в голову. Я сидел на
вертушке  перед  стойкой  и  рассеянно  наблюдал  голые  плечи   женщин,
напряженные лица мужчин. В ушах стоял слитный шум  болтовни  и  женского
смеха; сюда же вплеталось звяканье посуды и кубиков льда,  задевающих  о
стекло; серебро,  касаясь  фарфора,  тоже  звенело.  Несколько  человек,
сидевших слева от меня, поднялись и направились в  ресторан.  Вертящиеся
высокие сиденья перед стойкой тут же оказались заняты снова.  Я  заказал
еще один мартини.
   Слева от меня раздался голос:
   - Видели вы что-нибудь подобное?
   Я повернулся вместе с сиденьем и взглянул на говорящего. Он был молод
и крепок, льняная голубая куртка и голубая рубашка  с  открытым  воротом
хорошо сидели на нем. Светлые волосы подстрижены коротко, лицо мясистое.
Он выглядел так, как средний американец, любящий рулетку, выглядит после
трех лет абсолютно беспутной жизни и десяти тысяч порций спиртного. Будь
здесь посветлее, наверняка удалось бы обнаружить на  его  носу  и  щеках
тонюсенькие красные прожилки. Смотрел он прямо на меня.
   - Что? - спросил я. Он держал сложенными свои громадные ладони.
   - У меня тут муха, понимаете? Совершенно здоровая, нормальная муха. А
теперь смотрите...
   Кружка воды, стоявшая перед ним, рядом с неразбавленным  виски,  была
почти полна. Он раскрыл ладони прямо над нею. Живая муха попала в  воду.
Незнакомец, взяв ложечку, притопил  ее  и  держал  так,  покуда  она  не
замерла окончательно.
   - Ну? Видели? - спросил он.
   - Видел. И что? Вы поймали муху и утопили ее. Необычайное искусство!
   - А  если  она  пробудет  под  водой  десять  минут,  что  тогда?  Вы
убедитесь, что ей капут?
   - Ну ясно.
   Он поглядел на часы.
   - Сейчас десять минут девятого. В 20.20  я  вытащу  ее  из  воды.  Вы
сказали, муха будет неживой к тому времени?
   - Она будет дохлой, дохлее некуда. Он вытащил бумажник, достал оттуда
двадцатидолларовую банкноту и положил на стойку.
   - Спорю, что она будет жива.
   - Жива?
   - Да. И улетит от нас с вами.
   - Хм. Надеюсь, это не  какая-нибудь  там  игра  слов?  И  что  вы  не
подмените муху на другую.
   - Как бы я это сделал? Нет, никаких трюков. Муха расправит крылышки и
улетит. Эта самая муха.
   Я выложил поверх его двадцатки свою. Через восемь минут он потребовал
у бармена соли. Через десять он выудил муху с помощью той же  ложечки  и
вытряхнул ее на стойку бара. Потом достал спичку и  ею  пододвинул  муху
ближе к нам. Бесформенный темный комочек.
   - Мертва?
   - Мертва.
   - Погодите, деньги еще не ваши, - сказал мой  сосед.  И  стал  сыпать
соль на утопленницу. Он тряс солонку до тех пор, покуда  не  засыпал  ее
целиком.
   - А теперь - внимание!
   Я смотрел на соляной холмик. Ничего не случилось. Незнакомец  заказал
себе еще виски и еще содовой. Я потягивал мартини.  И  вдруг  в  соляной
могилке что-то шевельнулось. А потом  соль  разметало,  точно  маленьким
взрывом, живая и невредимая муха стряхнула ее и взлетела!  Человек  взял
со стойки деньги, не спеша спрятал в бумажник.
   - Я научился этому два года назад  в  Сан-Антонио,  -  сказал  он.  -
Заработал на этом тысяч пятнадцать, ей-богу. Ну,  за  ваше  здоровье,  в
этот раз плачу я.
   - О'кей, это была чистая работа. Подумать только, ожила!
   - Соль очень быстро высушивает. Но еще пять минут, и было бы  поздно,
даже соль не помогла бы. Меня зовут Рой Макси.
   - Джерри Джеймсон, - представился и я. Мы обменялись рукопожатием.
   Он вытащил из коробки шесть спичек и положил на стойку.
   - Ставлю пять  долларов  -  вы  не  сумеете  сложить  из  них  четыре
равнобедренных треугольника.
   - Нет, спасибо.
   - Это тоже способ заработать, Джерри.
   Мы разговорились. По его словам, он торговал  строительной  техникой.
Отпив второй глоток от пятой порции, я был уже хорош. Я сказал ему,  что
должен что-нибудь съесть, иначе свалюсь.
   - Я бы тоже закусил, - сказал он. - Но лучше поедим не здесь.  Я  тут
знаю один ресторанчик, у них жарят такие лангеты  -  пальчики  оближешь.
Пойдемте?
   - С удовольствием, Рой.
   Мы рассчитались, оставив чаевые  на  стойке,  и  вышли.  Дверь  мягко
затворилась  за  нами,  я  спустился  по  крыльцу  на  две  ступеньки  и
почувствовал вдруг, как что-то твердое уперлось мне в спину.
   - А теперь, Джерри, еще две ступеньки. Вперед! Служитель в ливрее был
шагах в десяти от нас. Увидев нас, он спросил:
   - Джентльмены, машину?
   - Нет, мы вернемся сейчас, - сказал Макси.
   - Что это значит? - спросил я.
   - На тротуар, живо. Я вас познакомлю с двумя друзьями. Мы  хотели  бы
поговорить о Винсенте. О нашем старинном товарище.
   Я не сопротивлялся. В этом состоянии у меня не было никаких шансов. Я
припомнил массу приемов, которыми меня обучали когда-то. Но  было  ясно,
что парень прошел  школу  не  хуже  моей.  Да  и  металлический  предмет
коснулся моей спины еще раз.
   Я ступил на тротуар. Машины мимо  нас  шли  сплошняком.  Когда  в  их
бесконечной  веренице  возник  небольшой  просвет,   он   приказал   мне
переходить на ту сторону, но я не подчинился, ожидая, когда  он  толкнет
меня вперед. И когда это случилось, я прижался  спиной  к  револьверному
дулу и стремительно  отвернул  налево.  Одновременно  моя  правая  рука,
взметнувшись  и  точно  прицелясь,  ребром  ладони  врезала   ему   ниже
подбородка. Он не покачнулся, не споткнулся на ходу. Нет.  Он  сполз  на
асфальт, точно кукла-марионетка, у которой отстригли  нити,  приводившие
ее в движение. Машины все так же неутомимо мчались по  шоссе.  Некоторое
время я стоял, неуверенно озираясь. Тут  мой  взгляд  засек  двух  дюжих
молодчиков, явно торопившихся ко  мне  с  той  стороны  трассы.  Сильное
движение не давало им пройти. Я повернулся  и  побежал.  Я  бежал  вдоль
автострады,  навстречу  слепящим,  летящим  на  меня  огням.  Мои  туфли
производили отчетливый звук, это было похоже на частые звонкие шлепки по
обнаженной коже. Мне казалось, что я лечу вперед почти  без  напряжения,
легкий, как ветер.
   Но тут, споткнувшись, я едва не упал и услышал как бы со стороны свое
хриплое дыхание; в боку закололо. Я обернулся. Преследователей  не  было
видно. Я быстро пошел к огням, сверкавшим впереди.
   Большинство заведений располагалось вдоль трассы, но  между  баром  и
каким-то притемненным строением тут был переулок, и  по  нему,  я  знал,
можно было выйти на большую  ярмарочную  площадь,  раскинувшуюся  позади
клубов и ресторанов. Здесь было полно народу, сновавшего взад-вперед,  и
я с чувством огромного облегчения влился в  толпу.  Гирлянды  фонариков,
прожектора,   лампы,   глухой   гул   генераторов,   духовые   оркестры,
громкоговорители, балагурство и лесть зазывал, скользящий бег каруселей.
Опилки, запах пота, сахарная вата, три мяча  за  десять  центов,  каждый
бросок - в цель, гибкие бедра под  ситцевой  юбочкой,  дети,  спящие  на
руках молодых отцов, шумные и опасные стайки шпаны. Я вошел  в  ритм,  я
двигался со всеми вместе сквозь запахи пива, духов, пота, мимо  мигающих
и вздрагивающих огней, среди криков, приветствий, на обмякших  ногах.  И
тысячи огней были для меня как сверкание тысячи лезвий.
   Я пробился в угол, где было посвободней, прижался к грязному  полотну
брошенного за ненадобностью экрана, глядя туда, откуда  пришел.  Я  ждал
их. И размышлял. Решимость, которую я увидал на этих  лицах,  показалась
мне знакомой. Ну да, у тех, что в Тампе у аэропорта напали  на  Винса  и
Сарагосу, была на лицах та же  печать.  Пот,  покрывавший  меня,  высох,
дыхание было уже не столь прерывистым, и дрожь в ногах  прекратилась.  Я
закурил.
   Внезапно рядом со мной очутилась  девица.  Никогда  прежде  я  ее  не
встречал. Красные брючки типа тореро, крепкие ляжки. Волосы обесцвечены,
губы накрашены густо и ярко. Полные груди под сатиновой блузой.  Широкое
терпеливое лицо и глаза, по-коровьи покорные. Лет  -  от  семнадцати  до
тридцати, где-то в этих пределах. Красная сумочка украшена жемчужинками,
из которых многих недостает.
   - Что, брат, не везет нам с тобой, а? - голос у  нее  был  низкий,  с
хрипотцой.
   - Может быть, - отозвался я. Эту  интересовали,  по  всей  видимости,
только одинокие мужчины. Потерянные. Вроде меня.
   - Меня зовут Бидди.
   - Добрый вечер, Бидди. А я - Джо.
   - Приветик, Джо.
   Мы смотрели друг на друга оценивающе, - очень старая игра.
   - У меня есть прицепной вагончик, жилой, - сказала она.
   - Это хорошо. И удобно.
   - - Четвертак.
   - О'кей.
   - Приятно, когда не торгуются.
   Я попытался объяснить ей, как освежающе действует на меня ее  прямота
после Тинкер и Манди. Я пошел с ней. Она поймала мою ладонь,  и  мы  шли
теперь рука об руку. Огни остались у  нас  за  спиной.  Мы  пригибались,
проходя под какими-то веревками, тросами, протискивались между  прутьями
ограды. Кучка мужиков восседала вокруг ящика в  желтом  круге  света  от
керосиновой лампы; они резались в карты. Когда мы проходили мимо, кто-то
бросил:
   - Привет, Бидди! - Голос был спокойный.
   - Хелло, Энди,  -  отвечала  она.  Мужчины  продолжали  играть  -  ни
свистка, ни насмешки. У каждого свое ремесло. Как видно,  в  чужие  дела
здесь не принято было вмешиваться.
   Вагончики-прицепы стояли впритык друг  к  другу.  В  некоторых  горел
свет. Тот, к которому меня привела она, оказался старым и  облезлым.  За
ним стоял серый лимузин. Она постучалась в дверцу,  прислушалась  и,  не
дождавшись ответа, открыла дверь, щелкнула  там,  внутри,  выключателем.
Зажглась лампа под ярко-оранжевым, в форме тыквы, абажуром. Она  закрыла
за мной дверь на задвижку, опустила жалюзи, чтобы отгородиться от ночи.
   - Устраивайся как тебе угодно, Джо. У меня  есть  немного  "бурбона".
Хочешь?
   - Нет, спасибо. Мне хватит.
   - По тебе и не скажешь. А я тяпну - не возражаешь?
   - Нет, что ты.
   Я сидел на единственном стуле,  кажется,  непрочном.  Она  встала  на
коленки перед маленьким холодильником, кинула в пластмассовый  стаканчик
два кубика льда, плеснула изрядную дозу "бурбона"  и  с  питьем  в  руке
уселась на кровать, повернулась ко мне.
   - Твое здоровье, Джо! - сказала она. Выпила, облегченно вздохнула:
   - Уфф! Вот что мне было нужно.
   - Ты сама разъезжаешь с этой штукой?
   - Не-а, мне они не доверяют. Из меня, знаешь, водитель... Это они мне
всегда говорят, Чарли и Кэрол-Энн. Чарли - он ее  дружок,  Кэрол-Энн  то
есть. У Чарли тут карусель, еще один балаганчик. Скажу тебе,  у  меня  в
жизни не было друзей лучше этих.  Они  -  прима,  можешь  мне  поверить.
Поэтому я здесь не связываюсь со всякой  шушерой,  сечешь?  Не-е,  я  уж
лучше подцеплю такого, как ты.
   - Ага. Спасибо большое.
   - Не за что. Пожалуйста. - Она отставила пустой стаканчик, зевнула  и
начала расстегивать блузку. - Свет выключить или не надо?
   - Постой, Бидди. Я, собственно, не то имел в виду. Она  напряглась  и
взглянула на меня исподлобья.
   - Не то? А что у тебя  на  уме?  Насчет  всяких  этих..,  специальных
штучек я - пас, парнишка.
   Я вытащил бумажник, дал ей двадцатку и пятерку. Она взяла, сказала:
   - Ну и? - Недоверие в ее глазах не исчезало.
   Я достал квитанцию на парковку. - Окажешь мне услугу -  получишь  еще
двадцать долларов.
   - А что делать-то?
   - Ресторан "Стимшип" знаешь?
   - "Пароход"? Ну, ясно. Там, вниз по шоссе. Правда, внутри  не  бывала
ни разу.
   - Там крутится пара ребят, очень приставучих. Неохота  связываться  с
ними. Если можешь, подойди к служителю,  который  у  парковки  стоит,  и
спроси мою машину. Я тебе ее опишу и номер сейчас назову -  запомни,  он
наверняка спросит. Скажи ему: владелец неважно  себя  чувствует  и  тебя
послал. Он наверняка не будет иметь ничего против. Дашь  ему  доллар.  И
пригони машину сюда.
   - Ты чего, попух?
   - Да не совсем.
   - Покажи ксиву.
   Я протянул ей водительское удостоверение.
   - Ты Джером Джеймсон? - спросила она.
   - Да.
   - А я из-за тебя не засыплюсь?
   - Да ничего с тобой  не  будет.  Я  только  хочу  отвязаться  от  тех
идиотов.
   - А они твою машину знают?
   - Посмотри, не следит ли за тобой кто. Если да, то сюда нечего ехать.
Поставь тогда машину на другой стороне трассы, а мне принеси ключи.
   Она размышляла. Потом помотала головой.
   - Не-е, за двадцать долларов не пойду.
   - А за сколько?
   - Полета.
   - Ладно.
   - Ты что, вообще никогда не торгуешься? А если бы я сотню запросила?
   Я достал еще две двадцатки и десятку и дал ей. Она  сунула  деньги  в
сумочку и сказала:
   - Лады, дружок. Только я надену что-нибудь получше, а  то  там  такая
лавочка... Как думаешь?
   - Пожалуй.
   - Есть тут у меня один костюмчик. - Она открыла узкую  дверцу  шкафа,
извлекла темно-синий костюм на плечиках  и  разложила  его  на  постели.
Раздеваясь, она  едва  не  касалась  меня.  Оглаживая  на  себе  юбку  и
застегивая молнию, спросила:
   - С фараонами точно не будет неприятностей?
   - Точно. Не будет.
   Она заправила блузу в юбку, надела жакет, взбила волосы.
   - Так хорошо?
   - Изумительно.
   Я вышел вместе с ней.
   - Покажи, как ты думаешь проехать оттуда?
   - Во-он там, вокруг, и через переезд.
   - Ну так я жду, - сказал я.
   - Жди, - сказала она. - Люблю, когда  меня  ждут.  Только  это  редко
бывает.
   Я долго смотрел ей вслед. Ночь  проглотила  мою  нечаянную  спутницу.
Потом она вынырнула в разноцветном свете фонариков возле карусели.  Пять
минут ей еще идти до ресторана. Три минуты - уладить дело с портье. Пять
минут - сесть в машину и пригнать ее сюда.  Четверть  часа,  не  больше,
если все пройдет гладко.
   Я открыл дверь вагончика, выключил оранжевую лампу.  Снова  притворил
дверь, спиной оперся о боковую стенку вагончика. Закурил. Шум ярмарочной
площади едва доносился сюда - не разрозненными звуками, а слитным глухим
гулом. Небо было ясное, звезды мерцали. Где-то рядом крикливо  бранились
две женщины.
   Минут через десять я  отбросил  сигарету  и  быстро  отошел  в  тень,
отбрасываемую старым грузовиком.  Фары  выскочили  вдруг,  когда  машина
пересекала железнодорожный переезд. Они медленно приближались. Я  видел,
что это моя машина, но хотел  удостовериться,  что  за  ней  не  следует
другая. Или другие. Шагах в сорока от меня, рядом  с  вагончиком  Бидди,
машина встала. Фары продолжали  гореть,  мотор  работал.  Она  вышла  из
машины,  и  я  уже  двинулся  навстречу,  как  вдруг  она  обернулась  и
произнесла:
   - Говорю же вам, он обещал ждать меня здесь!
   - Тихо, ты!
   Я резко повернулся, собираясь беззвучно и как можно  скорей  убраться
отсюда, но споткнулся и упал на кучу каких-то металлических  обрезков  и
труб. Тут же раздались торопливые шаги, и прежде чем я успел вскочить на
ноги, кто-то бросился на меня сзади. Рванувшись, я  покатился  вместе  с
ним в сырую траву. Я колотил вслепую и один раз куда-то попал, но тут же
получил сокрушительный  удар  в  ухо.  Перед  глазами  вспыхнули  искры.
Сознание я не потерял. Понимал, что меня поднимают, ставят на ноги. Двое
теперь взяли меня в клещи, заломили руки назад. Идти я мог, хотя  колени
подгибались.
   Потом мы оказались в  моей  машине.  Фары  освещали  жилой  вагончик,
отражаясь от металла с облезлой краской.
   - Что вы хотите с ним делать? - спросила Бидди. - Вы мне не говорили,
что собираетесь его...
   Неясная тень промелькнула мгновенно. Я слышал звук  удара  -  били  в
лицо. Она свалилась на спину,  ударившись  о  стенку  своего  вагончика.
Потом заплакала - тоненько, беспомощно,  как  ребенок.  Я  рванулся,  но
держали меня крепко, на удивление крепко.
   - Поверни-ка его малость, - услышал я. - И придержи. Вот так.
   Секунда - и череп мой, казалось, раскололся на части. Не стало огней.
Ничего не стало. Тьма.

Глава 14

   Я проснулся среди ночи с ужасающей головной болью. Глянул на  потолок
- там виднелась полоска света. Так, значит Лоррейн уже встала и пошла  в
ванную. Не знаю, где была на этот раз вечеринка, но  она,  надо  думать,
пользовалась успехом. Самое лучшее в таких случаях было  повернуться  на
другой бок и снова заснуть. Я попробовал - не получалось.  Да  и  голова
трещала как никогда. Я с досадой открыл глаза - и увидел,  что  лежу  на
своей  кровати  полностью  одетый,  что  мои  руки  и  ноги,  каждая   в
отдельности, привязаны к четырем ножкам кровати.
   Так. Значит, вечеринка была не  где-то,  а  у  нас.  Я  нализался  до
бесчувствия, и какие-то шутники решили меня проучить таким образом.
   - Лоррейн! - позвал я. И еще раз, громче:
   - Лоррейн! Никакого ответа. Может, ее  нет  дома?  Выметаясь,  гости,
должно быть, прихватили с собой и хозяйку. Не ее  ли  это  идея  связать
меня? Хоть ненадолго она получила полную свободу действий.
   Попытаться все-таки поспать. Хоть немного. Я и попытался. И снова без
всякого успеха. Мне было слишком неудобно. Снизу донесся шум. Там кто-то
есть.
   - Эй! - закричал я. - Эй, есть кто там?
   Быстрые шаги вверх по лестнице. Поднимались несколько человек. Кто-то
вошел в  спальню  и  на  ощупь  искал  выключатель.  Нашел,  наконец.  Я
зажмурился от резкого света, глупо улыбнулся и сказал:
   - Я вашими штучками сыт по горло. Давайте-ка отвяжите меня.
   Вошли в спальню трое. Ни одного из них я  не  знал.  Один  -  высокий
блондин. Может, он  из  новых  приятелей  Лорри?  Двое  других  едва  ли
отвечали ее вкусу. Приземистые, чернявые, одеты слишком броско. Ни  один
и не подумал улыбнуться.
   - Отвяжите меня,  слышите?  Где  Лоррейн?  Высокий  блондин  стоял  у
кровати, в ногах, и смотрел на меня сверху вниз. Одна сторона  его  лица
выглядела так, как если бы недавно он на нее падал.
   - Это было недурно придумано, Джеймсон, прислать ту  маленькую  шлюху
за машиной. Но еще за тридцать долларов она прекрасно послужила и нам.
   Я смотрел на него недоумевающе.
   - Не пойму, о чем вы. И кто вы такой вообще? Где моя жена?
   - Хорошо играет свою роль, браво-браво, - сказал  высокий.  -  Ладно.
Нам нужны деньги. Где они?
   И тут до меня наконец дошло. Это ограбление!  Ну  и  нервы  у  людей!
Ворваться в дом, связать хозяина... А что они сделали с Лорри?
   - Послушайте, - сказал я. - Мы никогда не держали в доме больших сумм
наличными. Самое большое - десяток долларов. Все,  что  отыщете,  можете
спокойно забирать. Как-нибудь переживем.
   Двое обменялись какими-то фразами на незнакомом языке. Один  полез  в
карман и вытащил толстенную пачку сотенных банкнот, толще ее я, пожалуй,
в жизни своей не видывал. Даже в банке. Он разложил  деньги  на  столике
веером и сказал терпеливо:
   - Это то, что мы нашли, Джеймсон. Где остаток?
   - Остаток? Остаток чего? Не смешите меня. Столько денег в нашем  доме
нельзя найти.
   Все трое посмотрели на  меня  сверху  вниз.  И,  отойдя  от  кровати,
зашептались. Меня тревожила Лоррейн. Если она крутится где-то в доме, то
может войти как ни в чем не бывало, и налетчики застигнут ее врасплох. А
они, кажется, на все способны. Лорри наверняка не знает, как вести  себя
в подобных случаях. Самое умное  -  просто  уступить  им  все,  что  они
потребуют.
   Трое пришли к решению.  Один  принес  из  ванны  голубую  пластиковую
губку. Занавески в спальне были задернуты.  Высокий  нажал  мне  большим
пальцем на  подбородок,  принудив  таким  образом  открыть  рот.  Другой
втиснул губку между зубами. Потом они обвязали галстуком мой рот  поверх
губки, торчащей наружу, а концы затянули узлом на затылке. Затем сняли с
моей правой ноги ботинок и носок и проверили путы, привязывающие меня  к
ножкам кровати, затянув их еще туже. Один из чернявых, я видел,  раскрыл
перочинный нож, уселся на кровати спиной ко мне и принялся  обрабатывать
мою голую ногу.
   Я все еще думал, что это шутка. До  первой  боли.  О,  все  оказалось
всерьез. Я пытался защититься от боли, стряхнуть ее, чтобы она  хотя  бы
оставалась там, внизу, чтоб только ноге было  больно,  но  она  затопила
всего меня, и уже ничего не оставалось ни вокруг, ни вну