закричать, но  все  это
время Авраам держал меня на прицеле. Скорее  всего  кофе  был  отравлен,
потому  что  уже  через  несколько  минут  полицейских  притащили  сюда,
связанных  веревками..,  и  без  сознания.  Их  долго  пытали,  а  потом
зарезали. И все это мне пришлось видеть собственными глазами!..  Хотя  я
старалась просто закрыть  глаза...  Мне  помнится,  я  орала,  билась  в
истерике и колотила  руками  по  этой  проклятой  клетке.  -  Как  бы  в
подтверждение этого Гвен продемонстрировала свои ладони - они распухли и
посинели  от  огромных  кровоподтеков.  -  Господи!  -  вдруг   отчаянно
вскрикнула Нэнси. - Но почему?! Почему все это происходит?..
   - Я думаю, это никому не ведомо, - грустно покачала головой  Гвен.  -
Мне помнится, мой дед частенько говаривал: "Человеческой жестокости  нет
предела". Он сидел в немецком концлагере во время второй мировой  войны.
Но это все  же  была  война...  А  вот  как  объяснить  то,  что  сейчас
происходит здесь?..
   И только теперь Нэнси  поняла:  все,  что  случилось  с  этими  двумя
полицейскими, произошло и по ее вине. Ее собственной, а  еще  -  Тома  и
Хэнка. Ведь если бы они  не  погнались  за  машиной,  в  которой  сидели
грабители, обворовавшие тот злосчастный магазин... А как она  радовалась
поначалу! Ну, а уж смыться от "легавых" -  вообще  дело  восхитительное.
Сколько азарта! И ни одному из них троих не пришло тогда в  голову,  что
оторвались они от погони только  лишь  потому,  что  полицейская  машина
просто сломалась. Ах, как  они  были  счастливы!  И  вот  теперь,  когда
наконец весь ужас случившегося дошел до Нэнси, слезы  раскаяния  хлынули
по ее щекам.
   - Будь проклят мой отчим! - неожиданно в сердцах крикнула она.
   Гвен пригнулась в своей клетке, и глаза ее заблестели от возбуждения:
   - Нам с тобой надо во что бы то ни стало попытаться выбраться отсюда!
Надо сбежать от них! Ты что, не понимаешь, что они собрались и нас  тоже
убить? Тут же вся семья чокнутая! Они считают себя  какими-то  колдунами
или вампирами, или уж не знаю кем!..
   - Тихо! - шепнула Нэнси. Она испугалась,  что  их  могут  услышать  -
слишком уж громко говорила ее новая подруга по несчастью.
   Но Гвен, слегка сбавив тон, продолжала:
   - Я сижу здесь уже вторые сутки... И я слышала, что они задумали... У
меня просто мурашки пошли по телу, когда я узнала, что они собираются  с
нами сделать... Самая главная  у  них  мать,  и  она  в  курсе  всех  их
дьявольских дел. Правда, ее-то саму я ни разу еще не видела.  Она  живет
где-то на втором этаже. Она вроде бы,  ведьма  -  по  крайней  мере  так
считают ее драгоценные детки... И сейчас они готовятся проводить  черную
мессу. Это просто жуткий ритуал! И мы с тобой и еще одна девушка  должны
стать жертвами на этом адском пиру!
   Нэнси совсем не хотелось слушать то, что ей рассказывала сейчас Гвен.
Ей все это казалось полной бессмыслицей. Такого просто  не  может  быть!
Человеческий разум не способен на  это!..  Поэтому  девушка  забилась  в
дальний угол своей клетки и там испуганно сжалась в  комочек.  Она  была
уже не способна сопротивляться. Все ее чувства  перепутались,  и  теперь
больше всего ей хотелось попросту умереть. А  еще  Нэнси  подумала,  что
вполне заслужила смерть, ведь именно по ее вине погибли те двое ни в чем
не повинных полицейских.
   - Пусть же Всемилостивый Боже будет к ним добр, -  пробормотала  она,
закрывая глаза. - А также к Тому и Хэнку.
   Но Гвен всем телом прижалась к металлическим прутьям своей  клетки  и
не отставала от Нэнси:
   - Послушай, девочка! Мы должны  найти  способ  вырваться  отсюда.  Не
раскисай!.. Если мы потеряем надежду, то обе  просто  погибнем.  С  нами
разделаются самым жестоким образом Поэтому надо думать  и  разрабатывать
какой-то план.
   Нэнси еле слышно проговорила сквозь слезы:
   - А что мы с тобой можем придумать, Гвен? Все бесполезно... Мы  же  в
клетках!.. Если бы мы были заперты  хотя  бы  в  комнате,  тогда,  может
быть... А так... - И она разразилась безудержным громким плачем.
   - Послушай-ка, - отвечала Гвен. - Перво-наперво  надо  взять  себя  в
руки Не так уж и безнадежны  наши  дела  Утром  Льюк  и  Авраам  откроют
клетки, дадут нам поесть,  а  потом  выведут  в  поле,  чтобы  мы  могли
справить нужду. И если все получится, у нас будет возможность слинять из
этого поганого места.
   - Неужели ты хочешь бежать от них?!  -  в  ужасе  воскликнула  Нэнси,
вспомнив, как убили Тома и Хэнка - Нет. У меня на уме кое-что другое.  Я
попытаюсь соблазнить одного из братьев. А если  получится,  то  и  обоих
сразу. И тогда, если мне удастся дотянуться хотя  бы  до  одного  из  их
пистолетов, я просто без зазрения совести пристрелю их как бешеных псов.
Нэнси обдумала сей необычный план, все сильнее  пугаясь  того,  чем  эта
затея может закончиться.
   - Но и ты, Нэнси, тоже должна быть  готовой  действовать.  Постарайся
присмотреть на поле какой-нибудь камень потяжелее или хотя бы палку.
   - Я боюсь, Гвен, - чуть слышно прошептала девушка.
   - Я тоже, -  призналась  старшая.  -  Но  если  у  тебя  есть  другие
соображения, я их с радостью выслушаю.
   - Может быть, кто-то приедет сюда и спасет нас, - робко  предположила
Нэнси.
   - Интересно, кто же? - горько усмехнулась Гвен.
   - Ну.., например, кто будет разыскивать исчезнувших полицейских.
   - Нет, на это никак нельзя рассчитывать. И потом,  откуда  им  знать,
что их товарищей надо искать именно здесь? Послушай, Нэнси, что  я  тебе
скажу: сейчас для нас самое главное - постараться как следует выспаться.
Завтра надо быть со свежей головой и ничего  не  бояться.  Они  пока  не
убьют нас без крайней необходимости.  Мы  сейчас  представляем  для  них
огромную ценность - им нужны к Пасхе заранее приготовленные человеческие
жертвы. И мне кажется, что нам надо держаться и действовать вместе.
   Нэнси и Гвен закутались в грязное тряпье, лежащее на дне их клеток, и
мысленно пожелали друг другу спокойного отдыха.  После  этого  Нэнси  не
переставала молиться, покуда ее не свалил сон от бесконечного повторения
одних  и  тех  же  фраз.  Спала  она  плохо,  постанывая  и  все   время
переворачиваясь с боку на бок.
   Гвен  лежала  с  широко   раскрытыми   глазами   и   сквозь   решетку
рассматривала потолок. Комната была ярко освещена, даже чересчур ярко  -
похитители почему-то остерегались  оставлять  девушек  в  темноте.  Гвен
старалась не думать сейчас ни о Салли, ни о  тех  кошмарах,  которые  ей
пришлось пережить. Теперь  она  любыми  силами  должна  была  выжить,  и
вдохновлял ее на это пример собственного, уже покойного  ныне,  деда.  В
свое время он много рассказывал внучке о немецких  концлагерях,  но  она
тогда лишь часть из его историй могла понять. Теперь же, когда весь ужас
приближающейся лютой смерти предстал перед ней, Гвен  особенно  хотелось
позаимствовать у деда хоть каплю мужества. Из его рассказов  она  твердо
усвоила одно: там, в концлагерях, удавалось выжить  только  хитростью  и
изобретательностью. Те же, кто лишь молился, не получили ничего от своих
призывов к милости Божьей, и участь таких людей  была  очень  печальной.
Поэтому Гвен понимала, что надо собрать всю решимость и силу воли, чтобы
появилась надежда выбраться из этого ада.
   Сейчас  Гвен  со  всей  ясностью  осознала,  как  сильно  ей  хочется
существовать в этом мире. И то, что  ей  уготована  смерть  по  какой-то
прихоти безумных мракобесов, еще сильнее подстегивало ее желание выжить.
   Почти целый год понадобился Гвен, чтобы прийти в себя после  развода.
Ее бывший муж  Уоррен  работал  инженером  на  крупном  металлургическом
комбинате. Он успел быстро  сделать  себе  неплохую  карьеру,  добившись
успеха благодаря ряду внесенных им рацпредложений,  которые  кое-кто  из
начальства считал даже "гениальными". Среди  коллег  Уоррен  пользовался
уважением, и многим казался образцом не только на службе, но и в быту.
   Это наполняло его чувством гордости  и  сознанием  огромной  важности
своей персоны, особенно после свадьбы. Уоррен чувствовал себя  настоящим
супругом, выполняющим свои обязанности от начала и до конца. Еще бы:  он
ведь хорошо зарабатывает, не жалеет сил ради благополучия своей семьи...
Естественно, он ожидал, что Гвен будет прекрасно готовить и ухаживать за
ним, как это делали его мать и стареющая незамужняя  тетушка,  когда  он
был еще холостым. Гвен вышла замуж за  Уоррена  Дэвиса,  когда  оба  они
учились на последнем курсе университета в штате Западная Виргиния, что в
Моргантауне. Гвен должна была стать учительницей начальной школы, а  он,
разумеется,  готовился  к  поприщу  инженера.  Оба  получали   кое-какую
материальную помощь от родителей, небольшую  стипендию,  но  все  равно,
чтобы свести концы с концами, им приходилось брать ссуды в  студенческой
кассе,  а  во  время  летних  каникул  подыскивать   себе   какую-нибудь
работенку. Поэтому Гвен всегда смотрела  на  их  брачный  союз,  как  на
равный. И ее вклад в семейный бюджет был поначалу ничуть не меньше того,
что вносил в него Уоррен. Но чуть не с самых первых дней  их  совместной
жизни Уоррен ясно дал Гвен  понять,  что  в  доме  главным  должен  быть
мужчина. Тем более что  полученное  образование  и  дальнейшая  успешная
карьера,  по  мнению  Уоррена,  автоматически  давали   ему   право   на
превосходство во всем. В начале их романа и совместной жизни  Гвен  даже
не пыталась с ним спорить, решив отложить борьбу за свои права на потом,
если, конечно, в этом будет острая необходимость. Между  тем  заниматься
домашним хозяйством ей ничто не мешало: на ее плечи легла и  готовка,  и
мытье посуды,  стирка,  уборка  и  все  прочее,  чем  занимаются  обычно
домохозяйки.  А  ведь  она,  кроме  того,  Должна  была   продолжать   и
заканчивать образование, а потом искать работу и учить  детей  в  школе.
Уоррен же и пальцем не  прикасался  к  домашней  работе.  Его  оценки  в
университете были выше, чем у Гвен, к тому же  все  прекрасно  понимали,
что инженеры зарабатывают куда больше учителей  начальных  школ.  Может,
именно поэтому Гвен так  подавляла  в  себе  любые  сомнения  насчет  их
совместной жизни и не думала даже перечить его главенству в семье.
   Вскоре после выпускных экзаменов Гвен забеременела, и  это  поставило
точку на ее  учительской  карьере.  Правда,  она  не  оставляла  попыток
подыскать себе место хотя бы на время, но  все  было  безрезультатно.  И
следующей весной у нее родилась дочка,  которую  назвали  Эми.  К  этому
времени  Уоррен  уже  работал  на  металлургическом  комбинате,  и   его
жизненные интересы все сильнее  замыкались  на  служебных  обязанностях.
Гвен же беспрестанно хлопотала по дому и была так занята малышкой,  что,
к сожалению, слишком поздно заметила перемены в муже. Может быть,  ей  и
не стоило так торопиться с первенцем, но она считала, что ребенок только
укрепит их союз. К тому же Уоррен и сам настаивал, чтобы она ни  в  коем
случае не шла на аборт. Слишком поздно осознала Гвен, что в ее  возрасте
рановато обременять себя ролью матери, а для ее бурной и кипучей  натуры
пока больше подошла бы ежедневная работа в школе, постоянное  общение  с
людьми, дружеские вечера, походы в театры и кино.
   Нет, Уоррен, конечно, был без ума от своей девочки. Слава Богу,  хоть
с этим проблем не возникло. Но с каждым днем его поведение  все  сильнее
настораживало  молодую  мать  и   супругу:   муж   становился   угрюмым,
эгоистичным, чересчур требовательным и неуступчивым. Уоррен беспрестанно
хвастался перед ней и их общими знакомыми  своими  выдающимися  научными
достижениями и быстрым продвижением по службе. И чем дальше, тем больше.
Вскоре  он  окончательно  перестал  считать  ее  равной.  Конечно,   это
чувствовалось и раньше. Но теперь его отношение к жене, как к низшей  по
положению,  стало  принимать  прямо-таки  угрожающий  размах.  Когда  же
наконец Гвен пришлось сознаться себе в этом, она решилась на неожиданный
выход - полностью погрузиться в домашнюю рутину.  Увлечься  походами  по
магазинам, готовкой, стиркой, развлечением его приятелей  и  сослуживцев
и, конечно, все свободное время отдавать дочери'. Правда,  Уоррен,  надо
признать, был довольно сносным отцом; и когда он находился дома и не был
занят своими делами, он мог какое-то время даже посидеть с Эми. Но и это
стало постепенно тревожить Гвен. Потому что теперь ей начало мерещиться,
будто, проводя часы или даже минуты  с  дочерью,  он  тем  самым  просто
избегает общения с самой Гвен.
   Снова подозрения, сомнения... А вдруг  ей  все  это  просто  кажется?
Может, это ее излишняя мнительность начинает проступать наружу  в  столь
извращенной форме?.. Неужели так должна заканчиваться любая  супружеская
жизнь? Или все дело тут  в  ней  самой  -  может  быть,  не  стоило  так
торопиться с браком, да еще сразу рожать?
   И все же  ни  ее  опасения,  ни  подозрения  и  сомнения  никогда  не
обсуждались супругами  открыто.  Хотя  каждый  из  них  чувствовал,  что
семейная жизнь начинает давать трещину,  всем  друзьям  они  по-прежнему
казались счастливой парой,  и  каждый  переживал  назревающий  раскол  в
одиночку. Все чаще и чаще по вечерам  они  просто  говорили  друг  другу
"спокойной ночи", и не только не занижались больше любовью, но перестали
даже  просто  целовать  друг  друга  перед  сном.  Все  былое  тепло   и
сердечность постепенно переросли в набор обычных жестов вежливости. Пока
Эми подрастала, они старались как  можно  чаще  говорить  о  ней,  о  ее
развитии и способностях, только бы разговор не перекинулся  случайно  на
их собственные взаимоотношения. Когда же пришло время развода, для  всех
приятелей и знакомых это было как снег на голову - ни один из них не мог
даже заподозрить неладное в  столь  благополучной  с  виду  семье.  Гвен
сильно переживала разрыв. Как-никак, они прожили вместе шесть лет, а Эми
уже исполнилось четыре...
   Годы, проведенные в сомнениях, хороша ли она, как хозяйка, жена, мать
и даже просто как человек, привели к тому, что  ее  уверенность  в  себе
была теперь вконец подорвана. Однако жизнь есть жизнь  -  ей  все  равно
надо оставаться доброй и любящей матерью для Эми, искать себе подходящее
место и продолжать существовать в этом мире...
   И вот примерно год назад ей удалось найти довольно приличную работу в
небольшом городке в Западной Виргинии, где Гвен предложили  учить  детей
пятых классов. Сначала ее  взяли  на  время,  из-за  того  что  внезапно
захворала  штатная  учительница.  Но  болезнь  ее  затянулась  и,  когда
выяснилось, что это рак мозга, с Гвен сразу же  продлили  контракт.  Она
довела класс до летних  каникул  и  благодаря  отличным  результатам  ее
учеников, Гвен решили оставить в школе еще на одно полугодие. Но  уже  к
осени по понятным причинам место окончательно освободилось, и  Гвен  тут
же заняла открывшуюся вакансию.
   Впервые входя в класс, Гвен тряслась как осиновый лист, будто не  она
была  здесь  главная  у  детей,  а  им  предстояло  командовать  ею.  Но
мало-помалу  она  освоилась  и  уже  через  пару  месяцев  поняла,   что
справляется с обязанностями  вполне  успешно.  Дети  полюбили  ее,  и  к
женщине понемногу стала возвращаться былая уверенность  в  своих  силах.
Прошли те трудные дни, когда  ребята  традиционно  "в  штыки"  принимали
новую  "училку",  ведь  детское  сердце  всегда  открыто  к  доброте   и
пониманию, и Гвен довольно быстро удалось найти с ними общий язык.
   Однажды после занятий к ней в класс зашел Джонни Адаме, один из самых
"трудных" учеников, и заявил, что, конечно, хотел бы не  провалиться  на
экзаменах и перейти в шестой класс, но даже если этого не произойдет, он
не будет сильно расстраиваться, потому что Гвен в  таком  случае  станет
учить его еще целый год. А к той "злюке", которая ведет  шестые  классы,
ему не больно-то и хочется попадать. Естественно, такие слова были сущим
бальзамом для учительского сердца. И хотя Гвен  заметила  мальчику:  "Не
надо называть  миссис  Вилке  злюкой,  она  замечательный  педагог,  вот
увидишь", - и пыталась держаться с ним строго, в душе у нее  все  просто
пело от такого незатейливого мальчишеского комплимента.
   На эту Пасху Уоррен забрал Эми  к  себе,  чтобы  Гвен  могла  немного
передохнуть и съездить к своей младшей сестре Салли, которая еще училась
в колледже. И вот буквально два дня назад они сели с сестрой в машину  в
надежде провести несколько праздничных дней в отдыхе и покое.
   Теперь, когда Гвен наконец полностью оправилась после развода и снова
твердо стояла на ногах, она могла открыто и ничего не утаивая  обсуждать
с сестрой любые проблемы семейной жизни, наставлять ее  и  предупреждать
об опасностях, которые таятся почти в каждом современном браке. Ведь  на
ошибках учатся!..
   И вот Салли  уже  нет...  Но  теперь  Гвен  как  никогда  была  полна
решимости выжить, чего бы ей это ни стоило, ведь у  нее  еще  оставалась
дочь... Она надеялась, что любовь к  жизни  и  инстинкт  самосохранения,
сидящий в каждом из нас, подскажут ей выход и сберегут от непоправимого.
   Гвен закрыла глаза, но даже во сне чувствовала  гнетущее  присутствие
вокруг металлических прутьев, густое  сплетение  которых  теперь  больше
напоминало ей гроб, нежели клетку.
 
Глава 9 
 
   Приближались пасхальные каникулы. Профессор  Морган  Дрей  заканчивал
последнюю лекцию на вечернем  отделении  своего  нью-йоркского  колледжа
такими словами:
   - И вот еще что  отличает  человека  от  прочих  животных...  Кстати,
возможно, что это  и  есть  его  самая  главная  отличительная  черта  -
способность к сублимации. Благодаря высокоразвитому  интеллекту  человек
научился  одерживать  верх   над   своими   инстинктами.   Однако   этой
замечательной способности мы обязаны не только величайшими  достижениями
человечества, но и самыми гнусными извращениями.
   Животное,   называемое   человеком,   может   быть   благородным    и
заискивающим, трусливым и храбрым, жалким и смехотворным. Некоторые  его
побуждения  достойны  всяческого  восхищения   и   подражания,   другие,
наоборот, вызывают лишь отвращение или жалость. Его можно обучать, можно
обманывать, можно  заменить  кинжал  на  секс,  а  нацистские  марши  на
нежнейшие строки  высокой  поэзии;  можно  поменять  мимолетное  чувство
короткой страсти на долгие годы искренней преданности и  любви...  А  во
имя религии человек способен как на невероятную  жестокость,  так  и  на
самые гуманные поступки и чувства.
   Морган замолчал, давая студентам время обдумать его последние  слова,
а потом произнес:
   - Ну, молодые люди, на сегодня,  я  думаю,  хватит.  Это  занятие  мы
закончим на десять минут раньше, как я вам и обещал. Поздравляю  всех  с
наступающим праздником. - И начал собирать с кафедры  свои  конспекты  и
книги.
   Несколько студентов остались в аудитории, чтобы задать  после  лекции
пару вопросов, другие, пожелав профессору веселой Пасхи, тут же кинулись
к выходу. Он  уходил  последним  и  почему-то  сразу  почувствовал  себя
мучительно одиноким. В коридоре не было ни души, и его собственные  шаги
отдавались в тишине гулким эхом.  В  соседних  аудиториях  свет  уже  не
горел. Колледж опустел.
   Сойдя с серых каменных ступеней подъезда, Морган поднял руку и поймал
такси. Сначала он хотел поехать, домой, но вместо этого почему-то сказал
водителю: "На Вашингтон-сквер". Это было как раз то место, где находился
злополучный магазинчик Синтии. Расплатившись с шофером, Морган вышел  на
тротуар и задумчиво зашагал вперед. Эта девушка не выходила  у  него  из
головы - такая упрямая и неисправимая в своих заблуждениях...  Но  может
быть, его просто задело, что она отказалась еще раз с ним встретиться?..
Нет, он никак не мог перестать о ней думать. А особенно вспоминались  ее
блестящие черные волосы и темные сверкающие глаза.
   Магазинчик  оказался  закрытым.  Ставни  были  опущены,  а  на  двери
красовалась  табличка  "Зак