- сказала Хло. - Можно же как-то пробраться туда!
     - Например?
     Мы замолчали,  глядя на красный глазок светофора. Наконец он догадался,
что надо сделать. Я поехал на север  по Хадсон-стрит мимо  Западной  десятой
улицы.  Стоп!  Западная  десятая   улица!  Чарлз-стрит.  Перри-стрит.  Стоп!
Квартира  Арти справа, в  полутора  кварталах от  нас.  Между Перри-стрит  и
Западной одиннадцатой  нашлось место для стоянки. Оно было слишком мало, и я
втискивал туда "паккард", как комок ваты - в коробочку  из-под  обручального
кольца.  Оказавшись,  наконец,  не очень далеко  от  тротуара,  я заглушил и
потушил все, что мог, и сказал:
     - Ладно. Отсюда до дома два квартала. Давай подумаем, как туда войти.
     Некоторое  время мы молчали. Я сидел  сложив  руки и угрюмо смотрел  на
капот, зловеще поблескивавший в свете фонарей. В голову ничего не приходило.
Мне даже не хотелось думать о том, что бы  такое придумать. Я был погружен в
воспоминания  о  спокойных  деньках,  когда стоял себе в баре и  смотрел  по
телеку, как Бэйби Лерой швыряет в Филдза жестянку с кальмарами.
     - А может... - сказала Хло.
     Вырванный  из  мира  Бэйби Лероя,  который  как раз раскидывал  по полу
черную патоку, я повернул голову и спросил:
     - Что "а может?".
     - А может, получится.
     - Что получится? - осведомился я.
     - Никто из них не  успел толком меня рассмотреть. Только тебя они знают
в лицо.
     - Ну и?
     - Мистер  Гросс думает, что я Алтея, а Траск со Слейдом знают, как  она
выглядит. Стало быть, я в полной безопасности.
     - Рад за тебя, - сказал я.
     Хло  уже  не была  так  раздражена, поубавилось и язвительности, но мне
никак не удавалось подстроиться под нее.
     - Нет, ты послушай, - сказала  она, впервые за час с лишним  не обратив
внимания на мой сарказм.  -  Я войду  первой. Буду плестись, как  пьяная,  а
когда добреду до  его машины, устрою спектакль. Затяну песню или рухну прямо
на машину. Подниму переполох, отвлеку внимание, а ты  тем временем юркнешь в
дом. Потом уж и я приду.
     - А что если он заподозрит?
     -  Почему он должен заподозрить? Пьяная девица  в Гринвич-Виллидж в час
ночи - что может быть естественнее?
     - Не нравится мне это.
     - Ты  просто считаешь,  что обязан спорить, поскольку  я женщина,  да и
Эррол Флинн не одобрил бы такой план.
     -  Тогда ступай и приведи его в жизнь, - сказал я, разозленный до такой
степени, что мне уже почти хотелось, чтобы она попала в  передрягу с Траском
или Слейдом. - Приятных развлечений!
     - Не сердись. Мы оба устали, но держи себя в руках.
     - Прекрасно, - заявил я. - Я держу себя в руках.
     - Ну и хорошо. Так, вот ключ. Он открывает и подъезд, и квартиру.
     - Вчера ночью дверь подъезда была не заперта.
     -  О? - Похоже,  это ее  не очень  интересовало. Хло открыла  дверцу. -
Оставь куртку в машине. Я надену ее, когда вернусь сюда, чтобы  он не понял,
что я та же девица.
     - Ты и впрямь хочешь все это проделать? - спросил я.
     - Да. Я устала, и это совершенно безопасно, а  кроме того, мы не  можем
больше ничего придумать.
     Я пожал плечами и  вылез из машины. Сняв куртку, швырнул ее на переднее
сиденье, потом запер дверцу со стороны  водителя  и выбрался на тротуар, где
меня уже ждала Хло.
     - Может, лучше снимем комнату в гостинице? - предложил я.
     - В этой затее столько изъянов, что я и не знаю, с которого начать.
     - Например?
     - Ну, во-первых, то, что придется снимать не одну комнату, а две.
     - Ты ведь можешь переночевать дома.
     - Если я  тебя оставлю, ты  бог знает  чего натворишь. Во-вторых, ни  у
тебя, ни у  меня  нет денег на гостиницу.  В-третьих,  нам  все  равно  надо
встретиться с Арти, а как это сделать, не приходя к нему домой?
     - Ладно, - сказал я, - убедила.
     Я запер вторую дверцу машины и вручил Хло ключи.
     - Ни пуха ни пера, - пожелал я.
     - К черту, - ответила Хло и подмигнула.
     Мы дошли до  угла  Перри-стрит и Бликер-стрит, и  я  привалился к стене
углового дома, откуда мог следить за происходящим. Хло сказала:
     - Тебе надо выждать, пока я не отвлеку его как следует.
     - Ладно.
     - До  встречи, - сказала  Хло, свернула за угол  и тотчас загорланила -
чересчур громко и не в  той тональности "Да  здравствует ублюдочный Британии
король!" И так далее. Я уже давным-давно не слышал эту песню. Она была очень
грязная.
     Вдохновенно распевая и размахивая для пущей выразительности руками, Хло
нетвердым  шагом двинулась вдоль квартала, а потом побрела  через мостовую к
черной машине. В своих рабочих портках и черном свитере, с  длинными прямыми
черными  волосами она выглядела  прямо-таки как собирательный художественный
образ  жрицы свободной любви из Гринвич-Виллидж,  и я  был уверен, что Траск
или Слейд наверняка попадется на удочку.
     Но Хло  решила исключить всякий риск. Налетев  на левое переднее  крыло
черной  машины,  она принялась  раскачиваться  и изучать  возникшую на  пути
преграду. Так прошло несколько секунд. Со своего места я не видел Траска или
Слейда, но мог  биться об  заклад,  что  он во все глаза  пялился на Хло,  а
совсем не на дом Арти. Я набрал в грудь воздуху и приготовился к забегу.
     И тут Хло стянула с себя свитер.
     Дуреха! Этим она отвлекла не его, а меня. Я  застыл на месте, вытаращив
глаза и разинув рот.
     - А теперь я лягу спать! - заорала она во все горло и залезла на  капот
черной машины. Скомкав свитер,  Хло подоткнула  его под голову и  свернулась
калачиком, будто кошка на печи.
     На Хло был черный бюстгальтер.
     Закончив молитву, она благочестиво замерла на несколько секунд, а потом
опять затянула свою старую песню.
     Траск или  Слейд выскочил из машины. Он заорал, зашелся благим  матом и
замахал руками, как садовод, сгоняющий детвору со своих яблонь.
     - Пошла отсюда! Давай, давай, слазь!
     Хло ответила ему не скажу что и перевернулась на другой бок.
     Я вихрем  понесся вперед. Хло с  Траском  или  Слейдом продолжали орать
друг  на   дружку.  Не  уверен,   но,   кажется,  Хло  гаркнула  что-то  про
изнасилование.  Будто  Роджер  Бэкнистер, я промчался  полквартала,  свернул
налево, взлетел на крыльцо и шмыгнул в дом.
     Нынче вечером дверь подъезда тоже была не заперта. Я с грохотом взбежал
по лестнице и с помощью ключа проложил себе путь в обитель Арти.
     Здесь  было  темно,  и я не стал  зажигать  свет. Если Траск  или Слейд
посмотрит вверх и увидит горящие окна, то наверняка поднимется узнать, в чем
дело. Тем  не менее  с  улицы просачивался  тусклый  свет,  и я сумел обойти
вокруг нагромождения мебели в середине  комнаты.  Я выглянул  наружу. Внизу,
разделенные черной машиной, стояли Хло и Траск или  Слейд.  Первая выглядела
изрядно  помятой  и  натягивала свой черный  свитер, а  последний  или самый
последний продолжал  размахивать  руками,  а значит, и орать. Перебранка  не
утихала.
     Ни один из жителей соседних домов не вышел на улицу  взглянуть, что там
творится. Полиция тоже не показывалась. Шла приятная семейная пикировка.
     Наконец  Хло,  пошатываясь,  побрела прочь, продолжая петь и косить под
забулдыгу. Траск или  Слейд стоял на мостовой и провожал Хло гневным взором,
пока она не скрылась за углом, потом повернулся и посмотрел на меня, вернее,
на окно,  за которым трусливо стоял  я. Потом он забрался  в  машину. Прошло
несколько секунд.  Вспыхнула  спичка, и он прикурил сигарету, дабы успокоить
нервы.
     Шестьсот  секунд пролетели  как один миг. Я  стоял у  окна и смотрел на
улицу.
     Какой-то молодой парнишка в  рабочей  робе  - полотняных штанах, черной
куртке и кепке - шагал по тротуару с той стороны, откуда прибежал я. Из угла
его  рта торчала сигарета, руки были засунуты  в  карманы куртки, из заднего
кармана штанов выглядывала свернутая в трубочку газета.
     Парень  остановился  перед домом, щелчком отшвырнул окурок, и я увидел,
что это  Хло.  Кроме того, я  увидел бледную физиономию  Траска или  Слейда,
который глазел на нее с противоположной стороны улицы. Убедившись, что Хло -
это не я,  он успокоился,  а потом она вразвалочку  поднялась  на крыльцо  и
исчезла из поля моего зрения.
     Я ждал ее у двери на лестницу. Хло поднялась на второй этаж,  улыбаясь,
снимая с головы кепку и вытаскивая из кармана газету. Все ее волосы были под
кепкой, и теперь упали ей на лицо Хло отбросила их,  вошла в темную гостиную
и спросила:
     - Ну, как мои успехи?
     - Грандиозно, - ответил я -  Только цензура все равно заставит вырезать
этот эпизод.
     - Идем в спальню, там можно зажечь свет.
     Я  уже немного  привык  к темноте, поэтому пошел впереди,  ведя  Хло за
руку. Мы закрыли за собой дверь спальни, и Хло включила свет.
     Арти не верил в целесообразность наведения порядка в доме. Постель была
смята, в комнате - все та же позорная  грязь, уже знакомая мне по последнему
посещению. Но  здесь было относительно безопасно, да еще имелась кровать,  а
единственное  окно выходило  в  вентиляционную  шахту, так  что  я не  очень
роптал.
     - Да, нескоро он меня забудет, - сказала Хло, стягивая куртку.
     - Где ты достала кепку? - спросил я.
     - Сняла  с пьянчуги,  который  дрых  на Чарльз-стрит.  -  Она брезгливо
оглядела головной убор и швырнула его в угол, - Дай  бог не завшиветь. - Хло
взъерошила  свои и без того растрепанные волосы. - Ну ладно,  вчера ночью ты
спал  на полу,  значит,  сегодня  можешь  почивать на  кровати, а я пойду  в
гостиную на диван.
     -  Кажется, ты как-то обозвала меня Эрролом Флинном, - сказал я. - Но я
сегодня больше похож на Кэри Гранта,  ты согласна? Это он вечно спал в одной
комнате с женщинами - и ни-ни.
     -  Совершенно верно,  - небрежно  бросила Хло - Ни-ни... - Она оглядела
комнату. - Никаких записок. Может, в гостиной? Будет светло - поглядим.
     Я  промолчал. Желание  только  что  крепко въехало  мне  под  дых,  и я
испытывал трудности с воздухозабором.
     Даже  и не  знаю,  когда  такое случилось со  мной  в  последний раз. А
сейчас, после  стольких часов, проведенные с Хло, это ощущение и удивляло, и
создавало неудобства.
     Проклятье. Только нынче утром  я видел, как  она  снимает портки, и мне
было хоть бы  хны. Вечером я наблюдал обряд освобождения от свитера - и хоть
бы  хны. В  промежутке между двумя  этими событиями  я  объездил  с  ней  на
"паккарде" весь Большой  Нью-Йорк, и хоть бы хны. Минуту назад я брал Хло за
руку, чтобы отвести в спальню, и опять хоть бы хны.
     А  теперь  -  хоть  хнычь!  Думаю,  всему  виной волосы - то,  как  она
взъерошила их. Хло стояла  посреди захламленной спальни,  будто растрепанный
соблазнительный эльф -  такой теплый,  усталый, рассеянный, а  потом подняла
правую руку, взъерошила себе волосы, и я был сражен. В книжках  это называют
обостренным восприятием. И оно пришло ко мне.
     Обостренное восприятие. Да уж и  не  говорите! Я вдруг  настолько остро
воспринял Хло как обладательницу женского тела, как набор женских прелестей,
что  утратил способность  двигаться. Я  не мог и шагу  ступить, я  ничего не
соображал, я едва дышал.
     Лирическое отступление.  Когда мне было четырнадцать лет,  я нанялся на
лето посыльным в ресторан для гурманов в самом центре Манхэттена. Носил кофе
и бутерброды в конторы, расположенные на Пятой и Мэдисон-авеню. Как-то днем,
оттащив  заказ  в нью-йоркское  отделение "Лонжин  Виттнэр",  я втиснулся  в
битком набитый лифт и поехал вниз.  А на  следующем  этаже  влезли эти трое.
Круглозадые  белокурые самочки.  Кажется,  на  том  этаже  размещалось  бюро
поддержки юных  дарований или еще что-то  такое. Короче, в  лифте мы  стояли
вплотную, и одна из  девиц прижалась ко мне спереди, а две другие стиснули с
боков. Пока мы добирались  до первого этажа, я пережил такое потрясение, что
пошел на Шестую авеню, в "Белую розу",  наврал про  свой возраст и впервые в
жизни жахнул виски в баре. А виски я терпеть не мог.
     До  сегодняшнего вечера  с Хло  у меня больше ни  разу  не было никаких
таких  обостренных  восприятий.  И вот  теперь  десять  лет  жизни, все  мои
свидания с девушками и  редкие  - постыдно  редкие - удачи как волной смыло.
Будто где-то прорвало плотину. Мне снова было четырнадцать лет, я снова ехал
в лифте, стиснутый со всех сторон, и так трусил, что боялся даже дрожать.
     Хло подняла руки и потянулась.
     - Ну, - сказала она, - хочешь что-то обсудить или спать пойдем?
     - Спать, - ответил я.
     - Прекрасно. Я  все равно ничего не  соображаю  от  усталости. Придется
погасить тут свет, прежде чем я открою дверь.
     Я кивнул.
     Держась  одной рукой за дверную ручку, а другой - за  выключатель,  Хло
взглянула на меня, улыбнулась и сказала:
     - Чарли, а ты и впрямь того.
     Я взял себя в руки, осклабился в нервной улыбке и умудрился выговорить:
     - Сама ты с приветом.
     - Ну-ну. - Хло погасила свет, открыла дверь и ушла в гостиную.
     - Спокойной ночи, - донеслось до меня сквозь мрак, и дверь закрылась.
     - Спокойной ночи, - промямлил я, хотя Хло уже не могла меня слышать.
     Разумеется, я не выспался.
     Запахло   жареным.   Жареными   яйцами.   Яйцами,   превращающимися   в
яичницу-болтунью.  Может  быть,  даже  в пышный пористый  омлет.  Во  всяком
случае, яйцами.
     Запах, само собой, разбудил меня Я, само собой, открыл глаза.
     Я лежал  навзничь на  кровати Арти  в одних трусах. Уснул  я, укрывшись
простыней,  но,  должно быть, ночью  брыкался и  сбросил  ее. Мне, помнится,
привиделись   два-три   ярких  сна,  подробности  которых  я,   к   счастью,
запамятовал.
     Серый, неестественный дневной свет заливал вентиляционную  шахту. Я сел
и оглядел  царивший вокруг унылый беспорядок  - точно такой же, как и в моей
спальне над баром  в Канарси,  теперь  такой далекой!  Вдруг  я почувствовал
плаксивую тоску по дому, какую чувствует ирландец, попавший на Третью авеню.
Вот уже третий день, как я - беженец.
     Лязг посуды в соседней комнате напоминал мне о  запахе яиц, пробудившем
меня  ото сна, а мой желудок  тотчас принялся  сердито и  настырно урчать. В
общем, день мало-помалу начался.
     Я  неохотно вылез из постели Арти и потащился в ванную.  Тут я совершил
омовение,  после чего позаимствовал  из  шкафа Арти кое-какое нижнее  белье,
слишком тесное для меня, натянул брюки, обулся и прямо в майке отправился  в
гостиную.
     История повторяется. Возле все той же плиты стояла и жарила яичницу все
та  же  босоногая  лиловоокая  красотка  с  волосами  цвета воронова  крыла,
облаченная в рабочие  штаны.  Торчавшая изо рта сигарета  дополняла  портрет
несносной распутной грешницы.  Если бы Хло снимали в немом кино, первый кадр
с нею обязательно сопровождался бы бегущей строкой: РАЗЛУЧНИЦА.
     - Какую яичницу ты любишь - жидкую  или прожаренную? -  спросила другая
женщина.
     - Кофе.
     Хло удивленно взглянула на меня.
     - Ты не хочешь яичницы?
     Чем больше  я просыпался, тем хуже  себя  чувствовал. Так бывает, когда
ослабевает действие новокаина.
     -  Может  быть,  попозже, - ответил я,  руководствуясь  скорее желанием
успокоить  Хло  и  заставить  ее  прекратить  разговоры  о  яичнице,  нежели
убежденностью в том, что еще настанет день, когда я смогу пропихнуть кусок в
горло. - А сейчас только кофе.
     Покончив  таким  образом  с этой  темой,  я отправился  к замысловатому
набору мебели в  центре  комнаты и  уселся в нечто, более-менее  похожее  на
кресло.
     - А может быть, жареного хлеба? - предложила другая женщина.
     Жареный  хлеб.  Я  скривился,  делая вид,  будто  размышляю.  Поскольку
упоминание о жареном хлебе не убило меня на месте, я ответил:
     - Ладно, это сойдет.
     Но Хло еще не насытилась моими страданиями.
     - Сколько ломтиков?" - спросила она
     Я нахмурился. Почесал нос. Моргнул раз-другой. Поскреб шишечку на левой
щиколотке краем подошвы правого башмака. И сказал:
     - Не знаю.
     - С двумя справишься?
     Она требовала ответа, и все тут.
     И плевать ей, что у меня голова не работает.
     - Пожалуй, да Нет, пожалуй, нет. Или... подожди минутку...
     - Сделаю один.
     - Хорошо.
     - А если потом захочешь добавки, я дам.
     - Прекрасно.
     - И яиц тоже, коли будет угодно.
     - Чудесно.
     Наконец она вернулась к своей  стряпне. Но ненадолго.  Через минуту  ей
понадобилось узнать, хочу  ли я повидла.  Услышав мое "нет", Хло  возжаждала
получить  ответ  на  вопрос, желаю  ли  я  меду. Второе  "нет"  побудило  ее
объявить,  что  неплохо   бы   намазать   хлеб  апельсиновым   вареньем,   и
поинтересоваться моим мнением на этот счет.
     Я решился.
     - Замолкни, Хло.
     Она резко повернулась и вытаращилась на меня.
     - Что?
     - Прекрати болтовню, - загремел я. - Кончай свои расспросы! Не надо мне
этот чертов хлеб ничем мазать! Ничем!
     - Даже маслом?
     Я вскочил и запустил в стену диванной  подушкой.  Хло не сводила с меня
глаз. Когда подушки кончились, она сказала:
     - Я прекрасно знаю, что с тобой творится. И ты сам в этом виноват.
     - Что?
     Только  теперь  она  кое-как справилась со своей  болтливостью.  Хло  с
многозначительным  видом  повернулась  ко  мне  спиной  и  завершила  яичную
церемонию.
     В ожидании  поджаренного  хлеба с кофе я слонялся по комнате,  подбирая
диванные подушки  и укладывая  их на место. По ходу дела  я  нашел на диване
двадцать пять центов, так что, в общем-то, бушевал я не совсем уж напрасно.
     Я перестал кипеть одновременно с кофейником и маслом на сковородке. Хло
притащила снедь  в  комнату, поставила  чашки  и тарелки на  противоположные
концы стола, в высокомерном молчании уселась с таким расчетом, чтобы маячить
у  меня перед  глазами,  и начала  свои ш-ш-ш-ык, ш-ш-ш-шык. ш-ш-ш-ыкания  с
яичницей. Я поковырял вилкой кофе и уже собрался было хлебнуть хлебушка.
     Когда  выносить  это  молчание стало  невмоготу,  я,  даже  зная,  что,
возможно, ставлю себя  в  безнадежно  проигрышное положение, в  конце концов
спросил:
     - Что ты хотела этим сказать?
     - Чем этим? - прикинулась она.
     - Ты  говорила, будто знаешь, что со мной творится, и что я сам во всем
виноват. Что ты хотела этим сказать?
     - Ты знаешь, что я хотела этим сказать.
     - Не знаю. Если ты не прочь просветить меня, прекрасно Если не хочешь -
ничего страшного.
     Она нахмурилась, сунув в  рот свою яйцечерпалку, и молчала до тех  пор,
пока между нами не  выросло  нагромождение из  неровных  глыб  безмолвия.  Я
посасывал хлеб,  который  Хло все-таки  намазала  маслом,  и чувствовал, что
начинаю - только начинаю - возвращаться к жизни.
     - Я имела в виду твою раздражительность, - сказала Хло.
     Я был весь внимание, но молчал.
     - Ты такой, потому что не выспался.
     И тут  я  впервые с  момента  своего пробуждения вспомнил, чем кончился
вчерашний вечер - то мгновенное  ощущение осознания, прокатившееся по разуму
и  не дававшее  мне  успокоиться  почти  до  самого  рассвета.  Всю ночь  на
внутреннюю  поверхность   моего  черепа,  будто   на  экран,  проецировались
порнофильмы.
     Я почувствовал,  что  начинаю краснеть.  Заслонив лицо  куском хлеба  и
чашкой кофе, я пробормотал:
     - Не понимаю, о чем ты.
     Хло взмахом руки в  корне  пресекла мою попытку развести  словоблудие и
сказала:
     - Все дело в том, что ты на меня запал.
     - Чепуха,  -  выдавил я и  решился попробовать  в  последний  раз  и из
последних сил: - Не понимаю, о чем ты.
     - И  ты все  время думал обо  мне,  - как ни в чем не бывало продолжала
она. - О том, как я лежу  с Арти  Декстером  а той же кровати, в которой  ты
спишь один-одинешенек, между тем как я - в соседней комнате.
     - Не дури, - храбро сказал я в свою кофейную чашку. - Я уснул, едва моя
голова коснулась подушки.
     - Я слышала, как ты ворочался чуть ли не до рассвета.
     - Я меч