ор-
мации сознания.
   Итак, мы утверждаем, что  именно  это  реальное,  конкретное  превос-
ходство даст смысл понятию "духовность", и именно оно должно  стать  тем
центром, из которого проистекает достоинство, аттрибуты и особая функция
королевской власти. Это превосходство, в свою о  чередь,  будет  утверж-
даться в Империи как то, что - в согласии с арийско-языческой традицией,
в которой короли были королями в силу сошедшего с небес огня, hvareno, -
выдвинуло королей, сделало их "бессмертными"  и  засвидетельствовало  их
право Победой.
   И вместе с этим появился бы центр трансцендентной стабильности, "При-
сутствие", принцип любой истинной иерархии, зерно всякой верности,  вся-
кой чести в службе и всякого героического действия, высшая уравновешива-
ющая сила Сверху.
 
ЧАСТЬ III 
 
ОШИБКА ДЕМОКРАТИИ 
ИСТИННЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ 
ИЕРАРХИЯ ЧЕРЕЗ МОГУЩЕСТВО - ПОКОРЕНИЕ ГОСУДАРСТВА 
 
НЕВОЗМОЖНОСТЬ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ 
 
АНТИ-ГЕГЕЛЬЯНСТВО 
АНТИ-ИСТОРИЦИЗМ 
ИНДИВИДУУМ И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО 
ИРРАЦИОНАЛЬНОСТЬ РАВЕНСТВА 
ОТ КЛАНА К ИМПЕРИИ - НАШЕ РАСОВОЕ УЧЕНИЕ 
ИСТИННЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ 
 
   Принципом и здоровым основанием нового государства должна  быть  идея
органичности.
   В предыдущей главе мы указывали на то, что конкретная идея  организма
противоречит идее составного механизма, представляющего  собой  совокуп-
ность атомически свободных элементов, которая поддерживается  лишь  без-
личной и абстрактной связью, не индивидуализиру ется ни в  каком  высшем
принципе и не основывается на реальной и истинной дифференциации элемен-
тов. Различие между имперским и либерально-демократическим идеалом  тож-
дественно различию между организацией (в  этимологическом  смысле  этого
слова, происходящего от слова "организм", т.е. "живое, цельное и качест-
венное существо") и составной композицией (слово "композиция" этимологи-
чески означает искусственное сложение разрозненных  элементов  в  единое
целое).
   Наш Империализм требует универсальности и единства, но  не  в  смысле
абстракций, подчиненных безличному закону или иррациональной "коллектив-
ной воле" и  интернационалистскому  пацифистскому  коллапсу,  а  универ-
сальности и единства, наглядно представленных реальностью высшего  инди-
видуума, в которой воплощается смысл  трансцендентного  как  изначальный
принцип всякой дифференциации и всякого качественного различия.
   Наш Империализм возвышается над национализмом:  если  демократический
сверхнационализм есть смягчение и сведение к минимуму национального  ут-
верждения, объединяемого со многими другими,  не  важно  какими,  нацио-
нальными утверждениями, то имперский и римский  св  ерхнационализм  есть
сверхнационализм того национального утверждения,  которое  через  группу
господ осуществляется уже вне их самих, в высшем синтезе, будь то по от-
ношению к своей или к какой-либо иной возглавляемой ими нации.
   Как это ни странно, но может показаться, что наш Империализм  основы-
вается на ценностях, которые могли бы служить предпосылками  либеральным
формам демократии. Ценности свободы и независимости действительно  стоят
в центре лучших арийских традиций. Понятие благородства в древнегерманс-
кой традиции, а позднее и  в  самой  структуре  средневековой  культуры,
отождествлялось с понятием свободы. Первые римские  законы  основывались
на идее патрициев, жрецов, вождей и высших судей своего народа как  сво-
бодных существ, в селенных во Вселенной. Фридрих II сказал:  "Пока  я  -
король, я свободен". - Схожесть в словах, радикальное различие в духе.
   Разница состоит в том, что в либерализме  эта  ценность  утверждается
родом рабов, не осмеливающихся додумать эту мысль до конца  и  возжелать
свободу для индивидуума и в индивидууме  и  неправомочно  и  обезличенно
сводящих ее к "обществу" и "человечеству", где она уже полностью  теряет
свое первоначальное значение и становится заблуждением.
   Согласно его собственному утверждению, этот род - род  рабов,  следуя
своему "вечному закону", провозгласил эру  свободы.  В  действительности
это только слова. Этот род не знает, что такое свобода. Если бы он  знал
это, он знал бы также, что стремление к свободе есть то же самое, что  и
стремление к иерархии.
   Разберемся в этом подробнее: свобода не терпит компромисса - либо  ее
утверждают, либо нет. Если утверждают, то надо бесстрашно утверждать  ее
до конца - т.е. как безусловную свободу.
   Это вполне поймет тот, кто согласен, что свободным себя  может  назы-
вать только один. Если бы существовало больше свободных существ, то  они
лишь взаимно ограничивали бы друг друга, - в этом случае внутри  каждого
из них был бы установлен закон, подчиняющий его действия некой предопре-
деленной гармонии. И несмотря на то, что этот закон был  бы  внутренним,
он от этого, однако, не переставал бы оставаться законом, и, кроме того,
при этом существовало бы некое условие, стоящее  над  областью  сознания
каждого из индивидуумов, поэтому в данном случае наличествовала бы  лишь
видимость истинной свободы.
   Итак, напрашивается следующая альтернатива: либо умерить свои  притя-
зания, фальсифицировать смысл этой высшей ценности и  отрицать  свободу,
настаивая на многих отдельных, атомических свободах, прирученных и меха-
низированных во взаимном самоограничении (либ еральная демократия) - ли-
бо остаться непреклонными и выступить за идеал существа, в  силу  своего
внутреннего превосходства прекратившего быть одной из многих сил в дина-
мической системе,  -  которую  представляет  собой  социальная  действи-
тельность,  --  реализующегося  как  установитель  законов  самой   этой
действительности в свободе от закона и являющегося законом и авторитетом
для всех остальных. Это означает, что свобода только тогда реальна, ког-
да реальна Империя.
   Империя, понимаемая таким образом, соответствует  по  вышеприведенной
аналогии телу, ставшему единым в силу господствующего  над  ним  синтеза
души. Единство такого тела - в отличие от бездушного трупа -  состоит  в
высшем принципе, который есть начало и конец, который является  не  пот-
ребностью тела, а, напротив, заставляет само тело служить ему инструмен-
том, и который не исходит из тела, а, наоборот (в том смысле,  что  душа
есть конечная цель), представляет собой глубочайший принцип самого тела,
без которого он о распалось бы (Аристотель).
   В соответствии с этим следует сказать,  что  правитель  как  носитель
ценности свободы не будет простым представителем  масс  (демократический
тезис), безличным символом мифической самоорганизации, на которую  массы
якобы способны, а, напротив: массы приобретут порядок и форму лишь  бла-
годаря высшей силе, качественно отличающейся от всех других и несопоста-
вимой с ними. И эта сила, существующая отнюдь не для масс, подчинит  тем
далеким горизонтам, которые только она может наметить, интересы масс, не
представляя н икому права подтверждать свой закон, так как  он  является
законом не потому, что он правилен, а потому, что он  является  законом,
ее законом (в прямой противоположности демократическому принципу санкций
народа и преклонения перед абстрактными "правилами" или перед  тем,  что
считается "общественными интересами"). В противном  случае  глава  госу-
дарства будет не свободным существом, а первым из  слуг,  не  выражением
духовности, а голосом тела.
   К сожалению, сегодня уже почти никто не знает, что означает  свобода,
и почти никто не осмеливается додумать эту мысль до конца. К  сожалению,
сегодня почти не осталось никого, кто  умел  бы  приказывать  и  повино-
ваться. Риск абсолютной ответственности и абсол ютной преданности  почти
полностью исчез за посредственностью коллективного механизма.
   И они еще осмеливаются воспевать эру свободы и либерализма и  славить
уничтожение рабства, не понимая того, что свобода возможна тогда,  когда
существуют господа и рабы, когда существуют гордые вожди и массы, отваж-
но и великодушно вверяющие этим вождям сво ю жизнь и судьбу; не  понимая
того, что уничтожения рабства могут хотеть только рабы, которые остаются
рабами, даже освободившись от цепей и разрушив  иерархию,  поскольку  их
потребность служить и быть зависимыми создает им нового и намного  более
страшного тирана: с одной стороны, семитский Бог-судья, Бог "провидения"
и "благодати", а с другой - деньги и "общественное мнение" - инструменты
еврейского заговора, фетиш безличных социальных законов,  моральная  не-
терпимость протестантских наций, всемогущий челов ек толпы большевизма.
 
ИЕРАРХИЯ ЧЕРЕЗ МОГУЩЕСТВО - ПОКОРЕНИЕ ГОСУДАРСТВА 
 
   То, что дух есть могущество, и то что могущество есть дух в нерушимом
синтезе, - является основной идеей "солнечного"  языческого  мировоззре-
ния.
   Возвращаясь к нашим предыдущим соображениям, мы утверждаем, что могу-
щество есть мера свободы.
   Как душа - на которую, согласно вышеприведенной аналогии,  ориентиру-
ются различные части и функции тела, тогда, как сама она имеет свою  ко-
нечную цель в себе самой - рассматривает свойства и ограниченность  тела
как нечто несовершенное и, не принимая его таким, как оно есть, стремит-
ся преодолеть его и, при своем абсолютном господстве, превратить в  пол-
ностью соответствующий духу организм, так и властелин должен относ иться
к свойствам масс или высшая раса к остальным расам, которые ей предстоит
организовать во вселенском единстве.
   Свобода властелина, его право, ценность его бытия - как конечная цель
- простираются в той мере, в какой он обладает  достаточным  могуществом
для того, чтобы выполнить то, что он хочет. Его  действие  не  достигнет
своей цели только в том случае, если некто обладает  еще  большим  могу-
ществом. Лишите властелина его могущества, и он потеряет свое право, ко-
торое перейдет к тому, кто сможет установить свой закон над ним и против
него. Поэтому иерархия будет не данностью, а заданием. Она будет постро-
ена не через абстрактное соответствие трансцендентным  законам  Добра  и
Зла, Права и Преступления, Человечества, Национальности или  Традиции  в
ст рогом и эмпирическом смысле,- она станет практическим самовосхождени-
ем в ситуацию, самовыравниванием, подчинением или самоподчинением  инди-
видуализированных сил, и лишь этот процесс приведет  к  выяснению  того,
кто более достоин находиться на той или иной с тупени иерархии. При этом
мы утверждаем, что без Могущества Империя - и,  соответственно,  вершина
свободного бытия - не имеет основы, и если она все же продолжает сущест-
вовать,  то  лишь  случайным  и  преходящим  образом,  опираясь  не   на
свойственную ей как таковой силу, а на чуждую ей слабость и малодушие.
   Но эти утверждения требуют пояснить то, что конкретно мы понимаем под
"могуществом", а иначе, без сомнения, возникает непонимание,  которое  в
этой связи ни в коем случае не должно возникать.
   В первую очередь, мы заявляем, что для нас могущество вовсе не  озна-
чает чисто материальную силу, и что господство и Империя для  нас  вовсе
не являются синонимами насильственной власти и подчинения, которое могло
бы быть достигнуто с помощью такой власти. Этот вопрос тем более следует
осветить, что многие умышленно смешивают эти вещи, чтобы потом с вызыва-
ющей риторикой ad hominem ("Взывая к человеческим чувствам" - лат.) выс-
тупать против "человеческой бестии", против "homo homini lupus"(  "Чело-
век человеку волк"лат.),  против  "нечеловеческого  повелителя",  против
"тиранов" и т.д. Насильственная власть - это слишком мало. Могущество  -
это не насильственная власть, так как последняя представляет собой  "на-
хождение напротив чего-либо" (и, следовательно, на том же уровне), а  не
"над чем-либо". Допускать возможность сопротивления и признавать за  ним
смысл и оправданность, т.е. допускать, что  иная  воля  может  сопротив-
ляться - это поверхностно, полемично и случайно, это не истинно иерархи-
ческие, властные отношения. Ненасильно движется свободное тело. Тот, кто
действительно может, тот не знает насильственной  власти,  тому  она  не
нужна, так как у него нет антитезы, и он утвержд ается невидимо,  прямо,
никогда не испытывая ни малейшего сопротивления в силу своего внутренне-
го, индивидуального превосходства над теми, кому он повелевает.
   Все это сказано с абсолютной точки зрения. Но, однако, этим отнюдь не
оспаривается полезность насильственной власти, а лишь утверждается,  что
она еще не есть истинное могущество; там, где мы наталкиваемся  на  зат-
вердевшие, ставшие безжизненными образовани я, которые можно преодолеть,
только уничтожив их, там где еще нужен  акт  первичного,  направленного,
организующего вмешательства в хаос различных материальных, бунтующих сил
- там насилие всегда остается необходимым как предварительная,  подгото-
вительная ст адия.
   В подтверждение этого можно привести  следующее  соображение:  весьма
вероятно, что освобожденные от оков и достаточно живые силы смогут  пос-
тавить человека во главе многих, если даже не всех. Но для этого необхо-
димо, чтобы он мог вначале освободить эти силы , а потом их направить, а
этого возможно добиться не посредством новой, и также только чисто мате-
риальной силы, а лишь посредством силы убеждения или внушения.
   И при этом мы попадаем на более тонкий уровень, где действие  и  гос-
подство осуществляются с помощью идей. С помощью идей -  и  это  следует
особо выделитьне как абстрактных понятий, а как идей-сил, мифов  (в  том
смысле, в котором понимал их Сорель), т.е. как  принципов,  направленных
на пробуждение энергий, социальных движений и течений  посредством  раз-
личных моральных, эмоциональных, религиозных и традиционных видов внуше-
ния, могущих воздейс твовать на массы. Но здесь надо выделить два  пунк-
та. Во-первых, сам властелин должен всегда  оставаться  господином  этих
идей и мифов, ни в коем случае не предаваясь  иллюзиям  и  не  становясь
одержимым, рабом тех духов, которых он сам же и вызвал. Он  не  долж  ен
придавать им никакой абсолютной ценности и хладнокровно использовать  их
как средство, как гипнотический инструмент, с помощью которого он -  при
достаточном знании психологии масс - будет оказывать на них  нужное  ему
влияние, пробуждая и направляя при э том слепые силы замкнутого  коллек-
тива. Второй пункт, тесно связанный с первым, состоит в том, что необхо-
димо понимать абсолютно позитивную сторону этой  точки  зрения,  которая
далеко превосходит как идеологию чистой силы, так и идеализм "ценности",
идею "вечного закона" и т.д. То, что одной чисто материальной силы самой
по себе недостаточно, то что она должна всегда служить инструментом идеи
- это очевидный факт. Но и самой идее нельзя  приписывать  никакой  иной
ценности, кроме ценности, определяющейся  непосредственно  вышеназванным
фактором, т.е. ценности гипнотизирующего, измеряемого практическими пос-
ледствиями принципа. Другими словами, идея ценна только тем, как  широко
и как долго она действует, а вовсе не тем, что она "правильна", "и стин-
на", "хороша" и т.д.. Все это - только чад по отношению к реальности  ее
как идеи-силы. Выравнивать, отличать, составлять, использовать,  уничто-
жать или подрывать "гипнотический потенциал", которым обладают различные
идеи - это высшее, невидимое, опасное искусство  господства,  которое  с
ледует рассматривать как область "магии" в высшем смысле этого слова.
   Поэтому исключительно наивными следует считать все те течения,  кото-
рые ратуют только за действие (в вышеназванном  ограниченном  смысле)  и
считают все идейные конфликты и любую работу с идеями пустой тратой вре-
мени. Мы никак не можем с этим согласиться, но не из "идеализма", от ко-
торого мы очень далеки, а из-за того, что такая установка, даже с  точки
зрения самого действия, является абстрактной и  недостаточной.  Хладнок-
ровный властелин, пробуждающий идеи-силы, в первой же схватке выбьет та-
ких апологетов чи стого действия из седла, отняв и направив  против  них
же самих ту силу, которая их поддерживала.
   Эту предварительную ступень следует полностью преодолеть. Она не  ве-
дет никуда выше уровня народных трибунов. Она остается внутри  того  по-
рядка, к которому применимы даже психоаналитические теории "коллективно-
го подсознания" и рудиментов архетипов "праплемени".
   Она с необходимостью заключает в себе компромисс. Различные "мифы"  и
"идеи-силы" не могут служить властелину поддержкой или условием. Он один
должен быть условием для всего остального. Такие идеи  -  и  в  основном
идеи "нации" и "отечества", так как они пря мо касаются темы данной  ра-
боты - содержат в себе нечто трансцендентное, безличное, не имеющее  ни-
какого отношения к случайности и ограничивающее их инструментальную цен-
ность, о которой мы говорили выше. С тем,  чье  господство  основывается
исключительно на строго определенном комплексе идей, всегда  может  слу-
читься, что он столкнется с кем-то другим, кто станет апеллировать к тем
же идеям и кто - если он окажется в таком положении, что эти идеи  будут
ему более соответствовать, нежели идеи его собственной па ртии -  сможет
победить его как раз посредством привлечения силы, на которую  тот  ста-
вил. Поэтому необходимо понять, что важна не столько идея-в-себе, а важ-
но кто эту идею утверждает. Не идея придает индивидууму ценность и могу-
щество, а, напротив, индивидуум придает идее ценность, могущество и  оп-
равданность. Это понимал Вольтер, когда в отношении французского  короля
он сказал, что некоторые жесты ценны только тем, что именно  он  их  дел
ает.
   Итак, остается совершить последний великий шаг - освободиться от суе-
верного демократического и безличного отношения к "отечеству" и  к  "на-
ции". Властелин, медленно передвигая центр от абстрактного к  конкретно-
му, в конце концов откажется от самой идеи "оте чества", перестанет  ис-
кать в ней поддержку, сделает ее имманентной, а самого  себя  -  центром
для любой ответственности и для любых ценностей, и только тогда он  смо-
жет по праву сказать: "Нация, государство - это Я".
   Это уровень, на котором может находиться не тот, чье превосходство  -
согласно использованному ранее выражению - покоится  на  могуществе,  а,
напротив, лишь тот, чье могущество покоится на превосходстве.
   Потребность в могуществе означает бессилие, и кто понимает это,  тот,
возможно, поймет и то, в каком смысле путь истинного отречения  (мужест-
венного отречения, которое покоится на "отсутствии необходимости"  и  на
"самодостаточности") может быть условием для пути к верховному могущест-
ву, и тогда, быть может, он  также  постигнет  тайную  логику  (в  соот-
ветствии с традицией, большинством совершенно неоправданно считаемой ми-
фом), по закону которой аскеты, святые и посвященные могут внезапно про-
явить гипнотическое и сверхъестественное могущество, намного превышающее
могущество людей и вещей.
   Если всякая потребность, всякая алчность и всякая страсть обессилива-
ет, грабит человека, то НЕТ, сказанное всему, интегрирует,  потенцирует,
возвышает его, ведет к высшей центральной и солнечной жизни.
   И вместе с этим исчезает всякая видимость титанизма, которая могла бы
быть присущей идее абсолютно централизованного, освобожденного от всяких
условий принятия на себя  полноты  могущества  одной  единственной  лич-
ностью. Здесь индивидуальное есть сверх-индив идуальное.  Действительно,
оба эти элемента смешиваются, и свойственные им тенденции здесь  так  же
мало отличаются друг от друга и так же мало противоречат друг другу, как
ручейки в момент своего впадения в море. Здесь властелин не столько осо-
бое смертное существо, сколько универсальный элемент, космическая  сила.
И теперь, в свете этого, понятно, почему короли  в  некоторых  восточных
традициях прекращали носить свое прежнее человеческое имя в момент коро-
нации. И из мифологического символа становится ясным, почему древние жи-
тели Севера могли считать своих вождей воплощением крови Одина,  Фрейра,
Тиу; почему египтяне