глядя, помутневшими
глазами с прищуренными веками.
  Мельком взглянув на вошедшего, Керенский рассеянным движением подал
министру руку. Малянтович догадался, что пришел к концу какой-то беседы,
хотя еще было только десять. Керенский явно собирался куда-то ехать один -
Коновалов и Кишкин были без пальто.
  - В чем дело? - вполголоса обратился Малянтович к Коновалову.
  - Плохо! - ответил тот, глядя поверх пенсне.
  - Куда он едет?
  - Навстречу войскам, которые идут в Петроград на помощь Временному
правительству. В Лугу. На автомобиле. Чтобы перехватить их до вступления в
Петроград и выяснить положение, прежде чем они попадут сюда, к большевикам.
  - Навстречу войскам, идущим сюда на помощь Временному Правительству?
А в Петрограде, значит, нет войск, готовых защищать Временное
правительство?
  - Ничего не знаю, - развел Коновалов руками и добавил: - Плохо.
  - И какие это войска идут?
  - Кажется, батальон самокатчиков.
  Услышав, что премьер-министр бросает столицу России для того,
чтобы встретить батальон, Малянтович потерял дар речи.
  Доложили, что автомобили поданы.
  - Итак, вы, Александр Иванович, остаетесь заместителем
министра-председателя, - сказал Керенский, обращаясь к Коновалову, и,
стараясь не встретиться ни с кем взглядом, вышел быстрым шагом из комнаты.
  - А мы куда? - выдавил из себя блеющим голосом Малянтович, потерянно
глядя вслед "министру-председателю".

  Показания адъютанта управления заведующего автомобильной частью
Петроградского военного округа прапорщика Б. И. Книрша, данные
Военно-следственной комиссии Петроградского Военно-Революционного Комитета

                                2 ноября:

  "25 октября 1917 года я был вызван в штаб Петроградского военного
округа около пяти часов утра, в управление заведующего авточастью,
находящееся в здании штаба. В десять часов утра, когда заведующий
авточастью лег спать и я остался один в канцелярии управления, я был
вызван к генералу Багратуни, и в его присутствии полковник Полковников
приказал мне достать два автомобиля для Керенского, который будто бы
должен ехать встречать подходящие к Тосно войска. При штабе не было ни
одной машины. Одни уехали, другие были испорчены. Я вернулся к
главнокомандующему и доложил ему, что машины нет. Тогда он в
категорической форме, а вместе с ним и начальник штаба потребовали
исполнения приказания во что бы то ни стало, причем генерал-квартирмейстер
подполковник Пораделов сказал: "Где Подгурский (заведующий авточастью
округа)? Я его не узнаю, до того он бездеятелен". Тут же Полковников
сказал, что, быть может, удастся достать машину в английском посольстве
или в каком-нибудь другом. Заняться этим было приказано адъютанту
генерал-квартирмейстера прапорщику Соболеву и мне. Мы вышли на улицу и
решили, что вместо того, чтобы ехать на Французскую набережную, где
находится английское посольство, проще всего пойти по Морской в
итальянское посольство.
  Посол сказал, что машины у него нет. Тогда я позвонил из посольства
присяжному поверенному Эристову и просил разрешения к нему заехать. Я
знал, что у него есть автомобиль и что он живет тут же, рядом, на Морской.
По дороге к Сидамону Эристову (Морская, 61) у американской миссии мы
увидели машину. Соболев остался у нее и стал расспрашивать шофера, а я
пошел к Эристову, который сказал, что машину даст, если таковая имеется у
него в управлении, на Сергиевской. Та же, на которой он ездит, слишком
слаба. С этим решением мы с Сидамоном Эристовым выехали из его дома. У
подъезда американской миссии я просил разрешения остановиться, вошел в
подъезд и спросил, здесь ли прапорщик Соболев, и, получив от прислуги
утвердительный ответ, я зашел на квартиру и, пройдя в гостиную, увидел
Соболева, разговаривающего с поручиком в русской форме, который оказался
бароном Рамзай, состоящим при посольстве, и атташе американского
посольства - американцем, фамилию которого не помню. Я услышал только
конец их разговора, из которого я понял, что американец соглашается дать
автомобиль, но просит свезти его к главнокомандующему. Мы вышли все
вместе, Соболева я познакомил с ожидавшим нас Сидамоном Эристовым, и он
поехал с Соболевым доставать вторую машину, а я с бароном Рамзай и с
американцем на его автомобиле "Рено" поехал в штаб округа. По приезде в
штаб я доложил полковнику Полковникову о прибывших, и он, переговорив с
Рамзай и американцем, спросил их, не желают ли они что-нибудь сказать
Керенскому лично. Американец изъявил свое желание, и вместе с
Полковниковым они пошли вниз. Что и с кем они говорили - я не знаю.
  На машине "Рено" был американский флаг, который посредине пути
отвязался, и я его спрятал. Шофером был финляндец. Где была получена
вторая машина, та именно, на которой уехал Керенский, я не знаю.
Прапорщика Соболева я больше в штабе до своего отъезда не видел.
Автомобиль "Рено" остался на виду у всех у главного подъезда штаба. Я
ожидал с шофером у машины. Через полчаса ко мне подошел какой-то офицер в
морской форме (как потом оказалось, один из адъютантов Керенского) и
сказал: "Поезжайте вслед за той машиной, которая сейчас выедет из ворот".
Ко мне в карету сел другой офицер (позже я узнал, что это прапорщик Брезе
- адъютант Козьмина 21. Я увидел, как морской офицер побежал к воротам
штаба, находящимся за углом, и вскоре оттуда выехал открытый автомобиль
фирмы "Пирс Арроу". Я велел шоферу ехать вслед за ним, но ввиду того что
ни я, ни шофер не знали, куда именно ехать, мы стали крутиться по площади
на виду у всей толпы, и только через минуту я понял, что очевидно, от меня
требуют, чтобы я ехал вперед. Сделать я этого не мог, не зная
направления, и, видимо, на первом автомобиле это поняли и двинулись к
арке. Миновав арку, нам знаками приказали ехать вперед, указав "прямо". Мы
исполнили приказание. Миновав Мариинский дворец, я спросил Брезе - куда
же ехать, он ответил:
  "К Царскому, по Царскосельскому шоссе". Я ответил, что не знаю, как
туда выехать. На Вознесенском у какого-то магазина я приказал остановить
машину и пропустить вперед первую машину. Остановилась и она. Оттуда
прапорщику Брезе сказали ехать по Забалканскому. Они хотели, видимо, чтобы
я ехал впереди, но я упорно не хотел этого, не зная маршрута. На
Вознесенском, по переезде через Екатерининский канал, передний автомобиль
круто завернул в какой-то переулок, видимо не желая сталкиваться с толпой,
шедшей ему навстречу. Первый автомобиль шел страшно быстро, и бывали даже
в городе моменты, когда моя машина отставала от первой на четверть версты.
Я видел, что в первом автомобиле сидели Керенский и Козьмин, а с ними еще
два офицера: один - моряк, подходивший ко мне, другой - какой-то поручик.
После я узнал, что первого звать Кованько, а второго - Виннер и что они
оба адъютанты Керенского. Мы миновали Забалканский и выехали на шоссе,
ведущее через Пулково в Гатчину. Я не задумывался над целью поездки
Керенского прежде всего потому, что получил категорическое приказание от
главнокомандующего с соответствующим объяснением цели поездки.
Правдивость этой цели для меня имела основания в том обстоятельстве, что
еще часа за два до этого генерал-квартирмейстер Пораделов говорил об
автомобилях на Тосно для встречи войск, причем на них должны были ехать
комиссар Малевский и представители крестьянских депутатов. Достать этих
автомобилей мне не удалось, пока я не получил приказания искать их на
стороне. Если мне и приходило в голову, что Керенский хочет бежать, то я
не допускал серьезности этой мысли, не зная трудности положения штаба и
слыша, что будто бы громадные массы войск, верные правительству, движутся
к Петрограду и эшелоны уже находятся в часе езды от столицы. Вместе с тем
для меня как офицера ни штаб, ни верховный не сложили своей власти и никем
не были еще в то время низложены.
  Около 12 с половиной дня мы приехали в Гатчину и, следуя за
автомобилем Керенского, поехали прямо во дворец. В воротах дворца я
впервые познакомился с Керенским как с представителем Временного
правительства. Раньше, принадлежа к сословию присяжных поверенных, я его
знал, конечно, однако за все время его пребывания в правительстве ни разу
не видел его и с ним не разговаривал. Во время пребывания моего в сословии
у меня были с Керенским скорее холодные отношения; они были вызваны одним
принципиальным дисциплинарным делом, разбиравшемся под его
председательством в комиссии помощников присяжных поверенных. Керенский
держал себя во время разбора дела исключительно неприступно и не
по-товарищески, все время показывая, насколько он стоит выше
окружающих.
  Приехав во дворец, Керенский с сопровождавшими его прошел к
коменданту города, я же поднялся на третий этаж к своим хорошим знакомым.
Приблизительно через 15-20 минут я спустился вниз и встретил Керенского
выходящим. Он подошел ко мне и сказал:
  "Вы остаетесь здесь. Нагрузитесь бензином, шинами и всем, чем нужно,
а потом приезжайте в Лугу к коменданту. В Гатчине не задерживайтесь. Через
час самое позднее выезжайте". Я спросил: "А где же войска, которые мы
должны встречать?" Он ответил: "Они не успели, мы едем им навстречу".
  Я остался в Гатчине (и хотя знал, что у меня нет освещения22, не
особенно беспокоился, думая, что ночь не такая уж темная). Я попытался
достать бензин и шины, но этого не удалось, и в поисках я потерял целый
день. Насколько я был мало осведомлен, куда еду, видно из того, что при
выезде моем из Петрограда в баке моего автомобиля было не более пуда
бензина. Запасных покрышек и камер не было вовсе. Часов около семи только
я выехал из Гатчины, взяв два пуда бензина только для своей машины у
коменданта. Около станции Сиверской мы из-за отсутствия фонарей налетели
на камень, и я, видя, что ехать так дальше - значит только погубить
бесцельно машину, оставил ее на постоялом дворе с шофером, который на
следующий же день возвратился в Петроград (по крайней мере так было ему
приказано). Сам же взял извозчика и поехал на станцию, откуда поездом
доехал до Луги.
  В Луге, как мне было приказано, я явился к коменданту города, и он
сказал мне ехать в Псков. 26 утром я приехал в Псков и отправился в штаб
Северного фронта, где был принят генералом Барановским. Генерал сказал,
что Керенский уехал в Остров, и что туда сейчас посылается офицер с
телеграммами на имя главковерха, и я могу ехать с ним. По приезде в Остров
мне сказали, что Керенский поехал в Псков и что с ним туда выступил 3-й
конный корпус с генералом Красновым во главе. Мы вернулись в Псков, и
здесь начальник военных сообщений генерал Кондратьев сказал, что и
Керенский и Краснов миновали Псков и едут в Лугу. Опять был наряжен
автомобиль, и я с офицером, везшим депеши, вновь отправился в путь.
Находясь в штабе, я ни на минуту не мог задумываться над легальностью
положения Керенского. Конверт был ему адресован как главковерху от штаба.
Генерал Черемисов, который видел меня и знал, почему я очутился в штабе,
отдавал распоряжения об отправке эшелонов в Петроград. Так же уверенно
держали себя все чины штаба, с которыми мне приходилось встречаться. Ни о
каком правительстве, в Петрограде вновь образовавшемся, не было и речи. В
Луге я наконец в вагоне увидел Керенского. Он приказал мне ехать с ним в
Гатчину и временно исполнять обязанности и. д. начальника канцелярии
главковерха по гражданской части и управляющего делами Временного
Правительствам.

  Дневник А. В. Ливеровского, министра путей сообщения Временного
правительства:
  "...Постепенно стали подъезжать другие министры. Около 12 часов
Коновалов открыл заседание. Присутствуют: Коновалов, Вердеревский,
Никитин, Macлов, Саввин, Бернацкий, Малянтович, Смирнов, Третьяков и
я. Коновалов страшно волнуется и нервничает. Сердится, что нет
делопроизводителя. Просит секретаря немедленно послать за ним.
  Коновалов сообщает о поездке А. Ф. и о разговоре с представителями
каачьих войск: "Без пехоты действовать не будем". Затем он рассказывает о
том, что было ночью: "В 3 часа в Зимний дворец прибыли Роговский и Шер и
обрисовали очень неблагоприятную картину. Большевики действуют по плану, и
мы, не зная этого плана и по малочисленности имеющихся в распоряжении
правительства военных сил, не можем предупреждать их захваты и оказывать
им надлежащий отпор. Шер сообщил неблагоприятные сведения о
настроении гарнизона: большая часть колеблется, некоторые части явно
примкнули к большевикам и лишь некоторая часть, по-видимому, остается
верной правительству". Из штаба никаких распоряжений не делается и никаких
мер не предпринимается. Было решено перейти в штаб. В штабе выяснилась та
же картина - все суетятся и обещают, но ничего реального не делают.
  В 6 часов утра я ушел из штаба, площадь была пуста, никаких караулов,
никакой охраны. Говорили, что броневики вышли поддержать Временное
Правительство, но оказалось, что у броневиков отвинтили магнето и унесли.
Кто и когда это сделал - неизвестно. Министр-председатель начал сам
энергично распоряжаться и делал, что мог, но уже было поздно. Все обещания
и сведения при проверке оказывались неверными. Я заснул от 7 до 8 часов
утра. В 8 часов мне позвонил городской голова и сообщил, что телефонная
станция занята ротой кекгсгольмцев. В 9 часов утра, когда я позвонил по
телефону в штаб о положении дела, полковник Полковников сообщил, что он
пишет рапорт министру-председателю о том, что положение критическое и в
распоряжении Временного Правительства никаких солдат нет.
  Такое сообщение Коновалову показалось совершенно невероятным, и он
решил проверить посредством телефонных переговоров с начальником штаба
генералом Яковом Герасимовичем Багратуни. Оказалось, Багратуни находится в
той же комнате, где сидел Полковников, и тут же, не кладя трубку (так что
Коновалов мог слышать этот вопрос), спросил Полковникова, действительно
ли он пишет такой рапорт. Очевидно, ответ получился утвердительный, потому
что Багратуни спокойным тоном подтвердил, что Полковников действительно
такой рапорт пишет.
  А. Ф., узнав об этом, решил сейчас же поехать в штаб и взять на себя
все распоряжения обороной, но Коновалов заявил ему, что, по его мнению,
положение настолько серьезно, что необходимо немедленно созвать заседание
Временного Правительства и совместно все обсудить и выработать меры. А. Ф.
все-таки отправился и оттуда около 11 часов уехал на автомобиле
английского посольства вместе с Козьминым в Лугу, оставив Коновалову
директиву собрать Временное Правительство и сделать его заседание
перманентным.
  В 12 час. 30 мин. Вердеревский в дополнение к сообщению Коновалова
сообщил, что из Гельсингфорса вышли три миноносца под флагом "Долой
коалицию. Подчинение Революционному комитету". По имеющимся у него
сведениям, Балтийский гвардейский экипаж предполагает захватить штаб
округа.
  Коновалов. Я забыл еще упомянуть о том, что, когда мы с А. Ф.
проходили по коридорам и дортуарам Зимнего дворца и А. Ф. говорил с
юнкерами, юнкера интересовались силами правительства. Кроме того, во
дворце был Гоц и сказал, что с фронта поддержка может быть лишь в том
случае, если требование оттуда войск будет контрассигновано ЦИК Советов
с. и р. д.
  Командир 14-го казачьего полка заявил, что казачий полк выходит на
площадь и находится в распоряжении Временного Правительства.
  Некоторые члены совещания министров начали выражать неудовольствие по
поводу недостаточного принятия мер к обороне и по поводу деятельности
Полковникова вообще.
  Кишкин предложил: 1) вызвать Полковникова и выслушать его; 2)
оставаться в Зимнем дворце до приезда министра-председателя; 3) выбрать
лицо, которому поручить все распоряжения по борьбе с восставшими
большевиками, и 4) немедленно выяснить все силы, находящиеся на стороне
Временного Правительства.
  Туманов сообщил о своих переговорах с казаками. В общем подтвердил
то, что было уже известно из сообщения Коновалова.
  12 час. 45 мин. Пришел ген. Левицкий (Борис Антонович). Передал свой
разговор по аппарату с Духониным о посылке подкреплений с фронта. Он
уверен, что до прихода войск с фронта казаки и юнкера отразят все
наступления.
  Вердеревский. В чьих руках Петропавловская крепость?
  Левицкий. В руках Революционного комитета.
  Коновалов. Может ли дальше оставаться у власти Полковников?
  Все отвечали: "Не может".
  Коновалов. Кем заменить? Гражданским или военным лицом?
  12 час. 50 мин. Секретарь Коновалова сообщил, что опять пришла
депутация от казаков и желает с ним говорить. Коновалов уходит и передает
председательство Вердеревскому.
  Маслов. Мы слишком много говорим, в такие минуты необходимо: 1)
сменить немедленно Полковникова и, может быть, его арестовать; 2) занять
штаб округа сильным отрядом; 3) вверить командование особому лицу; 4)
занять почту, телефон и телеграф.
  Вердеревский отказывается от председательства: "Такие важные
вопросы должны решаться не при временном председателе".
  Малянтович предлагает выбрать Кишкина в качестве особоуполномоченного
лица по восстановлению законного порядка в Петрограде, предоставив ему
выбрать себе помощников.
  Третьяков поддерживает кандидатуру Кишкина и рекомендует в помощники
генерала Свечина.
  Никитин против Кишкина, так как имя Кишкина, безусловно популярное в
Москве, не пользуется особым расположением в широких петроградских кругах,
в особенности демократических. Кроме того, чтобы распоряжаться в
качестве генерал-губернатора, надо знать город и всех нужных лиц. В
качестве военного лица, которому можно было бы передать все командование
вооруженными силами, Никитин называет генерала Я. Г. Багратуни.
  В это время Никитина вызвали к телефону из Москвы.
  Маслов. Я боюсь, что у нас опять начинаются разговоры в такие минуты,
когда надо действовать быстро и решительно. Я предлагаю немедленно сменить
Полковникова, временно передать власть Багратуни и занять штаб сильными
войсками.
  Так как в отсутствие Коновалова признается неудобным решать этот
вопрос окончательно, то занятия временно прекращаются в 1 час. 5 мин. Во
время перерыва пили чай, ели бутерброды с колбасой и сыром.
  Кишкин присоединился к Коновалову, который у себя в кабинете
уговаривал депутацию от казаков (полки 1-й, 4-й и 14-й) выступить на
защиту правительства. Казаки еще раз подтвердили, что они выступят только
с пехотой. Когда они уходили из кабинета Коновалова, я случайно последовал
за ними и слышал их разговор между собой, который сводился к тому, что "ни
один казак не выступит".
  В 1 час. 20 мин. заседание возобновляется. Коновалов сообщает о
результатах переговоров с казаками. Я дополнил тем, что лично слышал из их
разговора между собой.
  Никитин сообщил, что городской голова Москвы Руднев передал по
телефону, что там положение еще не определилось, но никаких явных
выступлениий большевиков еще нет. По мнению Руднева, нам надо продержаться

                                24 часа.

  После перерыва в заседании участвует комиссар Северного фронта
Станкевич.
  Станкевич предлагает обратиться от имени Временного Правительства ко
всем войскам фронта и тыла с изложением положения и с призывом к оказанию
поддержки. Станкевич предлагает редакцию, которая и принимается.
  Бернацкий сообщает, что уже вывешен на улицах список новых министров.
  Коновалов возмущается, что до сих пор не все члены Временного
Правительства собрались, хотя с 5 час. утра приказано было телефонировать
секретарям всех министров о том, что в 9 час. утра назначено заседание
Временного Правительства.
  Вердеревский говорит, что он не понимает, для чего это заседание
собрано и для чего мы будем дальше заседать. У нас нет никакой реальной
силы, и, следовательно, мы бессильны что-либо предпринять, а потому
бессмысленно продолжать наше заседание. Было бы лучше созвать заседание
Временного Совета республики.
  Кишкин. Мы не Петроградское Временное правительство, а Всероссийское
Временное правительство. Если у нас нет в Петрограде силы, на которую мы
могли бы опереться - это еще не значит, что во всей