ели вы в понятие войти  не  можете?  Ведь  вам
новое ученье дают. Про  одних  царей  что  интересного  учить?  А  в  единой
трудовой будут весь народ изучать. Откуда вышел, из  чего  получился  и  все
развитие... А Кириков, который, между прочим, мешочник и  спекулянт,  чистую
ерунду, брехню форменную вам порол. Какая же тьма, когда ученье - это  свет?
Только свет этот при старом режиме от народа хоронили, чтоб  у  рабочего  да
мужика  очи  не  прозрели.  А  сколько  теперь  народу  учиться   пойдет   -
соображаете? Я вот, скажем, -  и  Чубарьков  застыдился,  -  я,  как  только
немножко управимся, тоже поеду в Питер учиться. Зачем же вы,  товарищи...  и
эти... крокодилы, позволяете разным всяким вредным людям, которые есть гады,
молодые глаза ваши от правды отводить и не  даете  другим  хлопцам  из  этой
самой первобытной тьмы вылазить на свет? Чем они до вас  не  вышли?  Что,  у
ихних батек пузо меньше?

   КОНЬ КАЛИГУЛЫ
   В этот момент произошло то, о чем долго ходили потом всякие легенды...  В
коридоре раздался оглушительный топот, шум и крики сторожа  Мокеича:  "Стой,
куда те?.."
   Патруль троглодитов у дверей вдруг раздался в стороны, и в класс  галопом
влетел на комиссаровской лошади Степка Атлантида.  За  ним,  сметая  остатки
патруля, в залу вторглись "внучки".
   - Тпррр! - сказал лукавый Степка. - Товарищ комиссар, она  отвязалась,  я
ее еле уцапал. Лошадь легонько заржала.
   - Извиняюсь, - сказал комиссар, обращаясь, очевидно, к лошади,  -  сейчас
кончаю, и  точка.  Я  думаю  так,  ребята:  пошумели,  и  тихо.  Проголосуем
формально, и ша!
   Биндюг  неспокойно  шептался  с  Ротмеллером.   Степка,   не   слезая   с
комиссарового коня,  пытливо  оглядывал  лица  троглодитов.  Конь  деликатно
подбирал тонкие ноги, словно боясь отдавить кому-нибудь мозоль. За столом на
сцене поднялся Биндюг. Прежней уверенности в нем уже не было.  Степка  опять
стал героем дня.
   - Объехали вас на кобыле, как маленьких, - сказал Биндюг.
   Зал принял это безучастно. К  столу  на  сцене  подошел,  серьезный,  как
всегда, Александр Карлович Бертелев, математик.
   - Друзья! - сказал Александр Карлович, теряя от волнения пенсне.
   Несколько минут затем он сослепу яростно хлопал ладонью по  столу,  будто
ловил кузнечика. Наконец Александр  Карлович  настиг  пенсне,  и  мир  снова
приобрел для него отчетливость. Он продолжал:
   - Друзья, я политики не касаюсь и к митингам вашим непривычен...  Если  я
сейчас взял слово, то с чисто научной точки зрения. Дело в  том,  что  Семен
Игнатьевич, не в обиду ему будь сказано, по  нашему  недосмотру  преподносил
вам  недопустимый  вздор,  несусветную  чушь!..  Это   просто   болтовня   и
мракобесие, которое не выдерживает никакой критики и с чисто  научной  точки
зрения. Революция в итоге ведет к прогрессу, она приобщает к науке  огромные
свежие пласты людей... А вы, друзья, хотите им помешать. Вы не имеете права!
Как можно?! Это же преступление с научной точки зрения!  Многие  товарищи...
внучки,  как   вы   их   называете...   наделены,   например,   недюжин-ными
математическими способностями... Скажем, Руденко. Прекрасно усваивает! А вы,
друзья, отравлены неискоренимым духом старой  гимназии  и  привыкли  считать
уроки каким-то зазорным  занятием.  Стыдно!  В  заключение  я  позволю  себе
рассказать исторический анекдот. Некогда римский  цезарь  Калигула  ввел  на
заседание сената своего коня и приказал всем сенаторам кланяться ему. Я  бы,
друзья, ни за что не поклонился  этому  надменному  коню.  Но  если  сегодня
присутствие  на  нашем  собрании  коня  товарища   Чубарькова   способствует
установлению в школе порядка и дружбы, то сегодня я от  имени  науки  охотно
склоняю голову перед нашим четвероногим гостем.
   И Александр Карлович  поклонился  лошади.  Конь  испуганно  попятился  от
оглушивших зал аплодисментов. Голосование принесло полное поражение  Биндюгу
и его троглодитам. Все  поклялись,  что  с  завтрашнего  дня  возьмутся  как
следует за  ученье.  Потом  Степка  сказал  с  лошади  маленькую  речь.  Она
посвящалась прозвищу выгнанного историка.
   - Э-мюэ, - говорил Степка, - это по-французски все равно что наш  твердый
знак. Пишется, а не читает-ся... Так, пришей кобыле хвост! (При этом  Степка
перегнулся в седле назад  и  для  наглядности  покрутил  хвост  комиссаровой
лошади.) А твердый знак теперь отменяется. Вот. Я имею  предложение.  И  вам
будет легче, и им польза. Написать во Францию  письмо  от  нас  рабочим  иль
ребятам ихним, чтоб они э-мюэ выкинули.
   Письмо французским ребятам с просьбой отменить э-мюэ приняли с восторгом.
Когда мы уже  собрались  расходиться,  в  дверь  зала  быстро  вошла  группа
военных.
   - Ага!.. Видите, военной силой нас хотел усмирить! - закричал Биндюг. Зал
окостенел.
   -  Спокойно,  спокойно!  -  сказал   один   из   вошедших.   -   Немножко
сознательности!  Товарищи!  Близость  фронта  заставляет  город  перейти  на
военное положение. Помещение школы необходимо штабу четвертой армии. Товарищ
Чубарьков! Распорядитесь очистить завтра.
   Стало совсем тихо. И вдруг лошадь комиссара громко втянула в себя  воздух
и нежно заржала.
   У подъезда ей ответили кони 4-й армии.

   ШКОЛА КОЧУЕТ
   Город стал большим лагерем. На кварталы наматывались  бесконечные  обозы.
Они завязывались узлами на перекрестках.  Их  распутывали  обросшие  люди  в
шинелях. Они владели городом. Ординарцы скакали прямо по тротуарам,  получая
и сдавая пакеты через окна учреждений.
   Рыдали, удушенно запрокидывая голову, обозные верблюды. Тягучая слюна  их
падала на Брешку. Хрипели погонщики: "Тратр!.. Тратр!.. Чок!.. Чок!.."
   Над Волгой  мгновенно  вырастали  водяные  кипарисы  взрывов.  Потом  они
бессильно опадали. И на город вслед за тем  рушился  медлительный  удар.  На
Волге упражнялись в метании ручных гранат.
   Подняв хобот орудия, топтался  на  площади  слоно-образный  броневик.  За
живыми верблюдами бежали вприпрыжку железные  страусы:  куцые  одноколки.  с
высокими трубами - походные кухни. И нам с Оськой казалось, что  на  площади
играют в наше  любимое/  лото  "Скачки  в  Камеруне":  там  на  картах  тоже
торопились слоны, верблюды и страусы... А тут еще у цейхгаузов люди ворочали
груду бочек с черными цифрами на днищах. Толстый человек выкрикивал  номера,
другой смотрел в бумаги и ставил печать, как большую фишку. Иногда подъезжал
взмыленный всадник.
   - Квартира? - спрашивали его, как спрашивают всегда при игре в лото.
   - Все заполнил! - отвечал квартирьер.
   И проигравшие заползали спать под грузовики.
   На школе уже висела доска со странной надписью:
   "Травточок". В переводе на русский язык это обозначало,  говорят,  что-то
вроде:  "транспорт  авточасти  особой  колонны".  Впрочем,  точно   значения
загадочного слова "Травточок" так никто и не знал. Автомобилей у  Травточока
было всегда два-три. Зато двор бывшей школы  поражал  обилием  верблюдов.  И
покровчане не замедлили переименовать Травточок в Тратрчок. Известно, что  в
переводе с верблюжьего языка на лошадиный "тратрчок" звучало, как "тпрруу" и
"но".
   Школа кочевала. Сначала нас  перевели  в  здание  епархиального  училища.
Через день вселили в небольшой дом с каланчой. Каланча  выглядела,  конечно,
очень заманчиво и доступно. Она прямо сама просилась, чтобы мы  использовали
ее для какой-нибудь "шутки" - скажем, плюнуть с нее  кому-нибудь  на  голову
или поднять пожарную тревогу. Но нам было не до шуток. Иная,  необыкновенная
тревога проникла в тесные классы, и о ней шептались  на  задних  партах.  На
другой день после  вселенского  хая  Володька  Лабанда  остановил  на  улице
Александра Карловича.
   - Александр Карлович, - сказал Лабанда, потупившись и, как конь,  ковыряя
ногой землю, - Александр Карлович,  вот  вы  сказали  про  способность...  у
Коськи, у Руденко... А я ведь тоже раньше задачки  здорово  решал.  Помните,
Александр Карлович? Вы говорили, у меня тоже способность...
   - Помню, Лабанда, - сказал учитель. - Отлично  помню.  У  вас  безусловно
есть математическая жилка. Только лодырь вы.
   - Что значит лодырь? - обиделся Лабанда. - Просто  почудить  охота  была,
раз сказали, что теперь свобода. А только это  с  вашей  стороны,  я  скажу,
несправедливо: одних внучков хвалить. Они теперь вот зазнаются...
   - Ага, зацепило! - сказал довольный Александр Карлович. - Вот вы возьмите
и нагоните их. Только предупреждаю, трудновато вам  будет:  они  у  меня  за
квадратные уравнения взялись.
   - Нагоним, - упрямо сказал Лабанда. - Убиться мне на этом месте, если  не
нагоним.

   АЛГЕБРА НА КАЛАНЧЕ
   В тот же день в классе было решено, что "внучки" зазнались,  что  терпеть
это дальше невозможно и что надо нагнать. Девочки обещали не  отставать.  Мы
достали заброшенные учебники, и родители наши  были  потрясены,  увидев  нас
сидящими над  книжками  и  тетрадями.  Отстали  мы,  как  оказалось,  весьма
изрядно. Пришлось нагонять в школе после уроков  и  дома  до  поздней  ночи.
Голодный Александр Карлович, похудевший на своем скудном учительском  пайке,
самоотверженно отсиживал с нами лишние часы. Мы крали для него из  цейхгауза
хлеб и клали на кафедру. Александр Карлович  гордо  отказывался,  но  потом,
увлекшись какой-нибудь задачей, начинал машинально выщипывать хлебную мякоть
и нечаянно съедал все...
   Биндюг издевался над нами.
   - Тоже свобода, нечего сказать! - говорил он. - Были парни  -  гвоздь!  А
теперь зубрилы-мученики. Вы еще отметочки попросите ставить. Тьфу!
   Особенно изводил он Степку. Но Степка обращал на  это,  как  он  говорил,
нуль внимания и фунт презрения и занимался с неутомимым  усердием,  так  как
заявил, что революционеры должны и в ученье лезть прямо на баррикады.
   За две с половиной  недели  мы  так  сильно  подогнали  по  алгебре,  что
попросили Александра Карловича вызвать кого-нибудь из  нас  к  доске,  и  он
вызвал Лабанду. "Внучки" удивились. Никогда еще класс  не  замирал  в  таком
волнении. Только мел стучал о доску,  выводя  жирные  белые  цифры.  Лабанда
решал задачу о бассейне с двумя трубами. Все шло  благополучно.  Через  одну
трубу вода вливалась,  через  другую  выливалась.  Выяснилось,  что  при  их
совместном действии бассейн наполнился  бы  в  шесть  часов.  Но  тут  вдруг
произошла закупорка.  Бассейн  стал  иссякать  у  всех  на  глазах.  Лабанда
оказался на мели. Он кусал ноготь.
   - Вы рассуждайте, - сказал Александр Карлович.
   - Я рассуждаю, - уныло отвечал Лабанда. - Если из четырех  ведер  вычесть
две трубы...
   - Рассуждайте сначала и вслух! - сказал Александр Карлович.
   Мы видели ошибку. В самом начале  Лабанда  поставил  в  одном  вычислении
минус вместо плюса. Теперь этот минус всплыл  и  заткнул  трубу.  Мы  видели
ошибку, и нам до  смерти  хотелось  подсказать  Лабан-де.  Но  неловко  было
обнаруживать при "внучках" его бессилие. Но тут  мы  услышали:  кто-то  стал
все-таки  шепотом  подсказывать  Лабанде.  Мы  оглянулись  и  увидели,   что
подсказывает Костя Руденко-Жук...  И  тогда  класс,  прославившийся  некогда
искусной  подсказкой  и  наглым   сдуванием,   класс,   который   величайшим
преступлением считал всякий отказ от незаконной подмоги, - этот класс бешено
затопал ногами, чтобы заглушить подсказку, и закричал:
   - Оставь, Руденко! Не подсказывай! Пусть сам.  Лабанда  уверовал  в  свои
силы. Он понатужился немного, поймал ошибку и  раскупорил  задачу.  И  чтобы
оповестить об этом Покровск, мы подняли  на  каланче  флаг.  На  флаге  было
намалевано: "Х=18 ведрам".

   УСПЕХИ КЛАССА "Б"
   Мы радовались недолго. Через два дня Лабанда влетел в  класс  и  объявил,
что в нашем классе "Б", о котором мы было позабыли,  так  как  он  помещался
теперь в другом доме, в нашем  классе  "Б"  проходят  уже  уравнения  высших
степеней с несколькими неизвестными. Это было невероятно.
   - Вранье! - закричал класс.
   - На! - сказал Степка и протянул Лабанде согнутый палец. - Разогни  и  не
загибай.
   - Убиться мне на этом месте! - сказал Лабанда крестясь.
   Мы были сражены. Тогда Жук заявил, что сам он уже прошел эти уравнения  и
готов идти в класс "Б", чтоб решить любую задачу. Но Степка слышать не хотел
об этом. Он заявил, что это не фунт изюма, если один  только  может  решить,
что опять это получится первый ученик, а надо сделать, чтобы весь класс  мог
решить. Тогда снова кинулись к учебникам. Мы собирались в школе по  вечерам.
Костя Жук подтягивал и натаскивал нас. Биндюг не являлся на эти занятия.  Он
уверял, что "голодное брюхо к ученью глухо", сейчас учиться не  время  и  он
без нас любую задачу решит.
   Когда  все   неизвестные   были   разоблачены,   мы   предложили   нашему
параллельному классу "Б" помериться с нами в алгебре. Ребята из "Б"  приняли
наш вызов. Решили устроить общую  письменную  по  алгебре.  Были  составлены
команды лучших алгебраистов. В команду класса "А" вошли среди других  Степка
Гавря, по прозванию Атлантида, Володька Лабанда, Костя Жук, Зоя Бамбука и я.
В последний день в нашу команду записался Биндюг. Мы приняли его  с  большой
неохотой. Он божился, что не подкачает.

   НОЧЬ ПЕРЕД ПИСЬМЕННОЙ
   Накануне  состязания  команда  "А"  собралась  в  школе   для   последней
тренировки. Пришел усталый Александр Карлович и больше  часа  гонял  нас  по
теории. Затем он задал несколько каверзных задач. Мы долго потели над  ними,
но в конце концов решили и их.  Александр  Карлович  был  доволен  "с  чисто
научной точки зрения". Потом он взглянул на часы и схватился за голову: было
уже двенадцать часов,  а  по  городу,  объявленному  на  военном  положении,
разрешалось ходить лишь до одиннадцати.
   - Ну, товарищи, - сказал Костя Жук, - значит  ночуем  в  собачьем  ящике.
Факт!
   - Пройдем, - успокаивал Лабанда. - Если остановят, говори, что  в  аптеку
идешь, и все.
   Я шел со Степкой. Прожектор поливал  тяжелое  низкое  небо.  Где-то  пели
"Темной ночки да я боюся..." На углу нас остановил патруль.
   - Мы в аптеку идем, - сказал Степка, - вот это докторов сын. Пропустите.
   - Ну? В аптеку? - обрадовался красноармеец. - Не за касторкой ли?
   - Вот именно что за касторкой,  -  ответил  Степка.  -  Понимаете,  такое
дело...
   - Сейчас тебе пропишут, - сказал красноармеец. - Лапанин! Забери  этих  и
препроводи.
   Нас отвели в  штаб.  Там  мы  встретили  других  наших  ночных  искателей
касторки.
   Вскоре привели Александра Карловича. Он негодовал со всех точек зрения.
   - Александр Карлович! - приветствовал его неунывающий  Степка.  -  Добрый
вечер!
   - Теперь уже покойной ночи,  -  сердито  сказал  учитель.  -  Спасибо  за
компанию.
   Потом ввели какого-то мрачного мешочника.
   - Кто тут последний? - спросил деловито мешочник.
   - Я, - сказал Александр Карлович. - А что?
   - Я утром за вами буду! Запомните, - строго сказал мешочник, лег на пол и
тотчас захрапел.
   Качался махорочный дым,  изгибаясь  под  лампочкой.  Часовой  внимательно
разглядывал ранты сапог и легонько тыкал в них прикладом.  Полная  нелепица.
Шла бессонная ночь, ночь перед письменной...
   Через два  часа  нас  освободил  по  телефону  Чубарьков.  Уже  в  дверях
Александр Карлович что-то вспомнил и вернулся. С огромным трудом он разбудил
мешочника.
   - Извините, - сказал Александр Карлович, - но я должен  уйти...  Так  что
вам уже придется быть за кем-нибудь другим.
   На Брешке нам встретился патруль. Он вел в штаб команду класса  "Б".  Они
тоже готовились к письменной.
   - Что? - спросил их Степка. - За касторкой ходили?
   - Нет, - отвечали те, - за йодом.

   НЕ СТАРЫЙ РЕЖИМ
   - Участники, на место! - говорит торжественно главный судья Форсунов.
   Невыспавшиеся алгебраисты рассаживаются за  партами.  Чтобы  союзники  не
могли помогать друг другу, каждого из нас сажают с противником.
   Наш Александр Карлович и математик класса "Б" волнуются.  Они  похожи  на
менаж„ров-секундантов, впервые выпустивших на ринг своих боксеров. Александр
Карлович подходит к каждому и шепотом говорит:
   -  Главное  -  рассуждайте...  И  не  спешите...  Не  путайте  знаки  при
постановке. Если попадется с  пропорциями,  они  безусловно  сядут.  Это  их
слабое место, я знаю... Но главное - рассуждайте.
   Форсунов предлагает преподавателям занять  места.  Александр  Карлович  и
учитель из класса "Б" садятся за большой стол. Там уже сидит сторож Мокеич и
пустует стул, оставленный комиссару.
   Наша алгебраическая  чемпионша  Зоя  Бамбука  выглядит  еще  строже,  чем
всегда. Неучаствующие девочки с озабоченными лицами  оглядывают  парты.  Они
подливают чернила, пробуют перья, чинят карандаши и желают нам "ни  пуха  ни
пера". Потом они уходят в коридор, где стоят в  дверях  зрители,  и  обещают
"быть тихо".
   Мокеич вынимает большие кондукторские часы с буквами "Р.  -  У.  ж.  д.".
Форсунов кладет их  перед  собой.  По  ним  будут  отмечать  время,  которое
потратит каждый участник на решение задачи. Если обе команды  решат  задачу,
то команда, у  которой  сумма  времени  всех  участников  окажется  меньшей,
выигрывает. Она получит премию: двойной  паек  сахара.  Кроме  того,  первый
окончивший задачу награждается званием лучшего математика.
   - Ребята! -  говорит  Форсунов.  -  Надеюсь  на  вашу  честность.  Я  при
директоре сам первый сдирала был и предупреждаю: все равно при мне  ни  один
черт не сдует. Ясно?
   - Новое дело! - обижается Степка. - Своих, что ли, будем обманывать?
   Мы все оскорблены в лучших чувствах.  Действительно!  Не  царский  режим,
чтобы списывать!
   - Приготовились! - взывает Форсунов. - Внимание!

   ЗАДАЧА С ПУТЕШЕСТВЕННИКАМИ
   - "Из двух городов выезжают по одному  направлению  два  путешественника,
первый позади  второго.  Проехав  число  дней,  равное  сумме  чисел  верст,
проезжаемых ими в день, они съезжаются и узнают, что второй проехал  пятьсот
двадцать пять верст. Расстояние между городами - сто семьдесят  пять  верст,
Сколько верст в день проезжает каждый?"
   Время отмечено. Путешественники выехали,  и  все  погружаются  в  задачу.
Тишина легла на затылки и пригнула нас к парте. Идет письменная.
   Но нет того знакомого удушливого страха, который путал мысли и  цифры  на
старых  гимназических  экза-менах,  когда  хотелось  руками,  зубами  зажать
лихорадочно  и  безнадежно  истекающее  время.  А  впереди   уже   мерещился
одновременно финишный  и  позорный  столб,  осиновый  кол,  просто  "кол"  -
единица.
   Нет!  Идет  письменная.  И  не  страшно.  Александр  Карлович   ободряюще
подмигивает из-за стола. Мы помним, помним! Мы рассуждаем. Все очень просто.
Два путешественника А и Б. А и Б сидели  на  трубе...  (Не  то,  не  то!)  А
догоняет Б. Надо догнать класс "Б".
   Топоча и звеня шпорами, входит  в  класс  Чубарьков.  Александр  Карлович
негодующе шикает и бешеными глазами указывает ему на ноги и  потом  на  нас.
Комиссар отстегивает шпоры и осторожно, на цыпочках, идет на свое место.
   - Кто кого? - шепотом спрашивает он у Форсунова.
   - Только начали! - еще тише говорит Форсунов.
   Комиссар с уважением смотрит на нас. Проходят беззвучно пятнадцать минут.
У меня все идет гладко -  никаких  дорожных  аварий.  Бамбука  исписала  два
листа. У Степки  бумага  чиста.  Костя  Жук,  привстав,  бегло  проверяет  в
последний раз уже готовое решение... Он первый!
   Но вдруг по проходу проносится Биндюг. Он бросает свое  огромное  тело  к
судейскому столу и победоносно держит над головой готовую  работу.  Форсунов
недоверчиво берет лист. Результат правилен.
   - Точка? - спрашивает комиссар.
   - Ша!.. - отвечает Биндюг, и коридор восторженно аплодирует.
   Биндюг опять победитель.
   После звонка судьи проверяют работы и объявляют результат состязания.  Из
команды "А" решили задачу правильно восемь человек. Из команды  "Б"  -  лишь
семь. Мы победили. Мы не только нагнали, мы обогнали. А наш Биндюг - чемпион
алгебры. Его качают, хотя он очень тяжел. Биндюг,  бол