называла
тетрациклином,  и,  снова повторив,  чтобы мы ни в  коем случае не вставали,
ушла.
     Аскольд отворил двери ногой, потому что руки у него были заняты. Он нес
две огромные охапки книг.
     - Самые интересные взял в библиотеке, - гордо сказал он.
     Это были книги приключенческие и  про шпионов.  Только мы погрузились в
чтение,  как  на  пороге возникла Капитолина Петровна.  Руки она  держала за
спиной.
     - Как здоровье? - нараспев протянула старшая вожатая.
     - Спасибо, хорошее, - откликнулся вежливый Юрка и тут же спохватился. -
Плохое то есть, очень плохое.
     - Тихий ужас, а не здоровье, - прохрипел я и закашлялся.
     Капитолина Петровна прислушалась,  склонив голову,  к  моему  кашлю,  а
потом медленно,  очень медленно достала руки из-за  спины.  В  одной из  них
оказался большущий кулек,  а в нем - конфеты. Каждый из нас брал преспокойно
по две штуки. А чего стесняться - мы же больные.
     - Лекарства помогают вам? - поинтересовалась старшая вожатая.
     - Помогают, - облизывая пальцы, испачканные конфетами, ответил Толька.
     - Судя по вашему настроению, - загадочно сказала Капитолина Петровна, -
болезнь надолго не затянется.  И, наверное, уже завтра я увижу вас бодрыми и
здоровыми.
     Старшая вожатая вышла  из  домика,  плотно закрыв за  собой  дверь.  Мы
недоуменно посмотрели на дверь, а потом друг на друга.


        "ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,"
                      В КОТОРОЙ НАШ КОРАБЛЬ ДАЕТ ТЕЧЬ,
                      НО ВСЕ ОКАНЧИВАЕТСЯ БЛАГОПОЛУЧНО

     Целый день все  шло  хорошо,  просто прекрасно.  Мы  здорово болели.  А
вечером...
     Солнце пряталось за  спины сосен,  и  от  них на траву ложились прямые,
расширяющиеся кверху,  тени.  Весь день в нашем домике было шумно,  а сейчас
все притихли, привстали на кроватях и молча, с тоской глядели на солнце.
     - Вот и еще один день прожили в лагере, - задумчиво произнес Юрка.
     И тут начался бунт. Толька резко повернулся ко мне:
     - Выдумал какую-то ерунду -  болеть.  Могли сегодня целый день валяться
на песочке, а не на этих скрипучих кроватях.
     Ребята загалдели. Отряд выходил из повиновения.
     - А чем тебе плохо?  -  перешел я в наступление,  зная,  что это лучшая
оборона, - ты лежишь сытый, в тепле и повышаешь свой культурный уровень.
     Я  показал на шпионскую книгу,  которую Толька держал в руках раскрытой
на середине.
     - А  мне  культурный уровень надоело в  школе  повышать,  -  разозлился
Толька. - В лагере я хочу гулять, купаться и загорать.
     - Толька  прав,  -  поддержал щербатого Марик.  -  Надоело  валяться  в
постели, как будто ты больной не понарошку.
     Мой  авторитет -  еще  далеко не  прочный -  стремительно падал.  Чтобы
поднять его на должную высоту, я взволнованно произнес:
     - Я,  может,  целый год мечтал об этом. Вот лето наступит, полежу тогда
недельку в кровати. Ничего делать не буду. Пальцем даже не пошевелю.
     - Ну и лежи, а мы завтра встаем.
     Толька уже командовал.  Власть уносилась от меня со скоростью света.  И
даже Юрка покинул меня.
     - Таблетки очень невкусные,  -  поморщился он.  -  А  если мы завтра не
выздоровеем, нам удвоят рацион.
     - Какой рацион?  Что мы - коровы? - отбивался я. - А таблетки, конечно,
не конфеты. Я, например, их и не глотаю, а выбрасываю в окошко.
     - Если  я  не  буду глотать,  -  упрямо тянул свое Юрка,  -  у  меня не
получатся такие похожие стоны. А они нас всех спасают.
     - Все ясно,  -  громко сказал Толька.  - Пусть один Коробухин болеет на
здоровье.
     Договорились -  завтра всем быть на ногах.  А если спросят,  почему так
скоро,  отвечать:  на солнце перегрелись,  а  сегодня,  то есть завтра,  все
прошло.
     Утром 9-й отряд выбежал на зарядку.  Если быть точным, то не весь отряд
делал раз-два-три-четыре под  музыку баяниста.  Вы  сами  понимаете,  что  я
продолжал болеть.  Несмотря ни  на  что.  Я  был  очень  расстроен.  У  меня
шевелились  потрясающие  идеи,  как  совершить  такое,  чтобы  слава  о  нас
прогремела на весь лагерь и даже на соседние. А теперь все расклеилось.
     После завтрака пришел Аскольд.
     - Здорово вы меня купили, - ухмыльнулся вожатый.
     Я молчал.
     - Ты еще борешься с болезнью? - спросил Аскольд.
     - Борюсь, - упрямо произнес я.
     - Ты хочешь полежать в кровати? - не отставал вожатый.
     - Хочу, - решительно сказал я.
     - Но,  извини меня,  это же  глупо.  -  Аскольд расхохотался.  -  Можно
заболеть,  например,  перед контрольной по  алгебре.  А  сейчас же каникулы.
Ребята это поняли быстрее тебя, председатель.
     - Ну и пусть глупо, - ответил я. - А я буду болеть.
     - Ну что ж,  болей себе на здоровье,  -  спокойно сказал Аскольд.  - Но
предупреждаю - такой фокус у вас больше не пройдет.
     Вожатый вышел из домика. Я снова остался один.
     За окном призывно стучали мячи.  Бегали и кричали ребята.  Наконец,  за
окном  сияло  солнце.  И  я  подумал,  что  болеть летом совсем неостроумно.
Конечно,  в  каникулах целых три  месяца.  Конечно,  каникулам еще  конца не
видно.  Но  провести их в  постели недостойно настоящего мужчины.  Поэтому я
мгновенно  выздоровел,  оделся  и  уже  собирался  идти  гулять,  как  дверь
отворилась и в домик ввалился 9-й отряд.
     Толька подошел ко мне и протянул руку:
     - Мы тебя на первый раз прощаем.  Но дай слово,  что с сегодняшнего дня
ты будешь делать только то, что мы захотим.
     - Даю слово, - я торжественно поднял вверх правую руку, - делать только
то, что вы захотите, и то... что я захочу.
     Ребята рассмеялись и обступили меня.
     Я  вновь с  ними подружился.  До чего же я люблю мириться!  Но только с
мальчишками,  конечно.  Потому  что  с  мальчишками можно  и  серьезные дела
делать.  Я  подумал,  что  не  все  еще  потеряно  и  что  мы  проявим  себя
по-настоящему.
     За обедом в столовой меня встретила улыбающаяся Капитолина Петровна.
     - И ты выздоровел? Замечательно!
     - Ребята,  -  обратилась Капитолина Петровна ко всему нашему отряду,  -
давайте мы  с  вами  раз  и  навсегда договоримся.  В  лагере -  не  болеть.
Вернетесь домой,  пожалуйста, болейте, сколько вам захочется. Если, конечно,
вам родители разрешат.
     Я подумал:  дудки,  нам родители ни за что не позволят болеть. А иногда
так  хочется немного полежать в  кровати и  чтобы все  вокруг тебя  жалели и
приносили разные вкусные вещи.


        "ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,"
                         В КОТОРОЙ ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ,
                 ЧТО БЕЗ ТРУДА НЕ ВЫТЯНЕШЬ И РЫБКУ ИЗ ПРУДА

     Вожатый  Аскольд  целое  утро  крутил  на  турнике  солнышко.  Это  был
настоящий парад и демонстрация великолепных мускулов.  Мы без слов понимали,
что  хотел  нам  сказать  вожатый.  Поэтому сидели  вокруг  турника тихие  и
смирные, ничего не замышляли, а только глазели, как здорово все получается у
Аскольда.
     Спрыгнув на землю, вожатый обратился ко мне:
     - Пошли, Валера. Тебя на совет дружины вызывают.
     Я изобразил на лице крайнее недоумение и -  нечего делать,  надо идти -
побрел за вожатым. Я шел и раздумывал, за какие грехи меня вызывают на совет
дружины.  К таким вызовам мне,  конечно,  не привыкать.  Я был частым гостем
многих советов дружины в родной школе. Можно прямо сказать: то заседание, на
котором меня не было,  проходило серо и скучно.  Зато при моем участии совет
дружины шел бодро и весело, как хороший концерт.
     Но так было в моей родной школе. Там находили причины, чтобы лишний раз
полюбоваться на мою физиономию.  А в лагере?  Всего два дня я здесь. Пока не
совершил ничего такого,  что прославило бы  меня на  весь лагерь.  А  может,
из-за  того,  что  наш  отряд здорово болел?  Да  нет,  Капитолина Петровна,
кажется,  нас простила.  Я так и эдак прикидывал и приходил к одному выводу:
рано мне оказывают такую честь, как вызов на совет дружины.
     - Будем обсуждать,  как лучше подготовиться к открытию лагеря,  - подал
голос до сих пор молчавший Аскольд, когда мы прошагали изрядное расстояние.
     - А зачем тогда я?
     - Как зачем? Ты же председатель совета отряда.
     От удивления я широко открыл рот и захохотал. Вот это номер! Я еще даже
не  успел  почувствовать,  что  меня  избрали  председателем совета  отряда.
Сегодня первый раз сдал рапорт. Такое звание настолько мне не подходило, что
я про него и не думал.
     Отсмеявшись,  я сделал,  по возможности, серьезное лицо и снова зашагал
рядом с  Аскольдом.  Я шел,  слегка наклонив вперед голову и держа за спиной
руки.  По-моему,  так ходят великие люди.  А я сейчас был великим человеком.
Меня первый раз в  жизни звали на  совет дружины,  чтобы не  делать из  меня
компот, как обычно, а посоветоваться со мной по очень важному делу.
     Совет дружины заседал в столовой.  Дух манной каши витал над столом, за
которым в  чинных  позах  восседали ребята и  вожатые.  Они  с  любопытством
смотрели на  меня.  Но  не  все.  Двое  из  совета  дружины знали  меня  как
облупленного.   Это  были  Галка  Новожилова  и  Ленька  Александров.  Галка
подмигнула мне, а Ленька отвернулся.
     Пока  совет  дружины глазеет на  меня,  я  расскажу,  кто  такие  Галка
Новожилова и Ленька Александров.
     Галка была председателем совета отряда в  нашем классе,  а я был лучшим
двоечником и разгильдяем. И поэтому мы не давали друг другу ни минуты покоя.
Она меня прорабатывала,  а я выводил ее из терпения.  А когда Галка добилась
своего,  то есть меня вытурили из 6  "А" и  перевели в  6  "Б",  я  решил ей
отомстить. Взял и написал Галке письмо, в котором... ну, в котором я написал
ей, что мне хорошо, когда она в школе, и мне нехорошо, когда она не в школе.
     После этого и еще двух писем Галка преобразилась.  Она стала нормальным
человеком, и мы даже подружились.
     С Ленькой Александровым я не дружил и не ссорился.  "Привет! - Здоров!"
- вот и  все разговоры.  Но однажды Ленька на меня здорово обиделся и притом
ни с того ни с сего. То есть я попал ему мячом в лицо, но я ведь не нарочно.
Я хотел попасть в ворота, а он мне помешал.
     С  тех  пор  Ленька затаил на  меня обиду и  вот  сейчас в  лагере даже
отвернулся.
     - Ребята,  познакомьтесь,  -  прервала  затянувшуюся  паузу  Капитолина
Петровна,  - Валерий Коробухин - председатель совета 9-го отряда. Отряд этот
у  нас  уже  успел отличиться.  За  один  день из  совершенно больных ребята
превратились в  абсолютно здоровых.  Как  это  вам  удалось?  Открой секрет,
Коробухин!
     - Никаких секретов у нас нет,  -  скромно ответил я.  - Просто мы очень
старались выздороветь.
     - Это  хорошо,  что  вы  стараетесь,  -  сказала  Капитолина Петровна и
постучала по вазочке с цветами. - Продолжаем заседание совета дружины. Итак,
задача ясна -  надо, чтобы открытие лагеря прошло ярко, красиво, интересно и
надолго осталось в памяти ребят. А теперь распределим обязанности.
     Она говорила,  что будет делать каждый отряд,  а  наш все не упоминала.
Наконец дошла очередь и до нас.
     - В 9-м отряде собрались спортивно развитые ребята,  -  сказала старшая
вожатая. - Им мы поручим приведение в порядок всей территории.
     Тут я понял,  что нам досталась самая черная и трудная работа. Посудите
сами.  Одним дали  подготовку самодеятельности к  костру,  другим -  место и
хворост для него подыскать,  а  нам -  бумажки и  камешки собирать по  всему
лагерю.  Да эти бумажки и камешки можно собирать всю смену,  а все равно они
останутся.
     - Можно мне сказать? - поднял я руку, как на уроке.
     - Можно, - разрешила Капитолина Петровна.
     - А нет ли в лагере машин вроде пылесосов?  - спросил я. - Провел разик
такой машиной по территории - вжик! - и ни единой соринки не осталось.
     Совет дружины развеселился.
     - Лентяем быть стыдно,  -  сказала Капитолина Петровна.  -  Все  должны
трудиться и любить труд. Даже при коммунизме, когда всюду будут одни машины,
люди не перестанут трудиться. Ты понял, Коробухин?
     - Я  понял,  -  сказал я.  -  Про  труд  народ  создал много поговорок.
Например: "Без труда не вытянешь и рыбку из пруда".
     - Очень хорошая поговорка,  - осталась довольна моим ответом Капитолина
Петровна. - И хорошо, что ты ее помнишь. Садись.
     - Так машин, значит, вроде пылесосов нету?
     - Я тебе сказала -  садись,  -  оборвала меня Капитолина Петровна.  - К
сожалению, ты ничего не понял.
     На  этом совет дружины окончил заседание.  Как  я  и  предполагал,  мое
сообщение восторга у ребят не вызвало. Они зароптали.
     - Давайте удерем на речку, - предложил Марик.
     - Давайте! - зашумели ребята.
     Но  из  этой  затеи  ничего не  получилось,  потому что  в  домик вошел
Аскольд,  сгибаясь  под  тяжестью веников,  метелок  и  грабель.  Мы  дружно
вздохнули и нехотя засучили рукава.
     - Не унывай,  ребята,  - широко улыбнулся вожатый. - Для вас эта работа
на полчаса. Коробухин, ты за старшего.
     Аскольд  отправился крутить на  турнике солнышко.  Он  считал,  что  мы
совсем ручные и ничего серьезного не натворим.
     Начать мы решили с начала,  то есть с забора,  и шаг за шагом прочесать
весь лагерь, чтобы ни одной проклятой бумажки и ни одного вредного камешка в
нем не осталось.
     Я взмахнул метелкой, и ребята приняли старт.
     С  первых же  сантиметров мы устремились вперед так,  как будто за нами
гнались бешеные собаки.  Все горело,  дымило и  пылило в  наших руках.  Было
такое ощущение,  что наконец мы дорвались до настоящего дела. А то, что было
раньше,  это так -  штучки-дрючки для малышей.  Мы  трудились,  не  разгибая
спины.  Рядом со мной пыхтел и  отчаянно орудовал веником Юрка.  Не на шутку
разошелся Васька. Он махал метелкой, как будто бился со смертельным врагом.
     - Остановитесь!   Немедленно   остановитесь,   -   послышался   впереди
обеспокоенный голос Капитолины Петровны.
     Я  поднял голову и обмер.  Передо мной была сплошная стена из пыли.  За
ней смутно виднелись сосны и домики.  Я глянул по сторонам.  Ребята исчезли.
Рядом со мной добросовестно пылил один Юрка Трофименко.
     И тут, словно джин из волшебной бутылки, перед нами возникла Капитолина
Петровна.
     - Коробухин,  построй отряд, - приказала она голосом, который предвещал
маленькие неприятности.
     Пылевая завеса оказалась не очень плотной,  и ребятам не удалось далеко
удрать.
     Когда  мы  вытянулись по  стойке "смирно",  Капитолина Петровна сказала
голосом, который предвещал уже средние неприятности:
     - Проявили характер? Да?
     Мы  молчали.  Мы  знали,  что есть такие вопросы,  на  которые лучше не
отвечать.   Их   взрослые  задают  сами  для  себя.   Так  им  просто  легче
разговаривать. А если вы невзначай попадетесь на удочку и вздумаете ответить
на  такой вопрос,  пишите пропало.  Это  почти то  же,  что  войти в  клетку
голодного  тигра  и   пощекотать  его  прутиком  под  мышкой.   Можете  себе
представить, что тигр сделает с вами.
     Так  и  взрослые.  Они  мгновенно  взрываются  и  наговаривают  столько
отдельных слов  и  целых  предложений,  из  которых самыми безобидными будут
фразы вроде: "Молчать надо, когда старшие говорят" или "Учишь их уму-разуму,
а им как об стенку горохом".
     Поэтому не делайте ошибок, а берите пример с нас. Мы хорошо помолчали и
дождались,  когда Капитолина Петровна произнесла голосом,  который предвещал
самые настоящие неприятности:
     - Все без исключения отправляетесь на "скамью подсудимых".
     Мы вздрогнули и ахнули. Но про себя. То есть молча.


        "ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,"
                     В КОТОРОЙ МЫ ТЕРЯЕМ ЧУВСТВО ЮМОРА

     Капитолина Петровна ушла, а мы еще долго не могли тронуться с места. Мы
ждали,  когда нас поведут на эту самую скамью.  Самим нам как-то не хотелось
туда топать.
     Вскоре отыскался Аскольд. Он рысцой прибежал к нам и сердито спросил:
     - Что вы тут натворили?
     - Ничего выдающегося, - скромно ответил я. - Мы просто подмели лагерь.
     Аскольд посмотрел на меня так,  что я  в душе обругал хорошенько черта,
который дернул меня за язык.  Видно было невооруженным глазом,  что вожатому
здорово влетело от Капитолины Петровны.
     - На "скамью подсудимых" шагом марш! - скомандовал Аскольд.
     Повесив головы, мы поплелись за вожатым, словно стадо баранов. Меня это
возмутило.  Я подумал,  погибать - так с музыкой. Подтолкнул шагавшего рядом
Ваську Блохина.
     - Запевай.
     Васька прочистил горло и неожиданно звонко затянул:

                Наверх вы, товарищи, все по местам...

     Мы торжественно и мрачно подхватили:

                Последний парад наступает,
                Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
                Пощады никто не желает.

     Аскольд недоуменно обернулся к  нам:  что это за  пение в  неподходящий
момент, а потом махнул рукой, мол, делайте, что хотите.
     Постепенно хор  налаживался.  Васькин голос  звенел высоко,  долетая до
вершин сосен. Особенно здорово у нас получились вот эти строки:

                Не скажет ни камень, ни крест, где легли
                Во славу мы русского флага.
                Лишь волны морские прославят в веках
                Геройскую гибель "Варяга".

     С  взволнованными и  решительными лицами,  с  готовностью  сию  секунду
умереть, но не сдаться, замерли мы по команде Аскольда... у столовой.
     - Вот она, ваша "скамья подсудимых" - буркнул вожатый.
     Ничего не понимая, мы осматривали самый обыкновенный обрубок сосны.
     Из состояния телеграфных столбов нас вывела повариха тетя Рая.
     - Помощники  пожаловали?   -   осведомилась  она.   -   Держите  орудия
производства.
     Тетя Рая  вручила нам  по  ножу и  показала на  три  мешка картошки,  с
которыми предстояло справиться нашему отряду.
     - Не стесняйтесь, принимайтесь за работу.
     Все облегченно вздохнули и сели на "скамью подсудимых". Сверкнули ножи,
и  первые очищенные картофелины заплюхались в  огромных алюминиевых чанах  с
водой.
     Я  работал вместе со всеми,  а  в  голове у  меня шла другая работа.  Я
размышлял.  Ну и названьице придумали -  "скамья подсудимых".  Прямо оторопь
берет.  Но потом я решил, что чистить картошку - это не самое лучшее занятие
в  лагере.  Не самое веселое,  во всяком случае.  И  потому название обрубку
сосны придумали неплохое, с юмором.
     Но вскоре я  начал терять чувство юмора.  Над тремя мешками картошки мы
проливали пот полдня.
     А после мертвого часа Аскольд снова скомандовал:
     - На "скамью подсудимых" шагом марш!
     Мы уже не пели. Сами понимаете, нам было не до песен.
     Рассевшись на  "скамье подсудимых",  мы  уставились на  очередные мешки
картошки.
     По  лагерю быстро разнеслось,  что  наш отряд,  тот самый,  который без
спроса бегал купаться,  здорово болел и весело подмел территорию, с утра, не
вставая,  сидит на "скамье подсудимых".  Каждый,  кто пробегал мимо,  считал
своим долгом поострить:
     - Эй вы, бульбянники! Как жизнь?
     - Картофелечистильщикам - пламенный привет!
     Сжав зубы,  мы не отвечали на насмешки.  Вы можете оценить, чего стоило
нам молчание.
     Появился и Ленька Александров.  С ехидной улыбочкой понаблюдал,  как мы
боремся с картошкой, а потом исчез.
     Через несколько минут пришел снова в  окружении ватаги ребят из  своего
отряда. Кивнув на нас, Ленька громко изрек:
     - Перевоспитание тунеядцев идет полным ходом.
     Леньке я  уже не  мог не  ответить -  ведь он  был моим одноклассником.
Озабоченно оглядев "скамью подсудимых",  на  которой мы  еле поместились,  я
произнес:
     - Ребята, давайте потеснимся, тунеядец жаждет перевоспитаться.
     Ленька замялся,  не зная,  что ответить, и повернулся к своим товарищам
за подмогой. Но те потихоньку хихикали.
     - Вот просидите так всю смену,  еще поплачете,  -  вновь пошел в  атаку
Ленька.
     - Ну и просидим, а тебе завидно?
     - Чему завидовать?  Вы  тут  чистите нам картошку,  а  мы  ее  рубаем и
пальчики об