выше по реке, уже понемногу сходятся люди и строят
себе хижины из хвороста и глины. Но живут они всегда в  страхе:  монголы
могут вернуться каждый день, забрать кого хотят, и утащить  с  собой  на
аркаках... Да сохранит тебя аллах за твою щедрость!
   - А что это за башня в середине города?
   - Заворачивай коня подальше от этих башен!  Там  тюрьма!  Монгольские
ханы уже завели тюрьму в мертвом городе. При пей живут монгольские пала-
чи, они железными палками разбивают головы осужденных. Я расскажу  тебе,
как они это делают...
   Туган, не слушая, спустился вниз по косогору. Пробравшись между  раз-
валинами мертвого города, Туган подъехал к крепости, где возвышались две
старые башни, мрачные и безмолвные. Вдоль стены на земле  сидели  унылые
родствзнники заключенных. Часовые с копьями сторожили у ворот.  Оседлан-
ные кони дремали, привязанные к столбам.
   - Ты куда? Отъезжай! - крикнул часовой.
   - У меня дело к смотрителю тюрьмы,- сказал Туган.
   - Ты по ней стосковался?
   - Может быть, если в башне сидит мой брат.
   - У пас в тюрьме немало разбойников. Но долго они не засиживаются: их
приводят на площадку перед рвом и стукают по  темени  железной  булавой.
Поищи там, во рву, может быть, найдешь тело брата. Как звали его?
   - Он дервиш II пишет книги. Хаджи Рахим Багдади...
   - Длинноволосый безумный дервиш? Такой еще жив! Мы его зовем "дивона"
(юродивый). Посажен надолго...
   - "Навеки н до смерти"?
   - Я слишком с тобой разболтался... Привяжи коня  и  ступай  во  двор.
Спросишь начальника тюрьмы. Его дом стоит там же. Около двери  на  крюке
повешен кувшин. Не забудь, положить в этот кувшин не меньше шести дирхе-
мов. Тогда начальник будет тебя слушать...
   Туган привязал коня и вошел в ворота. Начальник тюрьмы стоял на  тер-
расе дома в красном ватном халате и зеленых туфлях на босу ногу. Полуго-
лый тощий повар, звеня железной цепью па ногах, рубил сечкой в  деревян-
ной миска баранину для кебаба. Конец седой бороды начальника, его  ногти
II ладони были выкрашены красной хенной. Камышовой тростью он ударял по-
вара по плечу и приговаривал:
   - Подбавь перцу! Не ленись! Так! Полей гранатовым соком!
   Туган заметил подвешенный у двери глиняный кувшин и  опустил  в  него
десять медных дирхемов. Начальник мрачным взглядом уставился на Тугана.
   - Я мусульманский воин из отряда Субудай-багатура.
   С его разрешения, еду разыскивать родных. Вот  моя  пайцза!  -  Туган
достал висевшую у него на шнурке дощечку с вырезанной надписью и  рисун-
ком птицы. Начальник повертел пайцзу и возвратил ее Тугану.
   - Что тебя привело в этот дом отверженных?
   - Я ищу родственника, дервиша Хаджи Рахима аль Багдади. Нет ли  тако-
го?
   - Да проклянет его аллах и да сохранит нас, меня и тебя, от  сомнения
и знакомства с ним!
   - За что его посадили? Я знал его человеком праведным.
   - Хорош праведник! Он посажен по требованию святейшего шейх-уль-исла-
ма и достойнейших имамов за равнодушие к священным  книгам,  за  дерзкое
вольнодумство и за то, что в разговоре он никогда не упоминал имени  ал-
лаха всевышнего. Гибелью стал его конец!.. Огонь  будет  его  жилищем!..
Туда ему и дорога! Туган подумал и сказал:
   - Обвинения ему предъявлены тяжелые, но, может быть, ты все же позво-
лишь мне как-нибудь облегчить его судьбу?
   - Не старайся напрасно! Ему сохранили жизнь только по требованию Мах-
муд-Ялвача, великого визиря у могучего владыки нашей страны, хана Джага-
тая. Дервиша не выпустят, прежде чем он не напишет книгу о жизни и похо-
дах потрясателя вселенной Чингиз-хана.
   - А когда Хаджи Рахим окончит свои записки, его выпустят?
   - Чего захотел! Даже если он раскается в своих преграшепкях, его  вы-
ведут из тюрьмы только для того, чтобы перед толпой на площади ему отре-
зать язык и руки. Вот почему "дивона" уже два года пишет книгу  и  будет
писать еще лет тридцать, чтобы отдалить день своей гибели. Туган сказал:
   - Так как Хаджи Рахим был моим благодетелем, научил меня читать и пи-
сать по-арабски и кормил меня, когда я умирал от голода, я готов на  бо-
гоугодные дела пожертвовать мой единственный золотой динар...- Туган по-
казал золотую монету.- А ты, великий начальник, прояви милость  к  обре-
ченному на гибель и позволь мне повидать Хаджи Рахима.
   - Дай мне золотой динар и ступай в следующий двор. Там ты можешь  лю-
боваться, сколько хочешь, своим сумасшедшим "дивоной".
   Туган положил золотую монету в выкрашенную красной хенной ладонь  на-
чальника тюрьмы и прошел в каменные ворота.

   Глава третья. В ЖЕЛЕЗНОЙ КЛЕТКЕ

   В глубине узкого дворика в стене темнело квадратное отверстие  с  же-
лезной решеткой. Там в груде тряпок копошилось что-то темное.
   Около клетки прижалась к стене тонкая фигура, завернутая в длинную до
земли черную шаль, обычную у женщин бродячего племени люли.
   Туган осторожно подошел. Женщина повернула голову. Знакомые черты по-
разили его: то же смуглое золотистое лицо, те же карие  пытливые  глаза,
но исчезла прежняя беззаботность. Метнув пристальный взгляд, женщина от-
вернулась... Сомнений нет - это была Бент-Занкиджа.
   Туган подошел ближе, влядываясь внутрь клетки. В ней заключенный  мог
с трудом сидеть согнувшись. Из темноты показались косматая грива  черных
вьющихся волос и горящие, впивающиеся глаза. Несмотря на страшную  пере-
мену в исхудавшем лице, Туган не мог не узнать Хаджи Рахима. Дервиш под-
полз к прутьям клетки и прижался к ним волосатым лицом.
   - Ты пришел вовремя, младший брат мой! - хрипел он.-  Подойди  ближе,
Туган, и выслушай мои последние желания. Злобные имамы хотят сгноить ме-
ня в клетке или для устрашения толпы обстричь мне  уши  и  разрубить  на
части... Но разве могут они убить свободную мысль, задушить мою пылающую
ненависть?.. Теперь я написал все, что они хотели, но, прочтя мои запис-
ки, они сожгут на костре и мои записки и меня... Ведь я не  расхваливал,
как они, краснобородого Чингиза и не сочинял хвалебных медовых песен та-
тарским поработителям Хорезма, толстокожим убийцам женщин и  детей...  Я
смело написал правду о том, что видели мои глаза... Я  сделал  все,  что
мог, и теперь пришел мой последний день  разлуки.  Похороните  меня  под
старым платаном на Берегу Салара... Мой учитель Абу Али Ибн Сина был ве-
личайший мудрец, а гонимый тупыми злобными имамами, он умер в тюрьме  на
гнилой соломе... Он знал все тайны вселенной,  но  не  знал  одной,  как
спастись от смерти!.. Туган заговорил тихо:
   - Помнишь ли, чему ты меня учил в пустыне, когда мы с тобой были свя-
заны веревками и над нами был занесен меч грозного  "черного  всадника",
Кара-Кончара? Не ты ли тогда говорил: "Подожди унывать,  ночь  длинна  и
еще не кончилась!" Теперь я тебе говорю то же самое:  "Подожди  унывать,
ночь даже не начиналась!"
   Хаджи Рахим быстро приподнялся, точно силы вернулись  к  нему.  Туган
продолжал тихо, вполголоса, стараясь убедить.
   - Слушай, старший брат мой, и сделай то, что я скажу. Я дам тебе  три
черных шарика, и ты их проглотишь. Тогда ты будешь неподвижен, как мерт-
вец, перестанешь чувствовать боль и увидишь сон, будто ты перелетел  че-
рез горы в долину прохладных потоков и благоухающих цветов... Там пасут-
ся белые, как снег, кони и поют прекрасными голосами золотые птицы...  И
там во сне ты встретишь снова девушку, которую ты  любил  в  шестнадцать
лет...
   - А потом, проснувшись, я буду снова грызть железные прутья?  Мне  не
надо такого сна!
   - Подожди и слушай дальше! Пока тебе пригрезится горная  долина,  где
ты будешь наслаждаться неомрачаемым забвеньем, я объясню твоим  тюремщи-
кам, что ты умер и твое тело надо предать земле. Тогда тюремщики раскро-
ют клетку, подцепят крюком твое тело и поволокут в яму казненных...  Вы-
терпи это, как бы ни было больно, не закричи и нз  заплачь!  Иначе  тебе
разобьют железной палкой голову... Когда же ты будешь лежать в яме среди
трупов и в полночь подползут шакалы, чтобы  грызть  твои  ноги,  я  буду
ждать вместе с тремя воинами. Мы завернем тебя в плащ и быстро унесем за
город в безлюдное место... Там разум вернется в твое тело, я посажу тебя
на коня, и ты уедешь на запад или на восток, где начнешь новую жизнь...
   - Да, ты правильно сказал: ночь еще не кончилась!..  Я  готов  отпра-
виться в долину белых коней! Дай скорее целебные шарики! - и Хаджи Рахим
протянул руку, черную и жесткую, как лапа беркута.
   Туган достал из цветного мешочка три черных шарика  и  передал  Хаджи
Рахиму. Тот, не колеблясь, их проглотил. Он начал  что-то  шептать,  все
неразборчивее и тише, покачнулся и свалился на бок...
   - К клетке подошел стражник с копьем.
   - Мой начальник приказывает дольше не оставаться  возле  отверженного
преступника!
   - Заключенный не нуждается в милости твоего строгого  начальника:  он
умер!
   Стражник недоверчиво просунул в клетку копье и кольнул лежавшего дер-
виша.
   - Не кричит? Не ворочается? Видно, в самом деле умер!..  Теперь  тело
безумного "дивоны" будет выброшено в яму... Ясли вы захотите его похоро-
нить, поторопитесь это сделать сегодня же ночью. К утру собаки и  шакалы
изгрызут покойника так, что вы и костей его не  соберете...  Спасибо  за
щедрость! Всем нам когда-нибудь придется умереть!..

   Глава четвертая. ПОСЛЕДНЯЯ СТРАНИЦА КНИГЕ

   Упорный и терпеливый увидит
   благоприятный конец начатого дела.
   (Хаджи Ралим)

   Тугак и Бент-Занкиджа шли рядом по безмолвным пустынным улицам разру-
шенного города. Туган вел коня в поводу. Гулко отдавался  стук  копыт  в
станах покинутых зданий, Оба вспоминали далекие дни юности,  проведенной
в шумном Гургандже, в доме погибшего во время разлива реки старого  Мир-
зы-Юсуфа.
   - Все эти долгие годы моих скитаний я думал о тебе, Бент-Занкиджа.
   - Вот опять перед тобой подруга твоего детства... И мне тоже пришлось
увидеть блеск молний и услышать удары грома, который  потряс,  всю  нашу
землю... Но там, где в яростную бурю падают могучие дубы и платаны,  там
иногда сохраняется невредимой маленькая мышка,- и я спаслась!
   - Расскажи, что с тобой было в эти страшные годы?
   - Слушай, что со мной произошло. Когда монголы схватили меня в Бухаре
и заставили петь их свирепому владыке грустные песни про гибель Хорезма,
он похвалил меня и приказал содержать в его походном хоре китайских  пе-
виц...
   Вместе с ними я побывала всюду, где проходил этот истребитель  людей.
Однажды Чингиз-хан стал жаловаться на боли в глазах, на то,  что  вместо
одного месяца перед ним проплывают два месяца, что вместо одного джейра-
на ему в степи мерещатся сразу три. Он думал, что с ним шутят злые духи.
Монгольские шаманы молились и плясали перед Чингиз-ханом, но  не  сумели
отогнать злых духов. Лекари боялись коснуться его и заглянуть в его ужа-
сающие глаза. Однако приехавший в  лагерь  Чингиз-хана  старый  арабский
"каддах", по имени Зин-Забан, храбро взялся вылечить  "потрясателя  все-
ленной". Он действительно быстро помог Чингиз-хану. Свирепый владыка ос-
тался доволен и спросил, какую награду он хочет? Старый лекарь не просил
сокровищ, а только указал пальцем на певицу женского хора, и этой  певи-
цей оказалась я! Чингиз-хан приказал отдать меня  лекарю.  Старик  запер
меня в эндеруне, где я пела про черные кудри юноши и  родинку  на  щеке.
Лекарь услышал II побил меня узорчатым поясом. Я запела о воине,  забыв-
шем улыбку. Старик опять стал учить меня сыромятным ремнем. Тогда я убе-
жала от него, и меня приютили у себя в походных шатрах женщины презирае-
мого у нас бродячего племени огнепоклонников люли. Я ходила  закутанной,
как они, в черное покрывало, и никто меня не выдал... Но, себе на  горе,
старый каддах Зин-Забан пошел жаловаться на мзня грозному Чингиз-хану  и
умолял, чтобы его воины мэяя разыскали... Монгольский владыка так  расс-
вирепел, что все кругом попадали на землю, спрятав лица в ладони... "Как
ты осмелился упустить из своих рук мой дар? - кричал Чингиз-хан.- Как ты
не сумел подчинить себе твою жену? Мужчина, которого не слушается  жена,
не смеет жить в моих владениях! Возьмите его!" И бедного старого  лекаря
схватили палачи и тут же отрубили ему умную седую голову. "Какая  страш-
ная развязка!" С того времени я живу у племени люли.  Узнав,  что  Хаджи
Рахим сидит в клетке, я стала приносить ему хлеб, орехи,  виноград...  Я
помогала ему писать...
   - И ты, сама гонимая, помогала ему?
   - Через каждые три дня я ходила в тюрьму и  перздавала  Хаджи  Рахиму
несколько листов чистой бумаги, а он украдкой протягивал мне  написанные
им за три дня листы своих воспоминаний. Переписав у  себя  в  шатре  эти
листы, я возвращала их Хаджи Рахиму и через три дня опять получала новые
страницы повести о нашествии монголов на Хорезм... Таким образом, однов-
ременно с той книгой, которую писал в клетке Хаджи Рахим, у меня накопи-
лись листы второй такой же книги, переписанной моей рукой. Да будет бла-
гословенна память Мирзы-Юсуфа, научившего меня писать!..
   - Ты сделала великое дело,- сказал Туган.- Если злобные имамы  сожгут
записки Хаджи Рахима, у нас сохранятся вторые их листы! И внуки наши,  и
правнуки будут читать повесть Хаджи Рахима о злодеяниях Чингизхана...
   Они подошли к берегу быстрой мутной  реки.  Здесь  стояли  закоптелые
шерстяные шатры племени люли.
   У подножия старого платана, на обрывке ковра, Бент-Занкиджа  положила
пачки бумажных листов. Яркая луна, поднявшаяся над развалинами Самаркан-
да, освещала желтые страницы, где ровными  строками  излагалась  повесть
гонимого скитальца. Бент-Занкиджа опустилась на ковер и, перебирая  лис-
ты, говорила:
   - Хаджи Рахим крайне ослабел, запертый в холодной, никогда не  согре-
ваемой клетке, но он нисколько не унывал,  точно  его  жгли  собственные
пламенные мысли... Он уже писал с трудом... Видишь, как в этих строках у
него дрожат и прыгают буквы! Слушай, что Хаджи Рахим написал на  послед-
ней странице...
   Бент-Занкиджа взяла исписанный арабской вязью лист бумаги и стала чи-
тать:
   - "...Мой истертый калям дописал последние строки  повести  о  набеге
беспощадных монголов на цветущие долины нашей родины... Запыленный опил-
ками усердия, составитель этой книги хотел бы сказать еще  много  о  тех
малодушных людях Хорезма, которые не решились  самоотверженно  выступить
на борьбу с жестоким губителем мирных племен, свирепым Чингиз-ханом...
   ...Если бы все хорезмийцы твердо и единодушно подняли меч гнева и, не
щадя себя, яростно бросились на врагов родины, то высокомерные монголы и
их краснобородый владыка и полгода не удержались бы в Хорезме, а навсег-
да бы скрылись в своих далеких степях...
   ...Монголы одолевали больше вследствие несогласия, уступчивости и ро-
бости противников, чем  силой  своих  кривых  мечей...  Смелый  .Джелаль
эд-Дин показал, что с небольшим отрядом отчаянных джигитов он умел  раз-
бивать монгольские скопища...
   ...Но калям выпадает из моих холодеющих пальцев... Силы  дервиша-ски-
тальца слабеют, а дни бегут, приближая день расплаты... И я могу  начер-
тать лишь несколько строк из стихотворения поэта:

   Подобно весеннему дождю,
   Подобно осеннему ветру
   Исчезла моя молодость!

   Я задержался в этой жизни,
   А вожак каравана
   Уже нагрузил верблюдов
   И торопит двинуться в путь...

   ...Скажу на прощанье моему неведомому читателю: "Надменные  имамы  и.
раздувшиеся от важности улемы меня упрекают в неверии! Злобна и тупа  их
близорукость! Неверие, такое, как мое, не легкое и не пустое дело" . Нет
тверже и пламеннее моей веры: в победу скованного мыслителя над  тупоум-
ным палачом, в победу угнетенного труженика над свирепым насильником,  в
победу знания над ложью!.. Я знаю, настанет лучшая пора,  когда  правда,
забота о человеке и свобода поведут нашу родину к  всеобщему  счастью  и
свету!.. Это придет, это будет!"
   Бент-Занкиджа приложила к губам тонкий смуглый пальчик с тремя сереб-
ряными кольцами, подумала, сдвинув изогнутые брови, старательно  сложила
исписанные листы и завернула их в кусок  пестрой  материи.  Она  подняла
блестящие черные глаза на Тугана и сказала шепотом:
   - Теперь я позову трех смелых юношей из племени люли...  Вы  отправи-
тесь к яме казненных выручать Хаджи Рахима. Ведь ночь длинна  и  еще  не
кончилась! Мы спасем его!