ашенная цветами, какие никогда не  произрастали  на  грубой  почве  Новой
Англии. При всем своем почти фантастическом  неправдоподобии  они  выглядели
столь живыми, что даже самое богатое воображение не могло бы создать их,  не
подражая  какому-либо  существующему  в  действительности  образцу.   Платье
дополнялось несколькими безделушками: веером, серьгами,  часами  на  золотой
цепочке  вокруг  шеи  и,  наконец,  перстнем   на   пальце   -   предметами,
воспроизведение которых считалось недостойным искусства.  Однако  здесь  они
были так  же  уместны,  как  на  очаровательной  женщине,  с  тонким  вкусом
подбирающей украшения, и потому могли оскорбить взгляд  лишь  человека,  чье
представление о прекрасном отравлено мертвыми канонами  искусства.  Лицо  ее
было по-прежнему несовершенным, но с  каждым  ударом  волшебного  резца  оно
становилось все осмысленнее и наконец озарилось каким-то внутренним светом и
ожило. Это было прекрасное, хотя и не отличавшееся правильными чертами лицо,
чуть-чуть высокомерное, но с таким задорным выражением  глаз  и  губ,  какое
менее всего поддается передаче в дереве. И вот скульптура была закончена.
   - Драун, - сказал Копли, ежедневно посещавший мастерскую резчика, -  будь
эта статуя выполнена в мраморе, она в один день  прославила  бы  вас.  Более
того, я почти уверен, она  составила  бы  эпоху  в  истории  искусства.  Она
идеальна, как античная статуя, и вместе с тем  так  же  реальна,  как  любая
прелестная женщина, которую мы  встречаем  на  улице  или  в  гостиной.  Но,
надеюсь, вы не собираетесь совершить святотатство, раскрасив ее так же,  как
всех этих королей и адмиралов?
   - Не раскрасить ее? - вскричал капитан Ханнеуэлл, бывший свидетелем этого
разговора. - Не раскрасить фигуру для носа "Полярной звезды"?  Хорошо  же  я
буду выглядеть в иностранных портах с простым куском дуба, торчащим на  носу
моего корабля! Она должна быть и  будет  раскрашена  как  живая,  начиная  с
цветка на ее шляпке и кончая серебряными пряжками ее туфелек!
   - Мистер Копли, - спокойно  заметил  Драун,  -  я  ничего  не  понимаю  в
мраморных статуях и не знаю, каким правилам следуют скульпторы, но  об  этом
деревянном изображении, созданном моими руками, сокровище моего сердца...  -
В этом месте голос его странно задрожал и прервался. - О нем... О ней... мне
кажется, я знаю то, что неизвестно другим. В то время,  как  я  работал  над
этим куском дерева, что-то словно пробудилось в моей душе, и я вложил в него
все свои силы, всю душу и веру. Пускай другие делают  с  мрамором  все,  что
хотят, и избирают какие им угодно законы. Если я  смогу  достичь  желаемого,
раскрасив дерево, эти законы не для меня, и я имею право пренебречь ими.
   - Истинный дух гения, - пробормотал Копли, - иначе как бы мог он  считать
себя вправе попирать законы ваяния и заставить меня устыдиться того,  что  я
на них ссылаюсь?
   Он внимательно оглядел Драуна, и его вновь поразило  в  лице  резчика  то
особое выражение человеческой любви, которая, если понимать  ее  в  духовном
смысле, и объясняла как показалось художнику, тайну той жизни, которую Драун
вдохнул в кусок дерева. Между тем резчик,  продолжавший  хранить  в  секрете
свою  работу  над  загадочным  изображением,  принялся  раскрашивать  одежду
приличествующими красками, а лицо - положенным  ему  от  природы  красным  и
белым. Когда все было закончено, он открыл двери своей мастерской, и  жители
Бостона  смогли  наконец  увидеть  то,  что  было  им  создано.  Многие   из
посетителей, переступив порог мастерской, снимали шляпы и  оказывали  прочие
подобающие знаки почтения богато одетой, прекрасной  молодой  леди,  которая
почему-то стояла в углу мастерской посреди разбросанных  у  ее  ног  дубовых
щепок и стружек. Затем их охватывал страх, ибо  быть  одновременно  живым  и
неживым могло только сверхъестественное существо. Действительно, в выражении
ее лица было нечто неуловимое, невольно заставлявшее каждого  задавать  себе
вопрос - кто эта женщина, родившаяся из дуба, откуда  и  зачем  явилась  она
сюда?  Невиданные  роскошные  цветы  Эдема  на   ее   голове,   цвет   лица,
ослепительная белизна и нежный румянец которого затмевали местных  красавиц,
чужеземный и необычный наряд,  однако  не  настолько  фантастический,  чтобы
нельзя было появиться в нем на улице;  искусная  вышивка  на  юбке;  широкая
золотая цепочка вокруг  шеи;  редкостный  перстень  на  руке;  веер  ажурной
работы, расписанный под черное дерево и жемчуг,  -  где  мог  Драун,  обычно
такой  трезвый  в  своем  ремесле,  встретить  это   видение   и   с   таким
непревзойденным мастерством воплотить его в дереве?  А  ее  лицо!  В  темных
глазах и уголках чувственного  рта  притаилась  улыбка  -  смесь  кокетливой
гордости  и  задорной  насмешки,   заставившей   Копли   предположить,   что
изображение как бы наслаждалось растерянностью и восхищением своих зрителей.
   - Неужели вы позволите, - сказал он резчику, -  чтобы  этот  шедевр  стал
носовым украшением корабля? Отдайте этому честному капитану  вон  ту  фигуру
Британии - она ему куда больше подходит,  и  пошлите  вашу  королеву  фей  в
Англию. Я уверен, что она принесет вам не менее тысячи фунтов.
   - Я работал над ней не ради денег, - ответил Драун.
   "Что за странный человек этот резчик, - подумал Копли. - Янки, а упускает
возможность составить себе состояние! Он, верно, сошел с ума. Вот  откуда  у
него эти проблески гения!"
   Нашлись и другие доказательства безумия Драуна. Видели, как он  стоял  на
коленях перед деревянной леди, со страстным  обожанием  устремив  взгляд  на
лицо, созданное его собственными руками. Ханжи того времени утверждали,  что
для них не будет сюрпризом, если злой дух, вселившийся в прекрасную  статую,
станет причиной гибели резчика.
   Слава о статуе распространилась по  всему  городу,  любопытство  зрителей
было так велико, что через несколько дней в городе не оставалось  ни  одного
человека, начиная от стариков и кончая детьми, которые не запомнили  бы  все
до мельчайших подробностей в ее облике. Если бы история деревянной статуи на
этом и окончилась, то слава Драуна сохранилась бы на долгие  годы,  питаемая
воспоминаниями тех, кто, увидев статую в детстве, никогда более не  встречал
ничего прекраснее. Но однажды город  был  взбудоражен  событием,  рассказ  о
котором впоследствии стал одной из странных легенд,  какие  и  сейчас  можно
услышать в патриархальных бостонских домах, где старики и  старухи  сидят  у
камелька и  погружаются  в  воспоминания  о  прошлом,  неодобрительно  качая
головой, как только услышат, что кто-нибудь размечтался о  настоящем  или  о
будущем.
   Однажды утром, в тот самый день,  когда  "Полярная  звезда"  должна  была
отправиться в свое второе плавание на  Файал,  жители  города  увидели,  как
капитан этого славного судна выходил из своего дома  на  Ганновер-стрит.  На
нем были щегольской синий мундир из тонкого сукна с  золотым  позументом  по
швам и на петлях, расшитый алый жилет, треуголка с широким золотым галуном и
кортик с серебряной рукояткой. Но,  облачись  доблестный  капитан  в  пышные
одежды принца или, напротив, в лохмотья  нищего  попрошайки,  ничего  бы  не
изменилось, ибо все внимание жителей сосредоточилось на  спутнице  капитана,
опиравшейся на его руку. Увидев ее на  улице,  прохожие  останавливались  и,
протирая глаза, либо бросались в сторону, уступая дорогу, либо застывали  на
месте от удивления, словно обратившись в дерево или мрамор.
   -  Посмотрите,  посмотрите!  -  воскликнул  один  из  них   дрожащим   от
возбуждения голосом. - Да это же она!
   - Она?! - удивленно  переспросил  другой,  только  накануне  прибывший  в
город. - Кого вы имеете в виду? Я вижу только капитана в  парадной  форме  и
молодую леди в чужеземном платье с букетом чудесных цветов на шляпе. Клянусь
честью, я еще не встречал такой прелестной женщины!
   - Это она, она самая! - повторял первый. - Статуя Драуна ожила!
   Свершилось чудо! По улице, в одежде, развеваемой утренним  ветерком,  шло
деревянное изваяние Драуна, то освещенное солнцем, то скрываемое тенью домов
- те же лицо, фигура, одежда, которыми так недавно любовались  посетители  в
мастерской резчика!  Даже  роскошные  цветы,  вплоть  до  самого  крохотного
лепестка, являлись точной копией тех, что  были  на  статуе  Драуна,  только
сейчас их хрупкая красота ожила, и они грациозно покачивались при каждом  ее
движении.  Широкая  золотая  цепочка,  точь-в-точь  такая,  как  на  статуе,
сверкала  при  каждом  вздохе,  вздымавшем  грудь,  которую  она   украшала;
настоящий бриллиант сверкал у нее на  пальце.  В  правой  руке  она  держала
инкрустированный  жемчугом  веер  черного  дерева,  которым  обмахивалась  с
чарующим кокетством, так гармонировавшим с ее красотой и нарядом.  Лицо  ее,
поражавшее белизной кожи и нежным румянцем, имело то же  задорно-насмешливое
выражение, что и лицо деревянной статуи,  только  сейчас  на  нем  сменялось
множество оттенков, напоминавших игру солнечных лучей в струях ключа.  В  ее
облике было столько неземного и вместе с тем вполне реального, а кроме того,
она так напоминала  скульптуру  Драуна,  что  люди  терялись  в  догадках  -
превратилось ли волшебное дерево в  некий  дух  или  оно  обрело  теплоту  и
нежность плоти настоящей женщины.
   - Одно несомненно, - пробормотал пуританин старого закала, - Драун продал
душу дьяволу, и веселый капитан Ханнеуэлл принял участие в этой сделке.
   - А я, - сказал, услышав  его  слова,  молодой  человек,  -  готов  стать
третьей жертвой дьявола за один ее поцелуй.
   - И я, - воскликнул Копли, - за право написать о нее портрет!
   Между тем статуя, или видение, сопровождаемая храбрым  капитаном,  пройдя
Ганновер-стрит, углубилась в узкие переулки, которые  пересекают  эту  часть
города,  и,  оставив  позади  себя  Энн-стрит  и  Док-сквер,  направилась  к
мастерской Драуна, находившейся на самом берегу моря. Толпа, следовавшая  за
ней, все возрастала. Никогда еще чудо не совершалось при таком ярком дневном
свете и в присутствии такого множества  свидетелей.  Прелестная  незнакомка,
понимая, что она является предметом  все  возрастающего  внимания  и  толков
толпы,  была  раздражена  и  несколько  смущена  этим  обстоятельством,   но
беззаботная живость и насмешливо-задорное выражение  не  покидало  ее  лица.
Заметили только, что она  обмахивалась  веером  с  такой  лихорадочностью  в
движениях, что несколько хрупких пластинок, из которых он был составлен,  не
выдержали и сломались.
   Добравшись  до  дверей  мастерской,  которые   капитан   предупредительно
распахнул перед нею, прекрасное видение задержалось на мгновение у порога и,
приняв позу статуи, бросило на толпу взгляд, полный задорного  кокетства,  в
котором все узнали выражение фигуры из дерева. Затем  и  она  и  кавалер  ее
исчезли.
   - Ах! - вырвалось у толпы единым вздохом.
   - Солнце померкло  с  ее  исчезновением,  -  промолвил  какой-то  молодой
человек.
   Но  старики,  чьи  воспоминания  уходили  ко  временам  колдуний,  только
покачивали головами и говорили, что наши  далекие  предки  сочли  бы  святым
делом предать огню эту дубовую особу.
   - Если только она не плод воображения, я должен еще раз увидеть ее  лицо!
- воскликнул Копли, бросившись в мастерскую Драуна.
   Здесь на обычном  своем  месте,  в  углу,  стояла  статуя,  которая,  как
показалось  ему,  уставилась  на  вошедшего  с  тем  же  задорно-насмешливым
выражением, с  каким  минуту  назад  рассматривала  толпу.  Резчик,  который
находился возле своего произведения,  чинил  прекрасный  веер,  по  странной
случайности оказавшийся сломанным в ее руках. Никакой женщины  в  мастерской
не было, а статуя, которая была так похожа на нее, оставалась недвижимой. Не
видно было и  солнечных  лучей,  обманчивая  игра  которых  могла  ввести  в
заблуждение  толпу  на  улице.  Исчез  и  капитан  Ханнеуэлл.  Правда,   его
огрубевший от морского ветра голос был слышен за другой  дверью,  выходившей
прямо на воду:
   - Садитесь на корму, миледи, а вы, увальни, приналягте на весла  и  мигом
доставьте нас на корабль. - Вслед за этими словами раздался  мерный  всплеск
весел по воде.
   - Драун, - сказал Копли с понимающей улыбкой, -  вы  поистине  счастливый
человек. Какой живописец или  скульптор  имел  когда-либо  подобную  модель?
Неудивительно, что она вдохновила вас и вначале создала художника, чтобы  он
впоследствии создал ее изображение.
   Драун обернулся к нему,  на  его  лице  были  видны  следы  слез,  но  то
выражение одухотворенности, которое ранее преображало  его,  исчезло.  Перед
Копли стоял прежний бесстрастный ремесленник.
   - Я плохо понимаю, о чем вы говорите,  мистер  Копли,  -  проговорил  он,
поднося руку ко лбу. - Эта статуя... Неужели это моя работа? Если  это  так,
то я создал ее в каком-то бреду. А  сейчас,  когда  я  пришел  в  себя,  мне
необходимо закончить вон ту фигуру адмирала Вернона.
   С этими словами он вернулся к работе над лицом одного из своих деревянных
детищ, закончив его с той бесстрастностью ремесленника, от  которой  уже  не
мог отказаться до конца своих дней.
   Все остальные годы жизни он посвятил  этому  ремеслу,  составив  им  себе
состояние, и к старости стал почетным членом  местной  церковной  общины,  в
книгах которой и упоминается под именем старосты Драуна,  резчика.  Одно  из
его многочисленных  произведений,  статуя  индейского  вождя,  раззолоченная
сверху донизу, в течение более полувека венчала башню Губернаторского  дома,
подобно огненному ангелу ослепляя каждого, кто глядел на нее. Другое изделие
почтенного старосты - статуэтку его друга, капитана Ханнеуэлла, держащего  в
руке подзорную трубу и квадрант,  можно  увидеть  и  по  сей  день  на  углу
Брод-стрит и Стейт-стрит в лавке мастера навигационных инструментов, где она
с успехом заменяет вывеску. Глядя на недостатки этой нелепой, потемневшей от
времени фигурки, нельзя понять, как мог ее  автором  быть  человек,  некогда
создавший  из  дуба  столь  совершенный  образ  женщины,  если   только   не
предположить, что  в  каждом  из  нас  заложены  способности  к  творчеству,
фантазия и талант, которые в зависимости от обстоятельств или получают  свое
развитие, или так и остаются  погребенными  под  маской  тупости  вплоть  до
перехода в иное  бытие.  Что  касается  нашего  друга  Драуна,  в  нем  этот
божественный порыв рожден был любовью; она пробудила в нем гения, но  только
на короткий миг, ибо подавленное разочарованием вдохновение оставило его,  и
он снова превратился в ремесленника, неспособного даже оценить произведение,
созданное его руками. Однако кто может  усомниться  в  том,  что  та  высшая
ступень, которой человек может  достигнуть  в  минуты  наивысшего  душевного
подъема, и есть его подлинная сущность и что Драун был больше  самим  собой,
когда  создавал  великолепную  статую  прекрасной  леди,  чем  тогда,  когда
мастерил многочисленных членов семьи деревянных истуканов!
   Некоторое время спустя по городу пронесся слух,  что  молодая  португалка
благородного происхождения, вследствие политических  или  домашних  неурядиц
покинула  свой  дом  на  Файале  и  отдалась  под  покровительство  капитана
Ханнеуэлла, найдя приют сначала у него на корабле, а затем в его  бостонском
доме, где и оставалась до тех пор, пока обстоятельства не  изменились  в  ее
пользу. Эта-то  прекрасная  незнакомка,  как  полагают,  и  была  оригиналом
деревянной статуи Драуна.



   КОММЕНТАРИЙ

   "ДВАЖДЫ РАССКАЗАННЫЕ ИСТОРИИ"
   (Twice-Told Tales)
   Первое издание этого сборника вышло в 1837 году в Бостоне. В  его  состав
входили и помещенные в настоящем томе рассказы "Седой  заступник",  "Кроткий
мальчик". "Гибель мистера Хиггинботема",  "Уэйкфилд",  "Великий  карбункул",
"Пророческие портреты",  "Давид  Суон",  "Долина  трех  холмов",  "Волшебная
панорама фантазии" и "Опыт доктора Хейдеггера".
   "Легенды Губернаторского дома", "Честолюбивый гость",  "Сокровище  Питера
Голдтуэйта", "Эндикотт и красный крест"  и  "Розовый  бутон  Эдуарда  Фейна"
взяты из второй серии рассказов, включенной Готорном в издание 1842  года  и
последующие издания сборника.

   СЕДОЙ ЗАСТУПНИК
   (The Gray Champion)
   Рассказ был опубликован  в  1835  году  в  бостонском  ежемесячнике  "New
England Magazine". На русском  языке  впервые  -  в  сборнике  "Американская
новелла XIX века", М., 1946.
   Стр. 33. Новая Англия - общее название группы  северо-восточных  колоний:
Мэн, Нью-Хэмпшир, Вермонт, Массачусетс, Род-Айленд и Коннектикут.
   Лицемерный Иаков II, преемник Карла Сластолюбивого.  -  Иаков  II  Стюарт
(1633-1701) - английский король (1685-1688). сменивший на престоле Карла II,
своего старшего брата.
   Эндрос  Эдмунд  (1637-1714)  -   королевский   губернатор   объединенного
доминиона Новая Англия, созданного в 1686 году, вскоре после отмены  хартии,
которая была дарована Массачусетсу в  1629  году  Иаковом  I.  Деспотический
образ правления Эндроса вызвал резкое недовольство  пуритан.  В  1689  году,
после того как стало известно о свержении Иакова II, Эндрос был арестован, а
затем выслан в Англию.
   Стр. 34. ...парламент, протектор или папист-монарх. - Речь  идет  о  трех
периодах в политической жизни Англии XVII века: периоде  Долгого  парламента
(1640-1653), протекторате Оливера Кромвеля (1653-1658) и периоде реставрации
(1660-1688).
   ...принц Оранский отважился  на  предприятие...  -  В  ноябре  1688  года
штатгальтер  Голландии  Вильгельм  Оранский,  зять  Иакова   II,   используя
голландский флот,  вторгся  в  Англию  и  в  январе  1689  года  получил  от
парламента  королевскую  власть.   В   результате   этого   государственного
переворота, именовавшегося "славной революцией", в стране  была  установлена
конституционная ограниченная монархия.
   ...где столетие спустя суждено было произойти  новому  столкновению...  -
Имеется в виду так называемая Бостонская  бойня  1770  года  -  столкновение
между солдатами английского гарнизона и горожанами,  оказавшее  значительное
влияние на развитие революционного кризиса в американских колониях.
   ...после прибытия пилигримов... -  Речь  идет  об  "отцах  пилигримах"  -
пуританах, прибывших в Америку в 1620 году на корабле "Мейфлауэр".
   Стр. 35. ...старые солдаты армии парламента... - Имеются в виду пуритане,
участвовавшие в английской  буржуазной  революции  XVII  века  и  покинувшие
родину после реставрации Стюартов.
   ...ветераны войны с  королем  Филиппом...  -  Имеется  в  виду  восстание
индейских племен (1675-1677),  во  главе  которого  стоял  вождь  вампаногов
Метакомет ("король Филипп").
   Повторятся дни Смитфилда... - На Смитфилдском поле в Лондоне в XV -  XVII
веках сжигали на кострах еретиков и противников папства.
   Джон  Роджерс  (ок.  1500-1555)  -  английский  священник-реформист,   за
выступление против папской власти был присужден к сожжению.
   ...займет место этого  достойного  человека  в  Букваре.  -  По-видимому,
имеется  в  виду  "Новоанглийский  букварь,  или   Молоко   для   младенцев,
извлеченное из грудей обоих священных заветов"  -  учебник,  составленный  в
1680-х годах и многократно переиздававшийся.
   Брэдстрит Саймон (1603-1697) - губернатор Массачусетса в 1679-1686 годах,
один из первых поселенцев, прозванный "Нестором Новой Англии",
   Стр. 36. Эдуард Рэндолф (ок. 1632-после 1703) - королевский агент в Новой
Англии, надзиратель за таможенными пошлинами. Его донесения в Тайный совет о
положении дел  в  колониях  побудили  короля  отменить  хартию  Массачусетса
(октябрь 1684 года).
   Коттон Мэзер (1663-1728) - деятель церкви  в  Массачусетсе;  воинствующий
пуританский богослов, проповедник религиозной нетерпимости. Готорн  имеет  в
виду  исторический  труд  Мэзера  "Великие  деяния  Христа  в  Америке,  или
Церковная история Новой Англии" (1702).
   Булливант - бостонский а