получите сейчас распоряжения от ваших офицеров. Со своей стороны
прошу вас в согласии с вашими начальниками спокойно разойтись по казармам
и делать то, что вам прикажут ваши офицеры. Я счастлив, что между нами
устанавливается полная связь. Еще раз спасибо за то, что вы явились сюда.
  В это время подошел Преображенский полк, и Родзянко, распалившись,
вне очереди обратился к ним, не обращая внимания на ярость Керенского,
которому тоже хотелось поговорить.
  - Прежде всего, православные воины, позвольте мне, как старому
военному, поздороваться с вами. Здравствуйте, молодцы!
  - Здравия желаем, ваше высокопревосходительство!
  - Позвольте мне сказать вам спасибо за то, что вы пришли сюда, чтобы
помочь членам Государственной Думы водворить порядок и обеспечить славу и
честь Родины.
  Ваши братья сражаются там, в далеких окопах, за величие России, и я
горд, что мой сын с самого начала войны находится в рядах славных
преображенцев. Но чтобы вы могли помочь делу водворения порядка, за что
взялась Государственная Дума, вы не должны быть толпой. Вы лучше меня
знаете, что без офицеров солдаты не могут существовать. Я прошу вас
подчиниться и верить вашим офицерам, как мы им верим. Возвратитесь
спокойно в ваши казармы, чтобы по первому требованию явиться туда, где вы
будете нужны. Старая власть не может вывести Россию на нужный путь. Первая
задача наша - устроить новую власть, которой все бы доверяли и которая
сумела бы возвеличить нашу матушку-Русь.
  Подошел 9-й запасной кавалерийский полк. Керенский в бешенстве
удалился. Родзянко остался на крыльце перед главным подъездом Думы с
одним Гучковым.
  - Спасибо вам, что вы пришли сюда!
  - Рады стараться!
  - Помните, что вы пришли для того, чтобы водворить порядок в том
ужаснейшем беспорядке, который постиг нашу столицу благодаря
нераспорядительности старых властей. Государственная Дума образовала
Комитет, с тем чтобы водворить нарушенный порядок.
  Я приглашаю вас, братцы, помнить, что воинские части только тогда
сильны, когда они в полном порядке и когда офицеры находятся при своих
частях. Православные воины! Послушайте моего совета. Я старый человек и
обманывать вас не стану - слушайте офицеров, они вас дурному не научат и
будут распоряжаться в полном согласии с Государственной Думой. Да
здравствует Святая Русь!
  Да, грубо работал господин председатель Государственной Думы, но
пока это ему сходило с рук. Пройдет совсем немного времени, и толстяк
Родзянко отойдет на второй план, вперед выдвинутся те, кто мог изящнее, а
главное, дольше, обманывать народ.

  Граф Капнист - адмиралу Русину, 12 часов 05 минут:
  "Весь город в руках мятежников и войск, перешедших на их сторону.
Правительственные войска - несколько рот. Хабалов засел в Адмиралтействе,
организует оборону как последнего редута. Опасаюсь, что это послужит
только бесполезному истреблению драгоценных документов штаба и
кораблестроения. Телефоны прерваны. Мятежники появились со стороны
Гороховой".

  Генерал Беляев - генералу Алексееву, 13 часов 30 минут:
  "Около 12 часов дня 28 февраля остатки оставшихся еще верными частей,
в том числе 4 роты, 1 сотня, 2 батареи и пулеметная рота, по требованию
морского министра были выведены из Адмиралтейства, чтобы не подвергнуть
разгрому здание. Перевод всех этих войск в другое место не признан
соответственным ввиду неполной их надежности. Части разведены по казармам,
причем во избежании отнятия по пути следования ружья и пулеметы, а также
замки орудий сданы морскому министерству".

  Сообщение Петроградского комитета журналистов:
  "В 2 часа дня член Государственной Думы священник Попов 1-й с крестом
в руках благословлял революционные войска.
  - Да будет, - сказал он, - памятен этот день во веки веков.

  Николай II - Алесандре Федоровне, 15 часов 00 минут:
  "Ее величеству.
  Выехал сегодня утром в 3 ч. Мысленно постоянно с тобой. Надеюсь, что
вы себя хорошо чувствуете и спокойны. Много войск послано с фронта.
Сердечный привет
Ники".

  Граф Капнист - адмиралу Русину, 16 часов 15 минут:
  "Последние войска ушли из Адмиралтейства. Все пока спокойно, но
вокруг мятежники. В городе довольно спокойно. Кое-где полиция
постреливает из пулеметов без толка".

  Майор Тонелли - генералу Ромену, 16 часов 28 минут:
  "Революционное движение распространилось на весь город. Народ открыл
камеры заключенных, преимущественно политических, занял крепость и почту.
Офицеры арестованы и разоружены. Бронированные автомобили ездят по городу
с красными флагами. Временное правительство составлено с Родзянко и
Милюковым. Горожане и солдаты, вооруженные, проходят по улицам. Толпа
аплодирует проезжающим революционерам и держится спокойно. Кабинет смещен,
и Протопопов, говорят, бежал. "Астория" сожжена. Мы все находимся в
главном штабе. Я просил капитана Руджиери предложить полковнику Ориго и
капитану Борсарелли прибыть ко мне. Он сказал, что они хорошо устроены в
посольстве. Телефон занят революционерами. Никакая власть не действует".

  Подполковник Ловернь - генералу Жанену, 16 часов 32 минуты:
  "Все петроградские войска перешли на сторону мятежников. До сих пор
войска производят мало эксцессов, собственность уважается, убивают или
разрушают только в виде репрессий или по ошибке. Некоторые заводы
работают. Тюрьмы открыты. Окружной суд и дом генерала Фредерикса сожжены.
Комитет из членов Думы непрерывно заседает и взял на себя управление
делами".

  Генерал Занкевич - генералу Лукомскому, 17 часов 25 минут:
  "Благоволите уведомить, когда прибудет назначенный главнокомандующим
генерал-адъютант Иванов".

  Разговор по прямому проводу Морского штаба Верховного
главнокомандующего с Главным штабом, 18 часов 00 минут:
  - Наморштаверх просит узнать, где каперанг Альтфатер.
  - Каперанг Альтфатер в Петрограде, уехать не может никуда, так как
вокзалы заняты мятежниками. Обстановка теперь такова: Дума делает попытки
собрать войска в казармы и подчинить их офицерам, но для этого ей
необходимо опереться на какой-либо правительственный акт, который послужил
бы началом успокоения. Таким актом должно быть прежде всего назначение
заслуживающего общее доверие лица главой правительства, коему
предоставить составить кабинет. Всякое промедление крайне опасно, потому
что, с одной стороны, войска перепьются и исхулиганятся, а во-вторых,
может образоваться рабочая организация, которая подымет
социалистическое знамя и устранит Думу. Правительственных войск больше
нет, и гарнизоны пригородных мест почти все примкнули к мятежникам. Про
гарнизон Царского Села я не знаю. Едва ли, впрочем, какие-либо войска
удержатся на стороне теперешнего правительства. Принял старлейт Арнаутов.
  Верно: генерального штаба подполковник Барановский.

  Генерал Алексеев - генералам Рузскому и Эверту, 19 часов 21 минута:
  "Если обстоятельства потребуют дальнейшего усиления войск,
напраленных в Петроградский округ, то подлежат отправлению остальные полки
и батареи 2 и 13 кавалерийских дивизий. От юзфронта предназначена часть
гвардейских полков, которые отправятся, когда позволят условия
железнодорожного движениям".

  Генерал Лукомский - генералу Занкевичу, 19 часов 45 минут:
  "Генерал-адъютант Иванов прибудет в Царское Село в пять часов первого
мартам".

  - Я допускаю, чтобы вы переменили царя, но сохранили царизм (ответ
французского посла Палеолога представителю Временного Комитета
Государственной Думы).

  Дневник Николая II:
  "28-го февраля. Вторник.
  Лег спать в 3 1/4, т. к. долго говорил с Н. И. Ивановым, кот.
посылаю в Петроград с войсками водворить порядок. Спал до 10 час. Ушли из
Могилева в 5 час. утра. Погода была морозная, солнечная. Днем проехали
Вязьму, Ржев, а Лихославль в 9 час".

  Сообщения Петроградского комитета журналистов:
  Временный Исполнительный Комитет Государственной Думы поручил
гласному городской думы М. А. Крыжановскому организовать городскую милицию.
  Для этой цели в 8 час. вечера в помещении Александровского зала
городской думы будет производиться запись студентов всех петроградских
высших учебных заведений, желающих вступить в состав городской милиции.
Студентам предлагается являться с матрикулами и другими документами,
удостоверяющими их принадлежность к учебному заведению.
  Комитет Думы отправил сегодня по телеграфу во все города Российской
Империи официальное сообщение об образовании Временного Комитета:
  "Временный Комитет членов Государственной Думы сам заявляет, что до
сего времени по его распоряжению никаких арестов не производилось и
впредь аресты от имени Комитета будут производиться не иначе, как по
особому в каждом случае распоряжению Комитета.
  Председатель Государственной Думы Михаил Родзянко".

  В 11 часов 15 минут вечера к Таврическому дворцу подошел господин в
шубе и обратился к одному из студентов с вопросом:
  - Скажите, вы - студент?
  - Студент.
  - Прошу вас, проведите меня к членам Исполнительного Комитета
Государственной Думы. Я - бывший министр внутренних дел Протопопов. Я тоже
желаю блага нашей Родине и потому явился добровольно. Проведите меня к
кому нужно.
  Толпа народа и солдат, узнав Протопопова, встретила его возгласами
возмущения. Бледный, пошатываясь, предстал он перед одним из членов
Исполкома Думы, который, увидав, кто перед ним стоит, распорядился
пригласить конвой. Солдаты взяли ружья наперевес и во главе огромной
процессии повели Протопопова в министерский павильон.
  Вскоре туда явился Керенский. Протопопов встал с кресла и, подойдя к
нему, заявил:
  - Ваше превосходительство, отдаю себя в ваше распоряжение.
  - Бывший министр внутренних дел Протопопов! От имени Исполнительного
Комитета объявляю вас арестованным! - напыщенно провозгласил Керенский,
не уточняя, от имени какого Исполнительного Комитета он выступает, ведь он
ухитрился быть сразу и в буржуазном и в рабочем.
  Французский и английский послы официально заявили председателю
Государственной Думы М. В. Родзянко, что правительства Франции и Англии
вступают в деловые отношения с Временным Исполнительным Комитетом
Государственной Думы, "выразителем истинной воли народа и единственным
законным Временным Правительством России".

  Вечером 27 февраля в Кронштадте были получены воззвания
Петроградского Совета и манифест ЦК большевиков. Стало известно, что
гарнизон Питера открыто выступил на улицы. Царские министры арестованы.
  Весь день 28 февраля прошел в непрерывной матросском митинге.
Устанавливалась связь с рабочими и солдатами. Из Ораниенбаума доносились
раскаты артиллерийских выстрелов. Всем было ясно, что очередь за
Кронштадтом.
  Военная организация большевиков приняла решение выступать, причем
немедленно. Ждать нечего - это было общее мнение.
  Рабочие пароходного завода забастовали и потребовали к себе адмирала
Вирена для дачи объяснений, что происходит в Петрограде. Адмирал заявил,
что он с рабочими в стенах завода говорить не желает, а приглашает их
завтра на Якорную площадь.
  Вечером Вирен созвал совещание командного состава флота и крепости.
На вопрос адмирала, пойдет ли кронштадтский гарнизон на подавление
революции в Петрограде, все офицеры единодушно ответили: "Нет. Солдаты и
матросы в этом случае просто присоединятся к восставшими". Несмотря на
такой ответ, Вирен и адмирал Курош - комендант крепости, распорядились
установить пулеметы вокруг Якорной площади.

  В 7 часов вечера Колбин, учащийся минно-машинной школы,
матрос-большевик, организовал в своей школе митинг, на котором
присутствовали моряки из других частей. Он огласил решение военной
организации большевиков Кронштадта о том, что в 9 часов вечера, в момент
вечерней поверки, надо начать выступление.
  Было решено заранее разобрать винтовки и шинели, чтобы сразу выйти на
улицу.
  На поверку в минную школу пришли помощник начальника берегового
отряда лейтенант Скрыдлов и ротный командир школы подпоручик Ребров.
Дежурный, как всегда, дал сигнал строиться на молитву, фельдфебель
произвел перекличку. Отсутствующих не оказалось.
  Ребров подал команду: "Петь молитву!"
Матросы молчали. Тогда фельдфебель затянул: "Боже, царя храни..." В
строю раздался легкий смех, и голос растерявшегося фельдфебеля оборвался.
Ребров запел сам, а фельдфебель подхватил: "Спаси, господи, люди
твоя..." Но и на сей раз они остались в гордом одиночестве.
  Скрыдлов с перекошенным предчувствием опасности лицом вышел на
середину строя и спросил:
  - В чем дело?
  Колбин выступил вперед и насмешливо посмотрел на лейтенанта:
  - Если матросы и солдаты отказались спасать царя, то бог его не
спасет, поэтому мы не желаем больше петь царский гимн и молитву. Наш гимн
сегодня - долой самодержавие! Да здравствует революция!
  Три сотни матросов разобрали винтовки и с криком "Да здравствует
революция!" бросились во двор школы.
  Около канцелярии путь им преградил дежурный офицер и, угрожая
револьвером, потребовал вернуться на свои места. Его ударили прикладом в
грудь, и он скатился вниз по лестнице, где был смят выбегавшими на улицу
матросами. Разбили цейхгауз и, набив карманы патронами, построились во
дворе.
  Вечернюю тишину разорвали звуки "Марсельезы", это играл духовой
оркестр пехотного полка, выходившего против старой власти в полном боевом
порядке.
  Колбин запел: "Смело, товарищи, в ногу..." Голос его дрожал, а в
голове проносились воспоминания о 13-м и 14-м годах - как выходили из
заводских ворот на демонстрации, как щелкали затворами винтовок солдаты,
как хлестали нагайками казаки. Слезы радости набежали ему на глаза от этих
воспоминаний. Все сейчас было по-другому.
  На Павловской улице матросский отряд встретился с солдатами
крепостного полка, и над тихим, притаившимся Кронштадтом разнеслось
тысячеголосое "ура".
  Во 2-м Балтийском флотском экипаже не хотели открывать ворота. В
глубине двора стояли молодые матросы, которых предназначали для усмирения
"стариков".
  Под дружным напором восставших ворота раскрылись.
  Раздался залп. Стреляли господа офицеры - моряки так и не решились
поднять руку на товарищей. Несколько человек были ранены.
  Быстро разделялись с офицерами, и экипаж присоединился к восставшим.
Отсюда пошли к казармам второго крепостного артиллерийского полка, который
вышел навстречу в полном составе со всеми офицерами и во главе со слегка
одуревшим от происходящего командиром, полковым знаменем и оркестром.
  Соединившись, вся колонна пошла в военную гавань, к стоявшим там
учебным кораблям минного отряда.
  На Николаевском проспекте пылало здание охранки. Скорее всего, это
было делом рук самих охранников - в Кронштадте было свыше трехсот шпиков
среди рабочих, солдат и матросов, офицеров, интеллигенции (выявлено
впоследствии было только три десятка).
  На посту при входе в гавань восставшие впервые за всю ночь
встретились с представителем старой власти - жандармом, который безропотно
сдал оружие.
  После присоединения судовых команд пошли в морской манеж на митинг. Здесь
был создан революционный комитет и избраны представители в Петроградский
Совет.
  Митинг кончился, и все собравшиеся - около 30 тысяч человек - пошли к
дому адмирала Вирена. Разоружили караул и пригласили адмирала выйти к
народу. Через несколько минут тот вышел в парадном мундире, при орденах.
Увидев, что среди собравшихся преобладают солдаты и матросы, он привычно
скомандовал:
  - Смирно!
  В ответ раздался смех и кто-то из рабочих с иронией сказал:
  - Ваше превосходительство, вы вчера приглашали нас на Якорную
площадь, но мы сами пришли за вами. Извините, что немного рановато, но нам
надоело ждать.
  Вирен сразу как-то съежился, стал маленьким и каким-то жалким,
незаметным. Ему предложили снять погоны и следовать на Якорную площадь.
Адмирал был расстрелян на рассвете по приговору революционного народа там,
где собирался устроить ему кровавую баню.

  Поздним вечером, после освобождения Тучкова моста от жандармов,
будущий председатель Центробалта матрос Дыбенко поехал с поручением в
Таврический, где, по слухам, был главный штаб революции, связаться с
руководителями, доставить сведения и получить указания для дальнейших
действий. Придя во дворец и увидев царящую там неразбериху, он понял, что
его целям не суждено осуществляться.
  В эти дни и ночи Таврический был и тюрьмой, и парламентом, и
"министерством" по переговорам с Николаем И, даже военным министерством,
только без ставки и войск. Все и всех здесь можно было увидеть, даже
лоточников с горячими бубликами. Особенно много здесь было распорядителей
- цветущих мужчин с деловито нахмуренными лицами, чем-то важно
озабоченных, "делающих революцию".
  Единственно, чего здесь не было, - порядка, о котором так
страдали "глава" 4 и "заложник"5 демократии.
  Так и не сумев отыскать руководителей и ничего не узнав, Дыбенко
вернулся на Выборгскую сторону.
  На улицах горели костры, у них с винтовками в руках грелись рабочие,
женщины, солдаты, студенты и даже буржуйчики в котелках.
  Дыбенко наблюдал это единение, недоверчиво покачивая головой, все
словно сроднились, взялись за оружие и пошли вместе на ненавистную
царскую власть. Шатаясь от усталости, он нашел свой отряд и прилег
отдохнуть.
  В соседнем доме на чердаке засели городовые и постреливали из
пулеметов.


  1 марта 1917 г.


  В полночь Ломоносов6 снял трубку телефона:
  - Центральная Николаевской дороги? Соедините меня с начальником
дороги инженером Невежиным.
  - Ни кабинет, ни квартира не отвечают.
  - Соедините с помощником.
  - Один уехал встречать императорский поезд, другой болен.
  - Дайте начальника движения!
  - Нельзя добиться.
  - Дайте дежурного по движению.
  - Я дежурный по движению.
  - Я - Ломоносов, по поручению комиссара Думы Бубликова. Вы мой голос
узнаете?
  - Так точно. Что прикажете?
  - Где начальник движения?
  - Похоже, болен: по телефону добиться нельзя. Пошли на квартиру -
дверей не открывают.
  - Кто же есть?
  - Помощник начальника движения инженер Кожевников. Он на квартире,
только вам его не добиться, у него номер неправильный. Позвольте, я вам
его вызову?
  - Я - Кожевников. Это вы, Юрий Владимирович?
  - Я - Ломоносов. Как у вас с поездами?
  - Идут более или менее нормально. Вы из министерства?
  - Да, я говорю по поручению члена Государственной Думы Бубликова. У
вас какая-то заминка с начальством? По-видимому, начальник дороги и
начальник движения больны? На вас лежит вся ответственность за
правильность движения. Кто кроме вас может работать?
  - Другой помощник, Страхов.
  - Ну и прекрасно. Вы можете сменяться с ним. Но пока что день и ночь,
в конторе или у телефона должны быть вы или он. Положение слишком
ответственное.
  - Как прикажете с императорским поездом?
  - А что?
  - Он имеет назначение Лихославль-Тосно-Александровская-Царское, но
как бы в Тосно или даже в Любани чего не случилось.
  - Вы получите, если будет нужно, новое назначение. А каково
настроение служащих?
  - Все на стороне Думы, но очень злы на Невежина и в особенности на
Дьякова. Можно ждать эксцессов.
  - До свидания! Будьте спокойны и решительны. На вас смотрит вся
Россия. Примите все меры к усилению подвоза продовольствия. Служащие
должны доказать, что при новом режиме они могут работать еще лучше, чем
при старом.
  В 4 часа утра в кабинет Ломоносова вбежал чиновник из министерского
телеграфа.
  - Императорский поезд подходит к Малой Вишере!
  Ломоносов бросился к Бубликову. Тот спал, уютно свернувшись калачиком
на кожаном диване. Разбудить его не удалось - ругаясь сквозь сон, он опять
упрямо ложился на диван.
  Ломоносов позвонил в Думу:
  - Государственная дума? Соединяйте с председателем. Михаил
Владимирович, вы?
  - Я - Родзянко. Кто говорит?
  - Министерство путей сообщения. По полномочию комиссара Бубликова
член Инженерного Совета Ломоносов. Вы меня знаете?
  - Что вам угодно?
  - Императорский поезд в Малой Вишере. Что прикажете с ним делать?
  - Сейчас обсудим. Позовите Бубликова.
  После вылитого ему в лицо