усь во сне.
     - Странное дело: последние несколько часов ты не метался.
     На это у меня  тоже  был готов  ответ,  но, похоже, я слишком набил рот
жареным хлебом.
     - Сноб - вот ты кто, - заявила Хло.
     Я  довольно долго бился с жареным хлебом, потом все же проглотил  его и
спросил:
     - Чего-о?
     Я удивился, и у меня было на это полное право.
     - Сноб, - повторила она. На скулах ее горел яркий сердитый румянец. Я с
изумлением  заметил,  что  Хло,  оказывается,   все  это   время  сдерживала
неподдельную ярость. - Вчера ночью, когда ты взял меня за руку,  у тебя была
мыслишка завязать  какой-нибудь  роман. И тебе  хотелось  прийти сюда потом,
когда мы уже разбрелись по койкам. Но ты этого не сделал.
     - Э-э-э... - сказал я.
     - Сначала я подумала, что ты робкий и застенчивый. И это показалось мне
очень  милым в каком-то смысле. Но причина была  совсем не  в  том.  Причина
заключалась  в твоем снобизме. Я спала с Арти Декстером, и ты решил, что для
тебя я плоха, вот в чем дело.
     - Да нет! - заспорил я. - Нет, что ты...
     - Заткнись! - Хло поднялась на ноги.  - Вот  что я тебе скажу. Если  ты
думаешь, что  я плоха для тебя,  потому  что я не девственница,  - думай. Но
если ты девственник, то, черт побери, ты для меня плох. А посему знаешь, что
ты можешь делать? Убираться к бесам - вот что!
     Ну что тут скажешь? Ничего.
     Когда  Хло  нагляделась на меня  горящими  глазами и наслушалась  моего
молчания, она  взяла со стола свою  тарелку и  чашку, отнесла их  в мойку  и
завозилась там.
     Ну а я запихнул в рот остатки хлеба насущного и принялся и задумчивости
жевать его.
     Обвинение, брошенное мне  Хло, кажется, можно было разбить на несколько
пунктов и  рассмотреть каждый из  них в отдельности.  Во-первых  - то, что я
якобы  плохо  спал  из-за  внезапно  вспыхнувшей  плотской  страсти  к  ней.
Во-вторых -  то, что я не предпринял никаких шагов для утоления этой страсти
из-за своего снобизма.
     Очень хорошо.  Итак, пункт первый. Я мог  бы признаться  себе,  что она
более-менее права, хотя не знаю,  достало бы у меня смелости поделиться этим
признанием с Хло или нет. Но вот что касается пункта второго, - тут Хло была
совершенно не права. Я ничего  не  сделал для утоления своей  страсти  - это
верно, но причина  заключалась  совсем  в  другом. Мне просто  не  пришло  в
голову, что я могу что-то сделать.
     А мог ли я? Был ли способен подкатиться к Хло вчера ночью? Я до сих пор
не знал  со всей определенностью, что она имела в  виду.  Она  вполне  могла
(женщины  есть  женщины)  иметь в  виду,  что ожидала поползновений  с  моей
стороны и  была  готова  дать мне отпор. Не то чтобы  хотела этого, а просто
учитывала такую возможность и почувствовала себя оскорбленной, когда  ничего
подобного не произошло.
     Теперь  она возилась в  мойке,  гремя  кухонной  утварью  Арти  и грозя
вот-вот расколотить всю посуду.
     Что же я мог ей сказать?
     Я решил попробовать.
     - Извини...
     На это ответа не последовало.
     Я встал и подошел поближе, хотя и не совсем вплотную.
     - Хло, - сказал я ее спине. - Мне правда очень жаль.
     По-прежнему  никакого ответа. Похоже,  она решила перемыть всю посуду в
раковине,  не  ограничиваясь  своей  чашкой   и  тарелкой,  испачканными  за
завтраком.
     - То,  что  я  сделал...  вернее,  то, чего  не сделал... или  чего  не
попытался сделать...  Это не потому, что я сноб, правда. Это  потому,  что я
болван.  Я  сделал  это...  вернее,  не  сделал...  то  есть,  не  попытался
сделать... по неведению своему.
     Она повернулась ко мне. Руки ее по самые локти были в мыле. Хло одарила
меня  взглядом, который был холоден  и  колюч, как ноготь на стопе пещерного
человека.
     - И ты еще смеешься надо мной?
     - Смеюсь над тобой? Господи, Хло, я просто пытаюсь...
     - Смеешься, смеешься. - Хло погрозила мне мыльным пальцем. -  Вот что я
скажу тебе, Чарли Пул. Кто ты такой, чтобы кичиться высокой нравственностью?
Ты - мелкая сошка из преступного мира.
     - Эй, что ты хочешь этим сказать? Мелкая сошка из  преступного  мира! Я
не...
     - Именно так. Ты работал в баре в угоду подонкам общества, ты хранил их
свертки и кульки и помогал преступникам уклоняться от уплаты налогов.
     - Да я даже не знаком с преступниками! Мой дядя Эл...
     - Ни слова о твоем дяде Эле! - Хло уже успела стряхнуть  с пальца почти
все мыльные  пузыри.  - Я  говорю  о тебе,  Чарли Пуле. Думаешь,  ты  можешь
запросто сказать -  никого  я не знаю,  это все  дядя Эл? Думаешь, ты можешь
запросто сказать: "Это не  я, Хло, я всего лишь работаю там, для меня это не
вопрос нравственности?" Нет, не можешь, потому  что  это речи в духе Адольфа
Эйхмана  -  вот что это такое. И, думается, мне  нет нужды делиться с  тобой
своим мнением об Адольфе Эйхмане.
     Я начинал сходить с ума.  Адольф Эйхман! Попробуй-ка, скажи ей, что она
раздувает из мухи слона.
     - Послушай, - сказал я, - говорить об...
     - Довольно с меня разговоров, - заявила  Хло и опять повернулась ко мне
спиной. Бултых! Ее руки погрузились в воду.
     - Не  пора  ли  тебе в путь?  - спросила  Хло, не прерывая мытья.  - Ты
должен найти своего дружка Махоуни, не забыл?
     Я искоса посмотрел на ее спину.
     - Ты со мной не пойдешь?
     - У меня - своя жизнь, - сказала Хло мойке. - Сегодня я  должна ехать к
моей Линде. Кроме того, надо заглянуть домой, узнать, нет ли почты.
     - Стало быть, - молвил я, - ты со мной не идешь.
     - Нет. Я с тобой не иду.
     -  Ну  что ж, - пробормотал  я, - в таком случае, никуда ты со мной  не
пойдешь.
     Она  не  ответила.  Сочтя молчание  Хло верным признаком  того, что она
никуда со мной не  пойдет,  я пошел в  спальню, чтобы забрать свою рубаху, у
которой был такой вид, будто ее выстирали в чернилах фирмы "Брэндэкс".
     Нет. Просто она была  слишком грязная.  Я  покопался  и  откопал чистую
белую сорочку Арти. Она оказалась вопиюще мала мне, но я не стал застегивать
ворот, а  рукава закатал до локтей, чем придал  себе весьма  приличный  вид.
Кроме рубашки, в  платяном шкафу нашелся  черный плащ, который, наверно, был
велик Арти, потому что на мне сидел как влитой. Я заметил, что поначалу плащ
был снабжен подкладкой на застежкам,  которую  впоследствии  сняли, так что,
возможно, именно поэтому плащ и пришелся  мне впору: с теплой  подкладкой он
был бы  впору  не  мне, а своему владельцу. Особенно, если владелец надел бы
под плащ еще и костюм или куртку.
     Маленький  пистолетик  я  запихнул  в  карман  плаща,  а большой  решил
оставить. Собравшись, вернулся в  гостиную. Теперь Хло стояла у окна, курила
очередную сигарету и угрюмо смотрела на улицу.
     - Ну, я пошел, - сказал я.
     - Прощай.
     Вот как? Да чего же ей от  меня надо? Я уже раз извинился, хватит. Да и
обида из-за Эйхмана еще не улеглась.
     - Прощай, - ответил я.
     Я был уже в дверях, когда она сказала:
     - Глупец.
     Я остановился.
     - Что?
     - Ты  даже  не знаешь, наблюдают они за квартирой или нет. Ты  даже  не
потрудился сперва выглянуть в окно.
     Она была права, я совсем позабыл о Траске или Слейде. Но я лишь сказал:
     - Если они еще там, я вернусь.
     Хло покачала головой.
     -  Их  там  нет, - проговорила  она деланно-утомленным голосом,  словно
давая понять, что больше не в силах выносить мое присутствие.
     Что ж, взаимно.
     - Большущее спасибо, - сказал я. - До свидания.
     Я вышел и прикрыл за собой дверь.
     Да, верно, Траск или Слейд убрался. Стоя  перед домом, я видел пожарный
гидрант  на той стороне  улицы.  Он блестел  в лучах полуденного  солнца.  Я
спустился с крыльца и,  повернув налево, зашагал к Западной четвертой улице.
Я не стал поднимать голову, чтобы посмотреть, стоит ли Хло у окна гостиной.
     Я был один.

     Вы можете подумать, что ресторан на Большом  Центральном  вокзале очень
хорош.  Достаточно  посмотреть, сколько поездов собралось  перед входом.  Но
собрались они напрасно.
     А  может, это  я, а  не ресторан, был  повинен в том,  что любая  пища,
которую я брал в рот, имела вкус песка. Понимаю, что я был вконец измотан, а
голова, которая не варит, - главная причина несварения желудка.
     Разброд в моих  мыслях  был связан с двумя совершенно разными  людьми -
Хло Шапиро и Патриком Махоуни.  Я попрежнему безумно злился на  Хло, но в то
же время  меня  никак не оставляло вчерашнее  желание, да и  от  перспективы
продолжать свою одиссею  без нее становилось не по  себе. Но прежде  всего -
этот налет неопределенности. Я до  сих пор не совсем понимал,  что же было у
Хло на уме. Что касается Махоуни, то я жаждал встречи с ним приблизительно в
той же мере, в какой хотел бы избежать ее. Если вы помните старого безумного
марсианина Вольто, который правой рукой подтаскивал  к  себе людей, а  левой
отпихивал  их прочь, вам станет понятно, как я воспринимал Патрика  Махоуни,
помощника старшего инспектора.
     Как и в случае с зубным врачом,  лучшее, что  можно было сделать, - это
поскорее сходить к  Патрику Махоуни.  Я расплатился за свой  песок,  покинул
ресторан и вошел в здание вокзала,  где под щитовой  рекламой "Кодак", такой
же  замысловатой  и  трудноусвояемой,   как  стриптиз  Салли  Рэлед,  стояло
скопление телефонных будок, похожее на  пчелиный улей. На задней стене этого
улья  висели  справочники,  ради  которых  я пришел на  Большой  Центральный
вокзал.
     Значит, так. Первым делом я прошерстил книги в поисках Патриков Махоуни
и П. Махоуни вообще. Четырех я нашел в  Куинсе, в  Бруклине - еще семерых, в
Манхэттене - трех  и  в  Бронксе - пятерых. Затем,  вооружившись  пригоршней
десятицентовых монет,  наменянных в ресторане,  я  вошел в одну  из  будок и
принялся накручивать диск.  Всякий раз, когда  мне  отвечал мужской голос, я
спрашивал:  "Старший  инспектор  Махоуни?",  а  если  отвечала  женщина,  то
осведомлялся   "Инспектор   Махоуни   в   управлении?"   Получив   несколько
разнообразных  ответов - все  отрицательные с  точки зрения  моей задачи,  а
некоторые  - юморные сами по  себе, - я, наконец,  услышал от одной женщины:
"Да, он там и пробудет весь день".
     Ага! Но куда я попал? Домой к Патрику Махоуни или просто к какой-нибудь
родственнице, случайно знавшей, где он, мой  Махоуни?  Дабы выяснить это,  я
спросил:
     - Вернется ли он домой к шести часам?
     -  Сомневаюсь,  -  был  ответ. -  Почему  бы  вам  не  поискать  его  в
управлении?
     - Хорошо, поищу, - пообещал я.
     - Что передать... - начала она, и я повесил трубку.
     Видите? Все очень просто. Теперь я  знал,  где его искать - нужного мне
представителя  сословия Патриков  Махоуни. Если верить телефонной  компании,
его адрес был 169-88, 83-я авеню, Куинс.
     Успех   моего   блистательного  стратегического  замысла   придал   мне
уверенности и частично вернул надежду  на успех, которая за  последнее время
серьезно   пошатнулась.   Воспользовавшись  нахлынувшим   воодушевлением,  я
бросился вперед.
     В уголке, где  едва  слышался вокзальный галдеж, стоял книжный ларек, в
котором я купил план района Куинс. Сверяясь с ним, обнаружил, что угол 169-й
улицы  и  83-й авеню  находится в  квартале под названием  "Ямайка", всего в
нескольких  кварталах  от станции  метро на  Независимой линии. Стало  быть,
пришло  время  возвращаться в  подземку.  Ощутимое унижение  после вчерашних
прогулок   в  роскошном  мягком  "паккарде",  пусть  и   похожем  на  машину
преступников.
     Я с грохотом влетел  в Куинс по Маячной линии и перешел на Независимую,
которая и  привела меня к Хиллсайд-авеню и  169-й улице "Ямайки". Я поднялся
наверх,  к  веселому солнечному свету, взобрался на  холм  по 169-й  улице и
свернул направо на 83-ю авеню.
     Район  был  жилой, тихий  и  приятный,  для  людей  среднего  достатка.
Большинство домов построили еще до второй мировой войны.  Почти все они были
особняками и стояли на просторных земельных участках. Дом 169-88  был  похож
на соседние - широкий двухэтажный особняк из  строевого  леса с пристроенным
сбоку  гаражом.  Не  очень хорошо ухоженный кустарник  тянулся вдоль фасада,
лужайка малость  высохла, но недавно была выкошена, и посреди нее торчал щит
с надписью светоотражающими буквами. "МАХОУНИ"
     Тот ли это Махоуни? Брать взятки от мафии и жить в такой дыре?
     Ну  а  где ему  еще  жить? Наверное,  до  сих пор  я  по-настоящему  не
задумывался  о  том,  где должен обретаться проданный мздоимец  из  полиции.
Похоже, я считал, что он проживает  не иначе  как в ночном клубе и держит на
одном колене  Мерри  Андерс,  а  на  другом  -  Барбару  Николе. За спиной -
расфранченные кавалеры, все смеются, и шампанское льется рекой.
     Но он проживал тут, в довольно чистеньком особняке  строевого  леса, на
тихой боковой  улочке,  в квартале  "Ямайка",  район  Куинс. И  это  немного
пугало.
     Проходя мимо  дома  Махоуни, я замедлил шаг,  но не  остановился.  Было
только три часа, а инспектора ждут домой в начале седьмого. Поэтому я добрел
до следующего  угла  и  свернул  направо,  обратно  к  Хиллсайд-авеню, чтобы
предпринять прогулку по ней.
     Чем дальше по Хиллсайд-авеню, тем более жалко она выглядела. Первые два
квартала  занимали банки и ресторанчики  для гурманов, но потом  пошли целые
кварталы контор по торговле  недвижимостью, стоявших вплотную друг  к дружке
тесными рядами.  Маленькие, безвкусно-цветистые,  не вызывающие доверия.  На
некоторых  из них, чтобы вы знали, висели  объявления  типа: "Продаем старые
дома"
     За  старой  недвижимостью  потянулись  стоянки  старой   движимости.  Я
развернулся и  двинулся  обратно,  поскольку  не  имел ни  малейшего желания
знать, что там дальше за стоянками.
     Дойдя до спуска в подземку, я  заглянул в закусочную, сел  за  стойку и
заказал  кофе  и пирожок  с сыром.  Пережевывая  его,  попытался  выработать
какой-нибудь план действий.
     Чего греха таить,  заранее я  об этом не подумал. Когда  я выяснял, где
живет  Махоуни, у меня был план,  по  которому  я  действовал.  Но и только.
Теперь понятия не имел, что делать. Я знал,  что должен поговорить с Махоуни
и  как-то  заставить  его  выложить интересующие меня  сведения. Знал,  что,
добиваясь всего этого, я не должен попасть в лапы Траска или Слейда, один из
которых, если не оба, вероятно, денно и нощно следует по пятам за Махоуни.
     Итак, можно  подождать  его  поблизости  от  дома,  а  потом подойти  к
парадной двери, постучать и тотчас  начать разговор. Кажется, Махоуни женат,
и  вполне возможно, жене  неизвестно о  его двурушничестве, что позволит мне
припугнуть Махоуни тем же, чем я настращал дядю Эла.
     С другой стороны,  я могу отправиться  домой  к  Махоуни  прямо сейчас,
связать по рукам и ногам всех, кого застану, и дождаться хозяина уже внутри.
В  этом  случае  Траск или Слейд не  узнают о том, что  я поблизости.  Если,
конечно, не войдут в дом вместе с Махоуни.
     А может,  дождаться  его прихода,  позвонить по телефону  и  как-нибудь
выманить Махоуни из  дома, а потом спрятаться в его машине, выехать вместе с
ним из этого района, а уж затем пустить в ход веревку?
     Мне не  понравился ни  один из этих вариантов, но у меня оставалось еще
три  часа,  и я убеждал  себя  в том,  что скоро  придумаю что-нибудь  более
приемлемое.
     Закусочная была оснащена телефонной будкой. От  нечего делать я зашел в
нее  и посмотрел в  телефонном  справочнике  номер  полицейского  управления
Куинса. Оно располагалось по адресу 168-02, 91-я авеню.
     Хей, да это же в пяти кварталах отсюда!
     Я решил пойти  взглянуть на  управление - просто чтобы убить время.  На
углу 169-й улицы и 91-й авеню свернул направо. С одной стороны располагалась
муниципальная автостоянка, с другой - универмаг.
     Здание  полицейского управления оказалось меньше, чем я  думал. Это был
квадратный  пятиэтажный  дом. Первые два этажа  облицованы серым камнем, три
последние - простой кирпич. Сводчатые окна первого этажа, широкие и высокие,
были сплошь задернуты зелеными шторами. По бокам от деревянных двустворчатых
дверей  главного  входа,  застекленных  поверху,  висели  привычные  зеленые
фонари, а белые буквы  над  дверью  сообщали, что здесь находится сто третий
полицейский участок.
     Иными словами, управление полиции Куинса выглядело не ахти как.
     Я прошел  мимо, разглядывая  окна  верхних  этажей.  За  одним  на них,
наверное, сейчас находится помощник старшего инспектора Патрик Махоуни.
     Свернув  за  угол,  я  дошел  до  следующей  улицы,  носившей  название
Ямайка-авеню. Тут я  свернул налево,  обогнул квартал и довольно скоро опять
очутился  поблизости  от управления  полиции.  Точнее,  от  здания  участка,
которым оно на поверку оказалось.
     На этот раз, однако, я не прошел мимо. В голове  у  меня вместо  планов
теснились тревожные мысли, мне отчаянно хотелось поскорее покончить с делом,
поэтому  я резко  свернул  налево, толкнул двустворчатую дверь  сто третьего
участка и вошел внутрь.
     Прямо за дверью, в своего рода  тамбуре, стоял патрульный в форме. Он с
легким испугом посмотрел на меня и спросил:
     - Что вам угодно?
     Похоже, его и впрямь удивило, что сюда кто-то вошел.
     Написанное  от  руки   распоряжение,  висевшее  на  внутренней   двери,
призывало  всех  офицеров  обязательно показывать патрульному при входе свои
удостоверения, а  штатских -  именно  так там было написано -  излагать  ему
дело, по которому они пришли, а уж потом идти дальше.
     Я слишком  зачитался  объявлениями  и  пока не  придумал, что  сказать.
Патрульный смотрел на меня все более подозрительно и наконец проговорил:
     - Ну-с, что вам здесь нужно?
     Надо было отвечать.  Тамбур  был  тесный, и мы  стояли вплотную друг  к
другу. Я открыл рот, немножко позаикался и наконец выпалил:
     - Махоуни.
     Охранник насупил брови; подозрения его все усиливались.
     - Что?
     Все не  так.  Все  неправильно. Я  ведь хотел  встретиться  с Махоуни в
тишине и уединении его дома, а не здесь, в полном людей и опасностей  здании
полицейского участка.
     Но сделанного не воротишь, и пути назад нет.
     -  Махоуни,  -  покоряясь  судьбе,  повторил  я.  -  Помощник  старшего
инспектора Патрик Махоуни.
     Привратник начал что-то понимать.
     - Вы хотите видеть его? - спросил он.
     Этого я совсем не хотел, но тем не менее ответил:
     - Да, я хочу его видеть.
     - Имя?
     Имя? Тут и впрямь было над чем поломать голову. Как же меня зовут-то?
     Что ж, если  я собрался ворваться  туда,  куда боялся даже прокрасться,
надо было отбросить колебания и неотступно идти до конца
     - Чарлз Пул, - объявил я
     -  Чарлз Пул, -  повторил  страж ворот с  таким видом,  будто это имя о
многом говорило ему. - Подождите здесь.
     Он мгновенно исчез за внутренней дверью, оставив меня в шлюзовой камере
(простите,  что так говорю:  слишком начитался научной фантастики) наедине с
объявлениями и моими думами.
     Мне  тотчас  пришла  в  голову мысль  о побеге.  Удрать было  нетрудно.
Выскочить  в дверь,  свернуть  направо и  юркнуть  в  универмаг. В  фильмах,
которые показывают поздно ночью, беглецы всегда уходят  от погони, забираясь
в универмаги, а я последние годы видел столько ночных сеансов, что, кажется,
познал эту методу от "а" до "я".
     Но я  так никуда  и  не  убежал.  Я просто напомнил себе, что испытывал
точно такие же чувства перед походом  к мистеру Агриколе, равно как и  перед
вторжением  в дом мистера Гросса,  причем  в  обоих  случаях  мне  не только
удалось побороть эти чувства, но  и с  грехом пополам остаться  в живых. Так
почему теперь должно быть иначе?
     -  Третий раз  не повезет,  - пробормотал  я, облекая  в слова  древнее
суеверие,  которое  вряд  ли  стоило выдумывать.  Три  -  плохое число.  Три
человека - и одна спичка. Три забастовки - и тебя уво