джа; она знали, что,
в случае плена, их участь предрешена: самых искусных и  сильных  монголы
отошлют на свою далекую родину, а остальных, непригодных, перебьют.
   Жены и девушки сражались на стенах и крышах домов рядом со своими от-
цами, мужьями и братьями. И если ктолибо из них, пораженный стрелой, па-
дал, то женщины бесстрашно складывали перед раненым стенку из кирпичей и
земли, чтобы оградить упавших от новых стрел.
   Героическая защита Гурганджа вписала одну из самых необычайных  стра-
ниц в печальную повесть о гибели великого Хорезма; другие города большей
частью выказывали слепую доверчивость к монголам, малодушие и  слабость,
почему бесславно погибли. Вокруг Гурганджа монголы потеряли очень  много
своих воинов, и кости павших образовали целые холмы, которые потом много
лет были видны между развалинами.
   Когда остались невзятыми только три квартала, измученные,  израненные
защитники Гурганджа решили сдаться и послали избранных лиц к хану  Джучи
просить милости и пощады. Сын Чингиз-хана ответил:
   - О чем вы думали раньше? Почему вы не выказали покорности, когда мои
войска подходили к городу? Теперь, когда я потерял столько  моих  лучших
бойцов, могу ли я запретить моим воинам насытиться яростью  и  грабежом?
Никакой пощады вам не будет.
   Монголы бросились на уцелевшую часть  города.  Одних  защитников  они
взяли в плен, других зарубили, все имущество разграбили.
   По приказанию хана Джагатая, не желавшего, чтобы  жемчужина  Хорезма,
Гургандж, досталась старшему брату, монголы разрушили  главную  плотину,
распределявшую воду по всему Хорезму. Вода  затопила  огромный  город  и
снесла здания. Место города и потом много лет оставалось покрытым водой.
Кто спасся от татар, тот утонул в волнах разлившейся реки или погиб  под
развалинами. Сохранилось только несколько зданий: часть  старого  дворца
Кэшки-Ахчак, построенного из кирпичей, и две шахские гробницы.
   Вода разбушевавшейся реки затопила также и несколько  других  городов
Хорезма, а сама река переменила течение и долгое время направлялась  че-
рез пески в Абескунское море.
   Во время отчаянной защиты Гурганджа Хаджи Рахим находился  на  стенах
среди сражавшихся. Зная арабские способы перевязывания и лечения ран, он
помогал пострадавшим.
   Когда внезапно разлилась река Джейхун, он два дня просидел на высокой
кирпичной гробнице-мавзолее шаха Текеша. В плывшей мимо  лодке  оказался
рулевым уже знакомый дервишу кузнец Керим-Гулем.  Тот  пересадил  его  в
свою лодку, и они вместе плавали по бушевавшей водяной  равнине,  спасая
всех,  кого  могли.  Им  не  удалось  больше  встретить  Кара-Кончара  и
Гюль-Джамал. Значительно позднее Хаджи Рахим слышал не раз сказку мадда-
ха о подвигах Кара-Кончара, охотившегося в Каракумах за монголами,  и  о
его беспредельной любви к пастушке Гголь-Джамал,  насильно  увезенной  в
гарем последнего Хорезм-шаха.
   Маддах заканчивал сказку описанием разлива реки,  смывшей  славный  и
богатый Гургандж. В этот поток разбушевавшихся  вод  попал  Кара-Кончар.
Некоторые люди видели, как он отчаянно боролся с волнами,  чтобы  спасти
ГюльДжамал, но оба исчезли в бурных потоках... В одном месте, где  обна-
жилась возвышенность, нашли два тела: Гюль-Джамал и  Кара-Кончар  лежали
друг около друга, и маленькая ручка туркменки была зажата в могучей  ла-
дони КараКончара...
   Маддах заканчивал сказку поучением: "Любовь по истинному  влечению  -
это та любовь, которой нет конца иначе, как только со  смертью...  "  Но
если при этом девушки плакали, то маддах говорил: "Знающие люди мне  пе-
редавали также иное: будто бы известие о смерти  Кара-Кончара  в  волнах
Джейхуна неверно,он выплыл из потоков реки на своем вороном коне и  спас
Гюль-Джамал. Он увел ее в глубину Каракумов, в свою юрту  близ  колодцев
Бала-Ишем. Там они прожили счастливо много лет, чего и вам всем желаю!"

   Глава десятая. ХАДЖИ РАХИМ У ЮНОГО БАТУ-ХАНА

   Но презирай слабого детеныша, - быть может,
   это детеныш льва.
   (Арабская поговорка)

   Хаджи Рахиму удалось с трудом пробраться  между  буйствовавшими  мон-
гольскими отрядами и прибыть в лагерь Джучи-хана. Привязанная на колпаке
дервиша золотая пластинка с соколом охраняла его и привела к белой  юрте
правителя северо-западного улуса великого царства монголов. Хаджи  Рахим
слышал, что Джучи-хан, старший сын грозного Чингиз-хана, был  единствен-
ным из всех лиц, окружавших монгольского владыку, кто осмеливался с  ним
спорить. Но говорили также, что Чингиз-хан не доверял своему первенцу  и
постоянно подозревал его в попытках организовать заговор.  Поэтому  Чин-
гиз-хан назначил его правитилем самого отдаленного крайнего  улуса,  где
большую часть земель еще приходилось завоевывать. Чингизхан тогда сказал
сыну: "Отдаю тебе все земли на запад так далеко, как может ступить копы-
то монгольского коня!"
   В белой юрте, на низком троне, сидел, подобрав под  себя  ноги,  Джу-
чи-хан. Он был похож на отца высоким ростом, медвежьими ухватками и  хо-
лодным взглядом зеленоватых глаз. От безбородых  монголов  он  отличался
длинными усами и узкой черной бородой. Искусно вплетенные в бороду конс-
кие волосы переходили в тонкую косичку, которую Джучи закидывал за  пра-
вое ухо. Перед троном на коленях, пригнувшись до земли, покорно  ожидала
милости великого властителя толпа просителей: и ханов, и улемов, и  куп-
цов, и простых хорезмийцев.
   Хаджи Рахим, громко повторяя: "Я-гу-у,  я-хак!",  шагая  через  спины
просителей, прошел прямо к трону Джучи-хана и остановился,  опираясь  на
посох.
   Пристальным, мрачным взглядом уставился Джучи-хан на дервиша и  спро-
сил:
   - Чего просишь, кипчакский шаман?
   Хаджи Рахим объяснил, что принес собственноручное письмо великого ви-
зиря Махмуд-Ялвача.
   - Почему так поздно? Я жду письма давно.
   - Я находился в осажденном городе Гургандже.
   - Значит, ты был заодно с моими врагами?
   - Да, я как лекарь помогал раненым.
   Хаджи Рахим вскрыл конец посоха, залепленный воском, и вытащил  свер-
нутый листок бумаги с красной печатью. Писарь Джучи-хана развернул  лис-
ток и осмотрел его с удивленем.
   - Здесь написано всего три слова: "Этому человеку верь!"
   - Ясно и достаточно! - сказал Джучи.- Приведите моего сына Бату-хана!
   Нукеры побежали и вскоре вернулись. Впереди них  прыгал  мальчик  лет
девяти, с небольшим луком и тремя красными  стрелами.  Он  вырывался  от
двух стариков, которые старались его вести под  руки.  Подбежав  к  Джу-
чи-хану, мальчик привычным жестом упал на колени, коснулся лбом ковра  и
вскочил, посматривая на всех блестящими карими глазами.
   - Вот мой сын Бату-хан! - сказал Джучи, косясь на мальчика.- Я просил
преданного Махмуд-Ялвача прислать ученого мирзу, который научил бы моего
сына читать, писать и говорить на том языке, на  каком  объясняются  моя
новые подданные, жители Хорезма. Сумеешь ли ты быть таким учителем?
   - Я могу научить мальчика  читать  книги  туркменские,  персидские  и
арабские и сделаю это с радостью,- ответил Хаджи  Рахим.-  Я  только  не
умею объяснять священные книги, как это делают имамы в мечетях. Я  зани-
маюсь по тем книгам, в которых описываются путешествия по вселенной к  в
которых говорится, что такое добро и зло, любовь к родной земле  и  долг
каждого человека...
   - Это полезно и хорошо! - сказал Джучи.- Такой учитель  поможет  сод-
рать с моего сына кожу степного дикаря и сделать его правителем народов.
Бату, слушайся твоего нового учителя! А тебе, мирза, разрешаю бить моего
сына тростью...
   - Мальчик отвернулся.
   - Если он будет мне рассказывать про богатырей и про войны, я,  пожа-
луй, стану его слушать.
   Хаджи Рахим ответил мальчику:
   - Я тебе расскажу про завоевания румийского полководца Искендера Дву-
рогого. Этот царь, будучи совсем молодым, завоевал много  стран,  где  у
царей было больше, чем у него, и оружия, и сокровищ, и  войска,  но  они
все же были Искендером разбиты...
   Мальчик повернулся к дервишу и с любопытством стал его разглядывать.
   - Каким путем хан Искендер достиг таких побед? - спросил Джучи-хан.
   - Говорят, что, когда об этом спросили самого Искендера, он будто  бы
ответил: "Не угнетал я подданных завоеванной страны".
   - Джучи-хан посмотрел на своего сына и сказал:
   - Мой отец, единственный и величайший Чингиз-хан,  завоевал  половину
вселенной, а Искендер Двурогий - вторую половину. Что же остается завое-
вать тебе, Бату-хан?
   - Мальчик, не задумываясь, ответил:
   - Я отниму все земли у Искендера!..
   С этого дня Хаджи Рахим остался в лагере Джучи-хана, сделавшись  учи-
телем его сына Бату. Он занимался с ним несколько лет до внезапной гибе-
ли Джучи-хана от рук подосланных убийц. Во  время  облавной  охоты  Джу-
чи-хан погнался за оленем и отдалился в камышах от своих нукеров. Его  с
трудом нашли. Он лежал с переломанным, по монгольскому обычаю,  хребтом.
Таинственные убийцы скрылись и не были  обнаружены.  Некоторые  шептали,
что они были подосланы самим Чингиз-ханом . Джучи был еще жив, но не мог
сказать ни слова или пошевельнуть рукой. Только глаза его  смотрели  пе-
чально и мрачно, пока не закрылись навеки.
   В это время приехал, возвратившиь из похода на  запад,  прославленный
полководец Субудай-багатур. Он посадил мальчика Бату-хана к себе на сед-
ло и сказал:
   - Здесь тебя ждет такой же конец, какой увидел  мой  повелитель  Джу-
чи-хан. Ты едешь со мной в Китай, где научишься воинскому делу. Я воспи-
таю тебя, как родного сына, и сделаю полководцем.
   Расставшись с Бату-ханом, Хаджи Рахим  снова  остался  одиноким  ски-
тальцем. Он сильно горевал о своем младшем брате Тугане, который исчез в
Гургандже во время разлива реки. Погиб ли Туган, или спасся от волн реки
и мечей монголов? Скитался ли в других областях свободным, или рабом? Об
этом постоянно думал Хаджи Рахим и ждал того дня,  когда  он  его  снова
встретит.
   Хаджи Рахим обошел разные  города,  всюду  расспрашивал  очевидцев  о
скорбных днях, пережитых народами Хорезма во время вторжения беспощадных
монголов. Он записывал рассказы достоверных людей и, наконец, решил  на-
писать целую книгу о Чингиз-хане, о том, как он  стал  могущественным  и
захотел завоевать весь мир, и о том, как все гибло и обращалось в пусты-
ню там, где проходили монголы.

   Часть третья. БИТВА ПРИ КАЛКЕ

   Глава первая. ПРИКАЗ ЧИНГИЗ-ХАНА

   ...Вид их был адский и наводил ужас. У них
   не было бороды, только у иных несколько
   волос на губах и подбородке. Глаза узкие и
   быстрые. Голос тонкий и острый. Они сложены
   прочно и долговечны.
   (Киракос, армянский историк, XIII в.)

   Весной года Дракона (1220), в месяц Сафар (апрель) Чингиз-хан призвал
к себе двух полководцев, испытанных в выполнении самых  трудных  поруче-
ний: старого одноглазого Субудай-багатура и молодого Джеба-нойона. В это
время Чингиз-хан, взяв Бухару и Самарканд, готовился к походу на Индию.
   Немедленно они прибыли в шелковую юрту "потрясателя вселенной" и пали
на войлок перед золотым троном. Чингиз-хан сидел на  пятке  левой  ноги,
обнимая рукой правое колено. С его круглой лакированной шапки с  большим
изумрудом свисали хвосты черно-бурых лисиц. Желто-зеленые кошачьи  глаза
смотрели  бесстрастно  на   двух   склоненных   непобедимых   багатуров.
"Единственный и величайший" заговорил низким хриплым голосом:
   - Лазутчики меня известили, что сын желтоухой собаки, Хорезм-шах  Му-
хаммед, тайно покинул свое войско. Заметая следы своего бегства,  Мухам-
мед недавно показался на переправах через реку Джейхун. Он везет с собой
несметные богатства, накопленные за сто лет  шахами  Хорезма.  Его  надо
поймать раньше, чем он соберет второе  большое  войско...  Мы  вам  даем
двадцать тысяч всадников. Если у шаха окажется такое войско, что вы при-
задумаетесь - можно ли сразиться, воздержитесь от боя...  Но  сейчас  же
меня известите!.. Тогда я пошлю Тохучар-нойона, и он один справится там,
где вы вдвоем не сумеете победить... Мы думаем, однако, что это наше по-
веление сильнее, чем все войска Мухаммеда. Пока вы не будете тащить  Му-
хаммеда на цепи, ко мне не возвращайтесь!.. Если же разбитый вами шах  с
несколькими спутниками будет убегать, чтобы найти приют в крепких  горах
или мрачных пещерах, или, как хитрый волшебник, исчезнет на  глазах  лю-
дей, то вы черным ураганом промчитесь по его владениям... Всякому  горо-
ду, проявившему покорность, окажите  снисхождение  и  оставьте  там  не-
большую охрану и правителя, забывшего улыбку... Но всякий город, ставший
на путь сопротивления, берите приступом! Не оставляйте там камня на кам-
не и обращайте все в угли и пепел!.. Мы думаем, что это  наше  повеление
вам обоим не покажется трудным... Джебэ-нойон выпрямился и спросил:
   - Если. шах Хорезма Мухаммед чудесным образом будет  убегать  от  нас
все дальше на запад, сколько времени гнаться за ним и удаляться от твоей
золотой юрты?
   - Тогда вы будете гнаться за ним до конца вселенной, пока не  увидите
Последнего моря.
   Субудай-багатур, изогнутый и кривобокий, с кряхтеньем поднял голову и
прохрипел:
   - А если шах Мухаммед обратится в рыбу и скроется в морской бездне?
   Чингиз-хан почесал переносицу и перевел недоверчивый взгляд на  Субу-
дая.
   - Сумейте схватить его раньше! Разрешаем отправиться. Оба  полководца
поднялись с колен и попятились к выходу.
   В тот же день с двадцатью тысячами монгольских и татарских  всадников
они помчались на запад.

   Глава вторая. ДОНЕСЕНИЕ "ВЕЛИЧАЙШЕМУ"

   Выполняя повеление Чингиз-хана, его полководцы  Джебэ-нойон  и  Субу-
дай-багатур с двумя туменами всадников два года  рыскали  по  долинам  и
горным дебрям северного Ирана, разыскивая следы бежавшего владыки Хорез-
ма, шаха Мухаммеда. Ничего они найти не могли. А народная молва им  ска-
зала, что Хорезм-шах, бросивший свою родину  и  затем  покинутый  всеми,
умер на одиноком островке Абескунского моря.
   Тогда Джебэ и Субудай призвали монгола, умевшего петь старинные песни
про битвы богатырей, и медленно пропели ему свое донесение "единственно-
му и величайшему". Они заставили монгола повторять их слова девятью  де-
вять раз и затем послали его к Чингиз-хану в его стоянку в равнине  близ
города Несефа", богатой зелеными лугами и чистыми водами. Так как проезд
по дорогам был еще опасен из-за нападений и грабежей голодных шаек  бег-
лецов, покинувших сожженные монголами города, то для охраны  гонца  было
выделено триста надежных нукеров.
   Гонец всю дорогу распевал старые песни про монгольские голубые степи,
про лесистые горы, про девушек Керулена, похожих на алое пламя  костров,
но ни разу не пропел донесения пославших его багатуров. Прибыв в стоянку
великого кагана, пройдя через восемь  застав  телохранителейтургаудов  и
очищенный дымом священных костров, гонец подошел к желтому шатру и оста-
новился перед золотой дверью.
   По сторонам входа стояли два необычайной красоты  коня:  один  молоч-
но-белый, другой - саврасый, оба привязанные белыми волосяными веревками
к литым золотым приколам.
   Изумленный такой роскошью, гонец-монгол упал ничком на землю и  лежал
до тех пор, пока два силача-тургауда не подняли его под руки и не втащи-
ли в юрту, бросив на ковер перед Чингиз-ханом.
   Монгольский владыка сидел, подобрав под себя ноги, на широком  троне,
покрытом золотом.
   С закрытыми глазами, стоя на коленях, гонец пропел выученное  донесе-
ние, заливаясь высоким голосом, как он привык петь монгольские  былинные
песни:

   Донесение величайшему от его старательных нукеров,
   Субудай-багатура и Джебэ-нойона.
   Сын бесхвостой лисы, Мухаммед Хорезм-шах,
   Кончил жиань в шалаше прокаженного,
   А змееныш его, непокорный Джелаль,
   Ускользнул через горы Иранские,
   Там бесследно исчез он, как дым.
   Мы покончили с ними! Идем на Кавказ,
   Будем драться с народами встречными.
   Испытаем их мощь, сосчитаем войска,
   Пронесемся степями Кипчакскими,
   Где дадим мы коням отдохнуть.
   Мы запомним пути, мы отыщем луга
   Для коня твоего золотистого,
   Чтобы мог ты на Запад грозой налететь,
   Подогнув под колено вселенную,
   И покрыть все монгольской рукой
   В мире сил нет таких, чтобы нас удержать
   В нашем беге до моря Последнего,
   Там, зеленой волной пыль омывши копыт,
   Мы курган накидаем невиданный
   Из отрезанных нами голов.
   На кургане поставим обломок скалы,
   Твое имя напишем священное,
   И тогда лишь коней повернем на Восток,
   Чтоб умчаться обратной дорогою
   Снова к юрте твоей золотой.

   Окончив песню, гонец, зажмурившись, впервые взглянул в свирепые глаза
недоступного простым монголам владыки. Пораженный, он снова упал ничком.
Чингиз-хан сидел невозмутимый, непроницаемый, с полузакрытыми глазами и,
кивая седеющей рыжей бородой, чесал голую пятку. Он  смотрел  устало  на
лежавшего перед ним гонца и сказал:
   - У тебя горло, как у дикого гуся... Тебя подобает  наградить...-  Он
порылся в желтом шелковом мешочке, висевшем на ручке трона, достал кусок
запыленного сахара и втиснул его в дрожащий рот гонца. Затем каган  ска-
зал:
   - Джебэ-нойона и Субудай-багатура еще рано хвалить. Посмотрим, удачно
ли закончится их поход... Ответное наше слово мы пришлем с  особым  гон-
цом.
   Движением пальца каган отпустил гонца. Он приказал  его  накормить  и
напоить кумысом, а также достойно угостить сопровождавшую его охрану. На
другой день он всех отправил обратно догонять ушедший далеко вперед мон-
гольский отряд.
   Прошел год, и никаких известий об ушедших на запад монголах не прихо-
дило. Однажды Чингиз-хан сказал несколько слов своему секретарю,  уйгуру
Измаилу-Ходже и приказал, чтобы запечатанное письмо (никто не  знал  его
содержания) повез гонец, увешанный бубенчиками, с соколиными перьями  на
шапке (знак спешности). Охранять гонца он поручил темнику Тохучару с ту-
меном в десять тысяч всадников.
   - Ты поедешь до края вселенной, пока не найдешь Джебэ-нойона и  Субу-
дай-багатура. Там, на твоих глазах, гонец должен  передать  наше  письмо
Субудай-багатуру из рук в руки. Они теперь забрались так далеко, что  их
теснят тридцать три возмущенных народа. Пора их выручать.
   Тохучар в тот же день направился со своим отрядом на запад отыскивать
умчавшихся на край вселенной монголов.

   Глава третья. В ПОИСКАХ ПОСЛЕДНЕГО МОРЯ

   Вперед, крепконогие кони
   Вашу тень обгоняет народов страх.
   (Из монгольской песни)

   Как две огромные черные змеи, проспавшие зиму, выползают из-под  кор-
ней старого платана на поляну и, отогревшись в лучах  весеннего  солнца,
скользят по тропинкам, то соприкасаясь, то снова разделяясь,  и  внушают
ужас убегающим зверям и кружащимся над ними с криками  птицам,  так  два
монгольских тумена стремительного Джебэ-нойона  и  осторожного,  хитрого
Субудай-багатура, то растягиваясь длинными ремнями, то собираясь  вместе
шумным и пестрым скопищем коней, топтали поля вокруг объятых ужасом  го-
родов и направлялись на запад, оставляя за собой закоптелые развалины  с
обгоревшими, раздувшимися трупами.
   Этот передовой отряд войск Чингиз-хановых прошел по северному  Ирану,
разгромив города: Хар, Симнан, Кум, Зенджан и другие.  Монголы  пощадили
только богатый город Хамадан, правитель которого выслал вперед с  почет-
ным посольством подарки: табун верховых лошадей и двести верблюдов, наг-
руженных платьями. Упорную битву монголы выдержали в Казвине, где внутри
города жители отчаянно дрались длинными ножами. Казвин был сожжен.
   Холодные зимние месяцы монголы провели в пределах города Рея. Со всех
концов им присылались стада баранов, лучшие кони  и  верблюды  с  тюками
одежд. Там монголы выжидали весну.
   Когда под весенним солнцем зазеленели склоны  Иранских  гор,  монголы
прошли по Азербайджану. Большой богатый город Тавриз  выслал  им  ценные
дары, и монголы, согласившись на мир, прошли мимо, не тронув города. Они
направлялись на Кавказ, где подступили к столице Аррана Г