обнаружили  одно и то  же: пулеметы в каждом окне; они  нацелены на меня,  и
пулеметчики ждут, когда я подойду  еще  на  шаг... на  два  шага... немножко
ближе... немножко ближе...
     Я шел себе. Ничего не  случилось, вот я  и  шел себе,  теперь  снова по
проселку, а впереди маячил дом, становившийся все больше и больше.
     Это была ферма. Кто-то построил обыкновенный прямоугольный сельский дом
в два этажа, с маленьким крыльцом и неверно поставленной треугольной крышей,
на  которой находились  два слуховых  окна.  А потом,  будто  спохватившись,
строитель  добавил к крыше и окнам помещения.  Слева  торчала пристройка,  в
которой  было  не меньше  окон, чем  на  мостике стейтен-айлендского парома.
Может, солярии, или теплица, или еще  черт  знает что.  Справа  тоже торчала
пристройка -  без  окон. Пристройка над солярием имела модные нынче фигурные
окна, в отличие от остального дома, снабженного по старинке квадратными. Еще
пристройки - тут, там, сям.  Большинство  из них - почти из таких же  досок,
что  и сам  дом,  только  слева бетонная,  да справа  -  алюминиевая  плита,
служившая одной из стен пристройки второго этажа.
     На  подходе  к  этому нагромождению построек  и  пристроек  проселочная
дорога перестала быть проселочной и сделалась асфальтированной.  Пустошь под
воздействием  влаги и машинки для стрижки травы тоже постепенно превратилась
в  лужайку.  Асфальтированная  дорога  пересекала  эту лужайку, поворачивала
возле дома направо, дабы пройти перед парадной дверью, а потом опять налево,
огибая дом  и заканчиваясь на задворках. У  стены  стоял на  солнышке  серый
"линкольн-континенталь"  и  пялился  на  меня  своими  раскосыми  китайскими
глазами-фарами.   Решетка   радиатора   словно   осклабилась   в   злорадном
предвкушении.
     Я  выбрался  на  асфальт.   Никакой  пальбы,  никакой  охраны,  никаких
сторожевых псов. Только  тишина, солнце, бурый дом, я и этот  "континенталь"
восточного типа. Я шел вперед, время  от времени даже дыша - в тех пределах,
в каких это мне позволяло пересохшее горло.
     Я  добрался до парадной двери,  и  ничего не случилось.  Тут я  наконец
остановился; дверь была на расстоянии вытянутой руки, и я начал раздумывать,
что мне делать дальше.
     Попросту постучать и подождать ответа? Но мне, наверное,  откроет слуга
или, возможно,  телохранитель. Во всяком случае, не сам Фермер Агрикола, это
уж точно. Я вполне мог представить себе, какой состоится разговор:
     "- Господина Агриколу, пожалуйста.
     - Как доложить?
     - Чарли Пул.
     Бух! Бух!"
     Значит,   надо   действовать   как-то   иначе.   Следовало   как-нибудь
проскользнуть в дом и посмотреть,  не застану ли я Агриколу в одиночестве. А
потом, если только сумею говорить достаточно быстро  и убедительно, он, быть
может, и выслушает меня.
     Я пошел вправо от парадной  двери, туда, где дорога огибает  угол дома.
Миновав  сверкающий серый "линкольн" и бурые пристройки,  похожие  на  груду
ящиков,  я наконец обошел последний  угол  и  оказался  на задах  фермы, где
асфальтированная  дорога  превращалась  во внушительных  размеров  площадку,
похожую на черный пруд и служившую стоянкой. Грязно-рыжий покосившийся сарай
соседствовал с приземистым алюминиевым гаражом на  четыре машины, и им обоим
было неловко от  этого соседства.  Дальше  за  площадкой тянулся  просторный
внутренний  двор, выложенный разноцветным  сланцем и заставленный  трубчатой
дачной мебелью, зеленой и желтой. Людей я не видел.
     Мое внимание привлекла дверь  рядом с  углом  дома.  Я  подошел к  ней,
открыл и оказался  в прихожей,  где висели пальто, шляпы, куртки и свитера -
прямо  на гвоздях,  вбитых в стены слева  и справа от  входа.  На полу рядом
стояли галоши и резиновые  сапоги, в углу к стене была прислонена лопата для
снега.
     Я стоял и раздумывал о научной фантастике. Прежде чем начать заправлять
баром,  я  провел  часть своих  праздных  деньков  лежа  на  спине  и  читая
фантастику.  Есть один  рассказ, который разные  авторы переделывали всяк на
свой лад и который мне  всегда нравился. Речь в нем  шла о молодом человеке,
жившем  в  каком-то   обществе   будущего  и  испытавшем  множество  опасных
приключений; за ним  гонялись какие-то таинственные  личности, его жизнь  не
раз подвергалась опасности по милости  некой  загадочной организации, всегда
державшейся в тени, а в конце рассказа выяснилось, что никто, в общем-то,  и
не желал этому юноше зла, а все его передряги были чем-то вроде проверки  на
годность в  члены этой загадочной  организации. Разумеется, молодой  человек
всякий раз оказывался годен.
     Открывая  дверь  дома,  я вспомнил все эти вариации и  вдруг в  приливе
фантазерства вообразил себе,  что здесь,  внутри,  стоят  дядя Эл,  господин
Агрикола,  патрульный Циккатта,  Арти Декстер, Хло и двое из черной  машины.
Сейчас  они поздравят  меня,  я выдержал  испытание  на  ура  и  стал членом
организации.
     Но что  же я обнаружил  за этой дверью  в  действительности?  Галоши  и
фуфайки, вот что.
     Тайные  организации будущего,  может, и станут пугать народ  понарошку,
забавы  ради. Но в том обществе, в  котором живем  мы  с  вами, они угрожают
людям на полном серьезе и никак иначе.
     Ну ладно. Вот  вторая дверь. Прямо передо мной. Я открыл  ее  и попал в
просторную старую  деревенскую  кухню,  набитую  большими, новыми  и  вполне
городскими механизмами.  Как и  все  остальные  здешние  места,  кухня  была
безлюдна.  Я пересек ее, подошел к открытой двустворчатой двери, поднялся на
цыпочки и двинулся по коридору.
     Тут я наконец кое-кого встретил. В комнате справа от коридора сидели за
столом  три  человека,  занятые  беседой.  Негритянка  размером с  аэростат,
очевидно, была кухаркой;  белокурый красноносый, облаченный в  серую ливрею,
скорее всего  шофер, а коренастый детина в белой рубахе со сломанным носом и
пистолетом в наплечной кобуре, судя по всему, человек, с которым мне  сейчас
(да и не только сейчас) меньше всего хотелось бы встретиться.
     Разговор  шел о прогрессивном  подоходном налоге,  и все  трое, похоже,
были  настроены против  него. Я не стал задерживаться и  выслушивать,  какие
беды он им  приносит.  Никто  из этих  троих  не  смотрел в мою сторону, и я
прошмыгнул мимо двери, будто любовник во французском постельном фарсе, после
чего пошел дальше по коридору.
     Впереди кто-то, отвратительно фальшивя,  наяривал на пианино.  Я прошел
еще несколько шагов. В комнатах  слева и справа никого не было. Звуки музыки
доносились из-за двойных раздвижных дверей, половинки которых не  сходились.
Я  прижался к двери  и,  заглянув в щелку, увидел  девушку в пышном  розовом
наряде. Она сидела  за пианино, залитая солнечным светом, и музицировала; ее
проворные пальчики так и бегали по клавишам. Ее длинные желтовато-золотистые
волосы ниспадали тонкими волнистыми прядями  и были похожи на пожелтевший от
солнечных  лучей   туман.   Миловидное   личико   навело  меня  на  мысль  о
поздравительной  открытке, и мне показалось,  что глаза у  девушки  голубые,
хотя толком разглядеть их я не  мог. Она была изящна  - с хрупкими  руками и
тонкой талией,  с длинными  стройными ножками,  заканчивавшимися породистыми
щиколотками и маленькими ступнями в розовых бальных туфельках, нажимавших на
педали  инструмента. Лет ей было, наверное, восемнадцать или девятнадцать, и
она  являла  собой  ну  просто   невообразимо  милое  зрелище,  а  судя   по
мечтательному выражению лица, девушка грезила не иначе как о Скарлете.
     Я  отвернулся. Хоть  мне  и  была  видна лишь  узкая  полоска  комнаты,
выражение лица девушки свидетельствовало о том, что она там одна.
     Слева от меня была лестница, ведущая наверх. Я был уверен, что заглянул
еще  не  во  все  комнаты  первого  этажа,  но  мне  не   было  известно  их
расположение.  Проще  всего  было  продолжать  поиски  наверху,  и  я  решил
поступить именно так.
     И сразу же сорвал куш. Покрытая пестрым ковриком лестница вела в другой
коридор, в правой стене которого была слегка приоткрытая дверь. Я заглянул в
щелку и увидел кабинет, заставленный  книжными шкафами. Тут был и письменный
стол, и кожаный диван, и бар, и шкафчик с картотечными ящиками. Сидевший  за
столом утомленный человек смотрел  на дверь горящими глазами,  но ничего  не
видел, поскольку  был  погружен  в  глубокие раздумья.  Наверное, это и  был
Фермер  Агрикола.  Коренастый,  толстощекий,  лет  пятидесяти  с  небольшим,
надменный, как  и  всякий человек,  наделенный богатством и властью.  Скорее
всего это и был хозяин дома.
     Я  отпрянул, прежде чем он успел заметить меня, и принялся собираться с
мыслями и набираться храбрости. И того, и другого было совсем мало, но я все
же попытался возвести  из них  шаткое  сооружение,  призванное в  отсутствие
характера  стать мне опорой. Я простоял в коридоре  три  или четыре  минуты,
бесшумно набирая в грудь побольше воздуха и так же бесшумно выдыхая  его. До
меня доносились  мерзкие звуки, извлекаемые из  пианино  милой  девушкой.  В
конце   концов  я  заставил  себя  пошевелиться,  двинулся  вперед,  толчком
распахнул  дверь и, чеканным шагом войдя в кабинет, остановился прямо  в той
точке, куда был устремлен сердитый взгляд хозяина дома.
     -  Мистер Агрикола, - затараторил я, - меня зовут Чарли Пул, и я должен
поговорить с вами, потому что вы совершаете ужасную ошибку.
     Он  не шелохнулся.  На лице его не было и  тени  удивления.  Он  просто
сердито  смотрел  на меня,  будто  я стоял  тут уже  несколько  часов, и это
начинало ему надоедать.
     Или  он  с первой минуты знал,  что я  здесь. Может,  у  меня за спиной
сейчас стоит человек, ждущий только кивка его массивной головы?
     - Мистер Агрикола, - повторил я и  быстро  повернул собственную голову.
Но  за  спиной  никого не было, и я опять взглянул на хозяина.  -  Мне  надо
поговорить с вами, мистер Агрикола.
     Никакой реакции.
     В мозгу у меня зашевелилось подозрение. Жуткое подозрение.
     - Мистер Агрикола? - позвал я.
     Потом пошел  вперед,  пересек  комнату.  Агрикола  не  следил  за  мной
глазами. Он по-прежнему сердито смотрел на дверь.
     По спине у меня  побежали мурашки, и холод тут был совсем ни при чем. Я
даже начал слегка клацать зубами.
     - Мистер... - проговорил я. - Мистер...
     Комната  была освещена довольно  тускло.  Даже  весьма тускло.  Толстые
шторы на окнах задерживали почти все солнечные лучи,  превращая яркое золото
в бледную бронзу, а остатки света, казалось, поглощала тяжелая и  громоздкая
мебель, составлявшая убранство кабинета. Лишь  устремленные на  дверь  глаза
Агриколы грозно поблескивали в полумраке
     Я  обошел стол,  приблизился к Агриколе и увидел,  что  рукоятка  ножа,
торчавшего  у  него  в  спине, зацепилась  за спинку  кресла, не давая  телу
упасть. Создавалось впечатление, что Агрикола  стоял  возле стола, когда его
пырнули, после чего он  рухнул  в  кресло и повис  на зацепившейся за спинку
рукоятке ножа в последнем припадке бессильной ярости.
     Это был первый труп, который я видел не по телевизору. Поэтому не знаю,
долго  ли я простоял возле  него,  завороженный, будто птичка,  глядящая  на
змею, видом  ножа, пронзившего в поддерживавшего тело. Знаю только, что даже
не шелохнулся, когда от двери донеслось:
     - Эй!
     Потом  я вздрогнул, очнулся и, повернув голову, увидел, как человек  со
сломанным  носом  вытаскивает из  кобуры  пистолет. Я  поднял руки повыше  и
сказал.
     - Не стреляйте.
     Человек прицелился в меня, но стрелять не стал, а вместо этого заявил:
     - Он у меня на мушке, мистер Агрикола.
     - Уф-ф-ф,  - вздохнул  я,  не  зная, как бы  поосторожней сообщить  ему
новость.
     Но  никакого  сообщения не  понадобилось.  Этот кривоносый, конечно же,
разбирался в покойниках куда лучше меня. Во всяком случае,  ему понадобилось
гораздо  меньше времени, чтобы  уразуметь, что один  из них находится в этой
комнате.
     - Ого! - произнес он и добавил: - Ну что ж, приятель...
     - Это не я! - вскричал я.
     И зря старался.

     -  Не шевелись,  -  велел кривоносый. Его  пистолет, казалось, призывал
меня к тому же.
     Я не шевелился. Я стоял на месте, подняв руки над головой, и гадал, что
же  теперь будет.  Руки мои почти  сразу  устали, да  и  кривоносый вовсе не
просил меня их  поднимать, но я  не хотел  искушать судьбу.  Поэтому  просто
стоял, потел и улыбался, будто наглядное пособие на лекции Дейла Карнеги.
     Кривоносый  отступил  на  несколько  шагов  и  оказался  за  дверью,  в
коридоре. Не сводя с меня глаз, он позвал:
     - Тим! Эй, Тим!
     Откуда-то сразу  донесся ответный клич, прозвучавший  с  вопросительной
интонацией.
     - Поднимись-ка на минутку! - крикнул кривоносый.
     Я услышал скрежет раздвижных дверей внизу, а потом - чистый  прекрасный
голосок:
     - Кларенс, что там у вас случилось?
     Кривоносый,  родители  которого, похоже,  были  никудышными провидцами,
если нарекли его Кларенсом*, закричал в ответ:
     * Кларенс - чистый (лат.) (примеч. пер.).
     - Все в порядке, мисс Алтея, ничего не случилось.
     Кто-то тяжело затопал по покрытым ковром ступеням лестницы. Я надеялся,
что  это шаги Тима, а  не  мисс  Алтеи: милым юным  девушкам не пристало так
топать.
     Да, это был Тим, белокурый красноносый шофер.  Теперь, после подъема по
лестнице, он стал еще и краснощеким, но румянец вмиг сошел с его лица и даже
с кончика носа, едва он увидел своего работодателя.
     - Господи, что случилось? - проговорил Тим.
     - Этот птенчик убил мистера Агриколу, - ответил Кларенс.
     Я покачал головой, не опуская рук, и сказал:
     - Когда я вошел, он уже был мертвый.
     - Господи, - пробормотал Тим.
     - Так  дело не  пойдет, - сказал мне Кларенс. - Его мог  уделать только
ты.
     - Нет. Правда, нет.
     Кларенс  покачал головой с таким видом, будто сожалел о моей умственной
отсталости.
     - В доме  больше никого нет, - сказал он. - Только я, Тим, кухарка Руби
и мисс Алтея. И все мы были внизу.
     -  А эти двое в черной машине? - ответил я. - Она только что  отъехала.
Может, они его и убили?
     Кларенс опять покачал головой.
     -  Сейчас я тебе докажу, что так дело не пойдет, - заявил он. -  Как ты
ни  старайся,  ничего не получится. Мистер  Агрикола спустился вниз вместе с
теми двумя  парнями, а после их отъезда  опять  поднялся к себе. Мы все  это
видели.
     Тим, так и не оправившийся от потрясения,  вдруг  вздрогнул  и, кивнув,
сказал:
     - Совершенно верно. Он  подходил к двери комнаты, в которой  мы сидели.
Все трое.
     - Стало быть, это твоих рук дело, - подытожил Кларенс.
     Я-то знал,  что  это не моих  рук дело, однако слова  Кларенса  звучали
очень убедительно.
     - Почем вы знаете, что в доме  больше никого нет? - спросил я. - Если я
сумел сюда проникнуть, почему этого не могли сделать другие люди?
     - Ну-ну, - обронил Кларенс.
     Внезапно в дверях появилась мисс Алтея.
     - Что случилось? - спросила она. - В чем дело? Кларенс? Папа?
     Я оказался  прав:  глаза  были  синие.  Кроме  того,  сейчас  они  были
вытаращены.
     Из всех  людей, живущих на  Земле, именно  мисс Алтею мне  больше всего
хотелось убедить а своей невиновности.  Стараясь говорить как можно искренне
и проникновеннее, я сказал ей:
     - Это не моих рук дело.
     Тим и Кларенс тем временем  пытались выставить ее  вон из  комнаты,  но
девушка отказывалась уходить.
     - Папа!  Папа! - воскликнула она,  глаза  ее при  этом раскрывались все
шире и шире.
     - Руби! - взревел Кларенс. - Поднимись и забери мисс Алтею!
     В этот миг мисс Алтея вскрикнула и упала в обморок.
     Я  по-прежнему  знал, что никого не убивал,  но  не  мог избавиться  от
ощущения,   что  именно   я   каким-то   образом  стал  причиной  всех  этих
неприятностей  и   треволнений,  из-за   которых   чувствовал   себя  вконец
растерянным и вообще по-дурацки. Я стоял с затекшими руками и страдальческой
миной,  и меня переполняло  отчаянное желание очутиться где-нибудь  подальше
отсюда.
     Я бы даже согласился попасть на заднее сиденье той черной  машины, если
бы мог такой ценой выбраться из этого дома.
     Минуты две или три в комнате продолжалась суматошная возня. Тим поволок
мисс Алтею прочь. Появилась Руби, но тотчас  убежала приводить  мисс Алтею в
чувство.  Потом вернулся  Тим. И все  это время черное дуло пистолета в руке
Кларенса смотрело прямо на меня.
     - Обыщи его, - велел кривоносый красноносому.
     - Клянусь, я не убивал, - сказал я.
     - Ну-ну, - ответил Кларенс. - Мы это уже проходили, помнишь?
     Тим  зашел  мне  за  спину и  принялся  шарить  по  карманам,  извлекая
содержимое и  раскладывая его на столе. Добра было негусто: бумажник, ключи,
пачка  "пэл-мэл",  картонка  со  спичками, двадцать  три цента  серебром  да
бумажные салфетки.
     - Ну, что нам скажет бумажник? - поинтересовался Кларенс.
     - Можно мне опустить руки? - поинтересовался я.
     - Валяй.
     Я опустил руки и сказал:
     - Благодарю вас.
     Тем временем Тим раскрыл мой бумажник.
     - Его зовут Чарльз Роберт Пул, - сказал он. - Проживает в Бруклине.
     - Пул? - Кларенс взглянул на меня с вновь проснувшимся любопытством.  -
Ты - тот самый племянничек, который заправляет в баре?
     - Да. Я пришел...
     - Ну кто бы  мог  подумать,  -  проговорил Кларенс. - А ты  не  робкого
десятка, малыш. Ума у тебя маловато, но смелости хоть отбавляй.
     - Послушайте, - в отчаянии воскликнул я, - я правда не...
     Тим оборвал меня, обратившись к Кларенсу:
     - Может, вызвать блюстителей закона?
     - Нет, -  ответил тот. - Если это племянничек, он слишком  много знает.
Мы не можем допустить, чтобы он разговаривал с полицейскими.
     Тим замахал руками.
     -  Я об этом  знать ничего не желаю! Я шофер, только и всего. Вот кто я
такой. Я ничего ни о чем не хочу знать.
     - Конечно, - отозвался Кларенс и сказал мне: - Суй свое барахло обратно
в карманы.
     Я  рассовал  свои пожитки  по карманам. Меня  так и подмывало  спросить
Кларенса, что он задумал и как намерен поступить, но я не стал задавать этот
вопрос, потому что боялся получить ответ. Нет уж, лучше помолчу.
     Кларенс снова попятился вон из комнаты и взмахнул пистолетом.
     - Пошли, - сказал он.
     - А как мне быть с мистером Агриколой? - осведомился Тим.
     - Оставь его. Позвони мистеру Гроссу  и скажи, что Фермер купил  ферму.
Ты понял? Фермер купил ферму.
     - Фермер купил ферму, - откликнулся Тим.
     - Его номер в записной книжке на столе, - сказал Кларенс.
     - Хорошо, - ответил Тим.
     Я тем временем  вышел в коридор. Кларенс вновь сосредоточил  на мне все
свое внимание.
     - Пошел вниз, ты! - велел он.
     Я возглавил шествие, и мы двинулись по лестнице.
     - Позвольте мне объяснить... - начал я и умолк,  поскольку подумал, что
сейчас он меня перебьет. Но Кларенс не вымолвил ни слова, и я продолжал свою
речь: - Я не убивал мистера Агриколу, правда, не убивал. Вы только взгляните
на  меня и  сразу увидите, что  я  не из тех, кто способен на такие дела.  Я
хотел только поговорить с...
     - Направо.
     Мы были уже внизу. Я повернул направо и пошел в сторону кухни.
     - ...мистером Агриколой  о  том,  что  происходит и почему кто-то хочет
убить  меня,  хотя  я ничего не сделал.  Кто-то где-то  дал маху,  и я хотел
только поговорить с мистером Агриколой.
     - Вон в ту дверь, - сказал Кларенс.
     Я открыл дверь и вышел на солнышко. Черный асфальт,  безлюдье  и тишина
навели на мысли о расстрельной бригаде.
     - К сараю.
     Я подошел к сараю.
     - Зачем бы я стал его убивать? Богом клянусь, я не стал бы его убивать.
Я не стал бы никого убивать, - верещал я. - Зачем мне причинять  зло мистеру
Агриколе? Я просто хотел,  чтобы он не приказывал тем  двум  парням  убивать