иссис Фенн? Мне больше некуда идти...
      После непродолжительной паузы она наконец произнесла:
      -  Вы...	Я  знала,  что	вы придете. Когда я услышала об
этом, я сразу поняла, что вы придете.
      Боб  вошел в трейлер. Она уложила его в постель, отбросив
в сторону покрывало и простыни. Весь мир куда-то провалился.
      -  Пойду	отгоню	машину	куда-нибудь подальше, - сказала
она,   и   это	было  последнее,  что  он  слышал,  прежде  чем
провалился в пустоту.
      Бобу  приснился Пайи. Он увидел его как раз в тот момент,
когда  прозвучал  выстрел  Соларатова  и  Пайн	окликнул его по
имени.	Боб  повернулся прямо на вспыхнувшее пламенем дуло, всю
комнату  осветило,  раздался  дикий  грохот,  и  он  понял, что
больше	им  не	нужен  и  на  прощание они дарят ему эту пулю в
грудь.	Ему  снилось,  как  он	падает	на колени, весь кипя от
ярости и бессилия, а потом - на пол.
      Сон  снова  и  снова прокручивался у него в голове: пламя
выстрела,  падение и понимание того, что игра уже проиграна. Он
чувствовал, что кричит. Наконец он проснулся.
      Судя  по всему, уже было утро. Он чувствовал себя намного
лучше,	его  раненая  рука  была туго прибинтована к груди. Все
тело  было  чистым. Кто-то обмыл его губкой. Он был без одежды.
Натянув  повыше шерстяное одеяло здоровой рукой, он ощутил себя
еще  более  уязвимым. Боб зажмурился, сглотнул слюну и внезапно
почувствовал,	что   ужасно  хочет  пить.  Ноги  ныли,  голова
раскалывалась,	на  руке почему-то тоже были бинты, она болела.
Черт, его ведь сюда тоже ранили, а он совсем об этом забыл.
      Боб огляделся, изучая комнату: звукопоглощающий потолок с
ровными  и  аккуратными  рядами  дырочек, какие-то занавесочки,
сквозь	щели  в  которых  пробивалось  солнце,	хотя,  если  не
принимать  это	во  внимание,  комната была достаточно темной и
маленькой.  Рядом с ним на столе стоял графин с холодной водой.
Он  приподнялся  и,  налив  себе  целый стакан, выпил его одним
глотком.
      -  Как  вы  себя	чувствуете?  - Она тихо проскользнула в
дверь.
      - Спасибо, хорошо. Похоже, мне еще суждено пожить на этом
свете. Сколько я...
      - Сегодня третий день.
      - О Господи!
      - Во сне вы кричали, плакали, умоляли. Кто такой Пайн? Вы
все время вспоминали Пайна.
      - Пайн... э-э... понимаете... Этот парень, который сыграл
со мной очень злую шутку.
      - Мне всегда казалось, что в мире найдется немного людей,
которые рискнули бы так с вами поступить.
      - Может быть. Но он один из них.
      -  В  газетах  пишут  что  вы - убийца с психопатическими
отклонениями,  настоящий  сумасшедший  с винтовкой в руках. Они
считают,  что  вы  не  в  Новом Орлеане, а в Арканзасе. Или уже
мертвы. Некоторые действительно думают, что вы уже умерли.
      Боб  ничего  не  ответил.  Голова просто раскалывалась от
боли.
      - Я не убивал президента.
      - Президента?!
      - Я бы никогда не убил прези...
      -  Но  это был не президент. Президент жив. Неужели вы не
слышали по радио?
      - Мэм, я целую неделю промотался по болотам, убивая раз в
два  дня  какого-нибудь  зверя,  чтобы не умереть с голоду. А в
машинах мне было не до этого, я ехал.
      -   Это	был   не   президент.  Говорят,  вы  целились в
президента, но попали в архиепископа.
      -  Я еще ни разу в жизни не промахнулся. Тем более из той
вин... Тут он остановился.
      -  Донни	тоже  так  говорил.  И	я  в  это  верю. Но там
приводятся   доказательства:   отпечатки   пальцев,  экспертиза
винтовки, проба пороха и всякое такое...
      -  Ну,  это еще ни о чем не говорит. Может быть, они и не
так   умны,   как  думают.  Может  быть,  и  я	не  так  глуп и
беспомощен, как они меня изображают. Вы говорите, епископ?
      -  О  Боже,  вы что, действительно ничего не знаете? Либо
это правда, либо вы самый великий лжец в мире.
      -  Я  бы	ни за что не выстрелил в священника. Я дал себе
слово  больше  никогда не стрелять в людей и не делал этого уже
больше десяти лет. - Боб угрюмо покачал головой.
      "Выстрел	в  священника, - подумал он - так вот ради чего
все  это  было!  Они  заставили  меня выследить его, просчитать
все  наилучшим	образом,  они заставили меня работать на них, а
потом  повернули  все это против меня самого... из-за какого-то
священника?!"
      Вдруг  ему  в голову пришла неожиданная мысль. Он глубоко
вздохнул:
      - Скажите, пожалуйста, а не было ли в газетах чего-нибудь
о моей собаке?
      - О! - воскликнула Джули. - Вы разве не знаете?
      - Они убили ее?
      - Говорят, что это сделали вы сами.
      -  То,  что говорят, и то, что произошло на самом деле, -
две   совершенно  разные  вещи,  -  сказал  Боб.  Но  ему  было
неприятно, что люди могут думать о нем так плохо. Он видел, что
женщина  наблюдает  за	ним.  - Ублюдки. Убить такого старого и
такого доброго пса! Ну и сволочи!
      -  Удивительно.  За  вами  сейчас  охотится буквально вся
Америка,  а  вы  спрашиваете  меня  о  своей  собаке.  И, когда
узнаете, что она умерла, расстраиваетесь почти до слез.
      -  Этот  старый  пес  искренне  любил  меня,  и  я сейчас
сожалею,  что  порой  был  с  ним  слишком  суров.  Он	не  был
кастрирован,  но,  несмотря  на это, никогда не убегал и всегда
оставался со мной. Он заслужил гораздо больше, чем получил.
      -   Так	происходит   со  всеми.  Послушайте,  вам  надо
хорошенько  отдохнуть.	Вы  пережили слишком много, к тому же у
вас  большая  потеря  крови. То, что случилось с вами, убило бы
кого  угодно.  Я  знаю некоторых индейцев, которые могли бы все
это  вынести,  но я практически не знаю белых, которые могли бы
пройти через этот ад и остаться в живых.
      Боб  снова  погрузился  в  сон,  но  на  этот раз уже без
сновидений.  Когда  он	проснулся, Джули все так же была рядом.
Немного  поев,	он  задремал.  Проснувшись  в  третий  раз,  он
заметил,  что  она  по-прежнему находится здесь и молча смотрит
на него.
      - Который сейчас час?
      -  Час?  Сегодня	вторник,  вот  который час. Вы проспали
восемнадцать часов.
      - Мне кажется, что я никогда не смогу встать на ноги.
      -  Нет.  Я думаю, сможете. Вам очень повезло. Пуля прошла
навылет  и  почти  не  причинила вреда. Вы поступили достаточно
умно,	заткнув  пулевое  отверстие  кусочком  вощеной	бумаги.
Вероятно,  именно это вас и спасло. Все сейчас только и делают,
что   высказывают   предположения   по	поводу	мотивов  вашего
поступка.  Говорят,  что  вас  могло  толкнуть	на  это желание
отомстить за отца или, например, раздражение от того, что вы не
стали таким же знаменитым героем, как - я не знаю, правильно ли
я произношу его имя, - Карл Хач... Хатч... Хачко...
      - Хичкок. Карл Хичкок.
      - Да. Так и говорили.
      -  Это  все  пустые  разговоры.  Никто  из  них  не знает
главного.  Мой	отец  был  настоящим  героем. И меня никогда не
интересовали награды. Они не волновали ни его, ни меня. Это все
чушь.  -  Он с горечью смотрел в пустоту. Отец... Люди не имеют
права втягивать в это дело его отца.
      -  Вам не следует так серьезно ко всему этому относиться,
-  сказала  она.  -  Они  устроили из случившегося цирк. Хотя в
таких случаях они, как правило, всегда именно так и поступают.
      Он смущенно забормотал:
      - Я должен вас поблагодарить. То, что вы делаете, это...
      -  Нет,  не  надо  благодарить.  В  какое-то  мгновение я
поняла,  что  вы  не  могли  выстрелить  ни  в президента, ни в
архиепископа.  Если  бы вы были способны на такое, Донни увидел
бы это еще тогда, во Вьетнаме. От него бы это не укрылось.
      Боб  был	не  в  силах  поднять  на  нее	глаза. Ее слова
произвели  на  него странное впечатление. Он вдруг почувствовал
себя  маленьким,  слабым  и  неловким. Он должен был сказать ей
правду.
      - Если Донни говорил вам, что я самый настоящий герой, то
это  не  совсем так. Я должен признаться вам, что... десять лет
был алкоголиком и даже приобрел привычку бить женщину, которая,
единственная   в  этом	мире,  любила  меня.  Я  разрешил  себе
опуститься  на самое дно, и это, пожалуй, хуже всего. К тому же
я   позволил   этим  подонкам  обмануть  себя  и  в  результате
превратился в существо, мало чем похожее на человека.
      Выражение  ее  лица  говорило  о	том,  что она не совсем
понимает его.
      -  Кто  эти подонки? - продолжал Боб. - О, вы знаете кто.
Они всегда вокруг нас, эти умненькие мальчики, у которых на все
есть  ответы,  они всегда подскажут вам, что такое хорошо и что
такое плохо и почему вам должно быть стыдно за ваш поступок. Но
хуже  всего то, что я дурак. Я позволил этим умникам пробраться
в мою жизнь и обвести меня вокруг пальца. Да, они действительно
умны. Они разузнали все мои слабости и так ловко пролезли в мою
душу,  что я даже этого не заметил. Они надули меня. Сделали из
меня   полного	 идиота.  Господи,  превратить	меня  в  самого
преследуемого  человека  в  стране! Но я выжил. И теперь пришла
моя  очередь.  Мне очень хотелось бы остаться здесь до тех пор,
пока  я не почувствую себя лучше и не придумаю, каким будет мой
следующий  шаг.  Прошу прощения за то, что причинил вам столько
беспокойства, но никакая другая дверь не открылась бы для меня.
Поэтому я прошу вас: пожалуйста, позвольте мне остаться здесь и
прийти	в  себя.  Всего лишь на несколько недель, максимум - на
месяц.	Дайте  мне возможность все обдумать, взвесить и решить,
что  делать  дальше.  К  сожалению,  мне нечего вам предложить,
кроме своей благодарности. Вы ее примете?
      Она  бросила  на	него  грустный взгляд. Потом на ее лице
вдруг засветилась улыбка.
      -  Господи,  - сказала она, - как прекрасно, когда в доме
есть мужчина!

			     Глава 19

      Получивший   недавно   повышение	детектив  Леон	Тиммонс
напился и пребывал теперь в наипрекраснейшем расположении духа.
У него все было хорошо, и'жизнь казалась сплошным счастьем.
      -  Эй,  Пайн, эй, черт... парень, мы... мы прокрутили это
дело, а, не так ли?
      Пайн фыркнул. Они сидели в ресторане "У Большого Сэма", в
квартале  Бурбон. На сцене колыхалась полногрудая девица. Пайну
она  напоминала  кусок	сырой  говядины,  качающийся на крюке в
мясном магазине.
      -  Черт, - сказал Тиммонс, - черт, старина, крутая телка,
а? Как тебе, Пайн?
      - Да, крутая, - ответил Пайн, - круче просто не бывает.
      -  О-о-о!!!  -  выдохнул Тиммонс, и в его глазах вспыхнул
огонь.
      Пайн   не   спеша   отхлебнул   пива  "Дикеи".  Это  была
единственная  вещь,  которая  нравилась  ему  в  Новом Орлеане.
Больше	в этом городе его ничто не привлекало. Кто-то незаметно
поставил перед Тиммонсом еще одну кружку пива.
      - В чем дело? - повернулся он.
      -  Леон, дорогой, - сказал официант, - вон те джентльмены
выражают  тебе	свою благодарность за то, что ты почти что убил
человека, который чуть не убил президента, в общем...
      Приветственным  жестом  Тиммонс  поднял  бокал  с пивом в
направлении   своих   почитателей,  которые  оказались	группой
дантистов из Дэйтона. Освещенные темно-красным светом ламп, они
поаплодировали	ему,  подняв  над  головой  руки, а потом снова
стали посмеиваться над танцующей на сцене красоткой Бонни Клайд
с длиннющей сигаретой в зубах.
      - Ты настоящий герой, - сказал Пайн.
      -  Клянусь,  ты  прав. Знаешь, Пайн, ведь этот президент,
черт,  как  его  там... ну ладно, так вот, он должен пригласить
меня в Белый дом. Он должен выписать мне пригласительный билет,
и  чтобы  мое  имя  было написано им собственноручно и большими
буквами прямо по всему билету. Как ты думаешь?
      - Естественно, должен, - поддержал Пайн. - Ты же спас ему
жизнь.	Ведь  это  ты  удержал	Боба  Ли Суэггера от следующего
выстрела  и  чуть  его	не  прихлопнул. Ведь ты чуть не грохнул
самого Боба Снайпера!
      -  Да, ты прав, - сказал Тиммонс, который к этому времени
уже  окончательно  поверил  в  то,  что так все и было и что он
действительно  чуть  не  убил  Боба. Поэтому он снова рассказал
Пайну  эту  историю во всех мельчайших подробностях и, конечно,
значительно  все  приукрасив.  Пайн  слушал со скучающим видом.
Наконец Тиммонс выдал такую фразу:
      - Знаешь, а ведь я бы мог стать полицейским года.
      -  Тебе  стоит  подумать о том, чтобы продать эту историю
для киносценария.
      - Здесь я тебя опередил, Пайн... У меня уже есть агент...
в  Голливуде.  Очень  большой  человек. Мы заколотим с ним кучу
бабок.
      - Тебе не нужен никакой агент. Ты и так уже получил целый
мешок денег.
      -  У  меня не так много денег, как ты думаешь... - сказал
Тиммонс.  -  И	потом,	денег  никогда	не бывает много, их все
время мало.
      - Да уж, - согласился Пайн.
      Глаза  Тиммонса снова вернулись к телу красотки Клайд. Он
облизал  губы.	В  эту минуту все его лицо выражало невероятное
удовольствие.
      -  Думаю,  ты  смог  бы  снять себе эту девочку, - бросил
Пайн.  -  Мне  кажется, она будет неимоверно счастлива провести
время  в  компании  с  героем-полицейским  из  Нового  Орлеана,
который  почти	что  убил  того  человека, который чуть не убил
президента, который... ну, короче, сам знаешь.
      -   Видимо,   ты	 прав,	 -   кивнул  Тиммонс.  Подозвав
самоуверенным  жестом управляющего, он быстро объяснил ему, что
хочет.
      - Все будет сделано, - ответил тот.
      -   О-о...   сегодня,  чувствую,	будет  жаркая  ночка, -
мечтательно протянул Тиммонс..
      -  Знойная девочка. Стены будут трястись так, что потолок
в конце концов грохнется на пол, - заметил Пайн.
      После того как красотка Клайд ушла со сцены и ей на смену
вышла  мисс  Сюзи  Кью	с просто необъятной грудью, к ним снова
подошел управляющий.
      -  0'кей,  все  в  порядке, - сказал он. - Она согласна и
призналась,   что   делает   это  исключительно  для  сержанта-
детектива  Тиммонса.  Но,  понимаете,  она  попросила  об одном
одолжении.   У	 нее   есть   дружок,  отвратительный  ублюдок-
негритос. Так вот, она хочет, чтобы вы были осторожны и сделали
все  очень  тихо.  Чтобы  до  Вена  ничего  не	дошло  и  он не
рассердился,  потому  что Бен ей голову оторвет, если поймает с
другим мужчиной.
      - 0'кей, - согласился Тиммонс. - Ну и как мы это устроим?
      -  Подходите  к  служебному  входу ближе к полуночи. Этот
негр   работает   пожарником,	поэтому   уходит   на	смену в
одиннадцать  тридцать. Там вы ее встретите, и она отведет вас к
себе   в   комнату,   где  вы  и  протрете  ей	ее  "запотевшее
стеклышко".  Она  вам  понравится,  она  всем  нравится, только
будьте осторожны.
      - О, меня это так возбуждает... - воскликнул Тиммовс.
      -  Конечно,  придется  немножко  подождать...  -	елейным
голосом  пропел  управляющий,  который	весь  казался  каким-то
скользким  и  напоминал  прилизанную  крысу  с	тонкими прямыми
усами.
      Итак,  Пайн и Тиммонс продолжали ждать назначенного часа,
изо  всех сил стараясь прикончить все существующие запасы фирмы
"Дикси	Бруэри",  а  если  это	не  удастся, то по крайней мере
"работать"  на пределе всю ночь. Они напоминали двух закадычных
приятелей-моряков,  которые  ушли  в  море в 1960 году и сейчас
впервые  с  тех  пор  сошла  на берег Дорогостоящая и тщательно
выполненная  прическа  Тиммонса, на фоне которой как-то странно
выделялись  его  густые героические брови, блестела от лака. Он
весь  был  в  ожидании жаркой ночи. Пайн же все больше и больше
погружался  в  собственные  мысли. К полуночи Тиммонс был уже в
стельку  пьян.	Пайн  встал,  показал на часы. Тиммонс послушно
поднялся и, тяжело волоча ноги, поплелся за ним.
      - Все в порядке, - хрипло сказал он.
      - Ну что ж, тогда пойдем, малыш, - ответил Пайн и потащил
его  через  узкий  проход  между  столиками к выходу, на свежий
воздух Бурбон-стрит.
      На   улице  было	полно  народу,	и  вся	эта  круговерть
создавала  впечатление	какой-то  безудержной  вечеринки в аду.
Ученики   колледжа  из	Оле  Мисс,  туристы  с	севера	страны,
множество матросов, несколько человек аристократического типа в
ярких  куртках	и  военные  в  форме цвета хаки в сопровождении
своих  бледных	и  почти бестелесных женщин. Курили практически
все. Вверх и вниз по улице толпились очереди: некоторые стояли,
чтобы попасть на стриптиз-шоу, некоторые - на  транссексуальные
представления,	другие	хотели	купить	в  красочных сувенирных
магазинах  футболки  на  память,  кто-то стремился прорваться в
фешенебельный	ресторан   "У  Антония	и  Арнауда".  Несколько
несчастных  дам,  оставшихся без кавалеров, печально смотрели с
нависающих над улицей балконов на все это зрелище.
      -  Ну  и	что делать дальше? Куда теперь? - спросил Пайн,
оглядываясь  в	этой  суматохе.  - Что-то мне ве верится, что я
смогу  пробраться  через  эту  толпу,  не зацепив какого-нибудь
громадного негра.
      -   Пали	тогда  в  него,  -  сказал  Тиммонс,  -  нечего
церемониться.  Не бойся кого-нибудь огорчить. Может, это даже к
лучшему  -  тогда  для	тебя  освободится  его подружка. Или ты
хочешь	протащиться с моей телкой, естественно, после того, как
я кончу?
      - А сколько ты будешь кончать? Секунд двадцать?
      - Ха! Я смогу пялить эту кобылу хоть полночи!
      -  Ну  хорошо,  тогда я пас. Быть вторым, тем более после
такого специалиста, как ты, - это не для меня.
      Пробираясь   через   кипящую  толпу,  они  наткнулись  на
матросов.  Панн  ненавидел  их	еще  с армии, где для всех, кто
служил	в  сухопутных  войсках,  просто  полагалось  ненавидеть
матросов.  Он  почувствовал,  что  сейчас может влезть в драку.
Ему  так  хотелось  со	всей силы ткнуть кулаком в одну из этих
мерзких  рож  и  посмотреть,  как  получивший  удар  рухнет  на
землю,	отплевываясь  зубами  и  кровью.  Но  вместо  этого  он
продолжал  двигаться  вперед.  Ночь  была  какой-то  печальной.
Полная	луна освещала разрисованные пастелью здания квартала, и
ее  ровный  свет наводил на грустные размышления. Это напомнило
ему   город  в	джунглях.  Почти  как  в  Сайгоне.  Только  вот
желтолицых  нет.  Слишком  много негров, толстых парней и милых
девушек,  много  шума и движения, но желтомордых нет. Ему вдруг
вспомнилось  то  смешанное  ощущение войны, безумия и какого-то
даже  приподнятого  настроения	- ведь в любую минуту они могли
все  умереть,  -  которое  охватило  его,  когда,  наглотавшись
амфетамина,  их  боевой  отряд	целый  месяц,  показавшийся  им
вечностью,  сдерживал  фронтовые  атаки  в  проклятых  джунглях
Вьетнама.   Охваченный	 меланхолией,  Пайн  грустно  вздохнул.
Казалось,  сегодня  здесь  собрался  весь город. Люди заполнили
почти  все  узкие  улицы  и,  разгоряченные спешкой и эмоциями,
так  и	искали,  с кем бы столкнуться. Но только не он. Сегодня
Джек  Пайн  отличался от всех них, потому что у него было более
серьезное дело.
      Рядом  с ним шел одержимый похотью Тиммонс. Говорили, что
он  мог прийти в любой публичный дом в Новом Орлеане и его бы с
готовностью  там  обслужили  по  высшему разряду, но здесь было
совсем	другое	-  другие  чувства, другие ощущения. Поэтому он
весь буквально сгорал от страсти и нетерпения.
      - Она очень знойная женщина, - снова заговорил он.
      -  Да,  да,  -  согласился  Пайн.  -  Ну и куда ты теперь
прешься?
      -  Чуть-чуть  вверх,  потом  направо, за самым рестораном
надо  повернуть  налево  и  спуститься	по переулку. Она выйдет
через служебный ход, там, где танцплощадка.
      - Да, ты классно знаешь этот город.
      -  Прилично  знаю,  я  бы так сказал, - произнес Тиммонс,
что-то	 напевая  от  нетерпения.  Сейчас  он  чувствовал  себя
абсолютно счастливым.
      Когда   они   прошли   Бурбон,   толпа   стала   редеть и
рассеиваться.  Здесь,  в  боковой  части  одной  из  улиц,  они
увидели  небольшой  проезд  шириной  с машину, который уходил в
темноту  между старыми обветшалыми зданиями. Когда они свернули
в него, им в ноздри ударил запах мочи и гниющих отбросов.
      Впереди  замаячили  какие-то  фигуры;  к