еф Розаньски, однако над всеми
ними  возвышался  находившийся  в  тени московский  "советник"  -  полковник
Солдатов. Герман Фильд  находился в  камере  Х отдела,  предназначенной  для
особых заключенных  в пригороде Варшавы Медзешине, остальные - в мокотовской
тюрьме. Полковник Гецов умер  под  пытками, Анна Дурач попробовала совершить
самоубийство, перерезав  себе артерии, Тоня  Лехтманн была повешена на своих
волосах  и  была близка  к тому,  чтобы лишиться  рассудка.  Однако  выбитые
признания   не  удовлетворили  Безпеку,  связей  с   Фильдом  для  них  было
недостаточно,    они    хотели     построить    связь     между     "группой
титоистско-империалистических   агентов"  и   Гомулкой   -  метод  прекрасно
оправдавший  себя  в Венгрии  и Чехословакии.  Однако  в Польше они зашли  в
тупик: ни  Герман Фильд,  ни другие "фильдисты" не имели никаких контактов с
Гомулкой.  Просто не было никаких связей, которые под пытками можно  было бы
превратить в заговор [54].
     После трех  лет  бесплодных  допросов  Берия  решил попробовать  другой
вариант. В ноябре 1952 г. он дал Берману указание направить в Прагу Святло и
его начальника, заместителя министра  госбезопасности Ромковского с заданием
допросить Сланского и чету  Павликов из чехословацкой "швейцарской" группы и
установить  наличие  связей  между  Фильдом,  чехословацкими  обвиняемыми  и
Гомулкой.  Однако  посланцы Безпеки вернулись из Праги,  как и  тремя годами
ранее из Будапешта с очень небольшим количеством конкретных показаний. После
этого   польскую  группу  Фильда   прекратили  пытать,  хотя  и  оставили  в
следственной тюрьме, как резерв для возможного использования в будущем.

     Оставим  хронику   оказавшейся  временно  бесплодной  линии  Фильда   и
обратимся теперь к следующему направлению террора:  маневрам вокруг Гомулки,
тесно переплетенных с общей тактикой чистки Берия.
     До ноября  1949 г.  сталинское руководство польской партии надеялось на
то, что сможет ограничиться  только отстранением Гомулки от власти. Однако к
этому  времени  положение  в империи сателлитов  резко  изменилось:  в Софии
проходил  процесс  Костова,  в  Румынии  был  арестован  Патраскану,   а   в
Чехословакии   и   Германии  службы   госбезопасности  начали  подготовку  к
расширению   "швейцарской   группы   агентов"   Ноэля   Фильда,    т.е.    к
крупномасштабной охоте  за империалистическими шпионами. Особенно угрожающим
был процесс Райка в  Венгрии, на котором Гомулку открыто  назвали  человеком
Тито в Польше (см. Laszlо Rajk 1949, c. 128 и 156). [55].
     Берут оказался в щекотливой ситуации. С одной стороны, для того,  чтобы
спасти  польское  партийное руководство от  второго сталинского уничтожения,
ему надо было  не допустить ареста  Гомулки,  с другой  стороны, он  не  мог
больше  препятствовать  ликвидации   сравнительно  малозначительной  "группы
Фильда", не рискнув вызвать гнев Сталина. Он должен был пожертвовать хотя бы
одним второстепенным партийным лидером.
     На  эту роль  был  выбран  Мариан  Спыхальски,  друг и  боевой  товарищ
Гомулки.   Сначала   он  был  одним  из   выдающихся  лидеров   вооруженного
коммунистического  подпольного  движения  против  немецких  оккупантов  и  в
послевоенное время сыграл решающую роль в "полонизации" офицерского корпуса,
верхушка  которого состояла преимущественно  из советских офицеров, одетых в
польскую  форму. Смена караула  происходила  при полном  понимании  Сталина,
однако то, что в 1945/46 гг. было советской политикой, в 1948 г. клеймилось,
как  антисоветчина.  МВД  настаивало  на  его  аресте,  но  Берут  и  Берман
попытались замедлить неизбежное. Сначала  они сместили  Спыхальского с поста
министра  обороны  в  министры  строительства, потом в  городское управление
Вроцлава  и дали Х  отделу  Безпеки задание  провести расследование.  Однако
сначала  было  нужно сделать некоторые приготовления (см. Bethell  1971,  c.
203ff; Ulam 1952,  c. 183ff). В конце осени 1948 г.  служба  госбезопасности
арестовала Альфреда  Ярошевича и Влодзимежа Леховича, двух боевых  товарищей
Спыхальского по движению сопротивления, которые после  войны  заняли  по его
рекомендации  посты  в правительстве.  Теперь  их  обвинили  в  том, что они
находились на службе Второго отдела, контрразведки  довоенной армии  и по ее
заданию  внедрились   в   нелегальную  партию  для  того,  чтобы  вместе  со
Спыхальским осуществлять тактику саботажа и шпионажа.
     В действительности оба они с 20 - х годов были агентами советского НКВД
и попали  в контрразведку по  заданию своего  русского  начальства. Во время
войны НКВД связало их со Спыхальским, который мог использовать их информацию
из  вражеского  лагеря  в интересах  вооруженного сопротивления (см. Swiatlo
1955).
     После  ареста  Ярошевича  и Леховича Берут  и Берман  получили желанное
средство   давления.   Сначала  Спыхальского   вынудили   присоединиться   к
политическим нападкам на своего друга Гомулку, позднее,  на антигомулковском
Пленуме в ноябре 1949 г. он сам стал мишенью атаки. Во время войны он  занял
снисходительную  позицию  в отношении коллаборационистов  и агентов  второго
отдела, сказал Берут. "Кто несет  главную вину за  такое  положение? Товарищ
Спыхальски, ибо он был начальником секретной службы Гвардии Людовой. Товарищ
Гомулка, ибо он был секретарем  партии и именно  с  ним согласовывал товарищ
Спыхальски свои различные шаги. (Цит по Bеthell 1971, c. 203).
     Спыхальский оказался под сильным давлением. Против него использовали не
только фальшивые обвинения Леховича и Ярошевича, но и  членов его семьи. Его
брат Юзеф, старший офицер довоенной армии, был направлен в Польшу лондонским
правительством  и  до убийства  гестапо командовал  краковским  сектором АК.
Спыхальский поддерживал  связь  со  своим братом  и пытался  с  его  помощью
координировать  действия  "реакционной" Армии  Крайовой  и  коммунистической
Гвардии Людовой против общего немецкого врага.  На Пленуме он сделал попытку
спастись,  возложив  вину на "правооппортунистические отклонения"  Гомулки и
выступил с униженной самокритикой: "Я  допустил ошибки, товарищи. Я виновен,
очень виновен." (Цит. по ebd. c. 204).
     Однако  Берия  было нужно не смирение  Спыхальского, а его  голова. Для
этого был  использован арест двух старших  офицеров  Армии Людовой Мечислава
Вацека  и Петра Манкевича, которых  обвинили в  том,  что они  были агентами
гестапо. И в этом случае правда была перевернута: оба они установили контакт
с немцами по прямому приказанию подпольной партии для  того,  чтобы получать
информацию.  В  следственной  тюрьме  контрразведки эти факты  извратили; их
пытали для того, чтобы они "призна-лись" в том, что  Спыхальский поручил  им
выдавать гестапо своих товарищей.
     Потом в тюрьму попала Гедда Бартошек. Во  время войны до ареста гестапо
она  была  адъютантом  Спыхальского. После  войны она училась  в  Варшавской
Художественной Академии. Теперь ее обвинили в  том, что  она сотрудничала  с
нацистами и в концлагере была  шпиком  гестапо. Пытки поставили ее  на грань
помешательства: она начала рисовать наброски, на которых она сама в униформе
гестапо  избивала узников  концлагеря. Рисунки были  приобщены  к  делу  как
"доказательства" ее вины. Ее расстроенная душа  охотно соглашалась  со всеми
предъявленными ей обвинениями.  А  когда через несколько лет ее  освободили,
она отказывалась  признать  свою невиновность и  для того, чтобы  она начала
воспринимать реальность, ее пришлось лечить в психиатрической клинике. ((см.
Lewis 1959, c. 33).
     Cеть вокруг Спыхальского окончательно захлопнулась весной 1950 г. после
ареста  генерала  Станислава  Татара.  Во  время войны  он  был  начальником
Генерального Штаба  при  лондонском правительстве  в изгнании, а  в  1947 г.
решил вместе  с другими старшими офицерами вернуться в Польшу. Их  приняли в
Войско Польско и они  честно служили коммунистическому режиму. Теперь Татару
и почти  трем дюжинам генералов был предъявлен  счет. Ох обвинили в том, что
они по заданию британской Intеlligence Service организовали  заговор  против
народной  Польши. Основная цель  их допросов была  выжать из них  показания,
которые  бы  "разоблачили"   Спыхальского,  в  через  него  и  Гомулку,  как
участников "заговора".
     В мае  1950  г. Берия  направил Беруту и Берману  через  генерала Ивана
Александровича  Серова, уполномоченного МВД по Польше  с резиденцией в Киеве
"конфиденциальное  сообщение"   о   раскрытии  заговора  с  целью  похищения
Спыхальского  и  переброски  его на  Запад,  и  посоветовал  его  немедленно
арестовать, дабы этому воспрепятствовать.
     Спыхальски  был арестован в своей квартире  полковником  Безпеки Святло
(см. Swiаtlo 1955; Bethell 1971, c. 217) и подвергнут жестоким пыткам. Через
несколько недель, ослабленный побоями, бессонницей и голодом он уже с трудом
мог стоять на ногах. Ему приходилось отдавать честь каждому охраннику только
для того, чтобы не забывал, что он больше не  генерал, а обычный преступник.
Однако, для того,  чтобы следователи смогли убедить его  "признаться" в том,
что  он "объективно"  служил  контрреволюционному заговору и  был сообщником
Татара и Intelligence  Service, понадобилось  несколько месяцев, после  чего
Спыхальски подписал требуемое от него признание  в том, что  был  завербован
британской  разведывательной   службой   с   заданием   помогать  агентам  и
саботажникам  проникать  в  коммунистическое  движение сопротивления.  После
разгрома  Гитлера  он должен был выполнять  аналогичное  задание в отношении
народной армии социалистической Польши.
     Следствие  против генерала  Татара  и  офицеров  довоенной  армии  вела
Информация,  военная  контрразведка,  в тесном  сотрудничестве  с  Х отделом
Безпеки. Методы Информации, если это возможно, были еще более жестокими, чем
у  ее  гражданской  родственной  организации.  Сотни  старших   офицеров  на
основании выдуманных  обвинений в шпионской деятельности  были приговорены к
длительным  срокам   тюремного  заключения,   почти   50  получили  смертные
приговоры,  неизвестно  сколько  было  расстреляно  и  замучено  до  смерти.
Информация    номинально    подчинялась   министру    обороны    Константину
Рокоссовскому,  советскому   маршал,   превращенного  в  поляка,  однако  ее
начальник,  советский  полковник   Дмитрий  Вознесенский  вместе   со  своим
заместителем  Антонием Скулбашевским  держали  в  своих  руках  все  военные
аспекты  аппарата  террора.  Сначала они очистили  военную контрразведку  от
сотрудников  еврейского происхождения,  а  потом наводнили  всю  организацию
советскими   агентами.   Однако  советский  контроль   шел  еще   выше:  над
Вознесенским стояла  расплывчатая фигура  Семена Давыдова  начальника  всего
контингента  московских "советников",  прикомандированных к  польской армии,
партийному   и  государственному  аппарату;  Давыдов  же  со  своей  стороны
контролировался советской военной контрразведкой Смерш.
     Арест Татара  открыл путь  к организации  требуемого Сталиным процесса.
Процесс против Татара и  его "банды шпионов" начался 31 июня 1951 г. В своих
заранее заученных  показания девять  главных обвиняемых "признались" в  том,
что по  заданию  англо- американских империалистов они  готовили вооруженный
путч  для свержения правительства и передавали  иностранным  шпионам военные
секреты.
     Большинство  обвиняемых  не  были коммунистами,  однако  главной  целью
процесса было  прежде  всего  разоблачение  преступников в "коммунистической
маске". Для того, чтобы обвиняемых можно было  использовать  для  подготовки
запланированного   процесса    Гомулки,   режиссеры   заставили   нескольких
арестованных  коммунистов выступить  свидетелями, которые  в  соответствии с
полученными указаниями  обличали в  первую очередь не Татара и остальных, но
"шпионов  и  преступников,  проникших в армейское и  партийное руководство".
Характерным  было  пропагандистское   оформление.  Процесс  состоялся  перед
общественностью,  хотя  и  тщательно подобранной службой госбезопасности. Та
часть  процесса,  которая была  направлена  против  Гомулки  и  Спыхальского
передавалась по радио, для того,  чтобы  подготовить народ и членов партии к
будущему разоблачению "главарей заговора, стоящих за спиной Татара".
     После  первого  дня  процесса  уже  не было сомнений кто  является  его
главной мишенью. Татар  "признался" в том, что Спыхальский принял  в Гвардию
Людову своего  брата  Юзефа и  тем  самым хотел  внедрить в коммунистическое
подполье одного из  руководителей  реакционной  Армии  Крайовой.  После его,
Татара,  возвращения в Польшу  по указанию  империалистов  была организована
конспиративная встреча Спыхальского с двумя агентами британской Intеlligence
Service,  полковниками  Пикенсом   и  Перкин-сом,  на   которой  обсуждались
подробности военного заговора.
     Согласно сценарию Спыхальский главным свидетелем процесса. Он признался
в том, что во время войны находился в связи с одним из обвиняемых, генералом
Франтишеком Херманном и после окончания войны предложил Гомулке предоставить
тому  командный  пост  в  новой  народной  армии.  На   вопрос  председателя
трибунала, говорил ли он  Гомулке, что Херман был начальником  контрразведки
Армии  Крайовой, Спыхальский ответил: "Да, я говорил об  этом Гомулке и он с
этим  согласился" (Цит.  по  Bethell  1971,  c.  178).  Позднее  Спыхальский
"признался"  в том, что при посредничестве Хермана  он готовил встречу между
Гомулкой  и  Яном  Жепецким,  командиром  ультраправой группы сопротивления,
виновным в многочисленных террактах против коммунистического режима. Генерал
Херман подтвердил это признание и добавил, что  Гомулка заверил главаря этих
бандитов в свободе от наказания.
     В заключении процесса с  обвинительной  речью  выступил государственный
обвинитель и указал на истинную мишень сфабрикованного процесса.

     "Подлая    деятельность   этих   шпионов    и    саботажников   вызвана
праворадикальной  националистической политикой,  орудием которой стал Мариан
Спыхальский. Нет  никаких  сомнений в  том, что  империалисты  и  лондонская
эмигрантская  клика  положились  на  правое крыло Польской  Социалистической
Партии, на гомулкизм и спыхальскизм в надежде, что  Польша также упадет в их
руки, как титоистская Югославия" (Цит. по ebd. c. 218).

     Приговор  был  вынесен  13  августа 1951 г.  Генералы  Татар,  Херман и
Кирхмайер были  приговорены  к пожизненным  каторжным работам, генерал  Юзеф
Куропеска, военного атташе  в  Лондоне, к смертной казни через повешение, но
после  вмешательства  Берута, этот  приговор также  заменили  на пожизненные
каторжные работы; остальные обвиняемые  получили длительные сроки  тюремного
заключения. Эта  "мягкость" приговора  была быстро  исправлена в последующих
закрытых процессах. В "деле девятнадцати", как оно было названо, перед судом
предстали 99  обвиняемых, 19  из  которых были приговорены к смертной казни.
Речь  шла о группе  генералов  и старших  офицеров Армии Крайовой, многим из
которых пришлось выступить "свидетелями" в процессе Татара,  для того, чтобы
сделать фальшивые разоблачения  своих коллег. Девятнадцать провели  в камере
смертников  три года и были казнены только  после  смерти Сталина  для того,
чтобы замести следы сфабрикованного процесса (см. Checinski 1982, c. 56).
     Спыхальский  был  одним из  немногих свидетелей, которые  не  предстали
перед  этим закрытым судом. Его пощадили, поскольку планировали использовать
для подготовки процесса против Гомулки.
     14 августа, на следующий день после вынесения приговора Татару "Trybuna
Ludu",  центральный  орган партии опубликовала  передовую статью, в  которой
ясно  подчеркивались  грядущие  события.  "Группа  шпионов  в  своей  подлой
деятельности  получала  поддержку  и  поощрение  от  правонационалистической
группы  Гомулки,  который  через  Спыхальского был непосредственно связан  с
деятельностью уклонистов" (Цит. по Bethell 1971, c. 222).

     Генералы,   арестованные   органами  военной  безопасности,   были   не
единственными обвиняемыми, готовившимися в камере пыток к  процессу Гомулки.
Уже  в  сентябре  1949 г.  Безпека  арестовала  Чеслава Дубеля,  заместитель
Гомулки  в  министерстве  по  делам  возвращенных  территорий,  как  "агента
гестапо".  Выжатые  из  него  признания были  использованы для политического
отстранения  Гомулки  от власти, но он остался в  тюрьме,  как потенциальный
свидетель для его физической ликвидации.
     Следующей  жертвой  стал  Богуслав  Грынкевич, многолетний  агент НКВД,
который  во  время  войны  организовал  внутри нелегальной  коммунистической
партии секретную группу, которая имела задание выдавать гестапо бойцов Армии
Крайовой. Его группа напала в Варшаве на дом, в котором хранился архив Армии
Крайовой . Дел коммунистов  были  переданы Гомулке  и Спыхальскому,  которые
обменивали их на бойцов АК. Теперь Безпека пытала Грынкевича для того, чтобы
он "признался" в том, что сотрудничал с гестапо по заданию Гомулки.
     Потом был арестован генерал Карчиньски, сторонник Гомулки в руководстве
министерства госбезопасности.  Он  должен был  показать, что  во время войны
отряд  Гвардии  Людовей, которым он  командовал, получил приказ  расстрелять
группу  партизан  - евреев.  Вскоре  за  ним  последовали старшие  армейские
офицеры Вилконски  и Войнар - оба  бывшие  командиры  подразделений польской
армии,  направленных в  старые районы восточной Германии  с приказом Гомулки
расстреливать каждого мародера. Безпека хотела добиться от них "признания" в
том, что Гомулка использовал их для "анти - советских провокаций".
     Вскоре после этого московские советники из МВД приказали своим польским
коллегам арестовать Александра Ковальского. Перед войной он получил в Москве
воeнноe oбразoвание, вo время  немецкой оккупации был послан в  Польшу и там
избран в ЦК партии. В  тюрьме  Безпеки следователи насильно ему вдалбливали,
что  Гомулка  в   1943  г.   был  замешан  в  убийстве  Новотки,  тогдашнего
Генерального Секретаря партии,  а также выдал его преемника Финдера гестапо.
Когда  Ковальский  отказался   подписать  протокол  с  ложными  показаниями,
московские "советники"  распорядились  провести  т.  н. "усиленный  допрос".
Пытки свели его с ума:  его  пришлось перевести в  психиатрическую больницу,
где он вскоре и умер.
     Такие   же   ложные  показания   планировалось   получить  от   Вацлава
Добжиньского,  подполковника  Безпеки.  К  его несчастью, Новотко длительное
время  скрывался  в его доме. Теперь коллеги из Х  отдела хотели получить от
него  "показания",  что Гомулка  допускал  прием в партию агентов гестапо  и
принимал участие  в убийстве Новотки. Добжиньски  был  офицером безопасности
старой  школы  и не  хотел  верить в  политическую  целесообразность  ложных
обвинений.  Он отказался дать  требуемые  показания и был замучен до  смерти
капитаном Каджором, одним из самых жестоких следователей [56].
     На  этой  стадии  сталинская  чистка  получила  третье  направление   -
антисемитское. Теперь стояло в центре террора.
     Из трех с половиной миллионов евреев, живших в довоенной Польше, только
пятьдесят тысяч пережили  на своей  родине или  в немецких лагерях  массовое
уничтожение, около ста двадцати тысяч вернулись из Советского Союза, где они
нашли убежище  от  Гитлера.  После  войны евреи  занимали  непропорционально
большое  количество  руководящих  постов в партии и государстве. Иларий Минц
отвечал  за  экономику,   Берман   и  Радкевич  за   госбезопасность,  Роман
Замбровский  за  администрацию, Зигмунт  Модзелевски  за  внешнюю  политику.
Начальник  Безпеки  Ромковский  также  был еврей, как и начальник  Х  отдела
полковник Фейгин и оба его заместителя Святло и Пясецки.
     Это  была  не  уникальная  ситуация. И в Венгрии  на руководящих постах
преобладали  евре