ы,
пытаясь вернуть офицеров в части и убеждали нижних чинов сохранять
спокойствие. Кроме нас заседает еще Комитет рабочей партии, и мы находимся
под его властью и его цензурою. Опасность в том, что, если Петроград
попадет в руки анархии, нас, умеренных, сметут, так как это движение
начинает нас уже захлестывать. Их лозунг - провозглашение социальной
республики. Это движение захватывает низы и даже солдат, которым обещают
дать землю. Вторая опасность, что движение перекинется на фронт, где
лозунг - смести начальство и выбрать себе угодных. Там такой же горючий
материал, и пожар может перекинуться по всему фронту, так как нет ни одной
воинской части, которая, попав в атмосферу движения, тотчас не заражалась
бы. Вчера к нам в Думу явились представители сводного пехотного полка,
железнодорожного полка, конвоя вашего величества, дворцовой полиции и
заявили, что примыкают к движению. Им сказано, что они должны продолжать
охрану тех лиц, которые им были поручены; но опасность все-таки
существует, так как толпа теперь вооружена. В народе глубокое сознание,
что положение создалось ошибками власти, и именно верховной власти, а
потому нужен какой-нибудь акт, который подействовал бы на сознание
народное. Единственный путь - это передать бремя верховного управления
в другие руки. Можно спасти Россию, спасти монархический принцип, спасти
династию. Если вы, ваше величество, объявите, что передаете свою власть
вашему маленькому сыну, если вы передадите регенство великому князю
Михаилу Александровичу или от имени регента будет поручено образовать
новое правительство, тогда, может быть, будет спасена Россия, я
говорю "может быть", потому что события идут так быстро, что в настоящее
время Родзянко, меня и умеренных членов Думы крайние элементы считают
предателями, они, конечно, против этой комбинации, так как видят в этом
возможность спасти наш исконный принцип. Вот, ваше величество, только при
таких условиях можно сделать попытку водворить порядок. Вот что нам, мне и
Шульгину, было поручено вам передать. Прежде чем на это решиться, вам,
конечно, следует хорошенько подумать, помолиться, но решиться все-таки не
позже завтрашнего дня, потому что завтра мы не будем в состоянии дать
совет, и если вы его у нас спросите, то можно будет опасаться агрессивных
действий.
  Николай выслушал пространную речь Гучкова спокойно - тот не сказал
ничего нового - и ответил:
  - Ранее вашего приезда, после разговора по прямому проводу
генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной Думы, я думал в
течение утра, и во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов
на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь, еще раз
обдумав свое положение, я пришел к заключению, что ввиду его болезненности
мне следует одновременно отречься и за себя, и за него, так как
разлучаться с ним не могу.
  Растерявшийся Гучков сумел только промямлить, что "облик маленького
Алексея Николаевича был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти".
  В разговор вступил Рузский:
  - Его величество беспокоится, что если престол будет передан наследнику,
то его величество будет с ним разлучен.
  Несколько обалдевший от неожиданного выверта помазанника Шульгин
косноязычно пробормотал:
  - Я не могу дать на это категорического ответа, мы ехали, чтобы
предложить то, что мы передали.
  Николай в обычной своей манере делать вид, что не слышит того, чего
не хочет слышать, перевел разговор на другое:
  - Давая свое согласие на отречение, я должен быть уверенным, что вы
подумали о том, какое оно произведет впечатление на всю остальную Россию.
Не отзовется ли это некоторой опасностью?
  Гучков почувствовал себя увереннее, эта тема ему была ближе и яснее:
  - Нет, ваше величество, опасность не здесь. Мы опасаемся, что, если
объявят республику, тогда возникнет междоусобие.
  Шульгин подхватил:
  - Позвольте мне дать некоторое пояснение, в каком положении
приходится работать Государственной Думе. 26-го вошла толпа в Думу и
вместе с вооруженными солдатами заняла всю правую сторону. Левая сторона
занята публикой, а мы сохраняем всего две комнаты, где ютится так
называемый Комитет. Сюда тащат всех арестованных, и еще счастье для них,
что их сюда тащат, так как это избавляет их от самосуда толпы. Некоторых
арестованных мы тотчас же освобождаем. Мы сохраняем символ управления
страной, и только благодаря этому еще некоторый порядок мог сохраниться,
не прерывалось движение железных дорог. Вот при каких условиях мы
работаем. В Думе ад, это сумасшедший дом. Нам придется вступить в
решительный бой с левыми элементами, а для этого нужна какая-нибудь
почва. Относительно вашего проекта разрешите нам подумать хотя бы
четверть часа. Этот проект имеет то преимущество, что не будет мысли о
разлучении, и, с другой стороны, если ваш брат великий князь Михаил
Александрович как полноправный монарх присягнет конституции одновременно с
вступлением на престол, то это будет обстоятельством, содействующим
успокоению.
  - У всех рабочих и солдат, принимавших участие в беспорядках,
уверенность, что водворение старой власти - это расправа с ними, а потому
нужна полная перемена. Нужен на народное воображение такой удар хлыстом,
который переменил бы все. Я нахожу, что тот акт, на который вы решились,
должен сопровождаться и назначением председателем Совета Министров князя
Львова, - закончил Гучков свою тираду тем, ради чего, собственно, и
произнес ее.
  - Я хотел бы иметь гарантию, - сказал Николай, не глядя на гостей, -
что вследствие моего ухода и по поводу его не было бы пролито еще лишней
крови.
  Гучков чуть не позеленел: "Немедленно, во что бы то ни стало
избавиться от этого идиота, или он нас всех потянет за собой". Сейчас он
проклинал свою нерешительность - давно, давно уже надо было табакеркой,
табакеркой по этому дегенеративному лбу ("Проклятый япошка, не мог
посильнее ударить8. Все могло пойти иначе").
  Шульгин посмотрел на Гучкова и, видя, что тот не собирается отвечать
императору, сказал:
  - Может быть, со стороны тех элементов, которые поведут борьбу против
нового строя, и будут попытки, но их не следует опасаться. Я знаю,
например, хорошо город Киев, который всегда был монархическим, теперь там
полная перемена.
  - А вы не думаете, что в казачьих областях могут возникнуть
беспорядки?
  - Нет, ваше величество, - отчеканил Гучков, - казаки все на
стороне нового строя. Ваше величество, в вас заговорило человеческое
чувство отца, и политике тут не место, так что мы ничего против вашего
предложения возразить не можем. Важно только, чтобы в акте вашего
величества было указано, что преемник ваш обязан дать присягу конституции.
  Разговор пошел веселее. Собеседники улыбались, но теперь уже не
скрывали, что отлично поняли друг друга и ненавидят друг друга от всей
души. Впрочем, к Шульгину это не относилось. Он на всю свою долгую жизнь
остался убежденным монархистом.
  - Хотите еще подумать? - спросил Николай. И это прозвучало издевкой
- они приехали заставить его отречься, а он предлагает им подумать над
своим предложением. Но последнее слово все-таки остается за ними.
Последними сейчас смеяться им, а не ему.
  - Нет, я думаю, что мы можем сразу принять ваши предложения, -
ответил Гучков. - А когда бы вы могли совершить самый акт? Вот проект,
который мог бы вам пригодиться, если бы вы пожелали из него что-нибудь
взять.
  У Николая передернулась губа, он встал и, ответив, что проект
уже составлен, вышел в соседнюю комнату. Там он исправил документ, написав
вместо имени сына имя брата Михаила и, приказав переписать манифест,
в 11 часов 40 минут передал его Гучкову.
  Прочитав манифест, Гучков едва заметно пожал плечами, словно сожалея,
что этот никчемный человек даже на краю пропасти не хочет отказаться от
своего упрямства и первобытных хитростей, а затем спокойно попросил
вставить в документ фразу о присяге Конституции.
  Затем, уже отрекшись от престола, Николай написал указы о назначении
князя Львова председателем Совета Министров, а великого князя Николая
Николаевича - главнокомандующим. Чтобы не создавалось впечатление, что
решение об отречении принято под давлением, на манифесте было проставлено
время отречения - 3 часа дня, а на указах - 2 часа дня, "дабы не лишить их
законной силы".
  Выйдя из вагона, Гучков крикнул в толпу, стоявшую у царского поезда:
  - Русские люди, обнажите головы, перекреститесь, помолитесь
богу... Государь император ради спасения России снял с себя свое
царское служение. Россия вступает на новый путь!
  Старый демагог, всю жизнь мечтавший так подправить монархию, чтобы
она существовала вечно, даже не догадывался, насколько его последние слова
близки к истине.

  Дневник Николая Романова:
  "2-го марта. Четверг.
  Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с
Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь
министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется
соц.-дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский
передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 1/2
ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания
армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из
Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и
Шульгин, с кот. я переговорил и передал им подписанный и переделанный
манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого.
  Кругом измена и трусость и обман"

  Генерал Болдырев - генералу Лукомскому, 00 часов 28 минут:
  "Манифест подписан. Передача задержана снятием дубликата, который
будет по подписании государем вручен депутату Гучкову, после чего передача
будет продолжена".

  Генерал Клембовский - Воейкову, 00 часов 55 минут:
  "Из Царского Села по телефону передают, что генерал Гротен, князь
Путятин, полковник Герарди и полковник Терехов арестованы в Ратуше.
Сообщаю для сведения".

  Генерал Иванов - генералу Алексееву, 1 час 30 минут:
  "До сих пор не имею никаких сведений о движении частей, назначенных в
мое распоряжение. Имею негласные сведения о приостановке движения
моего поезда. Прошу принятия экстренных мер для восстановления порядка
среди железнодорожной администрации, которая, несомненно, получает
директивы Временного Правительства".

  Гучков и Шульгин - начальнику Главного штаба, 1 час 45 мминут:
  "Просим передать председателю Думы Родзянке: "Государь дал согласие
на отречение от престола в пользу великого князя Михаила Александровича с
обязательством для него принести присягу конституции. Поручение
образовать новое правительство дается князю Львову. Одновременно
верховным главнокомандующим назначается великий князь Николай Николаевич.
Манифест последует немедленно. Сообщите немедленно в Псков положение дел в
Петрограде".

  Генерал Алексеев - генералам Эверту, Брусилову, Сахарову и адмиралу
Русину, 3 часа 23 минуты:
  "От наштасева мною получена телеграмма об отречении. Прошу ее срочно
передать во все армии и начальникам главных военных округов, входящих в
состав фронта. По получению по телеграфу манифеста таковой должен быть
безотлагательно передан во все армии по телеграфу и, кроме того, напечатан
и разослан в части".

  Генерал Алексеев - главнокомандующим фронтами, начальнику Морского
штаба Верховного главнокомандующего, командующим войсками военных округов,
6 часов 45 минут:
  "Председатель Государственной Думы Родзянко убедительно просит
задержать всеми мерами и способами объявление того манифеста, который
сообщен этой ночью, ввиду особых условий, которые я вам сообщу
дополнительно. Прошу сделать соответствующие распоряжения, ознакомив с
манифестом только старших начальствующих лиц. Прошу ответа".

  Адмирал Непенин - адмиралу Русину, 8 часов 00 минут:
  "В Гельсингфорсе задержал, пытаюсь задержать в Абозиции и Монзиции. В
Ревеле уже объявлено, расклеено и получило широкую огласку. В Ревеле
беспорядки временно прекратились".

  Приехав в Петроград, Шульгин с вокзала позвонил в Думу. К телефону
подошел Милюков и закричал в трубку:
  - Василий Витальевич, прошу вас и умоляю акта отречения не оглашайте.
Народ возбужден до предела. С тех пор как вы уехали, настроение сильно
ухудшилось. Это отречение никого уже не удовлетворяет. Не делайте
дальнейших шагов, могут быть несчастья...
  А Гучков, оставив Шульгина у телефона, уже был в железнодорожных
мастерских. Разговора Милюкова с Шульгиным он не слышал и теперь объявлял
рабочим, что царь отрекся от престола в пользу великого князя Михаила и
сформировано "демократическое" правительство во главе с князем Львовым.

  Генерал Брусилов - генералу Алексееву, 9 часов 42 минуты:
  "Распоряжения сделаны. В трех армиях манифест задержан в штабах армий
и лишь в одной - в штабах корпусов. В Киевском округе объявить его не
успели. Не откажите возможно скорее ориентировать меня, что крайне
необходимо".

  Генерал Данилов - командующим 1-й, 5-й, 12-й армиями и командующему
42-м корпусом, 9 часов 45 минут:
  "Необходимо принять все меры к борьбе с бродяжничеством в тылу,
сократить до крайнего предела выдачу пропусков в армии, установить
контроль на железных дорогах, на пропускных пунктах, кои менять чаще, дабы
к наличию их не приспособились, установить службу разъездов и облав. Цель
этого - изолировать войска от возможного проникновения агитаторов, а также
не допустить образования в тылу шаек грабителей и бродяг.
  К последним главкосев приказывает применять самые беспощадные меры".

  - Князь! - раздался крик из толпы рабочих, и один из них
выскочил вперед.
  - Так вот, товарищи, для чего мы революцию делали! От князей и графов
все терпели и на тебе! Министром финансов - Терещенко! А кто такой
господин Терещенко? Сахарных заводов штук десять, земли десятин тысяч сто
да деньжонок миллионов тридцать наберется!
  Рабочие закрыли двери мастерских и обступили Гучкова:
  - Давай грамоту! В клочья ее!
  Но манифеста у Гучкова уже не было.
  В 10 часов утра в Петрограде на Миллионной улице в квартире князя
Путятина состоялось совещание думцев и великого князя Михаила. Мнения
собравшихся разошлись.
  - Я не вправе скрывать здесь, каким опасностям вы лично, ваше
высочество, подвергаетесь в случае решения принять престол. Я не ручаюсь
за жизнь вашего высочества, - говорил Керенский.
  Милюков убеждал Михаила принять престол, заявляя, что он просто не
имеет права отказаться:
  - Если вы, ваше высочество, откажетесь, будет гибель, потому что
тогда Россия потеряет свою ось. Монарх - это ось. Монархия - это
единственное возможный в России центр. Это - единственно общее, что все
знают, единственное понятие о власти. Если вы откажатесь, будет ужас. Без
монарха Временное правительство будет лишь утлой ладьей, которая потонет в
океане народных волнений. Без царя стране грозит потеря всякого сознания
государственности, а Временное правительствво не доживет до
Учредительного собрания.

  Разговор по прямому проводу представителя Морского штаба Верховного
главнокомандующего с Главным морским штабом, 10 часов 20 минут:
  Гончаров. Скажите, как обстановка?
  Альтфатер. Обстановка значительно спокойней, постепенно все
налаживается.
  Гончаров. Вчера распространился слух, что вчера была произведена
резня офицеров, и наморштаверх просит узнать, все ли офицеры здоровы.
  Альтфатер. Все это сплошной вздор. Все живы и здоровы.
  Гончаров. Наморштаверх просит также выяснить, сильно ли в настоящее
время правительство Государственной Думы или авторитет его уже поколеблен.
  Альтфатер. Полагаю, что сильно.
  Гончаров. Если что-либо изменится в обстановке, наморштаверх просит
немедленно ставить в известность.
  Альтфатер. Я пошлю сегодня подробнейшую телеграмму обо всем, не могу
этого сделать сейчас, ибо не имею времени - у нас у всех масса работы.

  Генерал Квецинский - генералу Лукомскому, 11 часов 15 минут:
  "Объявление того или иного манифеста войскам должно быть произведено
с должной торжественностью, с совершением богослужения о здравии
восшедшего на престол монарха. Поэтому главкозап считает желательным,
чтобы протопресвитером были преподаны военному духовенству
соответственные указания".

  Командующий флотом Черного моря адмирал Колчак - адмиралу Русину, 14
часов 30 минут:
  "Секретная. Для сохранения спокойствия нахожу необходимым объявить
вверенным мне флоту, войскам, портам и населению, кто в настоящее время
является законной верховной властью в стране - кто является законным
правительством и кто верховный главнокомандующий. Не имея этих сведений,
прошу их мне сообщить. До настоящего времени в подчиненных мне флоте,
войсках, портах и населении настроение спокойное".

  Генерал Алексеев - генералу Эбелову,15 часов 10 минут:
  "Все распоряжения нового правительства должны исполняться, в том
числе и освобождение политических осужденных".

  Генерал Сухомлин - генералу Лукомскому, 16 часов 30 минут:
  "Генерал-лейтенант Корнилов отправился из Луцка экстренным поездом в
3 часа 35 минут 3 сего марта по новому назначению".

  По предварительному согласию, каждый из присутствоваших на совещании
в квартире Путятина мог выступить только один раз, но Милюков после
выступлений других участников собрания снова взял слово, не обращая
внимания на их протесты, и опять принялся убеждать Михаила:
  - Хотя правы те, кто ссылается на соображения личной безопасности,
надо рискнуть. Вне Петрограда есть полная возможность собрать военную силу.
  Его поддержал Гучков, но виновник собрания, не на шутку струхнувший,
отказался от высокой чести принять терновый венец мученика за великую идею
монархии. В 6 часов вечера он подписал манифест об отречении.

  В.И. Ленин - А.М. Коллонтай, 3 марта:
  "Дорогая А. М.! Сейчас получили вторые правительственные телеграммы
о революции 1(4).III в Питере. Неделя кровавых битв рабочих и Милюков +
+Гучков+Керенский у власти!!. По "старому" европейском шаблону...
  Ну что ж! Этот "первый этап первой (из порождаемых войной) революции"
не будет ни последним, ни только русским. Конечно, мы останемся...
против империалистской бойни, руководимой Шингаревым + Керенским и Кё.
  Все наши лозунги те же. В последнем ј "Социал-Демократа" мы говорили
прямо о возможности правительства "Милюкова с Гучковым, если не Милюкова с
Керенским". Оказалось и - и: все трое вместе. Премило! Посмотрим, как-то
партия народной свободы... даст народу свободу, хлеб, мир...
  После "great геbellion"9 1905 - "glorious revolution"10

                                1917!.."


  Морозным утром 3 марта Ломоносов ехал на вокзал в открытом
автомобиле, с трудом пробирающемся через толпы ликующего народа. Заметив
Лебедева, медленно шедшего в шубе с поднятым воротником, Ломоносов
окликнул его, но тот, едва заметно покачав головой, продолжал идти.
  Ломоносов приказал шоферу развернуть автомобиль. Они догнали Лебедева
на одной из малолюдных улиц. Он влез в машину и на вопрос Ломоносова:
"Где же акт, где Гучков?" - зашептал ему на ухо:
  - Акт вот. - И сунул Ломоносову в руку сверток. - Гучков арестован
рабочими.
  - Что?! - переспросил Ломоносов, дрожащей рукой запихивая в боковой
карман пальто бумагу.
  - В министерстве расскажу, - пробормотал Лебедев, обессиленно
откинувшись на спинку сиденья.
  Приехав в министерство, они поднялись в кабинет Бубликова. Там было
несколько чиновников.
  - Ну что? Как? - почти крикнул им из-за стола Бубликов.
  - Ничего, но... - Ломоносов замялся, глядя на пол, потом
решительно сказал:
  - Александр Александрович, у меня есть к вам одно сообщение
совершенно доверительного характера.
  Когда они остались наедине, Бубликов обеспокоенно и в то же время
недовольно спросил:
  - В чем дело?
  - Гучков арестован... Акт отречения вот...
  - Достукался, - сказал Бубликов после минутного молчания. - Итак,
будем присягать Михаилу... Да, а с Гучковым-то что?
  - Когда поезд пришел в Петроград, его встре