кой в руках -  мы отлично помыли пол.  И
когда, наконец, послепослезавтра я открыл ей дверь с малярной кистью в руках
и сказал:  "Покрасим коридорчик и кухоньку,  а тогда возьмемся за уроки",  -
Галка не выдержала. Она сказала, что больше не может и пусть я занимаюсь как
хочу.
     Я был доволен.
     Следующим мне решился помогать добродушный рыжий Вовка Шлык.
     Я смерил его широкие плечи, глянул ему в синие глаза и понял, на что он
может сгодиться.
     Нам привезли машину брикета и свалили во дворе.  Мама беспокоилась, как
перенести торф в подвал. Вот я и сказал маме, что ко мне придет товарищ и мы
с ним в два счета справимся с торфом. Так и получилось.
     Вовка и не думал отказываться, он только спросил:
     - Ну, а потом займемся математикой?
     - Обязательно.  -  Я ударил себя в грудь. - Только математикой - чем же
нам еще заниматься!
     И работа началась. Когда явилась мама, мы почти половину брикетной кучи
перетащили в подвал.
     - Молодцы,  ребята,  -  обрадовалась мама.  -  Отдохните немного. Я вас
сейчас компотом угощу с пирожками.
     Мы сидели на брикете и  пили компот,  и  ели пирожки с  мясом,  а  мама
приговаривала:
     - Какой хороший у тебя товарищ, Валерий. Бери с него пример.
     - Беру,  мама,  беру.  -  Я вовсю глотал пирожки и запивал их компотом.
Потом поднялся.
     - Ну мы, пожалуй, продолжим.
     Добродушный  Вовка   вздохнул  и   стал   нагружать  ведро  коричневыми
брикетинами.
     Когда стемнело,  весь наш  сарай был  забит брикетом,  а  еще небольшая
кучка осталась на дворе.  У меня ныла спина. Вовка не мог пошевелить руками,
так они болели.
     - Завтра добьем, - я бросил брикет в ведро, оно зазвенело.
     - Добьем, - вздрогнул Вовка.
     Назавтра Вовка сказал,  что у  него секция и он не может прийти таскать
брикет.  Послезавтра он сказал,  что немного нездоров.  А глаза его бегали и
прятались от моих глаз.
     Я не настаивал. Я понял - и этот помогать не будет.
     Вот почему я  с  таким веселым видом оглядывал ребят.  Все знали о том,
как  я  встретил Галку и  Вовку,  все еще помнили об  истории с  Эльбрусом и
потому молчали.
     - Так кого прикрепим к Коробухину? - повторила вожатая Кира.
     - Я буду помогать Валерию,  - рядом со мной решительно хлопнула крышкой
парты Ира.
     Да, этого я не предусмотрел. Она же ничего не знает. Что придумать?
     - Можно мне?  - Я поднялся. - Я, конечно, очень благодарен Ире, что она
взялась мне помогать. Но, может, ей будет трудно?
     - Почему? - спросила Кира.
     - Но  ведь у  Иры  занятия в  музыкальной школе,  и  потом она...  -  я
изобразил, как гимнастки делают ласточку. - Просто времени не хватит?
     - Хватит, - сказала Ира.
     - Значит, договорились? - И Кира что-то отметила в своей тетради.
     Я пожал плечами.


        "БОЛЕТЬ - НЕ МОЕ ПРИЗВАНИЕ"

     Дзинь!
     Это к нам позвонили.
     - Войдите, - чуть слышно проскрипел я. - Дверь открыта.
     - Здравствуйте, к вам можно? - На пороге стояла Ира.
     Я  слабым движением руки показал:  входи,  мол,  видишь -  лежу...  еле
жив...
     - Что с тобой? - бросилась ко мне Ира.
     Я лежал на маминой тахте, держался за сердце и тихо стонал.
     - Что с тобой? - Ира совсем перепугалась.
     - Энцефалит, - сказал я.
     - Что-о-о?
     - Энцефалит и  еще глаукома,  -  сказал я,  и на моих глазах заблестели
слезы.  Мне  и  самому вдруг показалось,  что я  серьезно болен,  еле дышу и
скоро, наверное, очень скоро умру.
     - Я  сейчас же  сбегаю за  врачом.  -  Ира  начала поспешно застегивать
пуговицы пальто.
     - Не надо! - Я даже приподнялся, но потом быстро опустился и застонал.
     - Я  знаю,  что врач скажет:  "Покой,  только покой,  другого лекарства
нет".
     - Я даже не знала, что у тебя такие тяжелые болезни, - серьезно сказала
Ира.
     Я покивал головой.
     - Может, тебе книжку почитать?
     Я отрицательно замотал головой и жалобно проныл:
     - Сколько времени?
     Ира посмотрела на часы, которые тикали на тумбочке.
     - Половина четвертого.
     - Еще часов пять лежать надо.
     - Так долго? - удивилась Ира.
     - Может, и больше, - печально вздохнул я. - Ты иди домой.
     - Но вдруг тебе что-нибудь понадобится, - взволнованно сказала Ира. - Я
тебе помогу. Болезни все-таки опасные.
     - Спасибо. - Голос мой дребезжал, как старенький трамвай. - Сейчас мама
придет. Она знает, что делать. Ты иди. Иди!
     - До свидания. - Ира ласково улыбнулась и, пятясь, вышла в коридор. - Я
к тебе вечером зайду! - крикнула она.
     Когда за  ней захлопнулась дверь,  я  сел на  тахте,  нашел то место на
груди, под которым бьется сердце. Может, я и вправду заболел? Но нет. Сердце
билось, как и до сегодня. Еще 100 лет по меньшей мере будет стучать.
     Дзинь! Снова к нам.
     Я моментально вытягиваюсь на тахте.
     - Входите, - жалобно говорю я.
     - Валерка, это я. - За дверью слышен Семкин голос.
     - Ты один?
     - Да, один, а что?
     Я  спрыгиваю с  тахты и в два прыжка достигаю двери.  Все-таки болеть -
это не мое призвание.
     Семка входит, глаза его широко раскрыты - он удивлен. Под мышкой у него
торчат лыжи.
     - Слушай,  что  ты  выдумал?  -  говорит Семка.  -  Встретил Ирку,  она
сказала,  что вызовет "скорую помощь". Ты, мол, чуть ли не при смерти. У нее
слезы на глазах были.
     Я застонал, как настоящий больной.
     - Ах, черт. Как она вызовет "скорую"?
     - У нее телефон дома, - сказал Семка.
     - Да,  - я философски почмокал губами. - Всего не предусмотришь. Так ты
говоришь - она рыдала? Впечатлительная девочка.
     - Да что с тобой? - недоумевал Семка.
     - Ничего,  Сема,  ничего.  Просто я влип.  И ничем уже мне не поможешь.
Айда лучше кататься на лыжах.
     Я не буду рассказывать,  как примчалась "скорая помощь",  как все потом
выяснилось,  и что сказала мама, и что подумала Ира. Вы уже хорошо знакомы с
моей жизнью и легко все это себе представите.
     Я только расскажу, как назавтра ко мне домой снова пришла Ира.
     Она разделась в  коридоре,  я  хотел ей помочь повесить пальто,  но она
твердо отвела мою руку и молча прошла в комнату.
     Ира села на стул и резко открыла учебник физики:
     - Будем заниматься.
     - Будем, - повторил я и придвинул свой стул поближе к Ире.
     - Начнем с физики, - строго сказала Ира.
     - Начнем, - как эхо, повторил я.
     Ира решительно тряхнула головой.
     - Ты должен знать,  что без физики в наше время очень трудно что-нибудь
сделать, даже жить трудно.
     - Да, трудно. Мне очень трудно... жить... без физики, - затянул я.
     - Если ты сейчас же не прекратишь свои кривлянья, я уйду!
     Я  никогда не  видел Иру  такой сердитой,  лицо ее  пылало,  как пирог,
вынутый из духовки.
     - Я не кривляюсь,  -  разозлился я. - Я всегда говорю серьезно. Это вам
всем кажется,  что я кривляюсь.  Все привыкли и думают,  что я клоун.  И как
увидят меня,  так сразу рты в улыбочку растягивают - ждут, что смешить буду.
А я не клоун, я человек. И мне обидно, что меня не понимают.
     Ира выслушала мой монолог очень серьезно, глаза ее горели. Она сказала:
     - Я верю, что ты хороший человек. Понимаешь?
     - Понимаю, - я проглотил слюну. - Если бы все были такие, как ты.
     Я улыбнулся Ире. Она тоже улыбнулась.
     - Слушай,  поедем в  воскресенье в  Зеленое на  лыжах.  Там  есть такой
карьер - одно удовольствие, - выпалил я.
     - Поедем, - согласилась Ира. - Я очень люблю кататься с гор.
     - Я тоже. И Семку с собой прихватим. Семка - отличный парень.
     - Мне Семка нравится. Он очень добрый.
     - До-го-во-ри-лись, - я размахивал руками и бегал по комнате.
     - А теперь займемся физикой, - Ира была неумолима.
     Мои руки еще продолжали барахтаться в  воздухе,  но  их  движение стало
замедленным. Знаете, как пропеллер останавливается.
     Я сел за стол:
     - Займемся.
     Ира  снова раскрыла учебник физики.  Я  слушал,  что  она  говорила,  и
смотрел на  нее.  И  все никак не мог понять,  как это мне не удалось от нее
избавиться. Только потом мне пришло в голову, что я, наверно, не очень хотел
от  нее  избавиться.  Мне  даже  было приятно,  что  такая девчонка со  мной
занимается.
     А  о  маме  говорить нечего.  Когда она  увидела меня,  склоненного над
книгой, и не над какими-нибудь "Тремя мушкетерами", а над солидным учебником
физики,    мама   просто   расчувствовалась.   Она   угощала   Иру   всякими
печеньями-вареньями и  приговаривала,  чтобы та  приходила почаще,  что  она
хорошо влияет на меня, шалопая.


        "ВОТ ТАК ВСТРЕЧА!"

     Один раз,  когда мы кончили заниматься и  моя голова гудела от формул и
задачек, Ира предложила:
     - Хочешь послушать, как я играю?
     - Хочу,  -  не очень весело ответил я.  - Ты изо всех сил побарабань по
клавишам, и я все услышу.
     Ира жила на четвертом этаже,  а я на втором. И если бы она постаралась,
я бы услышал, как она играет, сидя у себя дома.
     - Ты  все шутишь,  -  обиделась Ира.  -  А  я  и  правда неплохо играю.
Учительница говорит,  что у меня хорошие музыкальные данные,  -  похвалилась
она.
     Обижать Иру мне не хотелось, и я пошел смотреть, как Ира играет, хотя с
большей радостью погонял бы на лыжах.
     Нас встретила Ирина мама - высокая, худая женщина в пестром халате.
     - Здрасте! - весело сказал я.
     - Здравствуй, - строго посмотрела на меня Ирина мама.
     - Это тот самый Валерий,  о  котором я тебе рассказывала,  -  объяснила
Ира.
     - Догадываюсь,  -  ответила Ирина мама и  хмуро покосилась на маленькие
ручейки, которые вытекали из-под моих ботинок.
     Я,  конечно,  прежде чем пойти к Ире, вылетел во двор и немного побегал
туда-сюда. И успел запустить пару снежков высоко, до самой крыши.
     - Сейчас, мамочка, - заторопилась Ира.
     И  мы с  ней стали вытирать ноги о коврик.  Я не особенно старался,  но
все-таки,  кажется,  успел протереть коврик до  дыр,  а  Ирина мама  все  не
впускала нас в комнату.  Я хотел было повернуть оглобли,  то есть,  попросту
говоря, удрать на улицу, но тут Ира сказала:
     - Хватит.
     И потянула меня за рукав в комнату,  где среди прочей мебели выделялось
массивное,  шоколадного цвета пианино,  все в завитушках и крендельках. Я на
цыпочках пробалансировал по натертому, блестящему паркету и похлопал пианино
по крышке.
     - Шикарное!
     Ира просто расцвела.
     - Это очень ценное пианино. Таких теперь нигде нет.
     Ирина мама ушла в другую комнату, и я снова обрел дар красноречия.
     - И ты на нем можешь все, что захочешь, сыграть? Или только по нотам? -
спросил я, развалясь в кресле.
     - Пока только по нотам, - ответила Ира.
     Она  подняла крышку,  положила на  подставку толстую книгу и  начала ее
быстро листать.  Я  пригляделся.  На  страницах вместо обычных слов,  как  в
нормальных книжках, были сплошные ноты.
     - Слушай,  -  сказала Ира.  Она сильно ударила по клавишам. И я чуть не
подпрыгнул.  Мне  показалось,  что  кто-то  хлопнул меня по  плечу:  "Пошли,
парень,  с нами".  Я не успел и спросить:  "Куда?", как музыка мне ответила:
"На войну!"  "И если ты не трус,  -  говорила музыка,  -  если ты не боишься
погибнуть за свободу, пойдем с нами".
     Я слушал музыку и боялся пошевельнуться.
     И как обычно бывает в такие моменты, раздался звонок.
     - Ах,  Марат, - пропела в коридоре Ирина мама. - Здравствуй, дорогой. А
Ириша музицирует.
     - Здравствуйте,  Олимпиада Петровна,  -  сказал кто-то.  Наверно,  этот
самый Марат.
     - Ах, Марат! - воскликнула Ира и вскочила со стула.
     Музыка оборвалась.  И меня уже никто никуда не звал. А я даже не узнал,
как   фамилия  композитора,   который  сочинил  эту  музыку.   Бетховен  или
Чайковский?..
     И тут вошла Ира. С кем вы думаете? С мамой? Ну, конечно, с мамой. Ну, а
еще с кем?
     С  похитителем марок!  Да,  с  тем самым,  которого мы с  Семкой в один
прекрасный морозный день учили быть человеком. Учили очень простым способом:
"кормили" его снегом.
     - Я вас покидаю, молодые люди, - между тем сказала Ирина мама.
     "И откуда только у  нее такой ласковый голос появился?"  -  мелькнуло у
меня в голове.
     - А  ты,  Марат,  -  обратилась она к  похитителю марок,  -  непременно
передай привет маме. Я к вам на днях загляну.
     - Спасибо, Олимпиада Петровна, - улыбнулся похититель.
     - Вы не знакомы? Познакомьтесь, - предложила Ира, когда ее мама закрыла
за собой дверь.  -  Это Валерий,  мой одноклассник. Он живет в нашем доме. А
это Марат. Он учится в восьмом классе.
     Тут похититель ко мне внимательно пригляделся и, конечно, узнал, потому
что он побелел еще сильнее.
     Я улыбнулся.
     - Мы давно знакомы. Ты ходишь на горку? А по склону спускаешься?
     - Не хожу и не спускаюсь,  -  медленно проговорил похититель.  -  А ты,
выходит, живешь в этом доме? Отлично...
     Я понял,  чем пахнет это "отлично". Оно пахнет вот чем: "Я знаю, где ты
живешь. И теперь ты в моих руках".
     - Ах, я вспомнила! - Ира всплеснула руками. - Вы познакомились в парке,
на горке.
     - Да, у нас яркие воспоминания, - ухмыльнулся я. - Правда, не одинаково
приятные для обоих.
     - А там что-нибудь случилось? - спросила Ира.
     - Ничего, - оборвал ее похититель. - Ириша, сыграй мне.
     - Что, Марат? - Ира послушно села за пианино.
     - Что хочешь, - ответил Марат.
     И тут я схватился за голову.
     - Как это я  забыл?  Я  же  оставил на плите чайник,  там наверняка все
взлетело на воздух! - Я вскочил с кресла. - До свидания, до скорой встречи!
     Последние слова я произнес,  глядя на похитителя,  и даже подмигнул ему
на прощанье.
     Я  прибежал домой и на всякий пожарный случай проверил,  а не пыхтит ли
вправду на плите чайник. Нет, конечно.
     Я растянулся на тахте.  Убежал я не потому, что испугался этого Марата.
Чихать я хотел на его угрозы.  Еще посмотрим, кто кого. Стоит мне рассказать
Ире,  что он  мелкий и  подлый воришка,  и  она перестанет ему играть разную
хорошую музыку.  И будет играть ее только мне. А убежал я потому, что не мог
слушать с  ним  вместе эту  музыку.  Потому что  это  была моя  музыка.  Мне
казалось,  что я  сам мог бы ее сочинить,  если б умел,  как Ира,  играть на
пианино.
     Я вспомнил о похитителе и засмеялся:  сапог лакированный, а не человек.
И чего он к Ире в гости приходит?
     "Валерка, - вдруг сказал я сам себе, - что с тобой? Неужели ты влюбился
в девчонку? Пусть даже в такую, как Ира?"
     Да нет,  я просто думаю о Марате.  Когда такие мальчики обозлятся,  они
забывают о собственной трусости и бросаются в драку очертя голову.
     Уже через несколько дней я понял, что угроза похитителя была незряшной.


        ""ВЕЛИКОЛЕПНАЯ СЕМЕРКА""

     В  тот вечер мы с Семкой бродили по двору -  дышали свежим воздухом.  А
потом отправились на  ракетодром Генки Правильного,  где мы когда-то здорово
проучили Гороха и его ребят.
     - Они улепетывали, словно зайцы, - хохотал Семка.
     - Веселое было зрелище, - согласился я.
     На  ракетодроме было  темно,  не  то  что  в  памятный вечер,  когда мы
отомстили Гороху. Только от ярко сверкавших семиэтажных домов доходил слабый
отсвет.   Никто  сюда  не  забредал,   все  старались  обойти  стороной  наш
ракетодром.
     Сзади неожиданно захрустел снег:  кто  бы  это  мог  быть?  Обернулся -
четверо парней, не торопясь, двигались к нам.
     Почему-то  я  сразу сообразил:  это  приятели Марата.  Наконец они  нас
подкараулили.
     Семка толкнул меня в бок:
     - Смотри, еще трое.
     Со стороны ярко сиявших домов шли еще трое.  "Великолепная семерка",  -
подумал я  ни  к  селу ни к  городу.  Мы окружены.  Уже в  двух шагах ехидно
улыбающееся лицо Марата.
     Я чувствую, что у меня начинают дрожать коленки.
     - Бить будут? - вертит головой Семка.
     - Нет, медали вручать, - злюсь я на себя и на Семку.
     И вдруг я слышу музыку. Ту самую, которую играла Ира. "Если ты не трус,
парень, и не боишься погибнуть за свободу, идем с нами..."
     - Бей их! - воплю я. - Покажем, что не зря мы перворазрядники по боксу!
- вру я на всякий случай, зная, что никто мне не поверит.
     Мы лихорадочно лепим снежки,  но пустить их в  ход не успеваем -  враги
наваливаются на нас.  Я отбиваюсь, но Марат валит меня с ног. Падая, я вижу,
как здорово сражается мой друг.  Семку тоже сбили. Он лежит на спине, быстро
вертится и лупит ногами всех, кто пытается к нему подойти.
     Я кричу:
     - Молодец,  Семка!  -  и беру с него пример, отбиваюсь ногами, а потом,
изловчившись,   вскакиваю  и   снова  начинаю  колотить  руками  всех,   кто
подвернется.
     - Вперед, наших бьют! - слышу я крик.
     Очень знакомый голос, думаю я. И вижу, как со стороны дома Гороха бегут
к нам на помощь мальчишки.
     В  это  время кто-то  здорово треснул меня  по  голове.  Но  прежде чем
упасть,  успеваю заметить,  что  на  подмогу к  нам  примчались Горох и  его
ребята.
     Ну и ну!
     Когда я  подымаюсь,  вернее,  когда Семка поднимает меня,  гороховцы во
главе  со  своим  атаманом  возвращаются к  нам,  шумно  размахивая  руками.
"Великолепной семерки" и след простыл.
     Разглядев нас с Семкой, Горох и его ребята замирают.
     - Вот это фокус!  -  присвистнул Горох.  - Посмотрите, кого мы спасли?!
Наших главных врагов!
     - Спасибо вам, ребята, - говорит вежливый Семка.
     - И на старуху бывает проруха, - развожу я руками.
     - А  здорово они вас отутюжили.  -  Горох с улыбкой вглядывается в наши
распухшие физиономии. Его дружки насмешливо хихикают.
     - Ну,  вот что,  -  я поправляю шапку.  - Кончай разговоры, приступим к
делу. Давайте драться.
     - Айн момент,  - поднимает руку Горох. - Вы сейчас не в форме. А мы уже
отвели душу. И потом, когда семеро против двоих - это нечестно, правда?
     - Нечестно, - говорю я, удивляясь словам Гороха.
     - Слушайте, - подает голос Семка, - надо торопиться. А то они удерут.
     - Ага,  -  подхватываю  я.  -  Раз  случай  свел  нас  вместе,  давайте
объединимся и всыплем этим типам как следует.
     - У них одна дорога - через Первомайскую на проспект, - говорит Горох.
     - А там мы их... - Я сжимаю кулаки.
     - Бегом, - крикнул Горох.
     Переулками,  срезая путь,  мы добираемся до Первомайской и  у  переезда
устраиваем засаду. Спрятавшись за забором какого-то домика, ждем противника.
     - Неужели прошли? - волнуюсь я.
     - Нет, вон они, - шепчет кто-то из ребят.
     "Великолепная семерка" чуть ли  не бегом приближается к  переезду.  Они
все время оглядываются назад: нет ли погони? Вот они почти рядом.
     - Давай,  -  тихо говорю я.  И мы с Семкой привстаем, готовые броситься
навстречу семерке.
     - Айн момент, - удерживает нас Горох. Он достает из-под пальто веревку,
завязывает на ней петлю и,  сильно размахнувшись,  бросает самодельное лассо
под  ноги  Марату.  Марат  сразу  летит  на  землю,  и  Горох за  одну  ногу
подтягивает его к себе. А мы срываемся с места и нападаем на растерявшуюся и
совсем не великолепную шестерку.
     Через несколько минут трое самых здоровых связаны по рукам и  ногам,  а
четверо умоляют отпустить их домой, потому что они никогда больше драться не
будут.  И  вообще,  если бы  не  Марат,  они бы ни за что не напали на таких
замечательных ребят, как мы.
     - Может, отпустим? - разжалобился Семка.
     - Может, снегом покормим? - подмигивает мне Горох.
     Все глядят на меня и ждут мудрого решения. Я приосаниваюсь и пару минут
размышляю.  Не верю я  людям,  которые сперва дадут тебе по зубам,  а  потом
говорят,  что они этого не хотели и вообще они ангелы.  Я таким типам ничего
не прощаю,  ни одного синяка. Кстати, под левым глазом здорово болит. Может,
вот  этот мне  и  залепил,  который сейчас хнычет и  просит отпустить его  к
мамочке?
     Я  поглядел на приувядшую семерку,  а  потом на сугробы снега,  которые