уда, где ждет ее  отец,  чтобы
отдать хозарам, в жены хозарскому кагану! Да ведь  она  оттого  и  бежала  в
леса... Осмомысл даже испугался.
   Заметались в голове недобрые мысли; неужели уедет отсюда Черная? И отдаст
себя в руки хозар? А Всеволод? А князь? Так и не отомстит он князю? Уйдет от
заслуженной мести недруг проклятый?
   Черная поднялась,  подошла  к  старику,  уселась  рядом  с  ним  и  стала
рассказывать, как погибла ее матушка, как скорбит по ней отец, как  горестно
его одиночество. А она, Черная, обидела отца, потом  пожалела  об  этом.  Но
когда настала решающая минута, снова не поверила ему и тайно бежала в  леса.
Одного оставила его в печали и тоске да и в тревоге за дочь...
   Она говорила долго, и слезы застилали ее глаза,  а  Осмомысл  смотрел  на
грустное лицо девушки и не знал, как быть. Хотел возразить ей, но  не  смел,
не знал, как это сделать. Чувствовал, что болит  его  сердце  за  горемычную
сироту, которой грозит тяжкая доля в далекой Хозарии.
   Но он не подал виду, встал с колоды, проговорил тихо и медленно:
   - Ты не спеши, дитятко, скоро  вернется  Всеволод,  посоветуемся.  Может,
сначала его пошлем в Чернигов, пусть разузнает, гостят ли в  княжьем  тереме
хозары или рыщут по дорогам... А там видно будет. Если захочешь, то  и  отцу
дадим знать, что ты жива, здорова.
   Не уверен был старик, что  сделает  именно  так.  Но  нужно  было  что-то
сказать, успокоить, обнадежить девушку, задержать ее здесь. Хоть  ненадолго,
но задержать...
   На подворье не мог себе места найти Осмомысл. Беспокойные думы, как  злое
наваждение, неотвязно следовали за ним, не давали забыться. Наконец пошел  к
лесной опушке, к своему любимцу -  огромному  тысячелетнему  дубу.  Сел  под
густыми, развесистыми  ветвями  и  задумался,  глядя  на  зеленое  пастбище,
сверкавшее яркими росами в это погожее раннее утро.
   "Свет ясный, мир прекрасный. Как велик ты и как удивителен. Видел я  тебя
и в лесах северянских, и в землях хозарских, за  океан-морем  широким,  и  в
горах высоких. Изумлял ты меня невиданными землями, людьми и нравами,  пугал
ты меня чудо-юдами. Но не открыл мне до сих пор великой истины. В  чем  она,
истина, это самое большое чудо на земле. Зачем таишь ее  от  людей?  Или  не
хочешь, чтоб узнали ее люди? Как и зачем  заползают  в  сердце  злые  мысли,
жажда мести... Разве тогда, давно, еще в молодости, в светлые  дни  жизни  с
Роксаной, не был я счастлив? Не холил, не любил, не берег  свое  счастье?  А
поди ж ты, наслали злые духи князя с  посадником.  Обездолили  меня,  отняли
разум, ослепили гневом. Растоптали мою  жизнь  князь  с  посадником!  Княжий
произвол загнал в глухие леса меня и  сына,  холопами  мы  стали...  Иль  то
угодно было небу? Зачем наслали боги темные силы в мой дом?..
   И вот теперь, через  двадцать  лет,  пришла  сюда  дочь  того  же  князя,
гонителя, злодея моего. А посеяла  в  сердце  моем  иные  чувства:  добро  и
жалость... Отчего  это?  Ведь  я  отрешился  от  мира,  возненавидел  князя.
Двадцать лет вынашивал в  сердце  месть.  А  встретил  эту  девицу,  чистую,
ласковую, и верит она мне, в мою доброту, защиту... И сам теперь не понимаю,
что делается со мной. При ней забываю о мести, которую лелеял  столько  лет,
сердце тает, как воск на огне, и кажется мне, мир становится иным.  Не  весь
он черен, как думал я после гибели Роксаны, после княжьего суда. Есть еще на
свете добро и радость, и чистое сердце, и вера в  честь...  Да  и  как  ныне
отомщу я князю, ненавистному господину своему, если месть  моя  будет  горем
для дочери его? Найду ли в себе силы пойти против этой девушки?.."
   Возвратился с охоты  Всеволод  и  сразу  заметил:  дома  что-то  неладное
случилось. Отец встретил его на опушке и, не спросив, как прошла  облава  на
зверя, повел речь о княжне.
   - Говорил ли ты с Черной, когда отправлялся на охоту?
   - Нет, - насторожился Всеволод. -  Она  еще  с  вечера  сказала,  что  не
поедет, потому не тревожил ее.
   Осмомысл помолчал, потом поднял на  сына  глаза  и  в  каком-то  смятении
молвил:
   - Она собирается домой.
   Всеволод не побледнел, как ожидал конюший, но весь как-то поник. Медленно
и молча двинулся к  дому.  Осмомыслу  показалось,  что  сын  не  понял  всей
опасности намерения княжны, что надо сейчас, немедля что-то сделать.
   Он сбоку глянул на сына и не выдержал:
   - Ты должен сказать ей, что она может попасть в руки хозар, и тогда уж ей
не вырваться. Да и князь рад будет...
   - Не послушает меня Черная, - отозвался Всеволод. - Как она задумала, так
тому и быть...
   Конюший остановился, удивленный такой покорностью сына воле девушки.
   - Да ты подумай, она ребенок еще, не  понимает,  какая  беда  ждет  ее  в
Чернигове! Кому, как не тебе, пристало отвратить ее помыслы от  этой  затеи,
отвлечь охотой, поединком. Ведь ты умело бьешься  на  копьях,  стреляешь  из
лука на всем скаку...
   "Отвратить помыслы? И правда... А что, если и в самом деле?.."
   Всеволод повеселел и, переглянувшись с отцом, кивнул ему.
   - Ладно, батько, я попробую.
   А после обеда выбежал из хаты бодрый, веселый и, увлекая за собой княжну,
поспешил с нею к Осмомыслу.
   - Батюшка! - крикнул еще издали. - Мы едем с Черной на озеро!  К  берегам
Лебединого озера!
   Осмомысл отложил ложку,  которую  вырезал  из  грушины,  И  вопросительно
посмотрел на девушку.
   - Я согласна, - сказала  княжна,  присев  рядом  со  Всеволодом  напротив
старика. - Раньше чем воротиться в Чернигов, хочу дознаться про свою долю  у
девы-лебедицы. Сегодня ночью поедем к озеру, может, перед  рассветом  увидим
ее. Молитесь, отец, чтобы послали боги удачу, чтобы милостивы были к нам...
   - Помолюсь, - ответил Осмомысл. - Хорошо, что вспомнила об  озере.  А  то
уехала б и не увидела красы его дивной. Да и лебедей, поди, подстережете...
   Но знал старик; не легко подкрасться к ним. С тех пор как живет здесь, ни
ему, ни подконюшим не посчастливилось не то что выкрасть их одежду, а просто
подстеречь, увидеть, как купаются они на рассвете.  Сказки  это,  в  которые
веришь смолоду. А ныне... Сейчас он  рад,  что  сын  вспомнил  об  озере,  о
лебедицах. Затея эта отвратит помыслы княжны о доме, об отце, задержит ее на
пастбище. Девушка она своенравная и упрямая, запальчивая,  ее  не  остановит
первая  неудача.  Не  раз  еще  попытается  подстеречь  купанье  лебедей  на
рассвете. А время-то протянется... Побудет еще здесь княжна. А там, может, и
отъедут хозары восвояси, видя, что Черной все нет и нет.
   ...Уж начало светать, рассеивался ночной сумрак,  а  старик  все  не  мог
заснуть. Тяжело ворочался с боку на бок, одолевали думы о княжне, о  любимом
сыне. Что ждет их впереди? Что ждет сына? Что, если полюбит  его  Черная?  А
вдруг и князь поставит выше богатства и  высоких  почестей  счастье  дочери?
Разве плохим бы отроком стал Всеволод в княжеской дружине? А там, глядишь, и
добрым витязем...
   Да нет, пустые утехи придумал ты себе, старик. Князь есть князь.  И  дочь
князя не для холопа... Укроется от хозарского плена, а  потом  ей  дорога  в
княжий терем, Всеволоду - на  пастбище.  А  князь...  А  с  князем  сочтемся
как-нибудь потом... Всеволод молод и силен. Он отомстит за наше поруганье  и
холопство. Почто бедной девице, сироте горемычной, держать ответ  за  отцову
жестокость. Сама-то она добра и ласкова. Страшится хозарской неволи, а  брак
со стариком каганом и  есть  неволя  горькая  для  княжны.  Помочь  ей  надо
укрыться от этого лиха, а не искать выгод знатного родства с гордым  князем,
будь он проклят. Да вразумят нас боги па  доброе  дело,  да  помогут  укрыть
девушку от злого глаза, от гнева княжеского...
   Золотые тонкие лучи глянули в окошко горницы. Осмомысл стоял на  коленях,
протянув руки к солнцу и молился:
   "Боже, Даждь-боже, унеси думы черные  о  мести,  о  крови...  Если  уж  в
счастье не привелось нам быть вольными людьми, то будем ими хоть  в  горе...
Помоги, боже, укрыть  и  спасти  ни  в  чем  не  повинную  девицу  от  плена
хозарского..."

   XV. ЧАРЫ ТЕМНОЙ НОЧИ
   Тихая звездная ночь раскинулась над лесом. Ляжешь на  толстый,  прогретый
за день солнышком хвойный ковер и уснешь,  не  почувствуешь  ни  холода,  ни
сырости, ни того, что близко вода.  Леса  и  леса  вокруг  вековые,  густые,
зеленые... И хорошо  лежать  вот  так,  у  костра,  смотреть,  как  медленно
разгорается он, как хочет оттеснить надвинувшуюся со всех сторон темень, как
вспыхивает веселым огоньком сухая ветка - одна, другая, третья...
   Потянул вдруг легкий  ветерок  с  прогалины,  с  ближнего  озера.  Принес
душистые запахи цветов, примятых копытами трав. Тепло так и тихо, и  хочется
закрыть глаза, поддаться искушению сладкого сна.
   Но Всеволод гонит его: рядом под могучим дубом спит княжна, а он страж ее
недреманный.
   Осторожно, тихонько ломает собранный сушняк, не спеша  бросает  в  огонь,
потом ложится навзничь и  долго-долго  глядит  в  усеянное  яркими  звездами
высокое, чистое небо. Неисчислимы они там, в далекой вышине! И  как  чудесно
сияют! Стезя Даждь-бога словно  туманом  окружена  их  серебристым,  бледным
светом. А в лесу сумрачно. Высокие столетние  дубы  широко  разбросали  свои
зеленые шатры, густо переплелись ветвями и, крепко обнявшись,  стеной  стоят
перед глазами. Темной, непроглядной стеной.
   Всеволод повернулся, лег ничком, стал присматриваться к лошадям,  глубоко
вдохнул ночные запахи. Они ему не внове, он привык к ним с детства  и  сразу
различает и сон-траву, и голубые сокирки,  и  схожие  по  запахам  цветы,  и
редкие травы.
   Но вот острый нюх его уловил какой-то новый запах, неприятный...  Чей  же
это? И тут он услышал, как тихо, опасливо заржали кони.
   Всеволод насторожился, приподнялся  на  локтях  и  стал  всматриваться  в
лесной мрак, вдоль прогалины. Потом снова принюхался... Пропал этот запах. В
чем тут  дело?  Догадался,  что  дым  костра  да  смоляной  дух  мешают  ему
распознать, чей же это запах почудился ему. Он встал, отошел несколько шагов
от костра, потянул ноздрями воздух. Сначала прямо перед собой, потом  влево,
еще левее...
   "Так вот оно что! -  тихонько  свистнул  Всеволод.  -  Это  волк  рыскает
неподалеку".
   Постоял, подумал, потом пошел к лошадям, привел их поближе к костру.
   Когда он вернулся, княжна подняла голову с душистой охапки травы.
   - Ты уходил, Всеволод? - встревоженно спросила она.
   - Коней собрал, - спокойно ответил юноша. - Напаслись уже, я и пригнал их
поближе к огню. А ты спи, вставать  придется  рано,  как  только  заря  свет
подаст.
   Девушка глубоко вздохнула. Глаза ее  закрылись.  Дрожащий  отсвет  костра
упал на ее лицо. И Всеволоду показалось, что она улыбается.  Ему  захотелось
сорвать стебелек травы и озорно пощекотать им  губы  Черной.  Он  даже  тихо
засмеялся этой мысли и протянул  руку,  чтобы  сорвать  травинку,  но  вдруг
чей-то надсадный крик огласил поляну. Еще не  затихло  эхо,  как  послышался
громкий, визгливый хохот, прокатившийся и на поляне и в лесу.
   Княжна испуганно  вскочила,  не  разберет  спросонья,  откуда  он,  такой
истошный, оглушительный смех. Всеволод, улыбаясь, подошел к ней:
   - Не бойся, не бойся, княжна, то русалки играют...
   Он так спокоен, так уверен, что ей становится стыдно за свой  страх,  она
силится подавить его. "Да и чего, в самом деле,  тут  пугаться?  -  мелькает
мысль. - Мы ведь у огня, а он от всех наваждений лесных спасителен".
   Вдруг над самой головой снова раздался дикий хохот. Княжна  вздрогнула  и
схватила юношу за руку. Он быстро закрыл ладонью ее глаза.
   - Ой, боюсь! - испуганно зашептала она. - Они, никак, тут  на  дубе,  над
самой головой!
   - Ну что ты, княжна, - успокаивает ее Всеволод. - Это тебе показалось.  С
нами живой огонь, русалки не посмеют подойти так близко.  Не  бойся  ничего.
Пока горит костер, ни звери, ни духи в лесу не страшны.
   - Правда, правда, Всеволод, - все еще вздрагивая, отозвалась  Черная.  Но
помимо воли в ушах ее все еще раздавался тот страшный хохот. - А  может,  мы
уйдем отсюда на поляну? Там русалки хоть над головой не будут прыгать.
   - Нет, - поспешно отозвался юноша. - Нельзя на поляну. Пересидим тут  под
дубом. Недолго побегают они здесь, порезвятся и перестанут. Видно, мы  место
их заняли, вот они и кричат. Плясать, вишь, им негде. А увидят,  что  мы  не
уходим, другое место побегут искать. Слышишь, уже удаляются...
   В  самом  деле,  хохот  затихал  где-то  вдали.  Черная  и  Всеволод  еще
прислушивались к отголоскам,  которые  повторяло  лесное  эхо.  Наконец  все
успокоилось. Снова воцарилась ночная тишина.
   - Спать надо, княжна, - подавляя зевоту, сказал юноша. - Ночь на  исходе,
а нам спозаранку к озеру идти. Мне-то  не  впервой  в  ночном  не  спать.  С
табунами часто приходится и костер жечь,  и  лесного  зверя  сторожиться.  Я
привык. А тебе вот надо поспать перед охотой. Иди ложись да сосни еще часок.
   Но она не могла сразу заснуть.
   - Видишь, какая я трусиха, - застенчиво проговорила  Черная.  -  Подумать
только, русалок испугалась! Будто сроду не слышала о них, не знала, что  они
водятся в лесу.
   - Одно дело слышать о них рассказы няньки в своей опочивальне,  другое  -
побывать в ночном лесу да самому послушать и филинов, и сов, и  всякие  иные
лесные голоса. Непривычна ты, вот и напугалась. Да напрасно.  Не  бойся  тут
ничего. С нами священный огонь, и я с тобой тут. И уж никак не  дам  тебя  в
обиду.
   - Спасибо тебе, Всеволод, - улыбнулась княжна и протянула ему руку. -  Ты
настоящий друг мне и защитник.
   - А ты поняла, почему я  закрыл  тебе  глаза?  -  спросил  он,  осторожно
пожимая ее маленькую ладонь.
   - Боялся, что убегу?
   - Нет, - засмеялся он, - я о том и не подумал. Боялся, чтоб беда с  тобой
не приключилась. Говорят, русалки, завидев людей в лесу,  начинают  прыгать,
кривляться, плясать, качаться на деревьях. А  люди,  увидев  их  игры,  сами
начинают прыгать, кривляться и дергаться,  да  так  на  всю  жизнь  остаются
калеками - трясутся, будто пляшут, кривляются, как они. Вот я и закрыл  тебе
глаза, чтоб ты не видела русалок...
   - Ой, страшно-то как! - испуганно промолвила девушка.  -  А  если  бы  не
закрыл вовремя, так быть мне трясучкой? А вдруг снова подкрадутся они сюда и
ты не заметишь?
   - Ничего не бойся, княжна. С нами живой огонь, а я гляжу в оба.  Слышишь,
тишина вокруг, подались, видно, русалки на другую, дальнюю поляну.
   Голос юноши спокоен, тихая речь отгоняет прочь страхи... А  Всеволод  уже
рассказывает ей о вещих девах-лебедицах, что прилетают на Голубое  озеро,  о
тайнах охоты, ведомых только жителям лесов и пастбищ. Знают они, где  и  как
делать засады, как выследить, когда они на  рассвете,  сбросив  с  себя  лик
лебединый, бегут в чистые, прохладные воды озера...
   Слушает его княжна и забывает недавний страх, словно  зачарованная  ловит
каждое слово. И видится ей, как будет сидеть она,  притаившись  в  зарослях,
потом внезапно выскочит на берег, схватит оставленную лебедями  одежду...  И
станут они просить ее:  "Смилуйся,  красная  девица,  отдай  покрывала  наши
белые, мы отблагодарим  тебя  сторицей:  расскажем,  какая  доля  ждет  тебя
впереди". Но она попросит сначала поведать, ушли ли хозары из Чернигова, нет
ли их на земле Северянской, посчастливится ли ей избавиться от домогательств
старого кагана. А если скажут, что избавится, тогда уж спросит и о  суженом,
кто он и откуда явится к ней в Чернигов.
   - Неужто впрямь увидим мы на рассвете деву-лебедицу? Неужто  откроет  она
мне судьбу мою? Если так будет, вовек не забуду ни тебя, Всеволод,  ни  отца
твоего, вашей дружбы и защиты. В стольном граде Чернигове  будете  вы  моими
дорогими гостями. Сама я попрошу о том отца. А он мне ни в чем  не  откажет!
Ох и посмеемся мы над старым уродом каганом хозарским! Правда, Всеволод?

   Княжна весело рассмеялась.
   - Дай боже, чтоб так и сталось, Черная. Но помни:  терпения  много  надо,
чтоб выследить ту лебедицу...
   - Нет нет мне кажется, что нынче же на заре мы выследим ее. Я  так  хочу!
Давай всю ночь не будем спать. - Коли всю ночь не спать, то на заре  устанем
и задремлем Так всегда бывает.
   - А теперь не будет! Давай рассказывай мне до рассвета побывальщину, а то
- побегаем в горелки. Чтоб не заснуть Не успел Всеволод ответить, как Черная
рванулась и побежала во весь дух на прогалину. Юноша устремился за  ней.  Не
скоро поймал он быстроногую девушку. Обежала она поляну, повернула к костру,
и только тут он, запыхавшись, догнал и крепко обнял, чтобы не убежала снова.
   Княжна обернула к нему пылающее лицо, пытаясь вырваться  из  его  крепких
рук, но Всеволод, сам не  зная  как,  осмелился,  еще  крепче  сжал  руки  и
поцеловал княжну.
   В ту же минуту она ловко извернулась и выскользнула из его рук. Глаза  ее
горели гневом. Она зло закричала:
   - Ах, вот ты каков?
   С размаху Черная ударила парня по лицу. Раз, другой...
   -  Да  как  ты  смел,  негодяй!  Холоп  несчастный!  Какое-то  мгновение,
потрясенный неожиданностью, Всеволод стоял, закрыв лицо руками, не  в  силах
вымолвить ни слова, весь содрогаясь от стыда и горя. Потом он упал ничком на
траву и лежал недвижно до  тех  пор,  пока  не  услышал  раскатистое  ржание
Вороного.
   Тогда он вскочил и бросился туда, где стояли недавно  напуганные  волчьим
запахом кони. Подбежал, взглянул и замер: на привязи был только Вороной.
   -  Княжна!  -  испуганный  страшной  догадкой,   закричал   Всеволод.   -
Черна-а-а-ая!
   Только гулкое эхо отозвалось в лесу. Ускакала девушка... Долго блуждал  в
лесной чаще Всеволод на своем Вороном, не разбирая дороги. Прислушивался  ко
всем лесным звукам и шорохам. Не раздастся ли крик о помощи, не  позовет  ли
его княжна. В лесу столько  опасностей  подстерегает  неопытного  путника  и
днем, а уж ночью...
   Но нет... Никто не позвал его. Тихо  и  пусто  вокруг.  Тихо  и  пусто  в
душе...

   XVI. ВОЛКИ
   Черная не знала, куда она едет. Напала  на  какую-то  тропу  и  хлестнула
коня. Только бы избежать погони, только бы подальше от Всеволода!
   Да и та ли это тропа, которую она видела, когда умчалась с поляны? Сейчас
в густом лесу, среди нависших ветвей она  уже  не  уверена,  что  скачет  по
проторенной лесной тропе. Летит, как в пропасть. Вот-вот, кажется,  врежется
в ветви либо о ствол дерева ударится головой. Пропадет тут, и  конец,  никто
не найдет ее в этом дремучем лесу, в безвестных зарослях. Разве что Сокол...
На него вся надежда; он должен видеть в темноте. Да, да, должен! Он  вынесет
ее на большую дорогу.
   Но временами страх мурашками пробегал по спине.
   И княжна еще ниже склонялась к шее коня, прижималась к его гриве.
   Наконец она дрожащей рукой схватила повод. Почувствовав натянутые  удила,
Сокол сразу сбавил галоп. Княжна оглядывается, пытается  рассмотреть  лесную
тропу, да  что  увидишь  в  этой  тьме...  Черная  спешилась,  стала  руками
ощупывать землю... Слава богам! Она на широкой лесной тропе. Сердце радостно
дрогнуло. Молодчина Сокол, и ночью не сбился с пути! Да  и  тропа,  кажется,
широкая и длинная, верно. Вот только куда она выведет?
   Девушка пытается разгадать это по звездам. Когда-то ловчие ее учили,  как
выбраться по ним из лесной чащи. Но оказалось, не так  просто  это  сделать.
Досадовала княжна, что, едучи со Всеволодом, не примечала дорогу, не  помнит
даже, в какую сторону они направились с пастбища. Тропа к озеру неровная,  и
так и этак петляла среди деревьев. Да и теперь не  знает,  в  какую  сторону
пустилась удирать. Охваченная гневом, скакала, пути  не  разбирая,  лишь  бы
скорее, подальше от Всеволода.
   А теперь не ведает, где она, где путь на Чернигов, куда ведет эта  тропа:
на торную дорогу или, может, еще дальше в  лес,  в  непроходимые  чащи?  Как
быть? Ехать дальше или лучше подождать рассвета? Стоит она,  ни  вперед,  ни
назад не решается двинуться.
   Вдруг слышит: хрустнула где-то сух