метрополии. Нам больше  не грозила опасность, что немецкие тяжелые корабли в
любой  момент   могут   прорваться  в   Атлантику.   Это  было  значительным
облегчением.

        "Глава шестнадцатая"
        "КОНФЕРЕНЦИЯ МИНИСТРОВ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ В МОСКВЕ"
     Теперь    необходимо     вернуться     назад,    чтобы     восстановить
последовательность дипломатических событий. Начиная с Квебекской конференции
мы все время предлагали Сталину организовать встречу глав трех правительств.
Уже в Квебеке я получил от него следующий ответ:
     Премьер Сталин -- премьер-министру, Квебек 10 августа 1943 года
     "Я только что вернулся  с фронта  и успел уже познакомиться с посланием
Британского Правительства от 7 августа.
     1.  Я согласен  с тем, что встреча  глав трех  правительств  безусловно
Желательна.  Такую встречу следует  осуществить при  первой же  возможности,
согласовав место и время этой встречи с Президентом.
     Вместе  с  тем  я  должен  сказать,   что   при  данной  обстановке  на
советско-германском  фронте я, к сожалению,  лишен  возможности отлучиться и
оторваться от фронта даже на одну неделю. Хотя мы имеем в последнее время на
фронте  некоторые  успехи,  от  советских  войск  и советского  командования
требуется именно теперь исключительное напряжение  сил и особая бдительность
в  отношении  к вероятным  новым действиям противника. В  связи с  этим  мне
приходится  чаще чем обыкновенно  выезжать в войска, на те или иные  участки
нашего фронта. При таком положении я не могу в данное время  направиться для
встречи с Вами и Президентом в Скапа-Флоу или в другой отдаленный пункт.
     Тем  не менее, чтобы не  откладывать  выяснения  вопросов, интересующих
наши  страны,  целесообразно  было  бы  организовать  встречу  ответственных
представителей  наших  государств,  причем о месте и времени  такой  встречи
можно было бы договориться в ближайшее время.
     Кроме  того,  следует  заранее условиться о  круге вопросов, подлежащих
обсуждению, и о  тех проектах предложений, которые должны быть приняты.  Без
этого встреча едва ли даст какие-либо ощутительные результаты.
     2.  Пользуюсь  случаем,  чтобы  поздравить Британское  Правительство  и
англо-американские  войска  по  случаю весьма  успешных операций  в Сицилии,
которые уже привели к падению Муссолини и к краху его банды".
     Это было первое благоприятное упоминание с русской стороны о  совещании
между  тремя  союзниками  на  том или ином уровне.  Передавая  нижеследующее
послание  Идену  для вручения в Москве,  я сказал: "Я  был  очень  рад снова
получить  весточку  от самого Медведя. Пожалуйста, передайте ему мой  ответ,
который составлен в таком духе, как Вы этого желаете".
     После  обсуждения  с президентом  Рузвельтом  мы  составили  совместную
телеграмму Сталину.
     Премьер-министр и президент Рузвельт, Квебек -- премьеру Сталину
     19 августа 1943 года
     "Г-н Черчилль и я находимся здесь в сопровождении наших  сотрудников  и
будем совещаться, возможно, в течение десяти дней.  Мы снова желаем обратить
Ваше внимание на важность встречи всех нас троих. В то же время мы полностью
понимаем те веские  причины, которые заставляют Вас находиться вблизи боевых
фронтов, фронтов, где Ваше личное присутствие столь содействовало победам.
     По нашему мнению,  ни Астрахань, ни Архангельск не подходят. Однако  мы
вполне готовы отправиться с соответствующими офицерами в Фербенкс на Аляске.
Там совместно с Вами мы сможем подвергнуть изучению всю обстановку в целом.
     Сейчас  мы  переживаем  решающий  момент  войны, период, представляющий
единственную в своем роде возможность для встречи. Мы оба, г-н Черчилль и я,
искренне надеемся, что Вы еще раз рассмотрите эту возможность.
     Если мы не  сможем  прийти  к соглашению по поводу  этой  очень  важной
встречи между тремя главами наших правительств, Черчилль и я согласны с Вами
в  том, что в ближайшем будущем  мы  должны устроить встречу представителей,
ведающих  иностранными   делами.   Принятие  окончательных  решений  должно,
конечно,  быть  предоставлено  нашим  соответственным  правительствам  таким
образом, чтобы подобная встреча носила бы исследовательский характер... "
     Сталин ответил:
     "1. Получил Ваше совместное послание от 19 августа.
     Я всецело разделяю Ваше мнение и мнение г. Рузвельта о важности встречи
нас троих. Вместе с тем  я очень прошу понять мое положение в момент,  когда
наши армии  с  исключительным  напряжением ведут  борьбу  с  главными силами
Гитлера  и когда  Гитлер  не  только  не  снимает  с  нашего фронта ни одной
дивизии, а, наоборот, уже успел перебросить и продолжает перебрасывать новые
дивизии на  советско-германский фронт. В  такой момент, по  мнению всех моих
коллег, я не могу, без ущерба для наших военных операций, уехать от фронта в
столь  отдаленный, пункт, как Фербенкс, хотя  при другом положении  на нашем
фронте  Фербенкс несомненно был бы  вполне подходящим местом  нашей встречи,
как это я считал и раньше.
     Что  касается встречи  представителей наших  государств и, может  быть,
именно  представителей, ведающих  иностранными  делами, то я  разделяю  Ваше
мнение  о целесообразности  такой встречи в  близком  будущем. Этой встрече,
однако,  следовало   бы  придать   не  узко  исследовательский  характер,  а
практически-подготовительный  характер для того, чтобы после этого совещания
наши правительства могли принять определенные решения и тем самым можно было
бы избежать задержки в принятии решений по неотложным вопросам.
     Поэтому  я считаю необходимым  возвратиться к своему предложению о том,
что  следует  заранее   определить  круг  вопросов,  подлежащих   обсуждению
представителями трех государств, и наметить предложения, которые должны быть
ими   обсуждены  и  представлены  нашим  правительствам  для  окончательного
решения.
     2. Вчера были получены от г-на Керра  дополнения и поправки к Вашему  и
г.  Рузвельта посланию, в  котором  Вы сообщали  об  инструкциях,  посланных
генералу   Эйзенхауэру  в  связи   с  выработанными  для   Италии  условиями
капитуляции при переговорах с ген. Кастеллано. Я и мои коллеги  считаем, что
инструкция,  данная  ген.  Эйзенхауэру,  целиком  вытекает  из установки  на
безоговорочную  капитуляцию  Италии и  потому  не может  вызвать  каких-либо
возражений.
     Все же я считаю совершенно недостаточной полученную пока информацию для
того, чтобы можно  было  судить о необходимых шагах  со стороны союзников во
время переговоров  с Италией. Это обстоятельство  подтверждает необходимость
участия советского представителя в деле принятия решения в ходе переговоров.
Поэтому я считаю вполне  назревшим создание  военно-политической комиссии из
представителей трех стран, о которой я писал Вам 22 августа".
     Премьер-министр -- премьеру Сталину 5 сентября 1943 года
     "О конференции министров иностранных дел.
     Я  был  рад  получить  Ваше  послание  от  25  августа,  в  котором  Вы
соглашаетесь   на  встречу  в  скором   времени   советского  представителя,
представителя  Соединенных  Штатов  и  британского  представителя,  ведающих
иностранными делами. Если приедет г-н Молотов, то мы пошлем г-на Идена.
     Совещание  даже в составе  этих лиц, конечно,  не  могло  бы  подменить
полномочия всех заинтересованных  правительств. Мы очень хотим знать, каковы
Ваши пожелания  в  отношении будущего,  и  мы  сообщим Вам наши взгляды, как
только они сложатся. После этого правительства должны будут принять решение,
и  я  надеюсь,  что  мы  сможем  встретиться  где-либо лично. Если  нужно, я
отправился бы в Москву.
     Политическим  представителям  могла  бы  потребоваться  помощь  военных
советников.  Я  выделил  бы  общевойскового  офицера сэра  Гастингса  Исмея,
который является моим личным представителем в Комитете начальников штабов  и
который руководит Секретариатом Министерства Обороны. Он мог бы  представить
аргументы, факты  и  цифры по возникающим  военным вопросам. Я  полагаю, что
Соединенные  Штаты  послали бы офицера  подобной же квалификации.  Этого,  я
полагаю,  было  бы  достаточно  на  данной   стадии  для  встречи  министров
иностранных дел.
     Если, однако, Вы желаете войти  в технические детали вопроса, почему мы
еще не вторглись во Францию  через Канал  и почему мы не можем сделать этого
раньше или большими  силами,  чем  предполагается сейчас,