ужасно пусто. Ник старался как-то собраться, убеждая
себя,  что  он все-таки еще довольно молод, или по крайней мере
не  стар, плюс ко всему хороший полицейский, хотя, наверное, но
на федеральном уровне, но у него ничего не получалось.
      "Просто	не   дано   тебе  работать  в  таких  серьезных
организациях",	 -  с  горечью	подумал  он.  Потом  достал  из
холодильника  банку  пива  и  выпил  ее,  сидя у телевизора. Но
такого	 удовольствия,	 как  бывало  раньше,  он  не  получил.
"Си-эн-эн"  транслировала все то, что Ник видел своими глазами.
Они  даже  показали,  как негры извлекали из могилы тело собаки
все   в  том  же  мешке,  наполовину  раскрытом,  который  Ник,
надрываясь,   тащил   к   багажнику   пикапа  в  тот  странный,
сумасшедший  день.  Трудно  поверить, что  это  произошло всего
сорок  восемь  часов назад. Казалось, что все эти события взяты
просто из другой эры.
      -  А  теперь,  -	сказал комментатор "Си-эн-эн", суровый,
хорошо	сложенный  негр,  который  гораздо лучше выглядел бы на
капитанском   мостике  эсминца,  чем  на  экране  телевизора, -
сообщаем,   что    судмедэкспертиза   ФБР   по	 анализу  зубов
подтвердила,  что  труп,  найденный в руинах баптистской церкви
Авроры	в  Блу-Ай,  штат  Арканзас,  является останками Боба Ли
Суэггера,     бывшего	 героя	  морской    пехоты,	который
предположительно  стрелял  в  президента Соединенных Штатов, но
убил архиепископа Сальвадора и в течение пяти месяцев скрывался
от  властей.  Причина  смерти  -  выстрел  в голову из винтовки
через  рот.  Выстрел  был  произведен в тот момент, когда пламя
охватило церковь.
      "Вот  так  все  и  произошло, - подумал Ник, - ты вставил
себе  в  рот  ствол карабина и нажал на спусковой крючок". Было
установлено, что никто Боба Снайпера к этому не принуждал и что
он  сделал  все  это  собственноручно, навеки унеся с собой все
свои тайны.
      -  Итак,	-  сказал  Ник,  обращаясь в пустоту комнаты, в
которой  не  было  ничего,  кроме настенных часов, банки пива и
комментатора  телевидения,  -  мы избавились от него. Ай да мы,
нечего сказать!

      Джули  Фенн  старалась  держать  себя  в	руках и кое-как
сумела	пережить  этот	день.  У  нее  в душе все еще теплилась
слабая	надежда на то, что это неправда. Она ехала домой, почти
не  замечая  великолепия южных красок Аризоны, и думала о Бобе.
Но,   когда   вечером	она   прочитала  опубликованные  данные
заключения  судмедэкспертизы,  то  поняла, что это конец. Вот и
все. Все закончилось. Как-то незаметно прошел и следующий день.
Ей было нелегко, но она была сильной женщиной, в течение долгих
лет  научившейся  хорошо скрывать свои чувства в глубине души и
не  показывать их посторонним. Наутро она позвонила в клинику и
попросила  дать  ей  день  или два по семейным обстоятельствам.
Доктор Мартин сказал, что не возражает, хотя по его голосу было
ясно,  что  он	говорит  неправду  и ему очень хочется ответить
"нет".	Но ее это мало волновало. Доктору Мартину было двадцать
шесть лет. И Джули была нужна ему в клинике намного больше, чем
он  ей. Джули неподвижно сидела на кровати в своем трейлере. Ей
хотелось  плакать,  но	слез  не было. Она не могла заплакать и
поэтому  не  чувствовала облегчения. Такой развязки и следовало
ожидать,  причем  с  той  самой  секунды,  когда  раздался  тот
злополучный  стук  в  дверь  и	она увидела на пороге человека,
который   ей   снился  и  которого  она  одновременно  любила и
ненавидела все это долгие годы своей одинокой жизни.
      Ее могут арестовать за соучастие, или укрывательство, или
еще  за  что-то  в этом роде. Самое меньшее, что ей грозит, так
это  тот  отвратительный  вид  современной  славы, когда о тебе
начинают   печатать   пошлые  статейки,  на  обложках  журналов
появляются  твои  фотографии  и  даже  самый последний подонок,
лапая	твое   изображение  своим  липким  взглядом,  влезает в
интимные  подробности  твоей  личной  жизни, тем самым раздевая
тебя  донага  и  как бы выворачивая наизнанку. И никто, ни один
человек,  не  заговорит  с  тобой  и  не  скажет,  что	все эти
фотографии  и статьи - самая настоящая чушь, которая не имеет к
тебе  никакого	отношения. Ты тот свежий кусок мяса, на который
набрасываются изголодавшиеся по сенсации обыватели.
      Но, даже когда ты знаешь, что с тобой ничего но случится,
потому	что  мертвые  говорить не умеют, все равно не легче. Ей
просто	нужен  Боб,  ее  Генри	Тороу  с винтовкой, который так
весело ей когда-то сказал:
      -  Он  так  же,  как  и  я, жил и бродил по этому свету в
одиночестве.
      Тогда  ее  немало  позабавило  это  странное, сделанное с
чувством   гордости   и  собственного  достоинства  замечание о
трансценденталисте  Новой  Англии,  которое  прозвучало  из уст
самого опасного человека в Америке.
      Как хорошо, когда в доме есть мужчина!
      Было  время  новостей,  и  она  включила	телевизор.  Шли
новости  "Эн-би-си".  Том  Брокау  выглядел сегодня серьезным и
взволнованным.	Он  уже  в  который раз рассказывал трагическую
историю  о  Бобе,  герое морской пехоты, который был сыном тоже
героя  морской	пехоты,  о  том, что он, к сожалению, настолько
замкнулся в себе, что пошел по неверному пути, приведшему его к
смерти.  Однако  умер он с таким донкихотским рыцарством, что в
душе  каждого  наверняка  найдется  место  для	восхищения  его
поступком.  Вся история была преподнесена в свете большой любви
Боба   к   своей  собаке.  Это	принесло  ему  такую  небывалую
известность,  что если бы он был сейчас жив и его действительно
разыскивали,  то скорее не как преступника, а как национального
героя.
      -  Так  получилось,  -  продолжал  Брокау, и в его голосе
теперь	 появились   пошловато-ироничные   нотки,  свойственные
дикторам телевидения, - что этот жестокий человек, убивший, как
считают, сальвадорского архиепископа, сам умер ради того, чтобы
выполнить  последний  долг  по	отношению  к  своему безвинному
животному.
      Теперь   на  экране  замелькали  уже  другие  лица.  Клуб
любителей  собак  написал петицию и собрал подписи, с тем чтобы
убедить  власти  похоронить  собаку  именно  там,  где хотел ее
похоронить  Боб.  Потом  было  интервью  с  одним сальвадорским
генералом,  который  выразил  удовольствие  по поводу того, что
убийца	архиепископа  заплатил	сполна	за  свое  преступление;
однако	он  был  весьма  огорчен  и  недоумевал,  почему  этому
человеку уделяется столько внимания, которое возводит его почти
в  один  ранг  со  святыми.  И	это  всего лишь за его любовь и
доброту      к	   собственной	   собаке,     которую	   этот
убийца-профессионал  сам  же  и  убил. Генералу задали вопрос о
батальоне  "Пантеры",  и  он  ответил, что они добились больших
успехов в расследовании этого дела.
      Сразу  после  этого  "Эн-би-си"  переключилась на Блу-Ай;
здесь  показали  интервью  с адвокатом Сэмом Винсентом, который
вполне	резонно спросил, на каком основании ФБР и полиция штата
Арканзас   убили   Боба,  ведь	никто  перед  этим  не	доказал
официально  в  суде,  что  Боб	действительно  виновен	во всех
вменяемых  ему	в  вину  преступлениях.  Но  репортера	это  не
интересовало,  и  он  все  время  старался  вернуться  в  своих
вопросах к собаке и к тому, как сильно ее любил Боб.
      - Ну хорошо, - в заключение сказал Сэм, - я допускаю, что
Боб  мог  это сделать. Но Суэггер был очень практичный человек,
поэтому  я совершенно не понимаю, зачем он это сделал. - Старый
адвокат, прищурившись, посмотрел в камеру. - Он был не дурак, и
такая  глупость не в его характере, вот чего вы никак не хотите
понять. - Он сплюнул прямо на землю и пошел прочь.
      Джули  тоже сбивало с толку то, что Боб мог так поступить
со  своей  собакой,  и	она думала над этим весь вечер, пытаясь
найти  в  его поступке хоть какой-то смысл. Джули проворочалась
всю  ночь  и так и не смогла заснуть, беспрерывно прокручивая в
памяти воспоминания прежних дней.
      -  Боб?  Боб  Ли?  -  позвала  она  в  темноте. Ответа не
последовало.   Она   слышала  тиканье  часов,  какой-то  тихий,
непонятный   шум   в   комнате,  звуки	проезжающих  по  дороге
автомобилей  и	где-то	далеко-далеко  в  пустыне протяжный вой
койота.  Но  больше  ничего.  Или  все-таки  что-то  было?  Она
определенно   чувствовала   чье-то  невидимое  присутствие,  ей
чудилось, что за ней кто-то наблюдает. Она вздрогнула и достала
из-под	кровати смит-вессон 32-го калибра, но этой ночью ничего
не произошло.

      Напившись  до  чертиков  и  ничего абсолютно не видя, Ник
просидел  у  телевизора  весь  вечер.  Ближе к одиннадцати, уже
слегка	протрезвев,  он  поплелся  к  кровати.	Этой  ночью ему
приснился  сон.  В  нем  все  смешалось:  и  Боб  Ли Суэггер, и
Майра,	и  этот сумасшедший спуск по склону горы, когда зеленые
щупальца  хлестали  по	лобовому стеклу, пока оно не разбилось.
Затем  перед его глазами мелькнул угол двери, и он со всей силы
ударился  об  него  головой.  "Майра!  -  закричал он во сне. -
Майра, я не хотел этого!" Потом он вылез из кабины, достал свой
миниатюрный  38-й  калибр  и  тут  увидел, что Боб Ли Суэггер и
Майра  - почему-то босиком - танцуют на зеленой траве. Она была
веселой  и  радостной,	на  лице ее было написано удовольствие.
"Прекратите,  или  я  стреляю!" - закричал Ник, крепко сжимая п
Руке пистолет. Потом он нажал на курок. Он выстрелил во сне так
же  реально,  как и в жизни; Майра резко откинулась назад, и на
спине  у  нее  стало  расплываться алое пятно крови. Падая, она
закричала:  "Ник,  ты попал мне в спину, ты попал мне в спину!"
Здесь  же  оказался  и	Хауди Дьюти, который начал рассказывать
всем  им,  какую  ужасную  вещь  совершил  Ник и что теперь его
карьере  конец.  А Боб, медленно танцуя, уплывал вдаль в языках
пламени.
      Ник,  проснувшись,  сел  на  кровати.  Он весь был покрыт
потом. В ушах стоял чей-то дикий крик. Это был его крик.
      Заснуть после этого он долго не мог, хотя легкая дремота,
сменяющаяся  недолгими	пробуждениями,	продолжалась  до самого
восхода  солнца.  Проснулся он в восемь тридцать утра, чувствуя
себя  полностью  разбитым и измочаленным. Голова раскалывалась.
Надо  было побриться. Начиналась жизнь вне ФБР. Впереди был еще
один   бесцельный   день.  У  него  не	было  никакого	желания
что-нибудь  делать,  но  он  решил  не	отступать от привычек и
принял душ, потом выпил чашечку кофе, а затем надел белоснежную
рубашку  и  легкий  летний костюм - все так же, как и в обычный
день, когда надо было идти на работу в Управление.
      "Схожу  в  офис",  - решил он. Надо было разобрать стол с
бумагами   и   заодно	попрощаться   кое   с	кем.  Это  было
единственное   место,  где  он	чувствовал  себя  по-настоящему
счастливым,  и,  хотя  сейчас  он  понимал, что сегодня счастье
это  будет  фальшивым,	все  равно  не мог себе в нем отказать.
"Ладно,  схожу,  ничего  со мной не станет, - подумал он. - Все
равно  придется  рано или поздно туда идти. Может быть, сегодня
даже лучше".
      Ник  приехал в центр города, припарковал машину на той же
стоянке,  где  и  всегда,  вошел в здание и поднялся по тому же
самому	эскалатору.  Господи, все так до боли знакомо! Он никак
не  мог  поверить,  что больше никогда не придет сюда снова. Он
пересек   фойе,   толкнул   дверь   с	надписью   "ТОЛЬКО  ДЛЯ
ГОСУДАРСТВЕННЫХ  СЛУЖАЩИХ"  и  прошел  дальше  по коридору. Как
обычно,  все  уже были чем-то заняты. Клерки работали с файлами
или    компьютерными	терминалами,   секретарши   печатали, а
специальные  агенты  деловито  суетились.  Ник	знал ритм жизни
этого заведения в мельчайших подробностях. Он точно знал, какой
запах  стоял в комнатах и кто из работающих в баре готовит кофе
лучше всех. Он знал, когда шеф бывает на своем рабочем месте, а
когда  его  нет  и сколько времени ему требуется для ленча; как
кто  ведет  себя, когда шеф в офисе, и как - когда его нет; кто
на  этой  неделе  давал показания в суде, а кто - нет. Он знал,
как   отсюда  быстрее  всего  выйти;  где  хранятся  карабины и
винтовки  М-16	для группы СВИТ, кто назначен командиром группы
СВИТ  в  команде быстрого реагирования на этой неделе (это была
сменная  обязанность);	он знал, кто был в Управлении новичком,
кого скоро должны были повысить или перевести на другую работу,
кто  старался хоть что-то сделать, а кто - нет (хотя между теми
и другими было, сказать по правде, мало разницы).
      И  тем  не  менее  он любил всю эту суету и не мыслил без
этого свою жизнь.
      Он  вошел  в  огромную  комнату, в, которой обычно сидели
агенты,  каждый  за  своим  столом.  В	полицейском участке она
обычно	называется  "дежурным  помещением",  но  все почему- то
называли   ее	"шариковой   ручкой".  Сегодня	здесь  было  на
удивление  пусто,  потому  что	Хауди  Дьюти почти всех агентов
срочно	вызвал	на  проведение	операции в Арканзас. Ник сел за
свой стол, достал ключ и открыл ящик.
      В  обычный день Ник вынимал из кобуры пистолет и клал его
в  верхний  правый  ящик  стола. Но сегодня у него пистолета не
было.
      Он  открыл  большой центральный ящик. Да, маловато вещей.
Несколько   файлов   с	 делами,   которые   он   для	кого-то
просматривал  с  тем,  чтобы  сделать свои замечания, несколько
карандашей,  пара  блокнотов.  Вот и все. Не густо. Прямо перед
ним,   на   невысокой	перегородке,  висела  фотография  Майры
пятилетней  давности.  Она  была  снята крупным планом, и на ее
красивом  лице	сияла  радостная  улыбка. По этой фотографии не
скажешь,  что  она  тяжело больна. Молодая, цветущая женщина, у
которой впереди еще целая жизнь.
      На  столе лежали "Телефонный справочник с примечаниями" и
огромный   зеленый   том   "Правил  и  норм  Федерального  Бюро
Расследований";  чуть  дальше - разложенные по стопочкам бланки
для  регистрации происшествий и докладов, специальные формы для
сообщений  о  ходе  расследования,  бланки ордеров на арест без
печатей   и   подписей,  несколько  формуляров	об  увольнении,
просмотрев  которые вряд ли можно было бы обнаружить что-нибудь
стоящее.
      - Ник!
      Он  поднял  глаза. Это был Фред Сэндфорд, молодой парень,
еще  один специальный агент. Ник не очень хорошо его знал. Фред
не участвовал в операции в Арканзасе и поэтому был здесь.
      - Привет, Фред.
      -  Знаешь,  Ник,	я  хочу сказать, что мне было неприятно
услышать  все,	что  с	тобой  произошло.  Я уверен, что ты все
равно ничего не смог бы изменить.
      -  Я сделал все, что было в моих силах, - вздохнул Ник, -
но ничего хорошего из этого не получилось.
      -  Я  просто  хотел  сказать,  что у меня брат работает в
полицейском  участке  в  Ред-Ривер, штат Айдахо. Ты ведь всегда
был  хорошим  детективом,  Ник.  Я  бы	мог  ему  позвонить. Он
наверняка подыскивает себе кого-нибудь.
      - Спасибо, Фред. Знаешь, я не уверен, что в будущем свяжу
свою  жизнь с подразделениями по обеспечению законности. Пашешь
как вол, а удовлетворения никакого, да еще и денег мало платят.
      - Ну ладно, тебе виднее. Если передумаешь...
      - Ну, смотри, как хочешь.
      Фред   ушел,   и	 Ник  остался  один.  Затем  он  снял с
перегородки   фотографию   Майры   и   забрал	свою  дискету с
несостоявшимся делом Ланцмана. Это был еще один прокол. Причина
жестокого  убийства того бедолаги в отеле так и осталась никому
не  известной.	Было  ли данное преступление делом рук Рэм-Дайн
или  кого  еще,  так  и  не выяснилось. Жаль, что человек погиб
из-за  этого,  думал  Ник.  Очень  жаль. Пытался дозвониться до
меня,  но кто-то взял и перекрыл ему кислород, воспользовавшись
тем,  что  имеет  такое супердорогое подслушивающее устройство;
в  результате  дело  закончилось неудачей, как и семьдесят один
процент  нераскрытых  преступлений  в стране. И в этой ситуации
абсолютно ничего нельзя сделать.
      Потом  в	комнату  вошла	секретарша  Хэпа, официальная и
деловая   Дорис   Дребней.   В	ее  глазах  не	было  ни  капли
сочувствия,  однако  в	них  не  было и осуждения. В них просто
вообще ничего не было.
      - Вам надо подписать кое-какие бумаги, - сказала она.
      Сам не зная почему, Ник ее слегка побаивался.
      - Вы имеете в виду...
      -   Увольнение,	да.  Поэтому,  когда  пойдете  обратно,
задержитесь,  пожалуйста,  у моего стола. - Резко повернувшись,
она вышла из комнаты.
      Ник  посмотрел  ей  вслед. В ее манере передвигаться было
что-то	напряженное  и	безрадостное.  Дорис принадлежала к той
категории  людей, которые позволяли ФБР проникнуть в их плоть и
кровь,	заменить  им  душу,  что в результате влияло даже на их
внешний  вид  и  индивидуальные  качества.  ФБР  проникало в их
личность,  и  они становились настоящим олицетворением ФБР. Эта
женщина была осуждена на пожизненное заключение в этой системе,
и возвращение к нормальной жизни, не связанной с выполнением ее
служебных обязанностей, было уже невозможно.
      "Ну,  слава  Богу,  хоть	этого  со мной не произойдет, -
подумал  он.  -  Случиться, конечно, может всякое, но только не
это".
      И   тут	внезапно  Ник  почувствовал,  что  ничего  не в
состоянии делать.
      Он  беспомощно  посмотрел  на  скудное  содержание своего
ящика	с  канцелярскими  принадлежностями.  Потом  оглянулся в
надежде   увидеть   кого-нибудь   из   своих  друзей,  коллег -
кого-нибудь  живого,  чтобы  переброситься с ним парой фраз или
хотя  бы  взглядом. Ему надо было убедиться, что его попрежнему
любят  и  что он еще жив! Но все агенты в офисе, казалось, были
очень  заняты  своими  делами. На него со всех сторон нахлынуло
безмолвие.
      "Все понятно, что тут скажешь", - подумал он.
      Ник  встал  и  направился  к Дорис Дребней, неестественно
прямо сидевшей за своим столом.
      -   Да,	да,   вы  должны...  э-э...  секундочку,  дайте
вспомнить...  ах да, вы должны подписать вот это и это... о да,
и еще это.
      Он в полном молчании подписывал бланки. Один был связан с
выплатой  кредита  по  государственному  займу,  другой - с его
страховым полисом в ГЕИКО, действие которого прекращалось ровно
через	три   дня,   а	 третий  просто  требовал  официального
ознакомления	с    тем,   что   "агент   Мемфис   отправлен в
неоплачиваемый	отпуск	вплоть	до  тех  пор,  пока комиссия по
пересмотру  дела не примет по его делу специального решения", и
тому подобная чепуха.
      - Это все?
      -  Да,  все. О слушании дела вас известят. "Вот я и сошел
со сцены", - подумал Ник.
      -  Жалованье за последний месяц не будет вам выплачено до
тех пор, пока вы не вернете пистолет.
      - Что?!
      -  Ник,  тот  смит-вессон,  модель 1076, который был вами
утерян	во  время  последнего  инцидента.  Это	государственная
собственность. Помните, вы подавали рапорт о списании? Так вот,
вам  отказали.	Я  послала  вам  ответ	в Арканзас. С вас будет
удержано за пистолет четыреста пятьдесят пять долларов.
      Ник молча смотрел на нее.
      Может  быть,  пистолет  уже  превратился	в  бесформенный
слиток, расплавившись на костях Боба Суэггера, а может, лежит в
каком-нибудь  булькающем болоте, или в океане, или там, где был
до своей смерти Боб.
      Он повернулся, чтобы уйти.
      -  О, еще... еще вам надо повидать Салли Эллиот из Отдела
регистрации.
      О,  Салли!  Это была стройная, красивая девушка, типичная
южанка,  о  которой все говорили, что она "девушка что надо". У
нее  были  сотни поклонников, но она их меняла как перчатки, не
останавливаясь	ни  на	одном  из них подолгу. Салли всегда ему
чем-то	 нравилась,  хотя  в  то  же  время  чем-то  и	пугала.
Интересно, зачем он ей понадобился?
      - А зачем? - обратился Ник к Дорис.
      - Не имею ни малейшего представления, - отрезала она.
      Итак,  надо  пройти  еще	и  через это. Он не спеша пошел
разыскивать  молодую женщину, которой, естественно, на месте не
оказалось. Ему пришлось ждать около получаса, пока она вернется
из  бара.  Причем  все	это  время он чувствовал себя полнейшим
идиотом.  Наконец  она