Вечером  я  наклюкался  в
полном одиночестве и завалился спать рано, так рано, что к  восьми  утра
вполне выспался, и угроза тяжкого похмелья, кажется, миновала.
   Я натянул брюки, майку, наскоро сварганил себе завтрак и  уткнулся  в
воскресную газету. День, предстоявший мне, обещал быть таким же скучным,
пустым и тягучим, как  вчерашний.  Раньше  я  терпеть  не  мог  дурацкие
воскресные развлечения, до которых так  падка  была  Лоррейн,  а  теперь
подумал: зато мы хоть чем-то были заняты.
   Около одиннадцати часов я вышел в  сад  и  повозился  там  с  делами,
которые вообще-то  могли  бы  обождать.  Я  обрабатывал  живую  изгородь
ножницами и уже слегка  вспотел,  когда  с  другой  стороны  этой  самой
изгороди вынырнула Тинкер Велибс. На ней была блузка  с  перемежавшимися
белыми и зелеными полосками, зеленые шорты до колен. На солнце ее волосы
пламенели. Кожа на носу немного шелушилась, тоже от солнца,  и  веснушек
на носу и вокруг было гораздо больше обычного. Улыбаясь не  без  вызова,
она посматривала на меня.
   - Что, бицепсы наращиваешь?
   - Доброе утро.
   - Я надумала тебя навестить. У нас ведь сегодня юбилей, правда же?  Я
посмотрел на нее непонимающе.
   - Юбилей?
   - Прошлое воскресенье, дурачок.  Или  ты  был  настолько  готов,  что
ничего не помнишь? Очень лестно для меня.
   - Да помню я все.
   - О, благодарю! Большое спасибо.
   С прошлого воскресенья прошли столетия. Тогдашнее приключение пережил
совсем другой Джерри Джеймсон; я его вспомнить-то скоро не сумею.
   - Ты случайно не  поторопилась  поделиться  этой  новостью  с  Манди?
Святая невинность смотрела в ответ на меня.
   - Я? Да ты что?
   - Видишь ли, Манди определенно в курсе дела. Она перебралась  на  мою
сторону изгороди и сказала:
   - И ты злишься, да? Ну, может быть,  я  ей  как-то  и  намекнула.  Я,
наверное, показалась тебе несносной, даже нахальной  в  тот  раз?  Но  я
поднабралась тоже, ты знаешь, а  потом,  я  настолько  сыта  моим  милым
Чарли! И ему от этого только польза. Да-да, это так или почти  так.  Всю
неделю я с ним была кроткой, как ягненочек. А за неделю вообще-то  может
столько всякого случиться, правда же? Послушай, Лоррейн еще не  прислала
тебе открытку с видом какого-нибудь сногсшибательного вулкана?
   - Еще нет.
   - Э, да тебе жарко. Почему бы тебе не пригласить меня в  тенек  и  не
угостить чем-нибудь прохладным? А где ваша садовая мебель?
   - Не  успел  сказать  Ирене,  чтобы  вынесла.  А  насчет  чего-нибудь
холодного - это не проблема. Кстати, где Чарли?
   - У него очередной мальчишник.  В  клубе  турнир,  и  он  обязательно
должен быть там. Сейчас, наверное,  размахивает  клюшкой  для  гольфа  и
счастлив. Это будет продолжаться до вечера, потом они все надерутся. Мое
маленькое чудовище отправлено к бабке, то есть к моей маме, ровно в семь
я должна его забрать. Вот я и решила использовать передышку и  поболтать
с тобой о Лоррейн. Ты все еще дуешься на меня?
   - Нет, разумеется.
   Мы прошли на кухню. После яркого солнца здесь показалось темно.  "Как
в сумерки", - подумалось мне.
   - Что-нибудь большо-ое и чтобы много джина, - сказала она. - Тоник  у
тебя есть? Ну и прекрасно. Я достану лед.
   - И все-таки какого черта ты рассказала о нас этой Манди?
   - Ох, опять ты за свое. Мы же близкие подруги и обо всем рассказываем
друг другу. И кроме того,  я  же  не  все  ей  рассказала.  Так  только,
намекнула.
   - У тебя с Лоррейн было так же? Никаких тайн?
   - Боже ж ты мой, нет! Лоррейн слишком  задирает  нос,  Чарли  однажды
даже не сдержался и сказал ей...
   Я наливал джин в бокал и хотел уже остановиться, но  она  взялась  за
горлышко бутылки и пригнула ее. Когда бокал наполнился до половины,  она
сказала:
   - Это мне. Я, знаешь, не поклонница тоника. Или скажем так:  тоник  -
не моя слабость.
   Когда оба коктейля были готовы, мы чокнулись и выпили.  Она  склонила
голову набок и сказала:
   - А теперь кончай разговаривать так официально  со  мной,  Джерри.  Я
нахожу, что это с твоей стороны не очень красиво.
   Она  поставила  бокал,  отняла  и  мой  тоже,  отставила  в  сторону,
забралась мне под руку, прижалась ко  мне  всем  телом  и  поцеловала  с
неприкрытым жаром.
   - Вот так вот, - сказала она и снова подняла бокал. - За  дружбу.  Мы
ведь друзья?
   - Друзья.
   - Хорошие друзья?
   - Наверное.
   - Ты кого-нибудь ждешь?
   - Нет. Почему ты решила?
   - Тогда мы устроим пикник, да, милый?
   - Пикник?
   - Ну да! По выходным люди устраивают пикники. Где  эта  пластмассовая
штука, в которой лед не тает? - Она нашла и вытащила "штуку". -  Наберем
побольше льда. Бутылка джина едва  почата.  Бокалы?  Вот  они.  Сигареты
есть. Пять бутылок тоника. Ты ведь согласен провести со мной  воскресный
пикник, правда?
   - Ну... В общем, да.
   - Тогда будь добр, посмотри, все ли двери на запоре. Я  уставился  на
нее.
   - Где ты собираешься устраивать пикник, Тинкер?
   - Наверху, золотко мое. Наверху, ес-тес-твен-но.  Ты  сегодня  что-то
недогадлив. Я пришла предложить тебе утешение и поддержку, и  пикник,  и
все-все, а ты делаешь большие глаза и говоришь со мной как на  собрании.
Пошли-ка, дружочек. Увидишь, этот пикник выйдет получше всяких прочих. И
муравьев не будет, я тебе гарантирую!
   После продолжительных обоюдных действий,  -  если  предположить,  что
страсть была в нас, то она так и не успела пробиться на поверхность, - я
лежал в постели. Спиртное на столике рядом, сигарета в руке,  пепельница
холодит горячую грудь. Я лежал, чувствуя себя паршиво  донельзя.  Тинкер
босиком шлепала по комнате, рылась в вещах Лоррейн. Мне хотелось,  чтобы
она это прекратила. Чтобы она натянула на  себя  свои  зеленые  шорты  и
бело-зеленую блузу и ушла. Но я был чересчур апатичен, чтобы сказать  ей
это. И потом, я не был уверен, что слова тут помогут.
   Ужасное чувство. Мне-то казалось, что я хитроумно справился со  всеми
проблемами, так или иначе нашел  решение  для  каждой;  сработал  чисто,
сложил все по порядку и запер наглухо  все  в  дальнем  углу  мозга.  Но
теперь, в подавленном состоянии, неизбежном после  любовного  соединения
без любви, все вдруг вырвалось наружу, и я  лежал  нагишом,  беспомощный
перед последствиями своих деяний.
   Я не хотел всего этого. Всегда причислял  себя  к  людям  порядочным.
Джерри Джеймсон. Разве он из тех, кого  однажды  приканчивают  в  пьяной
драке или кто исчезает до конца дней за громадными серыми воротами?
   Два слова молоточками  стучали  в  моем  черепе,  я  не  мог  от  них
увернуться, они выскакивали  и,  паясничая,  мельтешили  перед  глазами;
только два слова: убийца, вор.
   Но это же не я! Не мог это быть я! Еще и еще раз  я  прокручивал  ход
событий,  стараясь  понять,  где  же  тот  шаг,   который   сделал   все
окончательно непоправимым. Я  хотел  доказать  сам  себе,  что  виноваты
обстоятельства, что не выбор пути,  а  дорожный  ухаб,  авария  -  нечто
внешнее выбило  меня  навсегда  из  колеи,  и  уже  ничего  нельзя  было
поделать. Но при новом, беспощадном свете было отчетливо  видно,  что  у
меня было не так уж мало возможностей остановиться, прекратить  всю  эту
аферу. Снова и снова оживала у меня перед глазами одна и  та  же  сцена:
откидывается крышка черного металлического кейса, и я вижу  невероятную,
немыслимую груду денег. С того самого мгновения в глубине души  я  знал,
что мне будет принадлежать все это. Все, до последнего доллара.
   Но теперь уже все равно что, почему, как, - дело-то сделано.  Никогда
больше ко мне не вернется то, что окружало, оказывается,  меня  все  эти
годы, невидимое, как воздух: жизнь без страха. Без  страха,  без  жутких
воспоминаний, без этого тошного ощущения глубоко в груди.
   Тинкер сказала:
   - Милый, а она, видать, и впрямь спешила.
   - Почему?
   - Вот это платье она купила на прошлой неделе, я была  тогда  с  ней.
Оно  очаровательно.  Заплатила  она  сорок  девять   пятьдесят.   Лучшее
кашемировое платье из всех, какие я видела. А я их перевидала...
   Она подняла голову и взглянула на  меня.  На  ней  был  теперь  серый
пуловер  моей  жены.  Шерстяной  пуловер  на  голой  бабенке  -   крайне
непривлекательное зрелище.
   - Значит, она его забыла.
   - Вот этого я и не пойму. - Тинкер опять  обернулась  от  зеркала.  -
Сверху у нас фигуры похожи, я только шире в бедрах.  Золотко,  послушай,
нельзя ли мне пока попридержать это  платье?  Как  раз  мой  цвет.  Если
Лоррейн вернется, надеюсь, она не будет в претензии. А если не вернется,
это мне будет от нее на память.
   - Бери что хочешь.
   - О, дорогой, спасибо!  Твоя  нежность  и  деликатность  выше  всяких
похвал!
   Я сел  и  хорошенько  глотнул  из  своего  бокала.  Тинкер  смешивала
коктейль, - там был почти один джин. Я почувствовал его действие  сразу.
Побольше спиртного, еще больше! Может, остановится  наконец  дьявольское
кино, крутящееся беспрерывно у меня в мозгу! Картинки,  на  которых  все
одно и то же: Лоррейн, Винс, деньги; деньги, Лоррейн, Винс.
   Она выцыганила у меня еще один пуловер, жакет,  пригоршню  бижутерии,
две пары туфель, сандалии. Потом ей, захотелось есть.  Она  напялила  на
себя желтый пеньюар моей жены, спустилась на кухню и  вскоре  вернулась,
таща скворчащую глазунью с ветчиной. Мы ели, пили джин, а там она  снова
шмыгнула ко мне в постель. Между делом мы не забывали добавлять алкоголь
в наши стаканы, нагружаясь медленно, но верно.
   Меня разбудил дверной звонок. Я глянул  на  часы:  было  почти  пять.
Тинкер,  свернувшись  калачиком,  спала  рядом.  Я  отодвинул  ее,   она
недовольно заворчала во сне. Звонок повторился. В голову мою  словно  бы
ввинчивался огромный шуруп, от виска до виска. Во рту  был  такой  вкус,
точно в него высыпали полную, пепельницу старых и свежих  окурков.  Джин
еще не утратил своего действия. Я чувствовал  себя  рыхлым  и  слабым  в
коленях, мир вокруг был лишен всякой реальности. Я посмотрел на  Тинкер.
Она спала с открытым ртом, на левом плече выглядывали два прыща.
   Я накинул халат, провел пятерней по волосам и спустился по  лестнице.
Как раз прозвучал еще один звонок.
   Это была Лиз Адаме. Очень  взволнованная.  Она  вошла  в  прихожую  и
сказала:
   - Как я рада, что ты оказался дома, Джерри. Как твои дела? Ты странно
как-то выглядишь.
   - Только что проснулся. Еще не очухался.
   - И немного выпил, да?
   - Возможно. Совсем немножко.
   - Джерри, к нам приходили двое,  расспрашивали  о  тебе.  Они  хотели
знать абсолютно  все.  Мне  это  показалось..,  ну,  непонятным,  я  так
встревожилась. Кстати, они из Вашингтона,  из  агентства,  о  котором  я
раньше никогда не слыхала. Думала, может, ты знаешь...
   Я стоял спиной к лестнице. Теперь она смотрела  мне  через  плечо.  И
внезапно умолкла. Глаза ее отдалились, лицо побелело и разом  окаменело.
В ее взгляде погасло что-то, будто выключили.  Что-то  такое,  в  чем  я
отчаянно нуждался. И прежде чем обернуться, я уже знал: это  "что-то"  в
ее глазах мне не увидеть никогда.
   Тинкер, босая, спускалась по лестнице и дошла  уже  почти  до  самого
низа. Она накинула на плечи пеньюар и слегка придерживала  его  спереди.
Ее рыжие волосы  были  взлохмачены,  лицо  одутловато  со  сна,  на  нем
выступили какие-то красные пятна, губы оттопырены.
   - О, - произнесла она негромко, - а я думала, это Манди.  И  голос  у
вас похож. Мне очень жаль, право же...
   Она повернулась и, споткнувшись о ступеньку, упала  на  карачки.  При
этом пеньюар с нее свалился. Поднявшись и кое-как  прикрыв  наготу,  она
одарила нас широченной пьяной улыбкой, сказав отчаянно:
   - Оп-ля!
   После чего прошлепала босыми ногами наверх и исчезла. Лиз не смотрела
на меня. Она просто повернулась, открыла дверь. И  я  не  знал,  что  ей
сказать. Сказать было нечего. Я смотрел. Она уходила. Из дома.  Из  моей
жизни.
   Я прикрыл дверь,  поднялся  наверх.  Тинкер  сидела  перед  туалетным
столиком. Теперь она надела желтый  пеньюар  как  следует  и  зачесывала
назад свои красновато-рыжие густые волосы. Она послала виноватый  взгляд
моему отражению в зеркале.
   - Наверно, я плохо себя вела?
   - Можно это назвать и так.
   - Она и есть та блондинка из вашей конторы, да?  Та,  на  которую  ты
глаз положил?
   - Да.
   - По ней не скажешь, что она снисходительна к подобным шалостям.
   - Нет, не скажешь.
   - Сожалею, если я что-нибудь испортила.
   - Тинкер, скажи мне только одно: если ты  действительно  думала,  что
это Манди, почему нужно было спускаться вниз в таком виде?
   - О, я находила это забавным. И потом, Лоррейн оставила массу  вещей,
которые мне не годятся, а ей бы подошли в самый раз. У нее  бедра  такие
же узкие, как у твоей Лоррейн. И Манди все равно бы никому  не  сказала.
Она славный малый и, вот увидишь, тебе понравится. У нас друг  от  друга
секретов нет. Ни-ка-ких!
   - Да, это заметно.
   - Манди к тебе прекрасно относится. Думаю,  что  она  тоже  не  прочь
навестить тебя, золотко.
   - Что ты, черт возьми, имеешь в виду? Хочешь меня  соблазнить  еще  и
этой Манди? Я просто отказываюсь вас понимать. Не могу понять, и все.
   Она повернулась ко мне корпусом, глядя с наигранным изумлением.
   - Боже мой, бедняжка! Ты какой-то весь  зажатый.  Дорогой,  у  нас  в
костях уже сидит изрядная доза стронция-90, ты это знаешь?  Лучше  и  не
думать об этом. А чтобы не  думать,  надо  расслабиться,  устроить  себе
передышку. Манди и я - мы очень, очень  осторожны.  Тем  не  менее  наша
репутация слегка подмочена. Но это  нам  вредит  не  больше,  чем  твоей
Лоррейн. Проклятие, я просто истекаю потом! Можно воспользоваться душем?
Лоррейн не увезла с собой купальную шапочку, не знаешь?
   - Посмотри там, в шкафчике над ванной, на верхней полке.
   - Спасибо, моя радость. - Она выскользнула из пеньюара и прошлепала в
ванную. И  почти  сразу  раздался  шум  душа.  Я  спустился  в  кухню  и
приготовил кофе, совсем черный. Думал я о выражении лица Лиз, когда  она
уходила. И о тех двух агентах из Вашингтона.
   Я наливал себе вторую чашку, когда вошла Тинкер. Пятна  на  ее  щеках
исчезли. Она выглядела на удивление свежо и опрятно.
   - Дорогой,  я  с  удовольствием  помыла  бы  посуду,  но  теперь  мне
действительно пора бежать. Это очень плохо?
   - Нет, все в порядке.
   - Не будь таким хмурым, золотце. Я и вправду не хотела разрушать твой
конторский роман. Это тебя сразило окончательно, да?
   - Да.
   Она подошла ко мне, провела рукой по волосам и  поцеловала  в  уголки
глаз.
   - Ты ужасно милый. И не брани меня больше за эту  пресную  блондинку.
Мы позабавимся еще не раз, правда?
   И миленький Джерри выкинет из головы все свои заботы, да? Мы  уже  не
хмуримся? Вот и хорошо!
   Она покинула дом через черный ход. Я вернулся к своему  кофе.  Он  не
успел остыть, и я взял чашку с собой  наверх.  Я  заглянул  в  ванную  и
остолбенел. Она там плескалась как морская львица. Горячая сырость, пар,
приторные парфюмерные запахи.  Я  распахнул  окно  и  первым  попавшимся
полотенцем принялся подтирать пол: подберу воду - выжму, снова подберу -
снова выжму...
   Потом я сам принял душ, допил  кофе,  застелил  постель,  принял  три
таблетки аспирина, проветрил спальню, сменил майку, трусы, влез в брюки.
Взглянул в зеркало на результаты своих усилий. Как у меня глаза запали!
   Только успел спуститься по лестнице  -  длинный  дверной  звонок.  На
мгновение мелькнула в мозгу безумная надежда: это вернулась Лиз!
   Но это был  лейтенант  Хейссен,  по-прежнему  массивный,  по-прежнему
широкоплечий. Новым было выражение его лица. Да и вся повадка  неуловимо
изменилась. Так ведут себя люди, с неохотой  выполняющие  что-то  крайне
неприятное.
   - Заходи, Пол. Хочешь пива?
   - Нет, благодарю. Сегодня - нет. Он сел на то же самое место, что и в
прошлый раз, даже и шляпу пристроил на полу точно так же.
   - Ох-ох-ох, такая наша служба, Джерри.  Не  хочу  от  тебя  скрывать:
старуха Мэлтон не  может  поверить,  что  ее  дочь  сбежала,  не  сказав
родителям ни словечка, и она  в  конце  концов  довела  мужа  до  белого
каления. Вчера они вместе навестили наше начальство, и я там был тоже. В
общем, они это выложили не сразу. Но так или иначе, кончилось этим:  они
не считают невероятным, что ты мог прикончить ее и этого твоего друга.
   - Достаточно дикая идея, как ты считаешь?
   - Возможно. Но я обязан ее проверить. И я это делаю. Я знаю,  у  тебя
на все есть ответ,  но  придется  попросить  тебя:  изложи  это  дело  в
письменном виде. Дама, что живет напротив, миссис Хинкли,  сказала,  что
видела твою жену в среду около часа пополудни, когда та в  своей  машине
подъезжала к дому. А вот после этого ее не  видел  никто.  Ты  был  дома
вскоре после обеда, у тебя  кончился  бензин.  Это  подтверждает  миссис
Ситтерсалл.
   - Кто? А, Ирена.
   - Ты встретил ее, когда она шла  к  вам,  и  сказал,  что  твоя  жена
неважно себя чувствует. Почему?
   Я издал глубокий вздох. И сказал ему, что хотел хоть в какой-то  мере
спасти репутацию Лоррейн и потому не все рассказал в прошлый раз. Теперь
я описал в подробностях, как я вернулся домой и чему был свидетелем.
   - При подобных обстоятельствах многие расстались с жизнью.
   - Знаю. Но у меня было не то настроение,  чтобы  убивать  кого-то.  А
кроме того, я и прежде имел основания не вполне доверять ей. Это  просто
был первый раз, когда я имел неоспоримые доказательства. Она закрылась в
спальне. Я взял канистру бензина, по пути  к  машине  встретил  Ирену  и
посчитал, что при таких обстоятельствах ей у нас появляться не  следует.
Атмосфера в доме была слишком напряженной.
   -  И  ты  подвез  женщину  до  автобуса,  потом  заправил  машину   у
бензоколонки. Потом?
   - Потом вернулся домой. Сварганил себе пару коктейлей.  Выпил.  Опять
уехал. Хотелось побыть  наедине  с  самим  собой.  Подумать.  Ехал  куда
попало, мне было все равно.
   - Когда ты возвратился?
   - Точное время назвать не могу. Было уже темно.  Винсент,  уже  спал.
Лоррейн в доме не было, но ее машина стояла в гараже.
   - Я справлялся у Аманды Пирсон, она здесь была  примерно  в  двадцать
один тридцать. Ты к этому времени уже долго был дома?
   - Пятнадцать - двадцать минут.
   Я точно знал, что Манди приходила гораздо раньше. Но ее  ошибка  была
мне на руку.
   - И где, как считаешь, в это время была твоя жена?
   - Не знаю. Она часто бывает у соседей, у многих. Или  просто  гуляла,
она и так делает иногда. Или  пряталась  где-нибудь  в  доме.  Я  ее  не
разыскивал, можешь поверить.
   - А что ты делал?
   - Звонила Манди, после разговора с ней я решил уйти, оставив  Лоррейн
записку. Я тебе ее показывал. Выпил снова и подался в город. Помню,  что
был в баре, - знаешь,  при  отеле  "Верной".  Тимми,  может  быть,  меня
вспомнит. Надеюсь, ты понимаешь - я был не в себе. Заглядывал в кабаки -
один, второй, третий. Откровенно говоря, не пойму, как  я  управлялся  с
машиной. Конечно, свинство. Это еще чудо, что я не  устроил  аварию.  Но
мне так не хотелось домой. Я даже поехал в Морнинг-Лейк, там у  Мэлтонов
летний дом. Думал, там  поживу.  Но  оказалось,  там  в  эту  пору  тучи
мошкары.
   - Ясно. Потому у тебя на лице эти волдырики.
   - Ну да. Я вернулся сюда с намерением поговорить  с  ней.  Предложить
сделать еще одну попытку начать с чистого листа. Но их уже  не  было.  И
машины тоже. И по всему можно было видеть, что они  уезжали  в  страшной
спешке.
   - Так говорила и миссис Ситтерсалл.
   - Я нашел ее записку, тут же направился к Э.Д, и, правду говоря,  вел
себя там как сумасшедший. Он посмотрел свои записи.
   - Вот, тут еще одна вещь, хорошо бы ее разъяснить. Миссис  Ситтерсалл
не заметила никаких царапин на твоем лице. А ты между  тем  утверждаешь,
что после этого с женой уже не встречался.
   - Она меня поцарапала перед тем, как запереться в спальне. Я старался
как мог замазать царапины, взял для этого крем  Лоррейн.  Наверно