мы съехали с моста.
     Арти повернулся ко мне и повел такую речь:
     - Что касается  мистера Гросса, я тебе ничем помочь не  могу.  Судя  по
тому, что ты говоришь, и  не только ты, а и те два парня тоже, Гросс - более
важная   шишка,   чем   Агрикола,   а   между   тем   Агрикола   был   самым
высокопоставленным бандюгой, о котором я когда-либо слышал.
     - И не надоело вам? - подала голос мисс  Алтея. - Все равно ведь ничего
не добьетесь. Я вам не верю и никогда не поверю, так что, может, хватит, а?
     - Умолкни, - велел я. - Мне надо подумать.
     - Как насчет твоего дяди Эла? - предложил Арти.
     -  Насчет  дяди  Эла?  - переспросил я. -  Я  уже  обращался к  нему за
помощью, а он меня предал.
     - Тогда у тебя не было пистолета, - возразил Арти.
     - Хм-м-м-м-м... - ответил я.
     - Все вы психи, - сказала мисс Алтея. - Безумцы.
     - Ладно, - решился я, - поехали к дяде Элу.

     Совсем рядом  с  домом дяди Эла стоял пожарный гидрант.  Хло  осторожно
припарковала возле него "паккард", и Арти сказал:
     - Не волнуйся, мы посторожим твою заложницу.
     - Очень признателен, Арти, - ответил я. - Честное слово.
     -  Не  дури,  малыш.  С  тех  пор как я  перестал  толкать пилюли,  мне
приходилось жить в Скука-Сити.
     - Если легавый нас прогонит, я объеду вокруг квартала, - сказала Хло.
     -  Все вы безумцы,  - заявила  мисс  Алтея. Она попыталась выскочить из
машины у  светофора на углу  72-й  улицы и  Вест-Энд-авеню, и  мне  пришлось
влепить  ей оплеуху,  чтобы  угомонилась. С  тех  пор  девица  являла  собой
образчик оскорбленного царственного достоинства, будто  французский дворянин
по дороге на гильотину. Будь я мадам Дефарж, вполне мог бы побледнеть под ее
взглядом.
     Но к делу.
     - Я быстро, - пообещал я, выбрался из машины и пошел назад, к дому дяди
Эла. Я не хотел, чтобы он знал о моем приходе, поэтому нажал кнопку не с его
именем,  а  другую,  с  надписью  "7-А".  Когда  мужской  голос  в  динамике
поинтересовался, кто пришел, я ответил:
     - Джонни.
     - Какой Джонни?
     - Джонни Браун.
     - Вы ошиблись квартирой, - сообщил голос.
     - Извините, - сказал я и нажал звонок квартиры 7-В. Там вообще никто не
ответил, и я попытал счастье в квартире 6-А.  На этот раз  отозвался женский
голос -  такой вполне  мог принадлежать одной из тех дамочек, которые хлещут
ром и голышом катаются по медвежьей шкуре, чтобы согреться в ожидании вашего
прихода.
     - Кто там? -  спросила дамочка, умудрившись окрасить призывными нотками
даже два эти бледных прозаичных слова.
     - Джонни, - ответил я.
     - Заходи, - пригласила дамочка, и я услышал зуммер.
     Так всегда бывает, правда? Отличная  возможность поладить с секс-бомбой
выдается только тогда, когда  у  вас по горло  других дел.  Думаю, в  этом и
состоит разница между жизнью и литературой. В  книжках  томный голос говорит
"заходи", и  парень тотчас  заходит. В жизни же у парня  осталось всего семь
минут, чтобы  добраться до работы, и начальник уже предупреждал беднягу, что
в  случае  нового  опоздания тотчас уволит его, а парню нельзя терять место,
поскольку он еще не выплатил деньги за подписку на "Плейбой". В  книжках,  к
вашему сведению,  томный голос - добрый знак, потому что герою ровным счетом
нечем заняться,  и не будь этого нежданного-негаданного томного  голоса,  он
протянул бы еще два, от силы три дня, а потом рухнул бы замертво от скуки.
     Ну,  порассуждали,  и  будет.  Получив  доступ в здание, я  не пошел  в
квартиру 6-А, а  отправился в  3-В.  Я  помнил, как  вчера ночью двое парней
стучали в дверь  - тук, тук-тук-тук, тук. Точно так же теперь  постучал и я.
Потом  сунул  руки  в  карман  позаимствованной у  Арти  куртки,  где  лежал
позаимствованный у Тима пистолет. Он  был  поменьше позаимствованного у мисс
Алтеи, поэтому мы с Арти еще в машине махнулись пушками.
     Я  долго  ждал  ответа на свой стук и уже начал думать, что дядя  Эл  с
тетей Флоренс и впрямь подались во Флориду, но тут  дверь наконец открылась,
и  передо  мной  возникла  изумленная  физиономия  дяди Эла.  Он увидел, кто
пришел, увидел пистолет  у  меня в  руке  и тотчас принялся  опять закрывать
дверь.
     Но я сказал:
     - Нет, дядя Эл.
     И переступил через порог.
     Если  бы  он занял  твердую позицию,  если бы  велел мне  выметаться  к
чертовой матери, если бы сердито спросил, какого хрена я тут делаю,  тогда я
уж и не знаю, что произошло бы потом. Я рос без отца  и поэтому видел в дяде
Эле олицетворение мужской силы и уверенности.  Я привык к тому, что  дядя Эл
помыкает  мною,  привык  к  тому,  что  он  оценивает  меня   и  громогласно
высказывает свое недовольство,  привык слышать от него крики:  "Прочь с глаз
моих!"  Я  так сжился со всем этим, что мог бы даже послушаться, закричи  он
сейчас и затопай ногами. Пусть лишь на миг, но дяде хватило бы и этого мига,
чтобы захлопнуть дверь у меня перед  носом. Или уж, во всяком случае,  чтобы
стать хозяином положения.
     Но я уже успел кое-что узнать про  дядю Эла. Больше всего  на свете  он
уважал  силу, а это уважение было поражено страхом, а  тот, в  свою очередь,
был  поражен  беспредельной  трусостью. Вчера  дядя  испугался  двух парней,
которые приходили сюда.
     Он так  панически боялся Агриколы и  организации, что даже  не  пожелал
говорить со мной, не то что  помочь.  И  теперь он точно так же сдрейфил при
виде пистолета  в моей  неумелой руке. Поэтому,  когда  я  переступил  через
порог, дядя попятился назад, в квартиру. В этот миг нашим прежним отношениям
пришел конец
     Я прикрыл за собой дверь и сказал:
     - Нам надо бы малость побеседовать.
     Дядюшка  предпринял  запоздалую попытку  вернуть только что  утраченный
авторитет. Погрозив мне трясущимся пальцем, он проговорил:
     - Ах, ты, никчемный сопляк! Ты хоть  понимаешь, в какое положение  меня
поставил? Ты знаешь, что натворил?
     - Хватит косить под слабоумного,  дядя  Эл,  - сказал  я.  -  Никто  не
собирается вас  убивать,  за  исключением, возможно, меня. Давайте пройдем в
гостиную и присядем.
     Дядя  выглядел  как человек, переживший  потрясение.  Он вытянул  руки,
словно   призывая   меня  к   молчанию,  и   повернул   голову.  Похоже,  он
прислушивался.
     - Твоя тетя Флоренс ничего не знает, - прошептал он.
     - Может, пора бы ей и узнать? - спросил я.
     - Чарли, мальчик,  не надо. Может,  я и заслужил это,  может, ты имеешь
полное право, но на коленях прошу: не надо.
     Дядя вовсе не стоял на коленях, но я понял, что он имеет в виду.
     - Мы это обсудим.
     - Разумеется, Чарли. Конечно, обсудим.
     - В вашей комнате. Там нам не помешают.
     - Правильно, в моей комнате. Там нам не помешают.
     Не знаю, чего  он испугался  больше - пистолета  или  тети Флоренс.  Во
всяком  случае,   совокупного  воздействия   двух  этих  напастей  оказалось
достаточно,  чтобы  дядя Эл стал тихим и послушным, как молодой священник на
собрании церковных старост.
     Квартира  дяди  Эла  представляет  собой  пример  торжества  денег  над
скромностью.  Вкуса  тети  Флоренс хватило ровно настолько,  чтобы она могла
понять, что его нет. Поэтому обставить как следует целую квартиру ей было не
по плечу, и в конце концов она вручила толстую  пачку дядькиных денег весьма
слабовольному   молодому   человеку,  заказала   ему  "спокойный  изысканный
интерьер"  и   предоставила  полную  свободу.   Результат  получился   почти
безупречный, с одним-единственным  изъяном:  дядя Эл  смотрелся  среди этого
великолепия как  вор-домушник.  Принять его  за жильца  этой  квартиры  было
попросту невозможно. К сожалению, позволив милому молодому человеку делать с
квартирой все,  что  угодно, ему  не  разрешили заселить ее по  собственному
усмотрению.
     Дядькины  покои  были  отделаны  красным деревом,  эбеновым  деревом  и
холстиной.  Черная кожаная  софа была самым никудышным предметом меблировки,
но  она  так органично  сочеталась со всем  остальным убранством,  что  даже
коммунист не смог бы найти  никаких возражений  против ее присутствия здесь.
Книжные  шкафы  дядя  заполнял  руководствуясь хоть и  странным,  но  весьма
распространенным   литературным  критерием:  он  подбирал  книги   по  цвету
корешков. Эти шкафы искусственно старили комнату и придавали ей помпезности,
так  что вы  бы  никогда не поверили,  что этой квартире меньше ста лет.  На
самом же деле дядькино логово было обустроено всего семь лет назад.
     Как только  мы оказались в этой комнате и прикрыли за собой дверь, дядя
Эл принялся разглагольствовать.  Я  немного  послушал, потому  что мне  было
любопытно, скажет ли он что-нибудь полезное для меня. Начал дядька так:
     -  Ты  должен понять, Чарли. Ты  должен понять, в какое  положение меня
поставил. Мне звонит этот человек  - ты понимаешь, почему я не хочу называть
никаких имен, - и говорит, что мой племянник меченый и что я могу сказать на
этот счет,  и  что вообще я могу сказать? Чарли, ты меня знаешь, я твой дядя
Эл, с тех пор как ты родился, я старался делать для тебя все, что  мог. Твой
старик сбежал, когда ты был еще в утробе,  и я, как мог, постарался заменить
его, ты ведь знаешь.
     Я ничего подобного не знал, но промолчал: пускай себе говорит.
     - Нам с  твоей теткой Флоренс, -  продолжал  он, указывая на свою грудь
всеми десятью  пальцами, - Господь  не дал  детей, и  ты мне почти как  сын.
Почти что плоть и кровь моя.
     На это  я  тоже  ничего  не ответил, хотя однажды мама сообщила мне  по
секрету,  что тетя Флоренс сообщила ей по  секрету,  что она хотела детей, а
дядя  Эл - нет, и что  он даже приводил ей в пример мою мать, намекая на то,
что случилось, когда она  захотела. При этом  он,  разумеется,  имел в  виду
побег моего папаши. Но и на это пустословие я тоже отвечать не стал.
     - Ты знаешь, я всегда делал для тебя все, что мог, - продолжал дядя Эл.
- Даже нашел тебе эту работу в Канарси. Мне тогда пришлось ради тебя из кожи
лезть, Чарли, ты это знаешь?  Понимаешь,  как  мне пришлось постараться ради
тебя? Ведь ты не член  организации,  да  и  вообще...  Но всему есть предел.
Наступает миг, когда я должен сказать: "Нет, Чарли, довольно. Я  знаю, что я
твой дядька, Чарли, я знаю, что ты мой племянник, но приходит время, когда я
должен  подумать о себе  и твоей тете  Флоренс, когда  я  должен  посмотреть
правде в  глаза.  Я  помогаю  тебе, когда  могу,  Чарли,  но если ты  влип в
серьезную передрягу  и  поссорился  с  организацией,  я  ничего  не в  силах
поделать,  ровным счетом ничего".  И вот это  время  пришло, так?  Ты влип в
передрягу.  Ты  что-то  натворил  - уж  и  не  знаю,  что  именно, -  и  вот
организация охотится за тобой. Что же я могу поделать? Мне звонят и говорят:
"На твоем племяннике черная  метка". Что я могу ответить? Только  одно: мне,
мол,  очень грустно это слышать. Вот и  все.  Больше я ничего  сделать  не в
силах.
     Пришла пора вставить свое словечко.
     - Вы что, не могли даже  спросить о причинах? Не  могли выяснить, в чем
меня обвиняют?
     -  Если  они сочтут,  что  я  должен это знать, Чарли, мне скажут. А не
скажут,  так лучше  и  не  спрашивать.  Это  - первое правило,  которое  мне
пришлось  усвоить  в   организации.   Если   они  хотят,  чтобы  ты  знал  о
чем-нибудь...
     - Погодите, погодите, - сказал я. - Погодите-ка. Помолчите хоть минуту.
     - Чарли, я только...
     - Заткнитесь, дядя Эл.
     Он заткнулся. На секунду.  Наверное, от удивления. Но потом наставил на
меня палец и заявил:
     - Я все еще твой дядя, мальчик, и ты...
     Я наставил на него пистолет и заявил:
     - Заткнитесь, дядя Эл.
     Пистолет во  все  времена был более грозным оружием, чем палец. Дядя Эл
заткнулся.
     -  А теперь  я  вам  кое-что скажу,  - произнес  я.  - Ничего  я  вашей
организации  не делал. Они ошибаются. Я ничего  никому не говорил, ничего не
украл, никаких свертков не терял. Это ошибка, и я только хочу исправить ее.
     -  Организация не ошибается, - сказал он. -  Такая большая организация,
как...
     - Заткнитесь.
     Он заткнулся.
     -  На этот раз  организация  ошиблась, -  заявил  я. - Поэтому мне надо
выяснить, в чем меня обвиняют. Тогда я,  может  быть, сумею убедить  их, что
это не моя вина.
     Дядя качал головой и никак не мог остановиться
     - Никогда  в жизни, - сказал  он. - Прежде  всего, ты не  доберешься до
людей, которые отвечают за это задание. Даже я не доберусь.
     - Я почти добрался до Фермера Агриколы, - возразил я. - Но он был...
     -  До кого? -  От изумления  он стал  выглядеть еще  глупее, чем был на
самом деле. - Что ты сказал?
     - Фермер Агрикола.
     - Как ты узнал про него? Чарли, во что ты впутался?
     - Неважно, -  ответил я.  -  Я не смог с ним поговорить, потому что его
убили, но я...
     - Что-что? Что?
     -  Убили, - повторил я.  -  Соображайте  быстрее, дядя Эл, у меня  мало
времени. Я поехал к  Фермеру Агриколе, но застал его уже мертвым,  с ножом в
спине. Однако мне удалось узнать...
     - Фермер мертв? Честно?
     -  Дядя  Эл,  у  меня  мало времени.  Да,  Фермер  мертв. Его  шофер  и
телохранитель думали, что это моих рук дело, но я  его не убивал. Я захватил
в заложницы его дочь, и теперь нам надо...
     - Чарли! - Дядя  уставился на меня примерно так  же, как  Арти, когда я
вышел из сарая на ферме Агриколы. - Что на тебя нашло?
     - Не знаю,  - ответил я. - Можно  считать это обеспечением  собственной
безопасности.  А теперь  помолчите минутку  и  послушайте меня. Я  узнал имя
человека, который занимает более высокое положение, чем Агрикола. Это мистер
Гросс. Теперь мне надо поговорить с ним, и вы скажете, где его найти.
     -  Я? Чарли! Ты  не знаешь... ты  не можешь... -  Дядя  начал  брызгать
слюной и размахивать руками, потом все-таки ухитрился выговорить осмысленную
фразу: - Меня пристрелят, как только узнают, что это я тебе сказал...
     - Не хотите  говорить мне -  скажите тете Флоренс.  Она мне  поможет, я
знаю.
     Я попятился к двери, по-прежнему держа дядю на прицеле.
     - Чарли,  не смей, - взмолился он. - Чарли, бога ради, не говори ничего
тете Флоренс!
     -  Либо  вы  тотчас же скажете  мне, где найти  мистера  Гросса, либо я
позову тетю Флоренс. А если уж я позову тетю Флоренс, то  расскажу ей все, с
начала до конца.
     Многое изменилось с тех пор, как дядя Эл пригрозил тете Флоренс бросить
ее, если она забеременеет. Времена были уже не те. Прошло лет двадцать, если
не   больше,  и  тетя  Флоренс  успела  научиться  держать  в  узде   своего
благоверного придурка. До  вчерашнего вечера я свято верил в то, что дядя Эл
не боится ничего и никого,  за  исключением тети Флоренс. Теперь-то  я узнал
побольше, и великие достижения тети Флоренс в деле укрощения дяди Зла уже не
казались мне столь невероятными.
     Я видел, что дядя Эл отчаянно шевелит мозгами.  Он закусил нижнюю губу,
уставился в  пол глазами страдальца и нервно потирал руки. Кого же он боялся
больше - мафиози или тети Флоренс?
     Дабы помочь ему выбрать меньшее из двух зол, я сказал:
     - Никто не знает, что я тут был, и никому не обязательно знать, что это
вы дали мне адрес.  Добрался же  я до  Стейтен-Айленда и фермы  Агриколы без
вашей подсказки.
     - Если они когда-нибудь узнают, мне конец, - сказал дядя.
     - От меня не узнают.
     - Чарли, ты даже не подозреваешь, о чем просишь.
     -  Значит,  придется попросить тетю  Флоренс, -  ответил я  и взялся за
дверную ручку.
     - Нет-нет-нет!!! Погоди!
     Я остановился.
     -  Ладно,  - сказал  он.  -  Ладно. Делай что  хочешь, только  меня  не
подводи. Ты знаешь, что я поддержал бы тебя, кабы мог. Если ты говоришь, что
не заслужил черную  метку, я тебе верю, я знаю, ты  не  стал бы  мне  врать,
мальчик, но  у  меня  связаны руки. Ты  и сам видишь. Они знают, что ты  мой
племянник, и думают, будто я подыгрываю тебе. Что же я мог поделать?
     - Адрес, - напомнил я.
     - Да, да, погоди, сейчас напишу.
     Он метнулся в письменному столу, и я сказал:
     - Не выдвигайте ящики, дядя Эл.
     Дядя с оскорбленным видом взглянул на меня.
     - И это мой родной племянник?
     - Просто не открывайте ящики.
     Дядя обиженно  замолчал.  Но  ящики открывать не стал.  На столе лежала
записная книжка с набранным в типографии грифом по верху каждой страницы: "С
письменного стола  Альберта  П.  Гэтлинга" и  стояла  вычурная  подставка  с
мраморным  основанием. Из нее  торчали две  перьевые ручки.  При помощи всех
этих канцелярских принадлежностей дядя нацарапал адрес и вручил его мне.
     Я сказал:
     - Дядя Эл, если адрес неправильный, я вернусь, можете не сомневаться, и
тогда уж отправлюсь прямиком к тете Флоренс.
     - Чарли,  я  не хитрю,  клянусь тебе. Я уже говорил, что  бессилен тебе
помочь, но ты мне как сын, кровь и плоть моя, и если уж я могу...
     - Разумеется,  - ответил я. -  Только не звоните  мистеру  Гроссу после
моего ухода.
     - Звонить ему?! Ты  свихнулся?  Позвонить ему и  сказать, что я дал его
домашний адрес обиженному ребенку с пистолетом? Чарли, как только ты выйдешь
отсюда, мы с твоей тетей Флоренс отправимся прямиком во Флориду.
     - Нет. Оставайтесь в городе. Если мне придется обзванивать всю Флориду,
разыскивая вас, я буду говорить только с тетей Флоренс, когда дозвонюсь.
     - Чарли, позволь мне обеспечить себе алиби!
     -  Нет. Пока с  этим  делом не покончено, у меня могут возникнуть к вам
новые вопросы.
     Когда я  уходил,  дядя Эл  был мрачнее тучи  и даже не проводил меня до
двери.

     "Паккард" по-прежнему стоял  у пожарного гидранта, но  теперь на заднем
сиденье  рядом  с  мисс Алтеей  восседал Арти.  Я  скользнул  на  переднее и
устроился возле Хло.
     - Она опять пыталась бежать, - объяснил Арти.
     Сейчас  девица угрюмо  молчала, забившись в угол, и смотрела в пустоту.
Нас словно и не существовало.
     - Она  приносит нам больше  хлопот, чем  пользы,  - сказал я. -  Может,
лучше от нее избавиться?
     - Она - наша страховка, - возразил Арти. - Заложница.
     Я был отнюдь не уверен, что наличие заложницы помешает мистеру Гроссу и
его организации, особенно сейчас, когда отец заложницы уже мертв и не сможет
никому пожаловаться. Но если Арти так будет спокойнее -  пускай держится  за
нее.  Мне уже  начало  не хватать Арти - не потому, что надеялся на какую-то
конкретную  помощь,  а просто  потому, что мог отвести  душу, разговаривая с
ним. И мне вовсе не хотелось, чтобы  он с перепугу сбежал от меня. Поэтому я
сказал:
     - Ладно, пусть остается.
     - Раздобыл адрес? - спросила Хло.
     -  Конечно.  -  Я  вытащил  листок  из  кармана  и  прочитал  вслух:  -
Колониел-роуд, 122, Хьюлетт-Бей-Парк, Лонг-Айленд.
     - Хьюлетт-Бей-Парк, - повторила Хло. - Где это?
     - Наверное, на Лонг-Айленде, - ответил я. - У тебя есть карта?
     - Не знаю. Поищи в перчаточном ящике.
     В перчаточном ящике не было ничего, кроме пары  черных дамских перчаток
и пистолета, который я отобрал у мисс Алтеи.
     -  Нам так  и так на  заправку заезжать, - подал  голос  Арти с заднего
сиденья. - Там и купим атлас дорог.
     - Прекрасно, - сказала Хло.
     Мотор уже  был  включен. Он урчал как новенький,  и казалось, он вполне
под стать любой гоночной машине. Хло вывернула руль,  не обращая внимания на
попутный поток  транспорта, идущего по 65-й улице, и отчалила  от  тротуара.
Она  придерживалась крайне индивидуалистической точки зрения на водительское
искусство, и я не удивился, узнав впоследствии, что  штат Нью-Йорк отказался
выдать ей водительское удостоверение.
     Мы  были уже в Истсайде,  а посему  решили ехать к мосту на 59-й улице,
перебраться по  нему  в Куинс  и найти там заправку. Так мы и сделали.  Мисс
Алтея  сообщила  служащему  бензоколонки,  что  ее   похитили,   но  мы  уже
притерпелись к такого рода выходкам, поэтому