ещание и назначил своим преемником султана Джелаль эд-Дина. Хотя быв-
ший наследник Озлаг-шах и подтвердил это, но кипчакские беки не захотели
примириться с султаном не кипчакской крови. Тайно сговорившись, они  ре-
шили убить Джелаль эд-Дина.
   Его предупредил о заговоре прибывший из Келифа Инаньч-хан.
   - Что мне делать в этом городе скорпионов и тарантулов, где даже  пе-
ред лицом опасности нет единства! - сказал Джелаль эд-Дин.
   Ночью, в сопровождении Тимур-Мелика и трехсот туркмен,  он  незаметно
покинул Гургандж и направился на юг через Каракумы.
   В несколько дней маленький отряд прошел тяжелый путь, на котором  ка-
раваны делают шестнадцать ночлегов, и  достиг  города  Нессы.  Посланный
вперед разведчик донес, что на зеленом лугу у подножия хребта Копет-Дага
видны какие-то юрты и рядом пасутся стреноженные кони необычной  породы.
По-видимому, это монголы, и их не  менее  семисот  человек.  Тимур-Мелик
сказал:
   - Хотя после трудного перехода наши кони утомлены, но сил у них  хва-
тит, чтобы ворваться в монгольский лагерь. А у нас должно хватить уменья
изрубить врагов.
   - Смелого догоняет удача! - ответил Джелаль эд-Дин. Вынырнувший  вне-
запно из песков отряд туркмен Джелаль эд-Дина с отчаянной яростью набро-
сился на монгольский лагерь. Схватка была горячая, обе стороны рубились,
не щадя жизни. Монголы не выдержали и бежали  в  беспорядке,  прячась  в
подземных водопроводных канавах (кяризах). Только немногим удалось спас-
тись.
   Это было первое столкновение, в котором туркмены одержали победу  над
монголами. До этого монголы внушали всем такой ужас, что их считали  не-
победимыми. Джелаль эд-Дин сказал:
   - Если бы монголы не стояли лагерем на открытой равнине, а находились
за крепостными стенами Нессы, то мы на своих измученных конях никогда бы
не проскользнули мимо. Скорее ловите их коней и седлайте! Путь  наш  еще
долог.
   Все всадники спешно пересели на свежих монгольских  коней  и  горными
тропами направились на юг, к городу Нишапуру.
   Через несколько дней, опасаясь предательства кипчакских ханов, к Нес-
се прибыли из Гурганджа два других сына Хорезм-шаха: Озлаг-шах и Ак-шах.
Их сопровождала большая свита; они пытались  пройти  незамеченными  мимо
монгольского сторожевого отряда, но были окружены и все перебиты.
   Тем временем Джелаль эд-Дин, нигде не останавливаясь, направлялся все
дальше, через Нишапур, Зузен и Гератскую область. Начальник одной горной
крепости предлагал ему в ней остаться, полагаясь на неприступность древ-
них стен. Джелаль эд-Дин ответил:
   - Полководец должен действовать в открытом поле, а  не  запираться  в
стенах. Как бы ни была сильна крепость, монголы найдут  способ  овладеть
ею.
   Прибыв в Буст, Джелаль эд-Дин имел уже значительный отряд,  собранный
из воинов рассеявшейся армии Хорезм-шаха. Здесь он соединился с  отрядом
Амин-ал-Мулька, прогнал отряд монголов, осаждавших Кандагар, и прибыл  в
Газну, главный город удела, назначенного ему когда-то хорезм-шахом.  Там
он принял клятвы верности от всех местных беков.
   У Джелаль эд-Дина теперь было около тридцати тысяч  туркменских  вои-
нов. Столько же присоединилось к нему афганцев, карлуков и воинов других
племен.
   С этим войском в шестьдесят  тысяч  пеших  и  конных  бойцов  Джелаль
эд-Дин выступил навстречу монголам и расположился лагерем у городка Пер-
вана, на истоке речки Лугар, впадающей в Кабул.
   Отсюда он сделал набег на Тохаристан и  разгромил  монгольский  отряд
Мукаджека, осаждавшего крепость Вариан. Монголы потеряли там  до  тысячи
человек убитыми, поспешно переправились через реку Пяндшир, разрушая  за
собою мосты, и вернулись к Чингиз-хану.
   Джелаль эд-Дин отправил к Чингиз-хану гонца с коротким письмом:
   "Укажи место, где мы встретимся для битвы. Там я буду тебя ждать".
   Чингиз-хан на письмо не ответил, но  обеспокоился  поражением  отряда
Мукаджека и смелостью Джелаль эд-Дина. Он послал против него сорок тысяч
всадников под начальством своего сводного брата Шики-Хутуху-нойона.
   Джелаль эд-Дин смело двинулся навстречу монголам. Битва  произошла  в
долине на расстоянии одного фарсаха (7 км) от Первана. Перед началом боя
Джелаль эд-Дин дал войску такой приказ:
   "Богатыри, берегите силы коней до тех пор, пока не  забьют  барабаны.
Только тогда садитесь в седло. До того сражайтесь пешими,  привязав  по-
водья коней за спиной к поясу".
   Битва продолжалась два дня. Шики-Хутуху-нойон,  видя,  что  его  мон-
гольские воины устали и выбиваются из сил, а одолеть противника  не  мо-
гут, на второй день прибегнул к хитрости.  Он  приказал  приготовить  из
войлока куклы и посадить их на запасных коней. Сначала уловка подейство-
вала и мусульманские войска заколебались, но Джелаль эд-Дин ободрил вои-
нов, и они снова продолжали упорно сражаться.
   Наконец Джелаль эд-Дин приказал ударить в  барабаны.  Все  стали  са-
диться на коней. Он повел своих всадников в атаку. Сам бросился в  сере-
дину монгольского войска и расколол  его.  Тогда  монголы  обратились  в
бегство, "высекая искры копытами коней". Всадники Джелаль эд-Дина на не-
утомленных конях легко догоняли и избивали убегавших  врагов.  Только  с
незначительными остатками разгромленного войска  Шики-Хутуху-нойон  вер-
нулся в лагерь Чингизхана.
   Слава о битве при Перване и разгроме непобедимых монголов  пронеслась
через горные хребты и долины.  Монгольский  отряд,  осаждавший  крепость
Балх, немедленно снял осаду и ушел на север. В некоторых городах,  заня-
тых монголами, жители восстали и перебили монгольские  гарнизоны.  Тогда
Чингиз-хан прибегнул к своей обычной хитрости: он подослал лазутчиков  к
ханам, союзникам Джелаль эд-Дина, и обещал им верблюдов, нагруженных зо-
лотом, если они покинут смелого султана.
   Вскоре в лагере Джелаль эд-Дина при дележе добычи из-за пустяков про-
изошли раздоры. В споре за арабскую лошадь один  кипчакский  хан  ударил
плетью по голове Аграка, предводителя большого отряда, и Джелаль эд-Дину
не удалось их примирить. После этого и Музафар-Малик,  предводитель  аф-
ганцев, и Азам-Мелик с карлуками, и Аграк с воинами Кельджа, поверив ко-
варству Чингиз-хана, отделились от войска Джелаль  эд-Дина,  жалуясь  на
высокомерие и грубость кипчаков, которые смеют бить плетьми воинов  дру-
гих племен:
   - Эти самые тюрки (т. е. кипчаки) раньше боялись монголов. Они уверя-
ли, что монголы не похожи на обыкновенных людей, что они непобедимы, по-
тому что удары мечей не могут их поранить. Поэтому монголы будто  бы  не
страшатся никого на свете и нет другой силы, которая могла бы бороться с
ними. А теперь, когда мы разбили монголов и  все  увидели,  что  и  мон-
гольское племя так же, как и все люди, может быть ранено и истекать  та-
кой, как у всех, кровью,- теперь кипчаки  переполнились  хвастовством  и
стали оскорблять нас, тех, кто помог им в битве...
   Джелаль эд-Дин ничего не мог поделать. Тщетно он доказывал, что  Чин-
гиз-хану легко будет разбить  противников,  нападая  на  каждого  в  от-
дельности, его уверения были напрасны, и половина войска от  него  ушла.
Он остался только с туркменами Амин-ал-Мулька.
   Когда Шики-Хутуху-нойон, вернувшись к  Чингиз-хану,  рассказывал  ему
подробности битвы при Перване, Чингизхан оставался, как всегда, невозму-
тимым и непроницаемым. Он только сказал:
   - Хутуху привык быть всегда победоносным и одолевающим. Теперь, испы-
тав горечь поражения, он станет более внимательным и опытным  в  военных
делах.
   Однако Чингиз-хан не медлил, стянул к себе все войска,  какие  только
мог собрать, и выступил с огромной силой. Он гнал всадников с такой пос-
пешностью, что в пути не было возможности сварить пищу. Каган шел  прямо
на Газну, и когда колесный путь кончился, он бросил весь обоз и двинулся
тропами через горы.

   Глава вторая. БИТВА ПРИ СИНДЕ

   Не буду звать тебя конем, буду звать тебя
   братом. Ты мне лучше брата.
   (Китаби-Коркуд)

   После ухода союзных отрядов Джелаль эд-Дин уже не мог вступить с мон-
голами в открытый бой, как хотел раньше, и направился на юг. Его  задер-
жала быстрая и многоводная река Синд, стесненная  горами.  Султан  искал
лодок и плотов, чтобы переправить войско, но стремительные волны  разби-
вали все суда о высокие скалистые берега. Наконец привели одно судно,  и
Джелаль зд-Дин пытался посадить в него свою мать Ай-Джиджек, жену и дру-
гих спутниц. Но и это судно развалилось от ударов о скалу, и женщины ос-
тались на берегу вместе с войском.
   Вдруг примчался гонец с криками: "Монголы совсем близко!"  А  ночь  в
это время, все затянула своим черным покрывалом.
   Чингиз-хан, узнав, что султан Джелаль  эд-Дин  ищет  переправы  через
Синд, решил его захватить. Он вел войско всю ночь и на заре увидел  про-
тивника. Монголы стали приближаться к войскам  султана  с  трех  сторон.
Несколькими полукругами монголы остановились в виде  согнутого  лука,  а
река Синд была как бы его тетивой.
   Чингиз-хан послал Унер-Гулиджу и Гугус-Гулиджу с их  отрядами  оттес-
нить султана от берега, а своему войску дал приказ: "Не поражайте султа-
на стрелами. Повелеваем схватить его живым".
   Джелаль эд-Дин находился в середине мусульманского войска, окруженный
семьюстами отчаянных всадников. Увидев на холме Чингиз-хана, который от-
туда распоряжался боем, султан бросился со своими джигитами  в  атаку  с
такой яростью, что погнал монголов, и сам монгольский владыка пустился в
бегство, погоняя плетью коня.
   Но дальновидный и осторожный Чингиз-хан перед битвой спрятал в засаде
десять тысяч отборных воинов. Они  вылетели  сбоку,  напали  на  Джелаль
эд-Дина, отбросили его и понеслись на правое крыло туркмен, которыми на-
чальствовал Амин-ал-Мульк. Монголы смяли его ряды, оттеснили их в  сере-
дину войска, где все перемешались и стали отступать.
   Затем монголы разбили также и левое крыло. Джелаль  эд-Дин  продолжал
биться вместе со своими джигитами до полудня  и,  потеряв  обычное  спо-
койствие, бросался, как затравленный тигр, то на  левое,  то  на  правое
крыло.
   Монголы помнили приказ кагана: "не пускать в султана стрел", и кольцо
вокруг Джелаль эд-Дина все сжималось. Он бился отчаянно, стараясь прору-
биться сквозь ряды врагов. Поняв, что положение стало безнадежным,  сул-
тан пересел на любимого туркменского коня, сбросил шлем и другие  воинс-
кие доспехи, оставив только меч. Он повернул коня и с ним кинулся с  вы-
сокой скалы в темные волны бурного Синда. Переплыв реку и взобравшись на
крутой берег, Джелаль эд-Дин погрозил оттуда мечом Чингиз-хану  и  уска-
кал, скрывшись в зарослях.
   Чингиз-хан от чрезмерного удивления положил руку на рот,  показал  на
Джелаль эд-Дина сыновьям и сказал:
   - Вот каким у отца должен быть сын!
   Монголы, увидев, что султан бросился в реку, хотели вплавь  пуститься
за ним в погоню, но Чингиз-хан запретил.
   Они перебили все войско Джелаль эд-Дина. Воины успели бросить в  реку
его жену и мать, чтобы те не достались монголам.
   Остался в живых только семилетний сын  Джелаль  эд-Дина,  захваченный
монголами. Они поставили его перед Чингиз-ханом.  Мальчик,  повернувшись
боком к кагану, косился на него смелым, ненавидящим глазом.
   - Род наших врагов надо вырывать с корнем,- сказал  Чингиз-хан.-  По-
томство таких смелых мусульман  вырежет  моих  внуков.  Поэтому  сердцем
мальчишки накормите мою борзую собаку.
   Палач-монгол, улыбаясь до ушей от гордости, что он может перед  вели-
ким каганом показать свое искусство, засучил рукава и подошел к  мальчи-
ку. Опрокинув его на спину, он в одно мгновение, по монгольскому обычаю,
вспорол ножом его грудь; засунув руку под ребра, вырвал маленькое  дымя-
щееся сердце и поднес его Чингиз-хану.
   Тот несколько раз, как старый боров, прокряхтел:  "Кхукху-кху!",  по-
вернул саврасого коня и, сгробившись, угрюмый, двинулся дальше вверх  по
каменистой тропинке.
   После этой битвы при Синде султан Джелаль эд-Дин, скитаясь по  разным
странам, еще много лет продолжал удачно воевать в монголами, собирая от-
ряды смельчаков. Но никогда ему не удалось стать во главе такого большо-
го войска, чтобы оно могло одолеть монголов.

   Глава третья. ХАДЖИ РАХИМ СТАЛ ПИСЦОМ

   С того вечера, когда в Бухаре Махмуд-Ялвач спас Хаджи Рахима от мечей
монгольского караула и разрешил ему держаться за полу его щедрости, дер-
виш всюду следовал за ним, а за дервишем следовал, как тень, его младший
брат Туган.
   Махмуд-Ялвач сделался главным советником нового правителя области Ма-
вераннагр, сына Чингизова Джагатайхана. Сам  Джагатай  больше  занимался
охотой и пирами, а Махмуд-Ялвач для  него  собирал  подати,  подсчитывал
захваченные татарами ценности, отправлял в Монголию вереницы рабов,  де-
лал описи покинутых беками домов и поместий, обнародовал новые налоги  и
посылал для их сбора особых сборщиков.
   Он призывал поселян возвращаться на свои земли и сеять хлеб и хлопок,
обещая, что прежние беки на свои усадьбы не вернутся и платить им  оброк
за земли не придется.
   Но все это он говорил, чтобы успокоить разбежавшийся народ, чтобы на-
пуганные поселяне вернулись на свои пашни и чтобы прекратились нападения
голодных бродячих шаек на караваны. Потом обнаружилось, что все эти обе-
щания были только приманкой и что вместо туркменских, таджикских и  кип-
чакских беков постепенно землевладельцами стали монгольские  царевичи  и
ханы, а вернувшиеся поселяне, как и раньше, стали работать у них  батра-
ками, отдавая им почти весь свой урожай.
   Махмуд-Ялвач назначил Хаджи Рахима писцом своей  канцелярии,  и  тот,
оставив на время складывание сладкозвучных газалей, усердно служил, каж-
дый день с утра до темноты сидя на истертом большом ковре в ряду  других
писцов; на своем колене он составлял счета, описи имущества,  приказы  и
всякие другие важные бумаги.
   Махмуд-Ялвач не платил дервишу никакого жалованья и однажды так  ска-
зал ему:
   - Для чего тебе жалованье? Кто ходит около богатства, у того к  рукам
пристает золотая пыль...
   - Но не к рукам поэта-дервиша,- ответил Хаджи Рахим.- На моем  старом
плаще накопилась только дорожная пыль от многолетних скитаний.
   Тогда Махмуд-Ялвач подарил ему новый цветной  халат  и  приказал  яв-
ляться к нему утром по четвергам накануне священного дня пятницы за тре-
мя серебряными дирхемами на хлеб, чай и баню, чтобы на деловые бумаги не
сыпалась пыль, собранная дервишем на бесконечных дорогах вселенной.
   Другой бы на месте Хаджи Рахима считал себя счастливейшим: он  жил  в
маленьком доме, брошенном хозяевами, и мог пользоваться им,  как  своим;
возвратившись из канцелярии, он сидел на ступеньке крыльца перед  виног-
радником, где на старых лозах наливалось  столько  янтарного  винограда,
что урожай его обеспечил бы владельца на целый год; около дома рос такой
высокий платан, что тень его падала и на соседнюю мечеть и оберегала  от
зноя маленький домик дервиша. Тут же протекал арык, орошавший  виноград-
ные лозы, и в вечерней прохлада Хаджи Рахим  учил  алгебре  и  арабскому
письму своего младшего брата Тугана.
   Но Хаджи Рахим был искателем не благополучия, а  необычайного,  и  на
сердце его тлели горячие угли беспокойства. Вскоре он  уже  не  мог  ми-
риться с той работой, какую исполнял. Каждый день в канцелярию приходили
сотни просителей, обычно с жалобами на притеснения монголами мирных  жи-
телей; вся страна была во власти новых завоевателей, которые  распоряжа-
лись народом, как волки в овечьем закуте.
   Тогда Хаджи Рахим сказал себе: "Довольно, дервиш!  Кто  служит  врагу
родного народа, тот заслуживает проклятия вместо похвалы",- и он  отпра-
вился к Махмуд-Ялвачу, решив сказать ему правдиво все  то,  что  сжигает
его сердце.
   Он нашел Махмуда в большом дворцовом саду, где тот подстригал  у  ви-
ноградной лозы сухие ветки и в этом находил отдых от своих забот. Махмуд
выслушал дервиша и сказал:
   - Ты хочешь покинуть родную мать, покрытую ранами и  изнемогающую  от
страданий?
   - Я не хочу служить поработителям народа...
   - Вероятно, ты и меня считаешь злодеем за то, что я служу поработите-
лям родного народа? Вот что я тебе отвечу на это. У  нашего  повелителя,
великого кагана Чингиз-хана, есть главный советник,  китаец  Елю-Чу-Цай.
Он всегда говорит, не боясь, правду Чингиз-хану. Он  один  останавливает
его от напрасного избиения целых городов, объясняя: "Если  ты  перебьешь
всех жителей, то кто же будет платить налоги тебе  и  твоим  внукам?"  И
Чингиз-хан после его слов дает милость сотням тысяч пленных... То же са-
мое я стараюсь делать около сына Чингизова, Джагатай-хана, чтобы  спасти
наш мусульманский народ от поголовного истребления. Ты видел лицо Джага-
тая? Какой безумной ярости полны глаза его! Каждый  день  на  приеме  он
указывает пальцем на кого-нибудь со страшными словами: "Алыб-барын!",  и
несчастного уводят на казнь. А я каждый день стараюсь вырвать у него ми-
лость и пощаду.
   - Я остаюсь на моей родине,- ответил Хаджи Рахим.- Но только дай  мне
другую работу: я не в силах больше писать счета одежд, покрытых  пятнами
крови, и видеть человеческие слезы.
   - Хорошо, я дам тебе важное поручение.
   - Я слушаю, мой господин.
   - Мне сказали, что повелитель северных и  западных  стран  Джучи-хан,
старший сын Чингизов, получив в удел северные земли Хорезма, идет их по-
корять.
   - Я могу только сказать: кузнецы и медники Гурганджа не  отдадут  без
боя своего города, как это сделали жители Бухары и Самарканда.
   - Мне нужно переслать Джучи-хану письмо, но по пути, в песках Кзылку-
мов, появились отряды, которые нападают на монголов и убивают их.  Гово-
рят, что во главе их стоит какой-то "черный всадник" Кара-Бургут на див-
ном черном коне. Он неуловим. Он появляется неожиданно в  разных  концах
Кзылкумов, делая огромные пробеги, и вневапко бесследно исчезает. В  на-
селении пошли слухи, что сам шайтан помогает ему.
   - Этот "черный всадник" доказывает,- сказал Хаджи Рахиы,-  что  среди
мусульман еще сохранились смелые джигиты.
   - Я дам тебе письмо к самому Джучн-хапу. Ты спрячешь это письмо  так,
чтобы ни монгольские караулы, ни "черный всадник"  не  перехватили  его.
Иначе ты себя и меня погубишь.
   Хаджи Рахим опустил взор. "Что это за письмо, которое может  погубить
пославшего?" Он поднял глаза. На золотом кебе заката переплелись  виног-
радные листья. Махмуд-Ялвач стоял неподвижно, и  его  взгляд,  казалось,
протекал в мысли дервиша. Он положил руку на свою бороду,  тронутую  се-
ребром времени, и легкая улыбка скользнула по устам его.
   - Я доставлю письмо Джучи-хану,- сказал  Хаджи  Рахим,-  и  никто  не
прочтет его. Я выдолблю отверстие в моем посохе, вложу туда письмо и за-
леплю его воском. Но удастся ли добраться до великого  хана?  Он  теперь
воюет в Кипчакской степи, где рыщут шайки, убивая встречных.  Я  подобен
букашке, которая здесь ползет у твоих ног по дорожке сада. Что  со  мной
будет, когда я выйду из-под защиты твоей могучей руки? Я не боюсь  "чер-
ного джигита", но на первой же заставе меня схватит монгольский караул и
разрубит на части.
   Махмуд-Ялвач нагнулся, поднял с дорожки красного жучка и положил себе
на узкую белую ладонь. Жучок торопливо пробежал до конца пальца и, расп-
равив крылышки, полетел.
   - Подобно этому жучку, ты проберешься там, где не пройдут тысячи вои-
нов. Ты, как священный дервиш, опять накинешь свой старый плащ, возьмешь
покорного осла и нагрузишь его книгами. А чтобы тебя не  задержали  мон-
гольские заставы, я выдам тебе золотую пайцзу с соколом.
   - А что мне делать с моим младшим братом Туганом?
   - Ты его возьмешь с собой как ученика, А там, в лагере Джучи-хана, он
научится воинскому делу. Станет опытным джигитом. Да  будет  легка  тебе
дорога!
   - Будь спокоен, я все сделаю.
   - Когда ты окончишь свой путь, то помолись за меня, я человек старый,
который тебе доброжелательствует.

   Глава четвертая. "ЧЕРНЫЙ ВСАДНИК"

   Хаджи Рахим и Туган от