ил  дыхание.  В  это  время  Берт
размышлял, стоит ли ему вообще пробовать подобраться к  церкви  поближе,
или лучше бросить все и быстрее уносить отсюда ноги, как  вдруг  услышал
звук отворяемой двери и вздрогнул от неожиданности.
   Высунувшись из своего укрытия с револьвером  наготове,  Берт  увидел,
что из церкви не спеша вышел Льюк, тщательно запер и подергал  дверь,  а
потом, убедившись, что замок прочно держит ее, зашагал в  сторону  дома.
Берт терпеливо ждал, пока Льюк доберется до своего жилища, поднимется по
ступенькам черного хода и скроется внутри.
   В окне рядом с дверью, куда вошел Льюк, вскоре  зажегся  свет,  затем
снова потух и вся задняя часть дома погрузилась в темноту. Скорее  всего
Льюк не собирался больше выходить оттуда в ближайшее время.  Тогда  Берт
осторожно начал карабкаться  по  валуну  возле  задней  стены  церкви  и
наконец добрался до окна верхнего этажа. Тут  он  вытянул  шею  и  краем
глаза заглянул внутрь помещения,  где  сразу  увидел  Нэнси,  сидящую  в
собачьей клетке. Она о чем-то беседовала с другой девушкой,  заключенной
в такую же клетку по соседству. Нэнси выглядела измученной, усталой и..,
как будто избитой. Равно как и та, вторая девушка. Берт не слышал слов и
не знал, о чем идет разговор. Вероятно, девушки говорили шепотом, но  по
тому, как шевелились их губы, Берту почему-то показалось, что они горячо
спорят о чем-то. Наконец вторая девушка  произнесла  последнее  слово  и
резко отвернулась. В ее глазах Берт без труда прочел глубокое  отчаяние.
Нэнси  поправила  на   плечах   какую-то   грязную   тряпку,   отдаленно
напоминающую  одеяло,  и  завернулась  в  нее  поплотнее.  Берт  заметил
бретельки ее бюстгальтера и понял, что эти  двое  сидят  здесь  в  одном
белье.  Неожиданно  Нэнси  повернула  голову  к  окну,  и  Берт  тут  же
пригнулся, чтобы она его не заметила.
   Он осторожно спустился с камня и, снова описав огромный  круг,  чтобы
быть подальше от дома, выбрался наконец к дороге.  Направляясь  к  своей
машине, он старался все время  держаться  в  тени  деревьев,  но  и  это
казалось ему  недостаточной  мерой  предосторожности  -  он  то  и  дело
оборачивался и прислушивался, проверяя, не преследует ли его  кто-нибудь
из этого дома.
   Открыв дверцу машины, Берт грузно  опустился  за  руль,  а  револьвер
положил рядом с собой на переднем сиденье. Он изрядно вспотел  и  тяжело
дышал,  потрясенный  всем  увиденным  за  этот  день.  Пытаясь   открыть
"бардачок", Берт заметил, что руки  у  него  сильно  трясутся,  а  потом
почувствовал, что и рот перекошен от ужаса.  Из  "бардачка"  он  вытащил
непочатую бутылку виски, открутил пробку и сразу же осушил  сосуд  почти
что на треть.  Потом,  вытерев  ладонью  рот,  резко  выдохнул  и  снова
приложился к горлышку. Наконец он слегка успокоился, закрутил пробку  и,
уложив бутылку рядом с револьвером, завел мотор, сразу  же  испугавшись,
что наделал этим  лишнего  шума.  Потом  он  медленно  повернулся  в  ту
сторону, где за лесом в  старинной  церкви  сидела  в  клетке  полуголая
Нэнси, и долго не мог отвести взгляда.
   А потом включил скорость и поехал.
 
Глава 18 
 
   В субботу, ближе к полуночи, Льюк и Авраам явились  за  Гвен.  Братья
уже  успели  облачиться  в  свои  ритуальные  черные  хитоны.  Остальные
почитатели Синтии тоже собрались в церкви и с нетерпением  ждали  начала
службы.
   - Нет! Заберите лучше меня!  -  закричала  Нэнси,  увидев,  как  Льюк
отпирает клетку Гвен.
   - Ни за что. Ты у нас припасена на самую Пасху, - улыбнулся Льюк.
   - И должна этим гордиться, - добавил Авраам.  -  Тебе  оказана  такая
честь!..
   - Скоты, паразиты, мерзавцы! - зашипела на  них  Гвен  и  забилась  в
глубь клетки, как беспомощный зверек, попавший в капкан.
   - Ну-ка потише! -  прикрикнул  на  нее  Авраам.  -  И  чтобы  никаких
фокусов!.. Давай вылезай!
   Гвен проворно выскочила из клетки, чего никак не мог ожидать  от  нее
Льюк, и с силой  ударила  его  по  лодыжке,  отчего  он,  громко  взвыв,
распластался на полу, тут же запутавшись в своем длинном одеянии. А Гвен
была уже на  полпути  к  спасительной  двери.  Авраам  кинулся  за  ней,
споткнулся о лежащего брата, но все же успел в прыжке настичь девушку и,
ухватив ее за плечо,  резко  дернуть  назад.  Его  пальцы  уцепились  за
бретельку лифчика, но он сразу же слетел с Гвен. Льюк отчаянно закричал,
призывая на помощь, а Гвен уже рванула дверь, распахнула  ее  и  с  ходу
врезалась в широкую грудь  стоявшего  на  лестнице  Сайруса.  Он  поднял
правую руку, размахнулся и отвесил ей  такую  оплеуху,  что  девушка  не
смогла удержаться на ногах и свалилась на пол. Изо всех сил стараясь  не
потерять сознания от этого внезапного удара, она попыталась  отползти  в
сторону, но Сайрус поставил ей на спину свою огромную ногу и  пригвоздил
к полу, нелепо посмеиваясь,  пока  Гвен  извивалась,  пытаясь  выбраться
из-под его сапога.
   Авраам и Льюк уже успели прийти в себя, а снизу им на помощь  спешили
еще несколько человек со свечами в руках. Сайрус и Авраам схватили  Гвен
за волосы и подняли на ноги.
   - А ну марш назад, сука вонючая! - заорал Льюк.
   Незнакомые люди со свечами шли впереди,  за  ними  следовали  братья,
которые волокли вниз по,  лестнице  упирающуюся  девушку.  Последним  из
кабинета вышел Авраам и с силой захлопнул за собой дверь.
   Нэнси опять стала молиться, не обращая внимания на  все  происходящее
вокруг нее и стараясь не думать о том, что случится сейчас с ее недавней
соседкой. Гвен же продолжала сопротивляться,  и  тогда  Авраам  с  такой
силой ударил ее в живот, что девушка потеряла вообще всякую  способность
двигаться. Она безвольно обмякла в руках своих  палачей,  и  они  просто
поволокли ее по центральному проходу церкви. В ушах Гвен звенело, голова
кружилась, и теперь ей самой уже  хотелось  поскорее  навсегда  потерять
сознание. Сквозь волны боли и тошноты она как в тумане различала  вокруг
зловещие рожи  сектантов,  их  фигуры,  закутанные  в  черные  бархатные
одежды, и чувствовала запах каких-то  горящих  трав.  Повсюду  трепетало
пламя свечей. Потом перед глазами Гвен все поплыло, и  она  окончательно
лишилась Чувств. Когда девушка все же очнулась, она увидела,  что  перед
ней стоит Синтия, облаченная в длинную  белую  робу,  -  совсем  близко,
всего в двух-трех футах. Зрачки у Синтии  были  расширены.  Видимо,  она
искренне упивалась этим  моментом,  чувствуя  себя  настоящей  верховной
жрицей.
   - Добро пожаловать, - мелодично пропела Синтия. - Сегодня ты будешь у
нас самой главной гостьей на празднике.
   Со всех сторон послышался одобрительный шепот и возгласы восхищения.
   - Да ты просто рехнулась, безумная сучка! - выкрикнула Гвен ей  прямо
в лицо со всей ненавистью и достоинством, которые только смогла собрать.
   В тот же миг Авраам ударил ее кулаком в грудь, и когда  ноги  у  Гвен
подкосились,  братья  ловко  подхватили  ее   и   усадили   на   заранее
приготовленный стул, по своим размерам и конструкции весьма напоминающий
электрический. Так же проворно они пристегнули  ее  запястья  и  лодыжки
кожаными ремнями, а  потом  и  голову  закрепили  специальным  ремешком,
приделанным к высокой спинке стула, чтобы  девушка  сидела  прямо  и  не
могла даже пошевелиться.
   - Разденьте ее! - приказала Синтия.
   Льюк выхватил нож и в миг разрезал тонкие трусики Гвен, отбросив их в
сторону. Теперь она была абсолютно беспомощна и унижена до предела.
   А секунду спустя Синтия отступила в сторону, и Гвен  издала  страшный
вопль, увидев, что сидит  прямо  напротив  кресла,  в  которое  безумное
семейство усадило пожилую, давно умершую женщину, превращенную в подобие
мумии.
   - Познакомься с моей мамой, - бесстрастно произнесла Синтия.
   Но Гвен до того уже ослабла от многочисленных побоев и издевательств,
что тут же снова потеряла  сознание.  Сначала  подступила  тошнота,  все
завертелось перед ее глазами, а потом  и  вовсе  исчезло.  Тело  девушки
стало ватным, и голова  расслабленно  наклонилась  вперед,  удерживаемая
теперь одной лишь кожаной лентой.
   Братство   зашевелилось,   подогреваемое   безумной   жаждой   крови,
послышались стоны нетерпения. На всех собравшихся не было надето ничего,
кроме этих длинных черных хитонов, и  грубые  складки  ткани  терлись  о
соски женщин и члены мужчин. Некоторые уже запустили руки под  хитоны  к
себе или к соседям по скамьям, начав жадно тискать влажнеющую плоть.
   Неожиданно дверь церкви распахнулась, и в  инвалидном  кресле  в  зал
ввезли Моргана Дрея. Оба хиропрактика, Гарви Бронсон и Джон Логан, важно
шествовали по бокам коляски.  Позади  них  вышагивал  Стэнфорд  Слэнтер.
Закрыв входную дверь, он проследовал вдоль прохода за Морганом, которого
тоже привязали к креслу, чтобы он не мог двигаться-; хотя это  было  уже
явно лишним. Правда, теперь ему поудобнее устроили голову, чтобы он  мог
наблюдать за всем  своими  собственными  глазами,  не  поворачиваясь  на
сиденье. Ниже шеи Морган уже не чувствовал ничего, а Логан -  тот  самый
врач, который превратил его в паралитика, - с важным видом катил  кресло
дальше, продвигаясь мимо скамей ближе к первым рядам.
   Льюк, Сайрус, Авраам, Синтия и их покойная мать восседали на  стульях
вокруг алтаря, имевшего форму пятиконечной звезды. В мерцающих отблесках
желтого пламени свечей их лица казались дьявольски бледными и зловещими,
словно все пятеро уже были мертвы. На  конце  каждого  луча  звезды  был
установлен человеческий череп с  воткнутой  в  него  красной  свечой,  и
оплывающий воск создавал  впечатление,  что  черепа  покрываются  свежей
кровью, и кровь же вытекает из провалов пустых глазниц. В  самом  центре
алтаря  расположилась  огромная  красно-черная  статуя   фантастического
чудовища, напоминающего козла с закрученными рогами и когтистыми лапами,
в одной из которых монстр держал серебряный кинжал, а в другой - искусно
выполненный кубок из серебра. На стене  за  алтарем,  прямо  над  мумией
миссис Барнс, висело перевернутое распятие, освещенное шестью свечами  в
бронзовых канделябрах.
   Морган в оцепенении смотрел на все это, пока хиропрактики везли его к
алтарю. И вот коляска остановилась всего в нескольких футах  от  ужасной
скульптуры.
   - Вот видите, у вас самое почетное место. В первом ряду, как  и  было
обещано, - усмехнулся Слэйтер.
   С трудом повернув голову всего на несколько  дюймов,  Морган  заметил
рядом измученную девушку, которая сидела связанная на  странном  высоком
стуле и, судя по всему, была без сознания. Ему стало  жаль  ее,  но  еще
больше он жалел сейчас самого себя. Он  не  хотел  больше  жить  в  этом
беспомощном состоянии вечного и неизлечимого инвалида. Теперь он  боялся
лишь одного: вдруг его оставят в живых?.. Страшное бледное лицо  Синтии,
ее  злобная  усмешка,  воспоминания  об  их  встречах  теперь   казались
профессору лишь небольшими фрагментами того грандиозного ужаса,  который
сковал сейчас все его существо. Он посмотрел на  Синтию  и  увидел,  как
торжествующе она улыбается, сознавая свою победу над ним.
   И вдруг Морган не поверил собственным ушам:  ему  послышалось,  будто
кто-то молится совсем рядом, прямо здесь, в этом дьявольском храме:
   - Отче наш, сущий на  небесах!  Да  святится  имя  Твое;  да  приидет
Царствие Твое; да будет воля Твоя...
   И  тут  же  сектанты  начали  нараспев  повторять  свои   дьявольские
заклинания, заглушая ими светлый призыв к Господу Богу. Они пели  не  то
по-латыни, не то на древнегреческом - этого Морган уже не мог разобрать.
Наконец Синтия поднялась со своего места  и  торжественно  вознесла  над
головой серебряный кубок, взяв его  из  лапы  скульптурного  монстра.  А
через  секунду  ее  пронзительный  голос  уже  перекрывал  общее   пение
сатанистов:
   - О Люцифер! Молим тебя принять в жертву это юное  дитя  в  обмен  на
твое благословение и защиту Благослови же нас на, новые подвиги, которые
мы вершим от твоего великого имени,  и  освяти  сию  кровь,  которую  мы
нижайше предлагаем тебе, а потом будем пить,  дабы  слиться  с  тобой  в
едином причастии, о всемогущий Бог ада!
   Все, что Моргану доводилось читать о современных ведьмах, колдунах  и
их ритуалах, не шло ни в какое сравнение с тем, что он  созерцал  сейчас
своими собственными глазами. И в отчаянной беспомощности  он  с  горечью
осознал, что единственным  оставшимся  у  него  желанием  было  скрыться
подальше от этих безумцев, от их  невнятного  бормотания  и  от  Синтии,
громко читающей оскорбляющие слух и разум молитвы дьяволу:
   - О всемогущий Господь Сатана! Мы, твои скромные рабы,  боготворим  и
славим тебя, и клянемся, что будем и впредь  беспрекословно  подчиняться
воле твоей, верно служить тебе и исполнять все твои желания  и  приказа.
Мы помним, что ты - наш создатель, наш благодетель, господин и хозяин. И
вера наша несокрушима. Мы отвергаем Иегову, его сына Иисуса Христа и все
их деяния. И мы клянемся тебе, о  господин  наш  Сатана,  что  не  имеем
другого желания, кроме  как  верно  служить  тебе  во  веки  веков.  Все
притихли. На церковь словно опустился невидимый колокол ожидания чего-то
важного.  И  тут  снова  Морган  отчетливо  услышал   молящуюся   где-то
неподалеку девушку:
   - ..Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое...
   Девушка молилась с явным  отчаянием  обреченности  в  голосе.  Скорее
всего она тоже попала в плен к этим  безумцам.  "Но  почему  она  вместо
того, чтобы так вот молиться, не попробует просто  сбежать  от  них?"  -
изумился Морган, и  тут  же  нашел  ответ:  очевидно,  она  в  таком  же
безнадежном положении, как и он сам. И поэтому все, что у нее  остается,
это молитвы.
   Голос девушки все громче звенел под сводами церкви:
   - ..Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день; и прости нам  грехи
наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему...
   "Боже, как это несправедливо! - пронеслось  в  голове  у  Моргана.  -
Какие же проступки могла совершить эта бедная девушка,  чтобы  заслужить
такие мучения?..."
 
Глава 19 
 
   Берт Джонсон открыл дверь парадного входа, и  навстречу  ему  тут  же
бросилась взволнованная, заплаканная Гарриет. Берт  опустил  голову.  Он
выглядел  сейчас  очень  усталым,  и  сразу  было  понятно,  что  ничего
утешительного своей супруге он сообщить не может. И в тот же миг надежда
в ее глазах погасла.
   - Прости меня, дорогая, - только и смог выговорить Берт.
   - Берт, милый! - вырвалось из груди Гарриет, и она кинулась в  объять
я мужа, давясь подступающими к горлу рыданиями.
   - Надеюсь, она знала, что делала, когда решила  сбежать  из  дома,  -
заговорил Берт. - Может быть, ей так  будет  лучше...  Но  если  она  не
поехала к Терри в Калифорнию и не вернется через несколько дней, то я уж
даже и не знаю, где ее еще можно искать.
   Гарриет всхлипывала, всем телом прижавшись к мужу. Если уж ей суждено
было потерять Нэнси,  то  теперь  больше  всего  на  свете  она  боялась
лишиться и Берта. Этого она просто не вынесла бы.
   Берт был к ней очень внимателен и все время старался успокоить:
   - Мне кажется, с ней  все  будет  в  порядке,  дорогая.  Она  уже  не
маленькая и вполне может позаботиться о себе  сама...  Мы  же  со  своей
стороны сделали все, чтобы воспитать ее честной и доброй. А если вдруг у
нее кончатся деньги  или  она  заболеет,  или  просто  почувствует  себя
одинокой -  она  тут  же  обязательно  вернется  к  нам:  приползет  как
миленькая с тысячью извинений, будто этим сможет заставить  нас  забыть,
как жестоко она обошлась с нами и какую боль причинила и тебе, и мне. Но
мы, конечно же, простим ее, и все у нас снова пойдет на лад...
   - Ах, Берт! - только и  всхлипнула  Гарриет,  заходясь  в  беззвучных
рыданиях.
 
Глава 20 
 
   Какой-то  неосознанный,  но  сильный  внутренний   импульс   внезапно
пробудил Гвен. Она поняла, что сейчас с ней должно произойти нечто очень
и очень важное. Девушка широко раскрыла глаза, и ее опухшее от слез лицо
исказилось гримасой ужаса, когда она вспомнила, где находится, и ощутила
боль от всех пыток  и  издевательств.  Привязанная  к  стулу,  она  лишь
беспомощно застонала. И тут ее глаза заблестели от слез -  она  услышала
невдалеке кроткую, но страстную молитву Нэнси:
   - ..И не введи нас во искушение, но избави  нас  от  лукавого.  Слава
Отцу и Сыну и Святому Духу - всегда: ныне и  после,  и  во  веки  веков.
Аминь.
   Поднялся Льюк,  взял  с  алтаря  две  человеческие  кости,  связанные
крестом, и поднес  их  к  губам  Гвен,  как  священник,  благословляющий
прихожан после мессы;
   Повернув голову  немного  в  сторону,  Гвен  испустила  пронзительный
вопль: Авраам взял из лапы бутафорского Вельзевула серебряный  кинжал  и
приблизился к ней вплотную, встав с другой стороны от ее  стула.  Теперь
уже оба брата склонились над беззащитной девушкой.
   Сектанты  возобновили  свои  песнопения,  заглушая  ту   единственную
обращенную к Богу молитву,  которая  по-прежнему  доносилась  сверху.  И
вновь послышался голос Синтии:
   - О Люцифер! Молим тебя благословить сию жертву как  источник  нашего
святого причастия. И пусть же ее кровь вольет в нас новые силы и укрепит
нашу веру в тебя...
   Льюк подошел к алтарю, положил кости на  жертвенник  и  взял  в  руки
кубок. Авраам приставил кинжал к горлу  Гвен,  готовый  в  любой  момент
перерезать ей сонную артерию, чтобы Льюк смог набрать в кубок крови.
   Гвен последний раз вскрикнула и сразу же смолкла - кинжал полоснул ее
по горлу, и жизнь вытекла из девушки под  бульканье  крови,  наполняющей
ритуальный сосуд.
   А под сводами церкви вновь звучала молитва Нанси:
   - ..Да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя...
   Но молитва тут же утонула в садистских  подвываниях  и  экстатических
стонах, разнесшихся над головами сектантов.  Они  вконец  обезумели,  со
звериным вожделением  в  глазах  наблюдая,  как  льется  в  кубок  живая
человеческая кровь.
   А в клетке наверху Нэнси молила Бога, не щадя голосовых связок, чтобы
перекричать жуткий гул, царящий внизу:
   - Упокой, Господи, душу ее и души всех невинно убиенных  во  Царствии
своем...
   Гвен сидела у алтаря уже мертвая, обвиснув на залитых кровью  ремнях.
Теперь кожа ее стала бледной, как у Синтии, а струйки крови,  переполнив
кубок, стекали по груди девушки прямо на пол. К этому  моменту  уже  все
без  исключения   члены   братства   чувствовали   сильное   сексуальное
возбуждение. А Станфорд Слэйтер, владелец похоронного бюро,  даже  успел
испытать оргазм, наблюдая,  как  умирает  Гвен.  В  порыве  безудержного
экстаза многие прихожане Синтии  посрывали  с  себя  черные  одеяния,  и
теперь, покрывшись потом, тяжело дышали в  предвкушении  общей  оргии  и
дрожали от нетерпения поскорее отдаться друг другу.
   Не в состоянии контролировать свое тело, Морган  Дрей  сидел  в  луже
собственной мочи, которую он, впрочем, тоже не чувствовал.
   А сквозь прутья тесной собачьей клетки Нэнси отчаянно выкрикивала:
   - Прости их, Господи! Они не ведают, что творят. Набрав  кубок  крови
до самых краев, Льюк передал его Синтии, и та двумя руками подняла сосуд
над головой.
   - И этой кровью даруй  же,  о  Господь  Сатана,  вечную  жизнь  нашей
возлюбленной матери! Чтобы она, верная и покорная раба твоя,  смогла  во
веки веков пребывать вместе с нами!
   Морган Дрей с ужасом наблюдал, как Синтия приблизилась к мумии  своей
матери, поднесла кубок к ее мертвым губам и дала ей  "выпить"  дымящейся
крови. Алые струйки потекли по подбородку мертвой старушки.
   А Синтия уже взяла в руки серебряный кинжал и повернулась к Моргану.
   - Спасибо, - чуть слышно прошептал он, когда кинжал по рукоять  вошел
в его тело. Он не чувствовал боли, и лишь по звуку смог догадаться,  что
нож вонзился ему в пах, и теперь, очевидно, из него хлынула целая лавина
крови. Но  он  почему-то  не  умирал.  Хотя  уже  безумно  хотел  скорее
встретиться со своей смертью. "Видимо, я слишком рано