ивидуалистические или  релятивистские
учения, так как сам способ их выдвижения, который с необходимостью  ока-
жется абстрактным приемом профанической философии, уже  выдает  то,  что
они основываются на демократических, безличны х, коллективистских  пред-
посылках, являющихся общими предпосылками всей этой  философии.  Следует
идти совершенно иным путем. - Если вы не хотите  впасть  в  заблуждение,
утверждая такой Империализм, который вместо того, чтобы быть  образован-
ным посредством иер архии, будет в качестве оправдания прибегать к приз-
нанию народа, то надо в первую очередь вступить в борьбу с самими  этими
предпосылками. И тогда вы начнете понимать - с каким врагом вам предсто-
ит бороться. И тогда вы начнете понимать тот ужасающий факт, что вся се-
годняшняя "культура", а не только "общественный строй", является  демок-
ратией. И тогда вы начнете понимать, от чего вы должны  отречься,  чтобы
восстановить свое здоровье.
   Как деньги являются реальностью безразличной по отношению к  качеству
индивидуума, который ими обладает, так же дело обстоит у современных лю-
дей и со "знанием". Подчиняясь воле к  равенству,  к  анти-иерархической
нетерпимости и, следовательно, к социалистич еским предрассудкам, знание
европейцев с необходимостью должно быть обращено к тому, в чем  действи-
тельность индивидуального различия и обусловленности, активная индивиду-
альная дифференциация сведена к минимуму. Поэтому обычно в  первую  оче-
редь апеллируют к физическому опыту, приблизительно одинаковому  у  всех
людей постольку, поскольку они являются "человеческими животными"  ("по-
зитивистская" наука) или к миру абстракций и вербальных условностей (фи-
лософия и рационализм).
   Социализация знания с необходимостью привела  к  возникновению  таких
абстракций, и она создала непреодолимую пропасть между самим  знанием  и
жизнью, между мыслью, бытием и тем, что  является  качеством  явления  и
"метафизической" реальностью. И мысль на  Западе  ,  будучи  сведена  до
инструмента, описывающего условную, наиболее внешнюю, общеколичественную
и однообразную сторону материальных вещей, превратилась сейчас в созида-
тельницу ирреальности, "наглядно представляемых" слов и пустых  логичес-
ких схем, даже там, где она еще не полностью растворилась  в  псевдо-ин-
теллектуальном спорте. И она тем смехотворнее, чем больше в ней  веры  в
собственную значимость.
   Отсюда вся ирреальность современного духа: отделенный от жизни, чело-
век сегодня - это только тень, мечущаяся между  схемами,  программами  и
интеллектуальными надстройками, неспособными подготовить его к реальнос-
ти и к самой жизни. И в то же время он станов ится все  более  зависимым
от науки, ведущей от абстракции к абстракции и являющейся рабой  феноме-
нологических законов, которые открыты, но не  понятны,  и  которые  пол-
ностью исчерпываются описанием механической поверхности и  не  открывают
никаких духовных возм ожностей и не несут в себе никаких  ценностей  для
внутреннего бытия человека.
   Из-за ограничений, накладываемых на нас темой данной  работы,  мы  не
можем разобрать этот вопрос более подробно. Однако  не  следует  думать,
что он не относится к проблеме Империи: мы утверждаем, что проблема  Им-
перии является проблемой par excellence, и что,  напротив,  нет  никакой
возможности рассматривать ее самостоятельно, в отрыве от всех  остальных
проблем. Партикуляризм, взаимная несвязанность различных форм человечес-
кой деятельности - здесь политика, там наука, здесь практика, там  рели-
гия и т.д. - являе тся еще одной отличительной чертой европейского упад-
ка и несомненным симптомом полной неорганичности европейской культуры.
   На знании должна основываться  имперская  иерархия:  "Править  должны
знающие", как сказал Платон - и это  является  центральной,  абсолютной,
конечной точкой любого разумного порядка вещей. Но ничего не может  быть
смешнее, чем смешивание такого знания с технич еской компетенцией,  "по-
зитивной" наукой или философскими спекуляциями: оно скорее  совпадает  с
тем, что мы назвали Мудростью, в том смысле, в котором  ее  понимали  на
классическом Западе и на Востоке. И если Мудрость есть  нечто  в  высшей
степени аристократич еское, индивидуальное,  реальное,  субстанциальное,
органичное и качественное, то знание современных "цивилизованных"  людей
есть нечто демократическое, социальное,  универсалистское,  абстрактное,
нивелированное и количественное. И снова здесь два  разных  мир  а,  две
разные перспективы, два разных воззрения, которые  абсолютно  противопо-
ложны и несовместимы друг с другом.
   Знать, согласно Мудрости, - это не означает просто "думать", а,  нап-
ротив, это означает быть познанной вещью: жить ею, внутренне  реализовы-
вать ее. Тот, кто в действительности не знает вещи, тот не может активно
преобразить в ней свое сознание. И поэтому только то, что  получено  не-
посредственно из индивидуального опыта, можно считать знанием или позна-
нием. И современному мышлению, согласно которому все  то,  что  испытано
непосредственно самим индивидуумом, является "феноменом", "субъективным"
взглядом, и кот орое за этим как "истинную реальность" воздвигает  нечто
иное, лишь "мыслимое и предполагаемое" ("вещь в себе" философов,  "абсо-
лют" профанической религии, "эфир" или  "энергия"  науки),  противостоит
мудрость абсолютной духовной позитивности, называющей реал  ьным  только
то, что может быть испытано путем прямого опыта, а все остальное считаю-
щей ирреальным, абстрактным, иллюзорным.
   Могут возразить, что, с этой точки зрения все знание будет  органичи-
ваться конечными, случайными, физическими вещами  -  в  действительности
так и обстоит дело, и оно должно обстоять именно так для большинства лю-
дей. Только полностью отказавшись ото всех сов ременных "научных"  псев-
до-объяснений, обычные люди могут сказать о себе, что они  действительно
нечто знают. Но на более высоком уровне мы  встречаемся  с  возможностью
таких форм опыта, которые в корне отличаются от чувственного опыта обыч-
ных людей, которые не являются ни "данностью", ни "нормальностью", и ко-
торые достигаются только путем определенного активного процесса внутрен-
него преображения. Особенность таких трансцендентных  опытов  (символами
которых у традиционного человечества являлись "Сверхмир", " область  Бы-
тия", "Семь Небес", "Огненные Сферы" и т.д.) состоит в том, что они  яв-
ляются непосредственными,  конкретными  и  индивидуальными,  как  и  сам
чувственный опыт, и одновременно с этим охватывают иную реальность,  не-
жели реальность случайной, пространст венно-временной стороны  бытия,  к
которой относится все чувственное. Выйти за эту грань бытия  пытается  и
сама наука, чтобы ценой полного отрицания того, что действительно  явля-
ется знанием - т.е. индивидуальной и живой очевидности  -  лишь  прикос-
нуться к ино му через несостоятельные гипотезы,  смутные  уподобления  и
абстрактно разъясненные принципы.
   Именно в этом смысле мы говорим о "метафизической" реальности. Но на-
до твердо понять, что при этом мы имеем дело с опытом и только с опытом.
С точки зрения Традиции, не существует конечной реальности и  абсолютной
реальности, а существует только конечный способ и абсолютный способ пос-
тижения реальности, конечный взгляд и абсолютный взгляд. Вся так называ-
емая "проблема познания" заключена внутри каждого существа. Она  зависит
не от "культуры", но от способности освободиться как от всего человечес-
кого, так и от всего  чувственного,  рационального  и  эмоционального  и
идентифицироваться с той или иной формой "метафизического" опыта - в со-
ответствии с иерархией, которая восходит к кульминационной точке состоя-
ния совершенного  отождествления,  духовного  прозрения,  полной  сверх-
чувственной актуализации вещи в "Я" и "Я" в вещи; состояния  внутреннего
могущества в отношениии этой вещи и  одновременно  состояния  абсолютной
ясности в отношении ее внутренней природы; состояния,  наличие  которого
на оставляет желать ничего св ерх него, и в котором вся деятельность ра-
зума предоставляется излишней и бессмысленной, не говоря уже о словах.
   В этом, в общих чертах, и состоит смысл той Мудрости, которая являет-
ся осью метафизического учения и традиционной духовной науки (обряд ини-
циации изначально как раз и призван  был  осуществлять  необходимое  для
"знания" и метафизического "видения" преображе ние сознания), и традиция
передачи Мудрости, хотя и по подземным артериям, сохранилась на Западе и
после семитизации и падения его античной культуры. Следует уяснить себе,
что священная наука Мудрости не является профаническим "мышлением"; нап-
ротив, она является бытием, и ей нельзя научиться читая книги и обучаясь
в университетах, ее нельзя передать в словах. Чтобы постичь ее,  необхо-
димо преобразиться , чтобы постичь ее необходимо суметь перейти от обыч-
ной жизни к высшей жизни. Она зависит непосредственно от качества и  ре-
альности индивидуального бытия и является его неотъемлемой привилегией и
органичной частью, а отнюдь не понятием или мыслью, которые человек  мо-
жет взять себе в голову так, как он засовывает вещь в  мешок,  абсолютно
не изменяясь и не перестраивая в них самого  себя.  Отсюда  естественный
аристократизм Мудрости. Отсюда ее решительная невульгаризуемость,  непе-
редаваемость. Следующим "табу" для европейцев является  собственно  воз-
можность передачи знания: они убеждены, что ментальное бытие и его  сло-
весное выражение - это од но и то же. Они не понимают, что, если и можно
передать интеллектуальные абстракции, основанные  на  физическом  опыте,
который приблизительно одинаков у всех, то  там,  где  эта  одинаковость
прекращается, там, где снова  утверждено  качественное  различие,  диску
рсивная передача полностью теряет смысл.
   Основываясь только на очевидности реального опыта, намного  превосхо-
дящего опыт обычных людей, Мудрость открывает  один  единственный  путь:
посредством свободного и творческого действия достичь  того  уровня,  на
котором открывается смысл учения, чтобы через о пыт узнать, что стоит за
словами других, и что остается только  словами.  Против  социализации  и
обезличивания знания, против демократической склонности  к  "вульгариза-
ции", к сведению высшего до уровня низшего,  чтобы  оно  стало  доступно
всем, не изменяя и не возвышая при этом никого, мы непримиримо выдвигаем
противоположное аристократическое утверждение: иерархия должна быть и  в
самом знании, должно существовать много истин, отделенных друг от  друга
глубокими, широкими, непроходимыми бороздами, много истин,  точно  соот-
ветствующих качеству жизни и потенциям  различных  индивидуумов.  Должна
существовать аристократия знания, и демократическая, униформистски пони-
маемая "универсальность" не должна более являться критерием. Мы не можем
опускаться до подобных критери ев, напротив, они должны  возвыситься  до
нас и сделаться реальными, серьезными, - в согласии с их местом в иерар-
хии, - если они хотят принять участие в высших и метафизических  формах,
которые являются критерием как для них самих, так и для низших и  физиче
ских уровней.
   Мудрость порождает свободу, предоставляет открытое поле для действий,
дает возможность дышать. В социализированном знании вместо этого  всегда
скрыто "ты должен", тайная, бескомпромиссная, моральная обязанность: то,
что является "научной" или "философской " истиной, должно  быть  -  пос-
тольку поскольку она истина - признано каждым. И этим полностью закрыва-
ется возможность иметь какие-либо иные мнения.
   Как выражение коллективного деспотизма такое знание хочет  деспотично
править над всеми индивидуумами, делая их равными по  отношению  к  нему
самому. И именно на базе этого желания оно организуется, выковывает свое
оружие, основывает свои доказательства, вы рабатывает свои методы и под-
держивает свою власть. В Мудрости, напротив, индивидуум освобожден,  ре-
интегрирован, возвращен самому себе. Он имеет  свою  истину,  являющуюся
точным и глубоким выражением его жизни, с помощью которой эта жизнь поз-
нается и выража ется особым, присущим лишь  этому  индивидууму  образом,
причем, все другие различные образы этого познания и выражения отнюдь не
исключают и не противоречат его собственному. Все они возможны при  диф-
ференциации, на которой покоится иерархия Мудрости.
   И этим сказано достаточно по поводу второго корня европейского недуга
и пути избавления от него. Уже из этих замечаний становится ясным, поче-
му "править должны знающие". В области Мудрости иерархия знания  связана
с иерархией силы и превосходства индивиду умов. Знание есть Бытие, Бытие
есть возможность, могущество, почему оно и несет в себе спонтанно досто-
инство  Империи.  Это  и  есть  основание  традиционной  идеи  "Царствия
Божьего".
   И этому противостоит, повторим еще раз, вся Европа со своим столетним
наследием и организацией: всему этому противостоит, как мы уже  сказали,
мир профессоров,  "интеллектуалов",  слепых  провидцев,  "образованный",
академический мир университетов, который в своих нелепых притязаниях  на
знание и дух только показывает до какой степени  может  дойти  упадок  и
абстрагирование современного человека.
 
ТЕ, КОТОРЫЕ ЗНАЮТ, И ТЕ, КОТОРЫЕ ВЕРЯТ 
 
   Но существует и еще одна великая узурпация: та, которую совершила ре-
лигия - в узком и современном смысле этого  слова  -  узурпация  области
"священного" и "божественного".
   Священное и божественное - это предмет веры: эта истина была навязана
Европе за последние века. Наша истина - иная: лучше знать, что ты ничего
не знаешь, чем верить.
   В современной ментальности существует один центральный пункт, в кото-
ром положения материалистической науки совпадают с религиозными  воззре-
ниями: они совпадают в одном и том же отречении, в одном и том же песси-
мизме, в одном и том же агностицизме в отноше нии духовного,  неприкрыто
и методично в одном случае, неявно в другом.
   Предпосылкой материалистической науки служит в  действительности  то,
что наука - в смысле реального, позитивного, материального знания - ком-
петентна только в физических вещах. Применительно к тому, что не являет-
ся чисто физическим, не может быть никакой н ауки,  научные  методы  там
абсолютно неприменимы, и наука передает это, в силу  своей  собственнной
некомпетентности, вере, мертвым и произвольным абстракциям философии или
сентиментальным и "моралистическим" разглагольствованиям.
   Религия, в свою очередь, исходя исключительно из веры, и не  допуская
никаких эзотерически-инициатических учений, кроме профанической, доступ-
ной для масс доктрины, никакого гнозиса, кроме ханжеских  суеверий,  со-
вершает то же самое отречение. В действительн ости, человек верит только
тогда, когда он ничего не знает и думает, что так и  не  сможет  никогда
ничего узнать. И при этом он впадает в тот же агностицизм "позитивистов"
по отношению ко всему тому, что не является материальной и доступной ор-
ганам чувств реальностью.
   Мы же, основываясь на гораздо более древней и более  истинной  тради-
ции, нежели традиция, оправдывающая "веру" западных людей, на  традиции,
засвидетельствованной не в книгах, а в деяниях могущества и ясности,  мы
остаемся верными возможности и истинной реал ьности того, что мы называ-
ем Мудростью. Это означает, что мы остаемся верными той идее,  что  и  в
"метафизической" сфере возможно такое же позитивное, прямое, методичное,
экспериментальное знание, как и опытное знание науки в физической облас-
ти. Такое мета физическое знание стоит выше веры, выше всякой  морали  и
выше всякой человеческой философии.
   И мы утверждаем, что во имя этой Мудрости и во  имя  обладающих  этой
мудростью, необходимо разоблачить и сорвать маски с тех, кто  в  области
религиозных суеверий, в силу простого "волнения души",  в  силу  догм  и
обычаев, в силу галлюцинаций и действия слепой веры, провозгласили  себя
единственными хранителями священного и божественного. Они являются узур-
паторами тех, которые знают, и, следовательно, тех, которые могут , тех,
которые есть - как человеческие боги, которых знали и чтили во всех  ве-
ликих античных традициях.
   В контексте всего нашего  изложения,  в  контексте  формулировки  тех
принципов, которые должны лечь в основу борьбы против демократии, против
современной Европы и ее декадентской  культуры,  мы  должны  центральное
место отвести именно уяснению того, что  в  дейст  вительности  является
Мудростью. Без утверждения необходимости синтеза двух видов  могущества,
сакрального и светского, жреческого и царственного, в единой максимально
индивидуализированной иерархии, наши имперские проекты не могут быть  ни
поняты, ни оправ даны. Более того, без этого непонимание и искажение на-
шей мысли будут неизбежными. Но как только будет понятно,  о  чем  здесь
идет речь, наше утверждение о том, что  мы,  несгибаемые  и  радикальные
сторонники Империи, должны начинать отнюдь  не  с  религиозной  иерархии
(противоречащей гностической и инициатической), будет оправдано и  обос-
нован о. Религиозная иерархия, становясь во главе материальной  и  чисто
светской организации, на самом деле вообще не способна ничего исправить.
Она в таком случае лишь породит пустую оболочку форм, смутные  фантазии,
основанные на слепой вере и на человеческих  сентиментах,  огрубив  свои
противоречивые догмы, символы и обряды, заимствованные из других  тради-
ций и постепенно утратившие всякий смысл. Короче говоря, такая чисто ре-
лигиозная иерархия не будет той высшей, солнечной, основанной  на  могу-
ществе реальностью , которую мы язычески понимаем под  духом,  напротив,
она будет абсолютной ирреальностью, антиарийской и анти-римской  ритори-
кой, питающей, при переходе в этическую область, все то, что женственно,
"романтично" и трусливо в европейской душе. Итак, нам необходимо  полное
преодоление как религиозного ирреализма так и  материалистического  реа-
лизма посредством трансцендентной, мужественной, олимпийской позитивнос-
ти.
 
МЕХАНИЧЕСКАЯ СИЛА И ИНДИВИДУАЛЬНОЕ МОГУЩЕСТВО 
 
   Третья европейская иллюзия - это механическое могущество, которое яв-
ляется следствием технического приложения профанической науки. Это могу-
щество большинство современных людей единодушно считает гордостью и три-
умфом западной цивилизации. Что касается демократии, на  основе  которой
покоится идеал "универсальности" западной науки, и которая явно  выража-
ется в социалистических и нивелирующих притязаниях семитской веры, то мы
можем увидеть ее правозвестие уже в сократическом методе и в некотор  ых
аспектах последующего греческого интеллектуализма. Присоединяясь в  этом
вопросе к точке зрения Ницше, мы рассматриваем их как  первых  посланцев
иудео-христианского духа, так как только в этом духе мы видим  в  высшей
степени конкретное и несомненное проя вление универсализма и нивелирова-
ния. Сама греческая культура отражала скорее, напротив,  аристократичес-
кое понимание знания,  и  ее  основные  мотивы  были  почерпнуты  непос-
редственно из традиции Мудрости. Учение о том,  что  условием  реального
знания является действительная активная личная инициатива в совокупности
с традиционным могуществом "ритуала", и что такое знание отнюдь не явля-
ется делом разума и еще менее - если мы перейдем к другому аспекту - де-
лом веры и чувства, есть основная тема классического мир  а,  вплоть  до
неоплатонизма. В пассивной позиции приверженцев новых  верований,  в  их
ненависти к любым героическим методам и к автономной дисциплине  индиви-
дуума, понимаемых как путь к "гнозису", к реальному духовному опыту, - в
скрытой нетерпимости учений об "откровении", "милости"  и  о  порочности
прямой, конкретной, основанной на чисто человеческих силах инициативы, -
преобладает тема капитуляции перед роком, тема, которая, в  совокупности
с демократическим и нивелирующим пафосом равенства, является плодом вли-
яния хрис