Маме я не мог отказать,  и мы с
Семкой начали перетаскивать доски.
     Рыли  ямы  и  ставили столбы майор,  отец Иры,  дядя Кузьма,  токарь на
пенсии,  и очкастый,  с длинными волосами кандидат наук Иван Васильевич.  Им
помогали две полные женщины из пятого подъезда.
     Мужчины работали молча. Изредка перебрасывались одним-двумя словечками.
Зато женщины в основном разговаривали.
     - Ох и устала же я, - вздыхала одна. - Яму вырыла, и уже поясница ноет.
А  в  сорок первом под  Москвой тысячу таких ям  выроешь,  а  вечером еще  в
очереди настоишься...
     - Самолеты над  тобой кружатся,  бомбы воют,  взрывы,  а  ты  ничего не
боишься и роешь окопы,  роешь,  -  продолжала вторая.  -  А сейчас мальчишки
бросили доски, и я уже вздрогнула.
     Это про нас. Мы с Семкой только что притащили новую партию досок.
     - Эй,  пацаны,  поосторожнее! - не глядя на нас, говорит дядя Кузьма. -
Это вам не футбол, а доски.
     Дяде Кузьме я не перечу.  Все ребята в нашем двора уважают дядю Кузьму.
Когда-то он был знаменитым токарем,  его портреты печатали в газетах, а один
раз дядю Кузьму даже показывали в кино.
     На субботниках дядя Кузьма был главным активистом.  Даже Ирина мама его
слушалась.  Мы постояли немного и  посмотрели,  как он работает.  У него все
получалось очень  ловко.  Он  ставил доску к  доске и  двумя ударами молотка
загонял гвоздь в столб.
     - Как миленький пошел,  - подмигивал дядя Кузьма Ивану Васильевичу. Тот
тоже, наверно, подмигивал, но из-за очков ничего не было видно.
     К  вечеру  забор  прямой  линией отгородил наш  двор  от  других домов.
Довольные своей работой,  жильцы расходились по квартирам.  Дядя Кузьма весь
светился от радости. Наконец-то после месяцев сидения у телевизора и скучных
прогулок по  парку ему  подвернулась работенка,  где  он  смог показать свое
умение.
     Простились и мы с Семкой. Я сказал своему другу шепотом:
     - Надо придумать что-то с забором.
     - Ага,  -  согласился Семка.  -  Это же  стыд -  в  середине двадцатого
века...
     - Тихо, - прервал я Семку. - Пока.


        "ВСЕ ДОВОЛЬНЫ, КРОМЕ..."

     Утром я так и не придумал, что сделать с забором. А в школе мне было не
до  забора.  События  развивались  с  космической быстротой.  Совет  дружины
присвоил нашему классу первое место в школе. За что? Там было много пунктов,
за что. Одним из пунктов был я. Я был, кажется, 12-м или 13-м пунктом.
     Вот  он,  этот  пунктик.  "За  то,  что  ребята не  побоялись взять  на
перевоспитание трудного ученика  Коробухина,  от  которого отказался 6  "А",
вовлекли его в общественную работу и помогли ему исправить все двойки".
     Ребята из моего теперешнего класса ликовали.
     А Витька Мелюх крикнул:
     - Давайте его качать!
     Не успел я  опомниться,  как меня схватили и  подбросили к  потолку.  Я
опустился на сильные руки Мишки Зайцева,  Тольки Дашкевича и других ребят. Я
и  не думал вырываться.  Гордо и молча я летал от пола к потолку под дружные
крики:
     - Ура! Да здравствует Коробухин!
     Если  говорить честно,  я  люблю славу.  Я  люблю,  чтобы на  меня  все
обращали внимание и шептали за моей спиной:  "Это тот самый, ну который... В
общем -  Коробухин".  Я  люблю входить в  школу и  видеть,  как  почтительно
расступаются передо мной малыши. Еще бы, сам Коробухин шествует!
     Все переменки я ходил задумчивый и гордо нес бремя своей славы, пока не
налетел на Иру.
     Я вежливо поклонился ей.
     - Как поживаете, графиня?
     Но у Иры не было настроения шутить.
     - Почему ты не сказал никому,  что я  и  другие ребята из нашего класса
тебе помогали?
     - Не  все ли  равно,  -  примирительно сказал я.  -  Все помогали.  Ты,
конечно, больше всех.
     - И потом,  как ты разговаривал с моей мамой?  - гневно сказала Ира. Ее
глаза метали молнии.
     - Нормально разговаривал, а что?
     - Нормально?  -  Ира вся клокотала.  -  Так вот,  больше я  с  тобой не
разговариваю и не занимаюсь.  Все.  Хватит с меня. - Она четко повернулась и
зацокала каблучками в свой класс.
     Я уныло смотрел ей вслед. Вот девчонки, думал я, вредные существа. Если
у тебя хорошее настроение,  они его обязательно испортят. Не могут без этого
жить.
     Ну и что, если я не сказал никому, что двойки я исправил благодаря Ире?
Сам-то я хорошо это знаю.  Ах, она захотела, чтоб все ее хвалили: "Смотрите,
какая она молодчина, перевоспитала хулигана Коробухина".
     Мрачный, я шел домой вместе с Семкой.
     - Так что мы сделаем с забором? - спросил я у моего друга.
     - Может,  не стоит,  Валерка?  -  жалобно сказал Семка.  -  Как они все
работали! И дядя Кузьма, и...
     - Но в середине двадцатого века...
     - Ясно, - вздохнул Семка. - Но только я ничего не придумал.
     Молча мы дотащились до нашего дома. И тут я сообразил, что надо делать.
     - Сема, видишь?
     Я показал на экскаватор, который работал прямо за нашим забором. Там на
пустыре копали котлован для  нового дома.  И  землю экскаваторщик сваливал в
разные стороны. Забор ему здорово мешал.
     - Ну и что? - спросил Семка.
     - Сейчас все поймешь.
     Мы  перелезли через забор и  стали перед экскаваторщиком.  Он  как  раз
выключил свою машину и копался в моторе.
     - Вот, наверно, домина будет, - затянул я и подтолкнул Семку.
     - Этажей пятнадцать,  а может,  и больше,  -  вторил мне Семка.  Он был
отличный парень, мой друг, и все понимал с полуслова.
     - Человеку надо копать котлован,  а  тут забор мешает,  -  продолжал я,
хитро глядя на экскаваторщика.
     - Землю некуда девать, - поддержал меня Семка.
     - Совсем некуда,  -  вступил в  разговор экскаваторщик.  Он  был  очень
высокий, как и его машина. - Крутишься, будто в малогабаритной квартире.
     - Мы только что были в домкоме, - соврал я, честно глядя парню в глаза.
- Домком сказала, пусть ломает забор, если другого выхода нет.
     - Ну нет же выхода, - развел руками экскаваторщик. - Вы же сами видите.
     Мы кивнули.
     - Ну,   спасибо,   ребята,   -   белозубая  улыбка   засияла  на   лице
экскаваторщика. - Теперь и норму вытяну.
     Он влез в машину,  а мы отправились на чердак.  По лестнице мы взбежали
стремглав и прильнули к окну.
     Экскаватор  торжественно  нес   ковш,   набитый  землей   и   какими-то
железяками. Вот он замер прямо над забором. Ковш раскрыл свою пасть, и забор
застонал под ударами земли и  камней.  Но  выстоял.  После второго захода он
покосился. Третий и четвертый ковши его добили.
     Пока это увидели жильцы,  пока они сообщили Ириной маме,  большая часть
забора была поломана и засыпана землей.
     Мы наблюдали из окна, как на бедного экскаваторщика налетели Ирина мама
и другие женщины,  как он им пытался что-то объяснить и, наверно, все свалил
на  нас.  Потому что женщины стали озираться по сторонам -  они явно кого-то
искали.
     - Спектакль  окончен,   -   сказал  я.  -  Теперь  надо  подумать,  как
выкрутиться.
     Ирина мама,  конечно,  догадалась, что это наша с Семкой проделка. И мы
ожидали основательной взбучки.  Но  гром не  грянул.  Наверно,  потому,  что
назавтра в  нашем дворе строили новый забор.  Его строили уже не  жильцы,  а
рабочие.  И поднялся он почти посредине нашего двора,  гораздо ближе к дому,
чем прежний. Молодой инженер, который привел рабочих, сказал, что этот забор
временный, пока новый дом построят, а потом его снесут и посадят здесь цветы
и деревья.
     - А заборы, граждане, - устаревшее дело, - сказал молодой инженер.
     Вместе с  рабочими охотно возился и  дядя Кузьма.  Он  покрикивал даже,
если что  не  так  было.  Его  слушали внимательно и  не  вступали с  ним  в
пререкания.
     Все были довольны.
     Мы с Семкой - потому что старый забор был разрушен.
     Дядя Кузьма - потому что снова нашел работу для своих умелых рук.
     Ирина мама -  потому что какой-никакой, но забор стоит. "Когда забор во
дворе, сразу уютнее становится", - говорила она.
     Жильцы тоже были довольны.  Потому,  что  не  надо было снова возводить
забор, - они и так устали.
     Только Ира ходила надутая, она злилась на меня.
     Я  человек незлопамятный,  и  мне  уже хотелось как-нибудь помириться с
Ирой. Но пока ничего не получалось.


        "МЕЖДУ "А" И "Б""

     Как  помириться с  Ирой?  От  этой  простой  мысли  моя  голова  просто
раскалывалась. Но тут произошло такое, что я забыл о нашей ссоре.
     На  одной  переменке Витька Мелюх  вошел  в  класс  с  очень уж  кислой
физиономией.  Витька был вообще мямля и еле двигался. Я просто удивлялся, за
что  его  избрали председателем совета отряда?  Разве  можно его  сравнить с
нашей Галкой?  Галка -  огонь,  а Витька - это одно недоразумение. Но ребята
мне сказали, что классная за него. Он ей очень нравится - тихий, спокойный и
хорошо учится.
     Так вот,  Витька,  еле переставляя длинные ноги, вошел в класс и сел за
парту.
     - Ребята,  -  жалобно протянул он,  - нам опять не повезло. И все из-за
Коробухина.
     - Что такое? - крикнул я.
     - 6 "А" протестует, будто нам неправильно дали первое место. Коробухин,
мол,  уже успел все двойки у нас исправить, а вы польстились на готовенькое,
- передразнил Витька Галку и  еще ниже опустил голову:  -  Нет,  ребята,  не
видать нам первого места.  Знаете,  какие в 6 "А" горлопаны. Одна Новожилова
чего стоит.
     Ребята обмерли.  Такого крутого поворота никто не ожидал.  А  казалось,
первое место у нас в кармане вместе с поездкой в Беловежскую пущу.
     Все поглядели на  меня как на  прокаженного.  И  никто даже не  захотел
вспомнить,  что  это  я  привел старика-чапаевца,  что из-за  меня назначили
одиннадцатиметровый.
     Что,  подумал я,  делать?  Перейти еще в  один класс?  Но у нас в школе
только два 6-х  класса -  "А" и  "Б".  Я пошел по коридору,  грустно напевая
песенку:  "А" и  "Б" сидели на  трубе".  Вообще-то  песенки такой нет.  Есть
только слова. Но я на ходу придумал мотив. И так как мне было невесело, то и
мотив получился унылый и неинтересный.
     - О чем задумался, парень? - раздался над моей головой бодрый голос.
     Я поднял голову и сразу улыбнулся. Передо мной, улыбаясь, стоял высокий
широкоплечий  Борис  Михайлович,   вожатый  нашего  класса.   Он   учился  в
пединституте, а в школе проходил практику.
     - Не грусти, парень, - сказал Борис Михайлович, - дело в шляпе, понял?
     Я  ничего не  понял,  но кивнул.  Говорил Борис Михайлович всегда очень
непонятно,  но мы его любили.  Он был чемпионом института по боксу и  обещал
при  первой возможности научить нас боксировать.  Но  эта возможность все не
появлялась.
     - Пойдем в класс,  - Борис Михайлович взял меня за плечо, - у меня есть
новости.
     Когда мы вошли в класс, то застали ребят в тех же грустных позах.
     Два  дня  оставалось до  конца  учебного  года,  и  разве  успеешь  тут
совершить что-нибудь выдающееся,  чтобы тебе присвоили звание лучшего отряда
в дружине?!
     При  виде  Бориса  Михайловича все  вскочили,  захлопали крышками парт,
закричали: "Здравствуйте, Борис Михайлович!"
     - Ребята,  -  улыбаясь,  начал вожатый,  -  значит, так будет. Наши два
класса -  6  "А" и  6  "Б" -  отправятся в туристский поход-соревнование.  У
каждого  отряда  будет  задание.   Кто  его  быстрее  выполнит  и  придет  в
условленное место, тот и победит. Тому и присвоят первое место в дружине.
     - Ура! - зашумели ребята.
     Потом начались расспросы:
     - А когда пойдем в поход?
     - А куда пойдем?
     - Как   только  занятия  кончатся,   -   едва  успевал  отвечать  Борис
Михайлович.  -  Маршрут еще разрабатывается,  но надо уже готовиться. С вами
пойду я.
     - Ура! - снова закричали ребята.
     - Мы обгоним 6 "А"! - завопили ребята.
     - Мы будем самыми первыми! - заорали ребята.
     - Ой, девчонки, а приключения будут? - воскликнула Лена Кублицкая.
     При  слове  "приключения" все  на  минуту затихли,  а  потом зашумели и
заговорили с  новой силой.  Все ребята обожали приключения,  жить без них не
могли.  Но так до обидного мало было приключений у каждого в жизни,  что все
начали их потихоньку выдумывать.
     - Я был в Беловежской пуще,  - сказал Сашка Акулик, - и видел там живых
зубров. Я ни капельки их не боялся и даже кормил и гладил самых маленьких. -
Тут глаза у Сашки предательски моргнули.
     - А я лазила по Кавказским горам, - сказала Лена Кублицкая, - они такие
высокие, что пароходы на море похожи на чаек. Правда, правда.
     - А у меня на спиннинг попалась щука, - принялся сочинять Мишка Зайцев.
- Она была такая огромная, что я не мог ее вытянуть. А потом, честное слово,
щука потащила мою лодку по реке.  Я много километров проехал,  как на водных
лыжах, за рыбиной, пока меня и щуку не перехватили у моста рыбаки.
     Борис Михайлович попробовал было перебить этот ровный,  как дождик, гул
воспоминаний,  но  у  него  ничего не  получилось.  Тогда  Борис  Михайлович
крикнул:
     - Тихо, ребята, вы еще в школе.
     Мы знали,  что мы еще в  школе.  Но уроки уже кончились,  и  можно было
наконец пошуметь вволю.
     Борис Михайлович попробовал еще раз крикнуть:  "Тихо,  ребята!", но шум
не улегся. Тогда вожатый махнул на нас рукой и вышел из класса. Он, наверно,
хорошо помнил свое детство и помнил, какими бывают ребята, а поэтому не стал
нам  мешать.  Хорошо,  когда взрослые помнят свое  детство.  Мы  таких сразу
узнаем и любим по-настоящему.
     А воспоминания о приключениях не прекращались. Только я тихо сидел и не
встревал в разговор. И когда ребята охрипшими голосами досказывали последние
воспоминания, я спросил:
     - А кто одной спичкой может зажечь костер?
     Дождик воспоминаний иссяк. Ребята стали глазеть друг на друга - а кто и
вправду сумеет  зажечь костер одной  спичкой?  Оказывается,  на  Луну  легче
слетать, чем костер одной спичкой зажечь.
     - А ты умеешь? - ехидно спросил Мишка Зайцев.
     - Запросто, - улыбнулся я.
     - Врать ты умеешь, - скорчил рожу Мишка.
     И  все засмеялись.  Им  понравилась Мишкина глупая шуточка.  А  на меня
совсем перестали обращать внимание.
     Я запихал книжки в сумку и отправился домой.  Два класса против меня. А
я ни в чем не виноват. Просто так все получается, что я виноват.
     У входа в парк я заметил Галку Новожилову.  Она прогуливалась туда-сюда
и поглядывала на фонарь.  Когда она увидела меня, то очень обрадовалась. Или
мне так показалось?
     - Что ты мрачный сегодня? - спросила она.
     Я  посмотрел ей в глаза и вдруг ни с того ни с сего все рассказал.  Что
на  меня взъелся 6  "Б",  как когда-то  6  "А",  и  теперь я  не знаю,  куда
податься?
     - На Луну? Но там нет атмосферы.
     Галка молча выслушала мою скорбную речь.
     - А может, ты к нам вернешься? - тихо сказала она.
     Я скривился.
     - Два дня осталось, все равно.
     Мы пошли по улице.
     - Ты бывал когда-нибудь на Белом озере? - спросила Галка.
     - Нет, а что это за озеро?
     - Чудесное!  -  Галка даже причмокнула губами. - Там сосны к самой воде
подходят,  а пляжи какие -  один песочек. И дно - сплошной песочек. И малины
там сколько! Мы туда пойдем в поход.
     - Я,  наверно,  не пойду,  -  уныло сказал я. - Все меня ненавидят, так
чего я буду стараться для них первое место зарабатывать.
     - Зря, - грустно сказала Галка. - Но, может, ты передумаешь? А?
     - Не знаю, - пожал я плечами. А самому вдруг страшно захотелось пойти в
поход к такому замечательному озеру. И обязательно - вместе с Семкой, Галкой
и другими ребятами из 6 "А".
     - Пока, - сказал я Галке у ее дома.
     - До  свиданья,  -  Галка протянула мне  руку.  Я  пожал ее.  Рука была
крепкой и сильной, и это мне понравилось.


        "КОСТЕР ПОКАЗЫВАЕТ ЯЗЫК"

     Но я  все-таки пошел в поход.  Я рассудил так -  занятия окончились,  я
перешел в 7-й класс без переэкзаменовок (крикнем дружно "ура"), до того, как
ехать в пионерский лагерь, оставалось еще две недели. А что делать во дворе,
если все ребята идут в поход?
     Пошел я с 6 "Б". Ведь именно этот класс я закончил.
     Ребята смотрели на  меня,  как  будто не  я  перед ними стоял,  а  шкаф
какой-нибудь, забрызганный чернилами.
     Ну,  ладно,  я  человек не  гордый,  я  просто очень хочу увидеть Белое
озеро.  Но я еще покажу вам,  на что я способен. Вот только бы какого-нибудь
зверя повстречать.  Волка,  например.  Конечно,  лучше всего зубра.  Тогда я
посмотрел бы,  как  улепетывают во  все  лопатки эти храбрецы Мишка Зайцев и
другие.  Только я  бы  не  дрогнул.  Один на  один остался бы  с  лохматым и
страшным царем пущи.  Нет,  конечно, и Борис Михайлович не струсил бы. Мы бы
вдвоем остались против зубра.
     А что было бы дальше, я не успел сочинить, потому что мне крикнул Борис
Михайлович:
     - Не отставай, Валерий! А то заблудишься!
     ...Второй день  мы  пробирались по  лесу,  вылезали на  холмы,  сверяли
направление по компасу и снова шли вперед.
     Начали мы  довольно бодро.  Настроение у  всех было,  как после шестого
урока, - отличное. С первых шагов мы запели. Знаете, вот эту песню - "Глобус
крутится,  вертится,  словно шар голубой".  Хорошая песенка. Я ничего против
нее не имею.  Но когда за плечами рюкзак, а в нем спальный мешок, консервные
банки,  булки,  хлеб и  еще десяток разных штуковин,  не очень-то поется.  И
скоро ребята замолкли.
     На  втором  привале выяснилось,  что  Мишка  Зайцев натер  ногу.  Борис
Михайлович сказал нам взять в поход старую разношенную обувь.  А длинноногий
Мишка обул старые ботинки,  которые он носил, наверно, лет пять назад. И вот
вам результат: на Мишкиных пятках вздулись белые водяные мозоли.
     - Ну что ж,  -  вздохнул Борис Михайлович,  -  дальше идти нельзя. - Он
стал  рассматривать схему маршрута.  -  Мы  совсем недалеко от  реки,  Птичь
называется. - Борис Михайлович обернулся к Мишке: Пару километров пройдешь?
     - Угу, - скривился Мишка.
     Поддерживаемый Толькой Дашкевичем, он кое-как доковылял до реки.
     На  высоком  берегу  Птичи,  под  золотостволыми  соснами,  мы  разбили
палаточный лагерь.  Сбегали искупались,  вода  была чудесная и  не  хотелось
вылезать, но Борис Михайлович по одному всех вытащил на берег.
     - Простудитесь, черти, и не дойдете до Белого озера, - шумел он.
     Одним из  условий соревнования было -  всем прийти к  озеру.  Болеть не
разрешалось.
     Вечером долго не разгорался костер.  Утром прошел дождик, и хворост еще
не  успел высохнуть.  Уже  целая гора  поломанных спичек и  два  разодранных
коробка валялись около наших вспотевших костровых.  Вдруг один из них, Димка
Чехович, обратился ко мне:
     - Ты, кажется, обещал одной спичкой зажечь костер?
     - Запросто, - сказал я и взял протянутый мне коробок. - Мигом.
     Я  пошел  в  лес  и  под  деревьями насобирал сухих веток.  У  костра я
разломал их  на  небольшие кусочки,  сложил горкой.  Вниз подсунул свернутую
снежком бумагу.
     Ребята,   громко  покашливая  и   перешептываясь,   следили  за   моими
манипуляциями.
     Я никого не замечал.  Я знал,  главное -  представить себе,  что вокруг
никого нет  и  я  один.  Иначе ничего не  выйдет.  Все  получается как будто
случайно,  а  если ты  хочешь сделать нарочно,  то  у  тебя выйдет ерунда на
постном масле.
     Я  чиркнул спичкой о  коробок.  Честное слово,  у меня не дрожала рука,
когда я подносил спичку к костру. Но костер не загорелся.
     Ребята захохотали.
     - Ну и хвастун ты, Коробухин. - Это голос Витьки Мелюха.
     - Врет,   как  Мюнхаузен,  -  на  время  позабыл  про  мозоли  и  решил
поупражняться в остроумии Мишка Зайцев.
     Я зажег вторую спичку. Бумага немного потлела, но костер не зажегся.
     Я  уже не замечал града насмешек,  который посыпался на меня.  Я  зажег
третью спичку,  и тут появился маленький язычок пламени.  Это костер показал
мне язык:  "А вот не загорюсь".  "Зажгись,  запылай,  затрещи,  - попросил я
костер, -