жались до 25 человек арестованных участников уличного
беспорядка под охраной городовых, причем намеревались освободить этих
задержанных. К толпе подъехал взвод казаков 4 Донского казачьего полка с
офицером, который въехал во двор дома и освободил арестованных, причем
казаки нанесли удары ножнами шашек окарауливавшим арестованных городовым
Шупову и Крогуленцу. По показанию одного из городовых, один из казаков,
въехавших во двор, где находились арестованные, ударяя шашкой городовых,
ругал их бранными словами и говорил: "Служите вы за деньги".
  Означенная толпа была окончательно разогнана казаками при помощи
подоспевшего отряда конных жандармов под командой штаб-ротмистра
Подобедова.
  За подстрекательство к уличным беспорядкам задержан рабочий Арсенала,
состоящий на учете военно-обязанный Николай Козырев, 27 лет

  Телеграмма командующего Петроградским военным округом генерала
Хабалова начальнику штаба Верховного Главнокомандующего генералу
Алексееву, 17 час. 40 мин. 25 февраля 1917 г.:
  "Доношу, что 23 и 24 февраля, вследствие недостатка хлеба, на многих
заводах возникла забастовка. 24 февраля бастовало около 200 тысяч рабочих,
которые насильственно снимали работавших. Движение трамвая рабочими было
прекращено. В средине дня 23 и 24 февраля часть рабочих прорвалась к
Невскому, откуда была разогнана. Насильственные действия выразились
разбитием стекол в нескольких лавках и трамваях. Оружие войсками не
употреблялось, четыре чина полиции получили неопасные поранения. Сегодня,
25 февраля, попытки рабочих проникнуть на Невский успешно парализуются.
Прорвавшаяся часть разгоняется казаками. Утром полицмейстеру Выборгского
района сломали руку и нанесли в голову рану тупым орудием. Около трех
часов дня на Знаменской площади убит цри рассеянии толпы пристав Крылов.
Толпа рассеяна. В подавлении беспорядков, кроме петроградского гарнизона,
принимают участие пять эскадронов 9 запасного кавалерийского полка из
Красного Села, сотня лейб-гвардии сводно-казачьего полка из Павловска и
вызвано в Петроград пять эскадронов гвардейского запасного кавалерийского
полка".

  Протокол допроса генерала Хабалова 22 марта 1917 г.
  "Хабалов. Затем, около девяти часов я получил телеграмму за подписью
его императорского величества: "Повелеваю завтра же прекратить в столице
беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией.
Николай". Эта телеграмма, как бы вам сказать, быть откровенным и
правдивым: она меня хватила обухом... Как прекратить завтра же? Сказано:
"завтра же..." государь повелевает прекратить во что бы то ни стало. Что я
буду делать? Как мне прекратить? Когда говорили: "Хлеба дать", - дали
хлеба и кончено. Но, когда на флагах надпись "Долой самодержавие" - какой
же тут хлеб успокоит! Но что же делать? Царь велел: стрелять надо... Я
убит был, положительно убит! Потому что я не видел, чтобы это последнее
средство, которое я пушу в ход, привело бы непременно к желательному
результату... Нужно сказать, что каждый вечер собирались все начальники
участков военной охраны, докладывали, что происходило в течение дня, и
затем выясняли, что делать на завтра. И тогда к 10 часам должны были
собраться начальники участков, командиры запасных батальонов для
выслушания распоряжений на завтрашний день.
  Председатель. Это было 25-го февраля?
  Хабалов. Совершенно верно, как раз через час после получения этой
телеграммы они должны были собраться. Когда они собрались, я прочел им
телеграмму, так что телеграмма эта мною была оглашена и ее видели другие
члены совещания. Я тогда объявил: "Господа! Государь приказал завтра же
прекратить беспорядки. Вот последнее средство, оно должно быть
применено... Поэтому, если толпа малая, если она не агрессивная, не с
флагами, то вам в каждом участке дан кавалерийский отряд, пользуйтесь
кавалерией и разгоняйте толпу. Раз толпа агрессивная, с флагами, то
действуйте по уставу, предупреждайте троекратным сигналом, а после
троекратного сигнала - открывайте огонь". Как доказательство моего
состояния нервного сообщу вот что. Это меня нисколька не оправдывает,
потому что в моем положении нервы должны быть железные и терять голову
никогда не нужно, следовательно, это не извинение, а только объяснение...
Вечером ко мне обращается городской голова и говорит, что он, наконец,
придумал какой-то проект распределения хлеба. Нужно сказать, что в зтот
день ко мне заезжал министр внутренних дел Протопопов...
  Председатель. 25-го?
  Хабалов. Да, может быть и 25-го, он несколько раз приезжал. Вероятно
это было 25-го. Вероятно он приехал в дом градоначальника и тут что-то
такое сказал: "Там город выдумал какой-то проект заведования
продовольствием, но это неправильная организация, это революционный
проект". Хотя толком он ничего не сказал - что там такое? Я же этого
проекта раньше не видал... Так вот: звонит городской голова и говорит, что
выработан проект. А я ему отвечаю: "Вы выдумали какой-то незаконный
проект, который совершенно несогласен с городовым положением, я не могу на
это согласиться". Он мне говорит: "Что мне с ним делать?" "Делайте, что
хотите!" - вот мой ответ, показывающий, мне кажется, что у человека голова
была не в порядке... Затем, в этот же вечер меня пригласили на заседание
Совета Министров. Там, вначале, помню, что председатель Совета
Министров... что-то такое говорил, дай бог памяти, надо вспомнить...
Трудно сказать, так в этом заседании скользили мысли, бросались с одного
предмета на другой! Сначала шел разговор о том, почему арестовали двух
рабочих депутатов, которые незадолго перед тем выпустили воззвание с
приглашением бастовать.
  Председатель. Это было 25-го или 26-го?
  Хабалов. Виноват, это было на 25-е. Заседание Совета Министров
началось, я думаю, часов в 12 ночи.
  Председатель. На понедельник или на воскресенье?
  Хабалов. На воскресенье. То ночное заседание, о котором я вам
доложил, происходило в тот самый вечер, когда я получил телеграмму...
Совет Министров был 25-го. В этом заседании, я точно не знаю, был уже,
кажется, объявлен перерыв занятиям в Государственной Думе? Кажется уже был
объявлен перерыв... хотя не могу доложить был ли объявлен или только
собирались объявить.
  Председатель. Расскажите вкратце, что же было на этом заседании
Совета Министров?
  Хабалов. На этом заседании было следующее, была довольно длинная речь
министра земледелия о том, может ли этот современный кабинет поладить с
Государственной Думой и работать с Государственной Думой. Он пришел к тому
заключению, что работать невозможно, и, что этот состав министров не может
работать с Государственной Думой. Это после всех речей и прений по
продовольственному вопросу оказалось, что, в сущности, большинство
Государственной Думы, так сказать, считало распоряжения министра
земледелия целесообразными и готово было их одобрить, но оно не могло их
одобрить, потому что оно стало бы в противоречие с самим собою! А поэтому
какие бы даже целесообразные распоряжения ни производили, все равно
Государственная Дума с ними работать не станет! А, следовательно - выход
один, уход всего министерства. Хотя последнего он категорически не
сказал, но, по-моему, можно было догадаться, затем говорил довольно
длинную речь министр иностранных дел Покровский, который высказал общее
мнение, что с Государственной Думой поладить нужно, без Государственной
Думы работать нельзя, и, что в сущности говоря, требования Государственной
Думы таковы, что они должны быть приемлемы и, что те, кто Государственной
Думе неугодны, должны уйти. Потом была речь Кригер-Войновского, которая
тоже сводилась к тому, что Государственная Дума вовсе не так революционно
настроена, что в речах... этого... как его?... Родичева и еще кого-то
были очень веские соображения. Вторая была, кажется, речь Шингарева, точно
не помню... По словам Кригер-Войновского, получилось впечатление от этих
речей вполне умеренное... смысл речи Кригер-Войновского был таков, что,
если Государственной Думе неугоден этот состав, если она не желает с ним
работать, то об этом следует доложить государю И просить заменить нас
другим составом, затем довольно длинно докладывал Протопопов. Но так как,
в сущности, он докладывал о том, что происходило на улицах и докладывал,
по моему мнению, необстоятельно, то я попросил позволения сказать, что
происходило на улицах, и доложил то, что я вам доложил, т.е.
последовательно те события, которые были в этот день, а именно:
происшествие на Знаменской площади, где был убит пристав, затем
происшествия на Невском. Я доложил затем о происшествии на Трубочном
заводе. И вот уже не помню - доложил ли я эту телеграмму или нет? Но я
доложил о том, какое распоряжение было мне дано. В конце концов
высказались несколько министров - военный, юстиции и земледелия - что,
если уже дело так обстоит на улицах, что в войска стреляют, кидают и т.д.,
то таким беспорядкам должна быть противопоставлена сила.
  Председатель. Генерал, что же? Про эту гелеграмму вы не помните,
доложили ли вы ее? Вам ведь не было смысла не докладывать о ней?
  Хабалов. Конечно, не было. Мне был полный смысл доложить. Нo доложил
ли я или нет - не могу сказать...
  Председатель. Но надо полагать, что доложили.
  Хабалов. Думаю, что доложил. Но хоть под присягу меня ведите, я не
могу точно сказать - я не помню.
  Председатель. Вы говорите: Протопопов довольно необстоятельно доложил
о событиях дня. Какой был вывод в речи Протопопова - какое его предложение?
  Хабалов. Опять-таки этого не могу вам доложить. Ну, словом,
Протопопов стоял здесь эа то, чтобы беспорядки были прекращены вооруженною
силою... по-моему, такой смысл...
  Председатель. Перед ним высказался Риттих и некоторые другие министры
на тему о том, что Дума и даже умеренные ее кгуги - не Родичев и Некрасов,
а другие - недовольны министерством и не желают с ним работать. Вы,
конечно, знаете, что главным образом это касалось Протопопова. Не можете
ли вы нам сказать, каково было отношение Протопопова к таким речам этих
министров?
  Хабалов. Я должен вам оказать, что Протопопов говорил несколько
раз... я ожидал, признаюсь, что Протопопову следовало бы сказать: "Я
ухожу" - по-моему, так, но такого слова я не слыхал.
  Председатель. Вы долго были на этом заседании?
  Хабалов. Я думаю, часа два...
  Председатель. До его конца?
  Хабалов. Нет, я уехал до конца. Я видел, собственно, что я буду
присутствовать в заседании Совета Министров, где будут говорить об
отставке министерства. При чем же я тут? А между тем - было три часа
ночи''...

  Донесение охранного отделения.
  Четвертый участок Нарвской части.
  "За день в районе участка толпа подростков отобрала ключи от
нескольких моторных вагонов трамвая. По наблюдению полиции в этих случаях
можно предполагать снисходительную податливость со стороны самих
вагоновожатых".

  Дневник Николая П:
  "25 ф. суббота.
  Встал поздно. Доклад продолжался полтори часа. В 2 1/2 заехал в
монастырь и приложился к иконе божьей матери. Сделал прогулку по шоссе на
Оршу. В 6 ч. пошел ко всенощной. Весь вечер занимался".

  С утра 25-го все заводы Охты не работали. Военные, химические,
выпускающие взрывчатку. Все.
  Население Охты вышло на улицы.
  В водоворотах толпы возникали митинги.
  Полицейские патрули, шныряя повсюду, еще пытались по старой привычке
разогнать гигантские толпы, но сами тонули в людской массе. Толпа
выбрасывала их сильно помятыми, иногда без оружия, но с синяком под глазом.
  Казаки, нагло посматривая по сторонам, вдруг приподнимались на
стременах, бросали коней вскачь и, размахивая нагайками, проносились по
улице. Трогать большие толпы рабочих они опасались, отыгрываясь на
случайных прохожих и детях.
  Шпики и переодетые городовые высматривали особо активных
"бунтовщиков" - которые иногда их узнавали и жестоко били.
  К вечеру все выходы в город были перекрыты. На мосту Петра Великого,
на набережной Невы стояли отряды пехоты. Охту изолировали от Петрограда.
Никто не знал, что происходит в городе. О происходящих там событиях
охтенцы могли только догадываться, слыша выстрелы.
  Неизвестность порождала беспокойство.
  Провокаторы пустили слух будто, если рабочие не прекратят забастовку,
власти взорвут пороховые заводы.
  Нескольким рабочим удалось днем пробраться через заставы. Они
сообщили, что Питер заполнен демонстрантами, войска и полиция выведены на
улицы с оружием. Наступившую ночь рабочий класс Охты встретил нн улицах у
костров.
  На набережной Невы, возле больницы Елизаветинской общины стояли
казаки. Своим видом добавляли рабочим ненависти к монархии. То и дело
слышались громкие насмешки и свист в адрес "опоры трона". Дети, осмелев,
подбегали поближе и бросали в казаков снетки. Все видели, что их эта
храбрость злила не на шутку, им хотелось бы пройтись нагайками по детским
головам, но черное, мрачное грозное, колеблющееся на улицах море рабочих
не давало им возможности отвести душу.
  У одного из костров пожилой рабочий рассказывал про "пятый год".
  - А казаки не смели трогать народ... и сам Витте чуть не на коленях
ползал перед Носарем, вот что было-то. Все виноваты эти псы чубатые, -
показал рабочий на казаков. - Кабы не ихние нагайки, так и до сей поры
Совет бы правил... Сволочи они, вот что!
  Все словно по команде повернули головы в сторону казаков. Осторожно и
медленно они приближались к рабочим. Кто-то взял головню из костра и
бросил eе в казаков.
  - Кажу! - раздался визг.
  - Я те, холуй, дам "кажу"! Бей их!
  - Бей!
  - На казаков!
  - Бить!
  - Долой!
  Раздался рев, свист, все море людей зашевелилось и стремительно
бросилось на казаков. Они остановились, мгновение колебались и, повернув
коней, бросились наутек.
  - Удрали сволочи!
  - Трусы!
  - Да куда же храбрость-то ихняя девалась?
  - Видно, не так страшен черт...
  Рабочая Охта праздновала свою первую победу.



  26 февраля 1917 года


  Листовка Петербургского Комитета большевиков 26 февраля 1917г.
  "Российская Социал-демократическая Рабочая Партия.
  Пролетарии всех стра, соединяйтесь!
  Братья солдаты!
  Третий день мы, рабочие Петрограда, открыто требуем уничтожения
самодержавного строя, виновника льющейся крови народа, виновника голода в
стране, обрекающего на гибель ваших жен и детей, матерей и братьев.
  Помните, товарищи солдаты, что только братский союз рабочего класса и
революционной армии принесет освобождение порабощенному народу и конец
братоубийственной бессмысленной бойне.
  Долой царскую монархию! Да здравствует братский союз революционной
армии с народом!
  Петербургский Комитет Российской Социал-Демократической Рабочей
Партии".

  Александра Федоровна - Николаю П, 26 февраля 1917 г.:
  "... Один бедный жандармский офицер был убит толпой, и еще несколько
человек. Вся беда от этой зевающей публики, хорошо одетых людей, раненых
солдат и т.д., курсисток и проч., которые подстрекают других, Лили
заговаривает с извозчиками, чтобы узнавать новости. Они говорили ей, что к
ним пришли студенты и объявили, что если они выедут утром, то в них будут
стрелять. Какие испорченные типы! Конечно, извозчики и вагоновожатые
бастуют. Но они говорят, это не похоже на 905 год, потому что все обожают
тебя и только хотят хлеба. Досадно, что дети не могут покататься даже в
закрытом автомобиле.
  Я только что брала Марию к Знаменью поставить свечи, ходили на могилу
нашего друга1. Мягкая погода, очень солнечно. Я принесла тебе этот кусочек
дерева с Его могилы, где я стояла на коленях. В городе дела вчера были
плохи. Произведены аресты 120-130 человек. Главные вожаки привлечены к
ответственности за речи в Гос. Думе. Министры и некоторые правые члены
Думы совещались вчера вечером о принятии строгих мер, и все они надеются,
чю завтра все будет спокойно. Те хотели строить баррикады т.д. В
понедельник я читала гнусную прокламацию. Но мне кажется, все будет
хорошо. Солнце светит так ярко, и я ощуцаю такое спокойствие и мир на Его
дорогой могиле! Он умер, чтсбы спасти нас.
  Навеки, дорогой Ники, твоя старая
Солнышко"

  Генерал Хабалов - генералу Алексееву, 13 часов 05 минут, 26 февраля

                                1917 г.:

  "Доношу, что в течение второй половины 25 февраля толпы рабочих,
собиравшихся на Знаменской площади и у Казанского собора, были
неоднократно разгоняемы полицией и воинскими чинами. Около 17 часов у
Гостиного двора демонстранты запели революционные песни и выкинули красные
флаги с надписями: "Долой войну!"
'
На предупреждение, что против них будет применено оружие, из толпы
раздалось несколько револьверные выстрелов, одним из коих был ранен в
голову рядовой 9 запасного кавалерийского полка. Взвод драгун спешился и
открыл огонь но толпе, причем убито трое и ранено десять человек. Толпа
мгновенно рассеялась, Около 18 часов в наряд конных жандармов была брошена
граната, которой ранены один жандарм и лошадь. Вечер прошел относительно
спокойно. 25 февраля бастовало двести сорок тысяч рабочих. Мною выпущено
объявление, воспрещающее скопление народа на улицах и подтверждающее
населению, что всякое проявление беспорядка будет подавляться силою оружия.
  Сегодня. 26 февраля с утра в городе спокойно".

  Утром о Выборгской стороны на Невский снова пошли рабочие. Всех мучил
один вопрос - неужели солдаты не присоединятся, не поймут на чьей стороне
правда, не решатся сбросить офицерское ярмо, снова будут стрелять в своих
братьев?
  На Невском шла беспорядочная стрельбы, били пулеметы. Навстречу
рабочим Выборгской стороны бежали люди с искаженными ужасом лицами.
Полиция по всему Невскому расстреливала людей. Сновали кареты скорой
помощи,
Казалось - все, революция гибнет, не успев начаться. Но нет, далеко
не все разбегались по домам. Из-за углов боевые группы революционной
молодежи расстреливали полицейских, демонстранты пробирались к
Николаевскому вокзалу. Здесь, за цепью солдат, пока не стрелявших, бурлило
людское море. Говорили ораторы, раздавалось пение революционных песен. В
двух шагах расстреливают их товарищей, и здесь в любой момент может
прозвучать команда офицера, но люди хотя бы на час, хоть на несколько
минут хотят почувствовать себя свободными!
  На пожарной каланче Александро-Невской части разгуливали городовые с
винтовками, постреливая по недозволенно собирающимся. Были убитые.
Взрослые и дети.

  Протокол допроса генерала Хабалова 22 марта 1917 г.:
  "Хабалов. В воскресенье 26-го числа войска выступили и заняли, по
обыкновению, все посты, которые полагаются по расписанию. Оказалось, что
им пришлось стрелять в толпу в разных местах.
  Волынцы стреляли в толпу на Знаменской и Суворовском. Затем
Павловский полк стрелял на Невском около Казанского собора, затем около
четырех часов дня... Но я не могу доложить вам, господа, где и сколько
стреляли... Нужно оказать, обстановка здесь была отчаянная! Я находился
сам в здании градоначальства, и народу туда набилась целая куча. В этот
день я уже о раздаче хлеба никаких распоряжений не делал. Около четырех
часов мне сообщили, что четвертая рота лейб-гвардии Павловского полка,
расквартированная в зданиях придворно-конюшенмого ведомства и, которая,
как оказалось впоследствии, состояла преимущественно из эвакуированных, а
численностью доходила до 1300 человек, - что она выбежала на улицу,
стреляя вверх с какими-то криками и толпится на Конюшенной площади, около
мостика, недалеко от храма Воскресения Христова.
  Запросив командира батальона по телефону, я подучил сведения, но не
от него, а от кого-то другого, что рота эта требует, чтобы увели в казарму
остальных и чтобы не смели стрелять. Причем указано было, что сама рота
стреляла во взвод конно-полицейской стражи. Это последнее мне показалось
неверным. С какой стати станут стрелять по конно-полицейской страже? Потом
выяснилось, что эта рота действительно взбунтовалась. Она, собственно, не
выходила, ее не вызывали вовсе - вызывали учебную команду и другие роты. А
эта рота не была вызвана и сидела в