дставлял  высшее командование Корпуса морской пехоты
из  Дананга,  прилетевший  на  вертолете  армейский  полковник, офицер связи
военно-воздушных  сил  и  некий  гражданский  человек  в  летном костюме  со
шведским   автоматом   "К"   -  от  него   прямо-таки   разило   Центральным
разведывательным управлением. На карте зоны действий, разложенной на большом
листе картона, расчищенная территория вокруг  Додж-сити сводилась к контурам
и нескольким отметкам высот, а сама база была  обозначена большим знаком "X"
в самом низу.
     - Что ж, джентльмены, - заговорил Боб, и  ни один из присутствовавших в
помещении офицеров не почувствовал ничего  странного  в  том, что инструктаж
проводит стафф-сержант или, по крайней  мере,  этот стафф-сержант. - Давайте
еще  разок пробежимся по  плану, чтобы удостовериться в том, что мы все поем
одни  и те  же  псалмы. Игра начинается  в  22.00, когда Фенн  и я, одетые в
черное и  раскрашенные, как чернокожие шлюхи, выйдем наружу. Это  произойдет
приблизительно в тысяче трехстах  метрах от  места, которое я  обозначил как
"Зона-1". Я  предполагаю,  основываясь  на изучении рельефа и привычек этого
парня,  насколько о  них извещают пришедшие из Вашингтона  документы, что он
намеревается  работать  отсюда.  Фенн  и  я  расположимся  приблизительно  в
трехстах метрах от  наиболее вероятной для  него зоны  стрельбы.  Я  не хочу
подбираться слишком близко,  так как эта  птица, похоже,  имеет  обостренное
чутье  на  всякие  неприятности.  В  5.00  лейтенант   Брофи  и  ланс-капрал
Физерстоун  перелезают  через  периметр в  месте, которое  я  обозначил  как
"Роджер-1".
     Он указал это место на карте.
     - Почему там, сержант?
     -  Этот парень изучил Додж-сити, уж поверьте мне на слово, и, возможно,
с расстояния как  до соседнего бункера. Он облазил все кругом. Он знает, где
находится лучшее место, позволяющее  быстро добраться  вот до этой небольшой
впадины, -  он постучал пальцем по карте, - которая предоставляет  вам около
полумили почти полностью непросматриваемого ландшафта.
     - Вы знаете это наверняка? - спросил пехотный полковник.
     -  Нет,  сэр.  Но задолго  до  возникновения  этой проблемы я  в девяти
случаях из  десяти выводил свою команду  именно там,  если, конечно, нас  не
вывозили вертолетом. Он, несомненно, должен был это понять.
     - Продолжайте, сержант.
     - Оттуда лейтенант  и Физерстоун следуют по маршруту, который я указал.
- Теперь он обращался к  этим двоим. - Очень важно, чтобы вы не  отклонялись
от него. Снайпер не сможет вести по  вам прицельную стрельбу, потому что ему
не  удастся  подобраться  достаточно  близко, но  он  будет  знать,  что  вы
находитесь там. Он  начнет  выслеживать вас с расстояния примерно  в пятьсот
метров,  но вы все  еще  будете  находиться слишком  далеко для  того, чтобы
стрелять. У него нет винтовки, на которую он сможет полностью положиться при
таком дальнем выстреле, плюс к тому, и  это, наверное, самое главное, он  не
захочет стрелять  в вас прежде, чем  вы  выйдете из поля зрения лагеря,  так
как, в противном случае, у него не будет времени для отступления.
     - Откуда мы можем знать, что он не решит быстро выстрелить и исчезнуть?
- спросил майор из ВВС.
     - Конечно,  сэр,  мы не можем быть в этом  уверены. Но  я хорошо изучил
весь этот  участок. Я не думаю, что он сможет прицельно выстрелить, пока они
будут  оставаться  в  ложбине.  Именно  поэтому они должны вести себя крайне
осмотрительно, не высовываться оттуда и двигаться медленно. Приблизительно в
тысяче метров оттуда мы имеем этакий пригорочек. Это высота пятьдесят два, и
ее название означает, что  в ней кое-как набирается пятьдесят два метра. Это
даже не титька.  Вряд  ли  кому-нибудь  из  вас  захотелось бы ее  потискать
субботней ночью.
     - Я  бы не отказался, - возразил капитан Фимстер, и все рассмеялись.  -
Если честно, то я могу пойти и заняться этим прямо сейчас!
     После того как все успокоились, Боб продолжил:
     - Сэр, как только вы  перевалите через этот холм, то сразу же заляжете.
Я имею  в  виду,  что вы  окопаетесь и  будете  сохранять неподвижность.  Он
намерен проследить  ваше появление,  он займет позицию  с другой  стороны, с
той,  куда  вы  должны  выйти,  чтобы  оказаться  на возвышенности и выбрать
сторону, в которой будете работать. Вам придется неподвижно лежать на месте.
Это может  продолжаться довольно долго.  Птичка у нас терпеливая.  Но  после
вашего  внезапного  исчезновения  он  начнет волноваться, а потом  наверняка
встревожится.  Он  начнет  шевелиться.  Может  быть, лишь  один  раз,  почти
незаметно, но  все равно,  стоит  ему пошевелиться, как  мы  засечем его,  я
выцелю его и всажу в него гвоздик.
     - Сержант Суэггер? - Это был Брофи.
     - Сэр?
     - Вы хотите, чтобы мы вышли вам на помощь после того, как вы вступите с
ним в огневой контакт?
     - Нет, сэр, я не хочу, чтобы в зоне были какие-нибудь другие цели. Если
я   замечу  движение,   мне,   вероятно,  придется   стрелять  без   всякого
предупреждения.  Мне было  бы крайне неприятно, если бы это оказались вы или
Физерстоун.  Вам следует  только залечь, как только  вы минуете этот холм, и
лежать  неподвижно,  а затем  возвращаться назад под  прикрытием вертолетов,
если нам придется вызывать вертолеты.
     - Звучит, конечно, хорошо.
     -  Ох,  и  стремно  мне,  -  совершенно  потерянным  голосом  прошептал
Физерстоун  на  ухо  Донни.  -  Мне  подпалят   шкуру,  я  точно  знаю.  Это
несправедливо. Я не подписывался на такое дерьмо.
     - С  тобой все будет в порядке, - ответил Донни перепуганному юноше.  -
Тебе нужно  только немного пройти,  потом окопаться и ждать  помощи. Суэггер
все это подробно рассказал.
     Физерстоун кинул на него взгляд, исполненный неприкрытой ненависти.
     -  В любом случае, -  продолжал Суэггер, все так же  стоявший  у  стены
бункера, - я достану его, когда он приподнимется, чтобы  двигаться. Если мне
не удастся с первого выстрела уложить его насмерть или если я промажу, то  я
подам сигнал Фенну, который будет сидеть на PRC-77. Ты проверил рацию?
     - Конечно, - ответил Донни.
     - Как только я подам  сигнал, Фенн выходит  на связь с вами, воздушными
мальчиками.
     Настала очередь майора военно-воздушных сил.
     -  Мы заказали "Геркулес С-130", позывные "Ночная ведьма-три", он будет
барражировать по кругу радиусом примерно в пять кликов сразу же за Таннуком.
Так что "Ночная ведьма"  сможет оказаться здесь секунд  через тридцать после
вызова. Она сможет как следует обоссать все эти места: у нее на боках четыре
20-миллиметровые   мини-пушки   "вулкан"   и   еще   четыре   натовские   7,
62-миллиметровые мини-пушки. Она может вывалить четыре тысячи снарядов менее
чем за тридцать секунд и превратить в рубленый гамбургер все, что имеется на
площади в тысячу квадратных метров.
     - Скажите, сэр, это лучше, чем напалм или "отель "Эхо""?
     -  Намного лучше.  Гораздо  точнее и  позволяет лучше учитывать  рельеф
местности.  К  тому  же   эти  парни  на   самом  деле  очень  хороши.   Они
специализируются на миссиях подавления уже  несколько лет. Они могут кружить
над зоной чуть ли не на скорости сваливания, точь-в-точь как чайка, летающая
над  пляжем. Только при этом они густо посыпают все свинцом. Дым  после  них
остается просто невероятный. Поедатели змей их обожают. Вы же знаете, в  чем
проблема  с напалмом.  Он  может  пойти в любом  направлении,  а  если ветер
переменится  и  понесет  его  в вашу  сторону,  то  у  вас  могут возникнуть
проблемы.
     - Звучит многообещающе, - сказал Боб.
     - Сержант Суэггер!
     Это был человек из ЦРУ, доставивший документы на Соларатова.
     - Да, мистер Николс, сэр?
     -  Я  хочу  лишь  спросить:  имеется  ли хоть какой-то мыслимый  способ
захватить этого человека живьем? Он был бы бесценным источником сведений.
     -  Сэр,  обещаю,  что буду стараться  изо всех сил, как  и мои  друзья,
которые будут помогать нам. Но  этот ублюдок  необыкновенно  хитер и опасен,
как порождение ада.  Если я увижу его в прицел, то должен буду завалить его.
Если он уйдет, то мы вызовем вертолеты. Вот и все.
     - Я ценю вашу прямоту, сержант. Операцию проводите вы. Но позвольте мне
сообщить вам еще  одну вещь. У  Советов появилась новая снайперская винтовка
системы Драгунова, сокращенно "СВД". Он вполне может иметь такую.
     - Я слышал об этом оружии, сэр.
     -  Мы должны постараться как-то раздобыть ее. Даже израильтянам  это не
удалось.  Было бы очень  хорошо, если бы  вы смогли добыть ее в  действующем
состоянии.
     - Я приложу для этого все усилия, сэр.
     - Вот и отлично.

     * * * * *

     Донни  намеревался  поспать  несколько часов, прежде чем  приступить  к
сборам, но, конечно, не смог. В его мозгу, сменяя друг друга, с лихорадочной
быстротой мелькали  различные мысли, а он лежал на койке в  бункере и слушал
музыку,  негромко доносившуюся  из  солдатских  помещений,  находившихся  на
расстоянии в несколько десятков метров.
     Кто-то  крутил на магнитофоне запись "Криденс". Песня  показалась Донни
знакомой. Он прислушался.
     Сколько себя я помню, льется с небес вода. Тучи, полные тайны, страх на
земле всегда. Добрые люди  веками тщатся  увидеть свет,  А  я гадаю,  я  все
гадаю; кто остановит дождь?
     Он  знал, что эта песня тоже была в известном смысле антивоенной. Дождь
означал войну или должен был  превратиться в  войну. Некоторые из этих юнцов
не знали ничего, кроме войны: она  началась, когда им  было  по четырнадцать
лет, а теперь им было по двадцать  и больше, а она все еще продолжалась. Она
приближалась  к  ним, их  поливало  дождем, и именно  поэтому песня была так
популярна среди них. В прошлом году молодежь распевала ее в округе Колумбия,
и она была повсюду. Он знал, что коммандер Бонсон тоже слышал ее.
     И сейчас Донни думал о Бонсоне.
     Бонсон явился к нему. Парень из  военно-морского флота, чопорный, будто
накрахмаленный  с  головы  до  ног,  одержимый  чувством  долга, несгибаемый
черно-белый  Бонсон. В своем  летнем мундире хаки. С темным  подбородком,  с
туго  натянутой белой кожей,  с горящими  глазами, в которых отражались  его
принципы.
     Донни  помнил,  каким было  лицо  Бонсона,  когда  он  сказал,  что  не
собирается давать показания против Кроу. "Люди,  это наверняка того  стоило,
этот  единственный  момент,  пусть  даже Соларатов  сейчас  трахнет  меня  в
задницу, но  это того стоило:  то, как у него отвисла челюсть, то,  как  его
глаза  наполнились  смятением... нет, не  только  смятением, но  еще  чем-то
невыразимым.  Он не  мог совладать с этим. Он  не мог смириться с  тем,  что
кто-то сорвет его небольшой план. Что  кто-то прямо в лицо скажет ему, чтобы
он проваливал куда подальше, и пустит под откос весь его поезд".
     Донни с  удовольствием представил себе этот  момент,  ощущение триумфа,
которое он тогда чувствовал.
     "О,  это  только  начало, -  думал  он.  -  Я вернусь  в мир,  и  тогда
посмотрим,  что получилось из  коммандера Бонсона,  куда  он зашел  в  своем
крестовом походе. Что изменилось к лучшему, а что, напротив, стало еще хуже.
Вы заливаете этот мир дерьмом, так вот, вам все равно придется так или иначе
убирать его". Донни был уверен в этом.
     Нет, спать было невозможно. Он поднялся встревоженный, обливаясь потом.
Ему нужно было еще как-то убить целых три  часа, прежде чем начнут  вставать
все остальные.
     Он вышел из бункера и немного побродил по лагерю, не  зная толком, куда
идет, но вскоре понял, что у него была цель. Он  находился в городке пехоты,
среди полевых казарм  морских пехотинцев, чернорабочих базы "Два-пять-отель"
- таким было официальное название Додж-сити.
     Он заметил невдалеке тень.
     - Не знаешь, где найти Физерстоуна?
     - Третья хижина отсюда. О, это ты, герой! Да, он сидит там,  готовясь к
тому, чтобы подставить лоб под пулю в этой поганой траве.
     Ярость, которую почувствовал Донни, изумила его. Что, черт  возьми, все
это означало? Почему все ведут себя так, словно ненавидят его? Что он такого
им сделал?
     Донни вернулся  назад  и  спустился в  бункер,  на который ему указали.
Четыре койки, нищее братство молодых людей,  живущих  вместе,  вонь  гниющей
мешковины,   блестящие  портреты  бесчисленных  "мисс  месяц   такой-то"  из
"Плейбоя", прикрепленные  к каждой  поверхности, куда  можно  было  воткнуть
гвоздь, и, конечно, густой сладкий запах марихуаны.
     Физерстоун    сидел    в    полутьме,    окруженный    кольцом    своих
товарищей-мучеников,   которые  казались  вдребезги   обкуренными.  Он   был
совершенно  неподвижен и, даже с виду, настолько подавлен, что казался почти
мертвым. Впрочем, было ясно, что заводила здесь вовсе не он: всем разговором
управлял  другой  морской  пехотинец,  сыпавший  ожесточенными   напыщенными
фразами насчет того, что "все мы  стоим  не больше дерьма", "это все  игры",
"долбаные контрактники только и знают, что выслуживаются" и тому подобное.
     Донни бесцеремонно перебил его:
     - Эй, Физерстоун,  лучше бы  тебе сейчас обойтись без дури. Завтра тебе
наверняка придется быстро  бегать. Ты же  не хочешь,  чтобы твоя голова была
полна этого дерьма?
     Физерстоун как будто не слышал его. Он даже не поднял головы.
     -  Он   собирается  завтра  стать  покойником,  -   ответил   за   него
разговорчивый. - Так что никакой разницы не будет. И  вообще,  кто звал тебя
сюда?
     -  Я  зашел  только  для  того,  чтобы  проверить,  в  каком  состоянии
Физерстоун, - сказал Донни. - Он должен стряхнуть с себя эту блажь, иначе он
и впрямь пропадет, а вы, парни, раз уж  называете себя его корешами,  должны
помочь ему.
     -  Завтра  его так  или иначе прикончат. А  мы,  не  идущие  на смерть,
приветствуем его.
     - Ничего с ним не случится. Ему нужно будет только немного прогуляться,
а потом  спрятаться  в кустах.  Потом прилетит  самолет  и выкосит все,  что
окажется  в зоне  на  двести пятьдесят метров перед ним.  А потом он, скорее
всего, получит Бронзовую звезду и возвратится в мир героем.
     - Там, в мире, никому нет дела до героев.
     - Ну так он все равно должен держать голову высоко. Это...
     - Ты хотя бы знаешь, для чего все это затевается?
     - Да.
     - И для чего же?
     - Я не могу об этом говорить. Дело засекречено.
     - Нет, только  не надо всего этого дерьма насчет русского снайпера. Это
все для дураков. Ты знаешь, для чего все это устраивается на самом деле?
     - Не пойму, о чем ты говоришь.
     - Это просто соревнование.
     - Что-что?
     -  Соревнование,  - повторил солдат, уставившись в лицо  Донни  мрачным
злым взглядом.
     - Какое такое соревнование?
     - Снайперов.
     - Ничего не понимаю.
     - В шестьдесят седьмом году один ганни по имени  Карл Хичкок отправился
домой  с  девяносто тремя убитыми. До сих пор его никто не  догнал. А теперь
появляется этот парень, Суэггер. До той штуки, которую вы устроили в долине,
за ним числилось с полсотни человек. Там у него прибавилось сразу тридцать с
лишним трупов. Я  слышал, что он за один раз догнал аж до восьмидесяти семи.
Теперь, если он добудет  еще шестерых, то  он  сравняется с Хичкоком. А если
уложит семь  человек, то  станет  чемпионом.  Для меня  все это не значит ни
хрена,  и  для  всего мира  это  не  значит ни хрена, зато,  да  будет  тебе
известно, для этих поганых кадровых это значит,  что ты  высунулся на голову
дальше всех остальных и закончишь службу не просто долбаным сержант-майором,
а комманд-сержант-майором  всего Корпуса морской пехоты  Соединенных Штатов.
Ну  и что  из  того,  что пара  солдат пропадет ни за  цент? Зато ты сможешь
прибавить на свой счет еще несколько трупов. Кому до этого какое дело?
     -  Это все дерьмо,  - ответил Донни. Он посмотрел на нашивку на мундире
своего противника  - его фамилия  была Махоуни  - и тут  же вспомнил другого
Махоуни, еще одного парня из колледжа, который всегда пер напролом, ни с чем
не  считался,  все  время  залетал  по  15-й  статье,  озлобленный,  во всем
разуверившийся  и  отчаянно  стремившийся  только  к тому,  чтобы  выбраться
отсюда.
     - Это вовсе не дерьмо.  Это форма существования  военной культуры, если
ты когда-нибудь слышал о такой.
     -  Я шлялся  со Суэггером по  кустам  целых  шесть месяцев. Я  никогда,
никогда  не  замечал,  чтобы  он  придавал  убийствам  какое-то  значение. Я
записывал каждого убитого в книгу, как полагается по уставу. Я обязан делать
это,  таков  закон.  Офицер,  командующий  снайперами,  ведет учет убитых. Я
записываю только то, что вижу своими глазами. Суэггер ни разу не просил меня
приписать ему хотя бы  одного или  двоих убитых.  Он ни во что не ставит все
эти подсчеты. А если уж говорить о тридцати семи достоверных, то у него было
при  себе восемьдесят патронов, из которых он расстрелял семьдесят пять.  Не
мог же он все остальные  просадить мимо. Ни о каких рекордах  и речи быть не
может. И все, что ты наговорил, это куча дерьма.
     - Ему  просто  нравится  убивать. Послушай, парень, он  наверняка любит
нажимать на этот маленький спусковой крючок  и следить за  тем, как какой-то
желтомазый валится  замертво.  Это означает стать чуть ли не самим Богом.  В
этом есть какая-то психическая патология, ты...
     Донни с силой ударил его по  левой стороне  лица. Это было очень глупо.
Через считанные секунды его  повалили,  прижали к полу, кто-то пнул  его  по
голове ногой, и из глаз посыпались звезды. Он отбивался и кричал, но на него
сыпались  все  новые  и  новые  сокрушительные  удары,  он  чувствовал,  как
множество рук прижимало его к полу и его  продолжали бить. Но в конце концов
кто-то оттащил его противников. Конечно же, это был пацифист Махоуни.
     -  Эй,  уймитесь,  -  кричал  Махоуни.  -  Парни,  если  сюда припрутся
контрактники, то нам конец!
     Голова Донни гудела. Кто-то на самом деле здорово врезал ему.
     - Вы засранцы, - сказал он. - Вы долбаные засранцы, плаксивые младенцы,
решившие впустую похоронить вашего приятеля только ради  того, чтобы  лишний
раз почувствовать себя жертвами. У вас нет ничего, о чем стоило бы пожалеть.
Вы сделали это. Вы все из чистого золота.
     - Ладно, ладно,  - перебил его Махоуни, прижимая ладонь  к стремительно
надувавшейся  на скуле опухоли. - Ты врезал мне, они  врезали  тебе, так что
будем считать, что  мы в расчете. Незачем  кому-нибудь из  штаба слышать  об
этом.
     - Парень, моя  гребаная голова зверски болит, - сказал Донни, с усилием
поднимаясь на ноги.
     - Но ведь ты же никому  не скажешь, правда, Фенн? Это все из-за нервов.
Нас всех поставят раком, если ты кому-нибудь скажешь.
     - Иди в задницу, - ответил Донни. - Моя голова чертовски болит.
     - Найдите ему аспирин. А  хочешь пива?  У нас есть немного  вьетнамской
дряни, но  думаю, что где-то заначена пара-другая  "Будвайзера".  Дайте  ему
"буд". Хороший холодный "буд".
     - Нет, я уже в порядке.
     Он посмотрел на  них  и  увидел только темные лица и  светящиеся  белки
глаз.
     -  Знаете  что,  давайте  забудем  обо  всей  этой  ерунде,  но  только
проследите,  чтобы он... - Физерстоун все так же  неподвижно,  словно зомби,
сидел на своей койке, - чтобы он  завтра  был в порядке. Ладно? Если он  там
сваляет дурака, то его не зацепит, его убьют насмерть.
     - Да, Фенн, будь спокоен, никаких проблем.
     - И еще, парни, позвольте мне кое-что сказать вам. Вы уже выколотили из
меня дерьмо, так что теперь послушайте.
     В полумраке несколько пар  глаз  сверкнули на  него гневом, но  большая
часть присутствовавших смотрела в сторону. Было жарко и густо воняло  потом,
пивом и марихуаной.
     - Вы, парни,  имеете право говорить, что Суэггер психопат, что он любит
убивать,  и всякую прочую чушь. Ладно, отлично. Но вам  приходилось обращать
внимание на  то,  что в нас  не  стреляют и  что на  наши патрули н