главному штабу морской  пехоты в  Южном  Вьетнаме,  и
командованию  вооруженными  силами  в  Тихоокеанском  регионе,  и   Главному
командованию Корпуса морской пехоты в Хендерсон-холле - всем на это насрать.
Никто не хочет умирать,  вот в чем дело. Все уже кончилось, и если мы сложим
тут  головы,  то  это  будет впустую.  Впустую, ты  меня  понимаешь? Мы свое
сделали. Теперь пора подумать о главном. Ты слышишь, что я говорю?
     - Ну да, ты будешь отлеживаться в травке, пока не подойдет мой ПСВОСР и
я не отправлюсь обратно  в мир, а тогда ты вернешься к своей работе, станешь
выходить в одиночку и снова будешь убивать. Тебе придется это делать, потому
что к тому времени гуки  совершенно  обнаглеют и ты начнешь бояться, что они
навалятся  на  эту  дыру  и  вставят фитили  в задницы  всем  этим  гребаным
засранцам.  Тебя пришьют  где-нибудь в кустах,  и  если  это будет  не самая
большая и не самая пустая потеря, то я даже не знаю, что и сказать.
     - Нет, я больше не буду этим заниматься.
     - Как же, не будешь! Я тебя знаю.
     - Ни в коем случае.
     - Ладно, я согласен, но только с одним условием.
     - Черт тебя  возьми, я  твой долбаный сержант. Ты не можешь ставить мне
условий.
     -  Это условие - могу. Так вот, я иду к Николсу  и сообщаю ему,  что ты
действительно  хочешь  поехать  в Абердин,  но  тебе  нужно  сначала сделать
кое-какие дела здесь и ты не  можешь отправляться в Абердин до определенного
числа.  В  тот же  день,  когда наступает мой  ПСВОСР,  ты  отправляешься  в
Абердин. Разумно? Разумно!  Черт возьми,  это разумно и  справедливо.  Вот и
все, чего я хочу!
     - Ты щенок, болтливый ублюдок, хиппи из колледжа!
     - Ну так я пойду разыщу его, ладно? Я  хочу своими ушами  услышать, как
ты скажешь ему все это, а потом буду поступать, как ты скажешь.
     Боб прищурился.
     - Ты никогда прежде не старался перехитрить меня.
     -  И  может быть, никогда больше не  стану  этого делать, но,  ей-богу,
нынче ночью  мне это  удалось!  Ха!  Я обвел тебя  вокруг  пальца,  Суэггер!
Наконец-то. Я тебя надул.
     Суэггер смачно плюнул в пыль и отхлебнул из бутылки. Потом посмотрел на
Донни, и, черт возьми, произошла самая глупая из глупых вещей: он улыбнулся.
     - Иди за мистером ЦРУ, - сказал он.
     - Bay! - завопил Донни и тут же отправился на поиски.

     * * * * *

     Шли  дни.  Саперы расслабились и теперь воспринимали  свое задание  как
отпуск, как время для восстановления духа, подвергшегося тяжелым испытаниям;
наверстывая  упущенное, они  писали впрок письма любимым и  заново заучивали
политические  и  патриотические  принципы,  которые  могли быть  подзабыты в
горячке   боевых  будней.   Они   расположились   в   туннельном  комплексе,
находившемся на краю вырубленной зоны в двух тысячах  метров от Додж-сити, и
наслаждались удобствами стационарного существования.
     По ночам Хуу Ко высылал людей  на патрулирование, никаких боевых задач,
только следить, как бы американцы  в Додж-сити  ничего не затеяли. Он строго
приказал: никаких  столкновений во время выполнения этого задания. И поэтому
низкорослые  люди в зеленовато-буром обмундировании лишь наблюдали и ждали с
терпением, достойным библейских схоластов. Но чего же они ждали?
     -  Старший  полковник, Человек-лопух не  вернется.  Такого  не смог  бы
пережить ни  один  человек. Поэтому  лучше вернуться на базу  и готовиться к
новому заданию. Мы нужны Родине.
     - Полученные мною инструкции, - ответил Хуу Ко своему сержанту, - а они
даны  очень  высокими  инстанциями в  нашем правительстве, говорят,  что  мы
должны помогать нашему русскому товарищу и поддерживать его всеми возможными
способами.  Пока я не приду  к  выводу, что  выполнение  задания  совершенно
невозможно, мы будем оставаться здесь.
     - Да, командир.
     - Да здравствует Родина.
     - Да здравствует Родина.
     Однако наедине с собой он не мог не испытывать  серьезных сомнений. Это
была чистая правда: ни один человек не способен спастись от атаки с воздуха,
проведенной множеством  скорострельных  пушек, и  уж  тем  более спастись от
пламени американских огнеметов, ужасного оружия, которое, как он был глубоко
уверен, они ни  за что не стали бы использовать против врагов, относящихся к
той же расе, что и они сами.
     И еще одно глубоко угнетало его: новая неудача.
     Конечно,   это   была   не   его   неудача,   но   невезение   способно
распространяться и заражать всех, кто находится рядом с неудачником. Хуу  Ко
участвовал  в  планировании  операции, он  организовывал ее,  он  вел отряд.
Неужели  его сердце все еще  недостаточно чисто? Может  быть,  в нем все еще
гнездится  вирус  западного  тщеславия? Или у него  есть  какой-то  изъян  в
характере, присущий  ему,  и  только  ему,  и  заставляющий  его  непрерывно
ошибаться, принимать  неверные  решения и  выбирать  неподходящее время  для
действий?
     Он  заново взялся за изучение марксизма  и принципов  революции.  Он  в
четырехсотый раз  перечитывал Мао  и в тысячный - Лао Цзы. Он отгородился от
тоски и страха упорной учебой. Его глаза пожирали цепочки слов, его сознание
проницало  глубокое  значение всех  фраз,  их  подтексты,  их  контексты, их
смысловые связи с  прошлым и будущим. Он задавал  себе суровые уроки.  Он не
давал  себе   никаких  послаблений  и  отказывался  принимать  болеутоляющие
средства,  хотя временами жестоко  страдал от боли в  обожженной  руке. Одни
только сны предавали его. Лишь в снах он оказывался предателем.
     Во  сне  Хуу Ко  видел  Париж. Ему  снилось красное  вино,  восхищение,
вызываемое самым прекрасным городом в мире, его собственная юность,  надежды
и радостное  предвкушение блестящего  будущего.  Ему  снились  кривые улицы,
пропахшие  сыром  и  печеньем, вкус "Голуаз"  и  печеных  яблок, ему снилось
имперское   великолепие  этого  города,  его  имперская  мощь  и   имперская
самоуверенность блеска его памятников.
     И, как он потом отметил в своем дневнике, именно в одну из таких ночей,
когда его сознание заполняли яркие образы в духе Тулуз-Лотрека, рука уличной
кокотки,  зазывавшей  его  к  себе  в постель,  вдруг  превратилась  в  руку
сержанта, дергавшую его за плечо.
     Хуу  Ко встал.  Было  темно,  горело лишь несколько  свечей.  Вслед  за
сержантом  он вышел  из  своей  комнаты  и  по  прорытым в глинистом  грунте
туннелям  прошел в  общую  столовую.  Там,  согнувшись  над  столом,  сидела
какая-то темная фигура, с невероятной жадностью поглощая пищу.
     Сержант зажег  свечу, та замигала, а потом помещение заполнилось слабым
светом. Это был белый снайпер.


Глава 23


     Они лежали в высокой траве или в холмах  под чахлыми деревьями и  среди
бамбуковых зарослей, наблюдали и искали следы, но совсем не стреляли.
     Через зону поражения проходила группа вьетконговцев - четыре человека с
АК, - пробиравшаяся на юг. Легкие цели: он мог снять двоих, заставить вторую
пару залечь в  высокую траву, выждать, пока они попытаются двинуться дальше,
и  разделаться  с  ними  тоже. Но на юге  были только части  южновьетнамской
армии, и Боб полагал, что это чисто вьетнамские проблемы, которые предстояло
разрешить или южно-вьетнамцам, или вьетконговцам, как уж получится. В другой
раз попался вьетконговский сборщик налогов, который, почти не скрываясь, шел
в  свой обход.  Это  тоже  был  легкий выстрел, примерно 140 метров по  ясно
видимой цели. Но Боб сказал: нет. Война для них закончилась.
     Они лежали затаившись или  бродили,  разыскивая признаки больших  групп
людей,  подразделений,  пытавшихся занять  позиции  для  нападения  на  базу
Додж-сити,  окрестности  которой  они  патрулировали.  Но ничего  такого  не
попадалось.  Можно было подумать,  что этот маленький  кусочек  1-го корпуса
защищали  какие-то  добрые  чары.  Появились  крестьяне  и  снова  принялись
возиться  на  своих  рисовых  чеках,   земледельцы  возвратились  и   начали
перепахивать свои холмы плугами, которые тянули медлительные быки. Дождливый
сезон  закончился.  Пели  птицы,  порхали  яркие  крупные бабочки. Небо  над
головами уже гораздо  меньше,  чем в прежнее время,  уродовали  инверсионные
следы самолетов, и если пробежаться по ультракоротким частотам рации PRC-77,
то становилось ясно, что война идет на убыль: никто ни в кого не стрелял.
     Две    недели    назад   пришел   приказ,   согласно    которому    Боб
откомандировывался  в  армейскую  лабораторию  вооружений,  находившуюся  на
Абердинском испытательном полигоне,  Абердин,  штат Мэриленд. Он намеревался
отправиться туда на  следующий  день после  того, как закончится срок службы
Донни.  Фимстер сказал ему, что раз  уж ему осталось  служить всего  ничего,
враги  ведут  себя   очень   тихо,  а  батальон  S-2  не   спускает  никаких
распоряжений,  то они с Донни могут больше не выходить  наружу,  но эти двое
ответили,  что станут  продолжать  обходы  на  случай  возможной  подготовки
нападения на базу, но не будут никого убивать. Фимстера такой вариант вполне
устроил. Он сказал, что скоро обязательно должен поступить приказ о передаче
Додж-сити   силам  южновьетнамской   армии   -  "вьетнамизация"   продолжала
развиваться - и  все подразделение будет  отправлено в Штаты,  независимо от
того, какую часть своего  вьетнамского срока отслужил тот или иной солдат, и
произойдет это еще до наступления лета.
     - Вот это клево! - восхитился Донни.
     Боб только хмыкнул и плюнул.

     * * * * *

     Соларатов проспал два дня без просыпу,  а затем поднялся и отправился к
Хуу Ко; история его спасения осталась никому не известной. Он не стал писать
никаких донесений. Как он выжил,  как ему удалось  уйти, какие  страдания он
перенес - все  это так и осталось  нигде не зафиксированным, а расспрашивать
его  никто не  осмелился.  Санитар  обработал его  ожоги,  которые оказались
серьезными, но не опасными, и русский  ни разу не только не  пожаловался, но
даже  не вздрогнул.  Казалось, он умел абстрагироваться от мучений,  которые
испытывало  его  тело.  Он  принес  с  собой  только  один   трофей  -  свою
спецназовскую   полевую  пилотку,   мягкий  головной  убор  бежевого  цвета,
напоминавший сильно растянутый берет или американскую матросскую шапочку, по
которой проехал танк. С левой стороны тульи в ней были две пулевые пробоины:
входная и выходная. Как при этом смогла его уцелеть его голова? Он никак это
не объяснял, хотя не без удовольствия просовывал в дыры два пальца и шевелил
ими перед саперами, а те растерянно отводили взгляды.
     - Эти люди  оказались очень  хороши, - сообщил он, войдя в  комнату Хуу
Ко.  -  Хорошая подготовка, хорошая  тактика,  очень  тщательно  продуманное
планирование. Они произвели на меня немалое впечатление.
     - Как вам удалось уцелеть?
     -  Не о чем  рассказывать. Удача, хитрость, храбрость. Все, как обычно.
Во  всяком  случае,  я  не  готов к тому,  чтобы  отказываться от выполнения
задания.
     - Что требуется от нас?
     -  Ясно, что теперь мне  не удастся  маневрировать  достаточно  близко.
Кроме  того,  к моему великому стыду, я лишился  своего оружия. Надеюсь, что
оно погибло в огне или уничтожено самолетными пушками.
     Он нахмурился: в его профессии неудачи воспринимались очень тяжело.
     - Впрочем,  это неважно. У  меня есть определенные  требования к новому
оружию. Я  буду стрелять с  расстояния более  чем в  тысячу метров.  Мне  не
сделать этого никаким другим образом,  то есть если  я не хочу и сам умереть
вместе с ними, а это не входит в мои планы.
     - Наши  оружейники разбираются в своем деле, но я сомневаюсь, что у нас
найдется  винтовка,  из которой можно было  бы прицельно  стрелять на  такое
расстояние.
     - Да, я знаю. И,  честно говоря,  у нас тоже. Но  у вас должен  иметься
небольшой запас американского оружия, не так ли? Ваши разведчики не могли не
обзавестись соответствующим снаряжением. Ведь  для партизан  обычное дело  -
использовать оружие врага против него самого.
     - Верно.
     -  Так  что  я назову вам  совершенно  определенную марку американского
оружия. Его нужно найти и  доставить сюда не  позже чем  через  две  недели.
Причем требуется только это и  никакое другое оружие;  в противном случае не
останется ни одного шанса.
     - Понятно.
     -  Но  это  еще  не все. Вы должны также войти в контакт подразделением
советского спецназа, базирующимся на аэродроме; только они смогут приобрести
некоторые  компоненты за пределами  Азии.  Эти  компоненты  тоже  совершенно
определенные;  никакое  отклонение  не допустимо.  Есть место,  где все, что
войдет в список, можно найти в течение нескольких  секунд, и они сумеют  это
сделать.
     - Да, товарищ. Я...
     - Видите ли,  это  не просто винтовка. Винтовка - только часть системы.
Это  еще  и  соответствующие  боеприпасы.  Я должен  изготовить  боеприпасы,
пригодные для той цели, которую я перед собой поставил.
     Он  передал полковнику написанный  по-английски список. Хуу Ко  не смог
разобрать типа винтовки, не понял и списка "компонентов", которые явно имели
отношение к химии или какой-то  другой науке. Лишь два слова  показались ему
знакомыми, но в  таком сочетании они не имели для него смысла: "мэтч-кинг" -
что-то вроде "королевская спичка".

     * * * * *

     Снайпер  работал   с  великой  старательностью.   Он  изучал  сделанные
разведчиками  фотографии  района,  заново  обсуждал  топографию  с  Хуу  Ко,
стремясь  подобрать  верное сочетание  элементов.  Он  работал  очень, очень
серьезно.  Разработав  теорию,  он  перешел к  испытанию,  исследуя район по
ночам, а днями  скрываясь в  траве  и стараясь изучить  все, что поддавалось
изучению.
     На сей раз он совсем не приближался к базе. Он готовил  себя к стрельбе
с  чрезвычайно дальней дистанции и разыскивал подходящие  огневые позиции. В
конце  концов  он  нашел  место  на  безымянном холме,  по его прикидке,  на
расстоянии порядка тысячи четырехсот метров  от  базы,  но  зато  этот  холм
находился  под очень выгодным углом  к линии  укреплений, имел  сравнительно
небольшое  возвышение,  его  положение  гарантировало  очень  незначительный
ветровой  снос,  наиболее благоприятное освещение  ранним утром, когда будут
происходить  запланированные события и к тому  же  холм находился  точно  на
север  от  места  первой засады.  Это был риск, но  рассчитанный.  Соларатов
исходил  из  общего  принципа, согласно  которому  американские  снайперы не
захотят выходить  по  той же самой  дороге,  на  которой  их однажды чуть не
убили. Но они не станут пользоваться и противоположной стороной, так как это
было бы слишком очевидно. Поэтому они скорее всего будут покидать лагерь или
выше старого выхода, направляясь на север, или ниже - на юг. У него был один
из двух шансов  на встречу  с ними  и за время своего  ожидания он три  раза
видел,  как  они  перебирались  через  укрепления.  Крошечные  точки,  очень
далекие. Даже трудно было узнать в них людей.
     Тысяча четыреста  метров. Это  был немыслимо дальний  выстрел. Это  был
выстрел, на который  не решился бы никто хоть мало-мальски смыслящий  в этом
деле. За отметкой в шестьсот метров предел погрешности превращается в ничто,
а влияние внешних факторов нарастает по экспоненте. Требуется патрон большей
мощности, чем драгуновский калибра 7, 62 х 54 миллиметра, куда более мощный,
чем любой доступный при нормальных обстоятельствах в Северном Вьетнаме или в
американском полевом арсенале, потому что в войне теперь используется легкое
скорострельное  оружие,  которое убивает за  счет своей огневой  мощи, а  не
меткости.  Снайпер презирал  такую  философию.  Это была  философия  обычных
ничего не умеющих людишек, а не отборных профессионалов, которые одолели все
тонкости в подготовке и подходят к своим заданиям с позиций гения. Для войны
теперь  требовались не специалисты, а  самые обычные люди  -  в  подавляющем
большинстве.
     Он лежал на  холме,  стараясь  привести  свои  разум  и нервы в должное
состояние. Он должен быть абсолютно спокоен, зрение должно быть безупречным,
а  рассуждения  -  уверенными.  Ему  следовало  ввести  поправку  на  ветер,
преломление света, температуру, упреждение, траекторию полета пули, время ее
полета  и  многое другое. То,  что ему  предстояло  выполнить, нисколько  не
походило  на обычный выстрел  из винтовки,  а скорее  напоминало стрельбу из
артиллерийского орудия на каком-нибудь океанском крейсере: пуля должна будет
уйти вверх, описать высокую дугу в небе и опуститься, не теряя своей убойной
силы, в  точно определенное  место. В  мире  не нашлось  бы  и дюжины людей,
которые могли бы с уверенностью в успехе решиться осуществить такой выстрел.
     Снайпер  наблюдал в бинокль: вдалеке  морские  пехотинцы  копошились за
своим защитным  валом, готовясь  покинуть это место,  уверенные, что для них
война почти закончилась. А для двоих из них она закончилась на самом деле.
     И  наконец,  винтовка.  Она прибыла почти в самом  конце двухнедельного
периода,  и  добыть  ее  стоило  немалого  труда.  Она  оказалась экспонатом
Народного музея  Великой борьбы, находившегося в самом центре Ханоя.  Тысячи
школьников   с  ужасом  рассматривали  ее:  она  входила   в  программу   их
политического воспитания,  служила иллюстрацией злой  воли  колониалистов  и
капиталистов,  которые,  не  считаясь  с  трудностями,  шли  на  все,  чтобы
сконструировать  орудие убийства,  достойное самого дьявола. В этом качестве
винтовка приносила немалую пользу,  и  потребовалось вмешательство  русских,
причем  на  самом  высоком  уровне, для  того  чтобы ее разрешили  изъять из
экспозиции.  Для  доставки  ее  по  Дороге Длиной В  Десять  Тысяч  Миль  на
маленькую  секретную базу Хуу Ко, расположенную на самой границе расчищенной
зоны вокруг Додж-сити, было специально выделено подразделение саперов.
     Русский разобрал ее по винтикам -  первый шаг к тому, чтобы досконально
изучить  ее возможности  и  полностью использовать их. Он изучал систему, ее
особенности,  эксплуатационную   надежность,  степень  сжатия  и  растяжения
пружин,  ход  различных деталей  затвора,  устройство  спускового механизма.
Винтовка  была  сделана  очень  толково,  чересчур  хитро,   как  это  любят
американцы, но толково. Ее  ствол казался  неуклюжим  из-за пристроенного на
конце  пламегасителя,  в  ложу  была  вмонтирована  фибергласовая  ставка, в
которой размещался затвор,  приклад был  отделан кожей, чтобы  удобнее  было
прижиматься  к  нему  щекой при  пользовании  оптическим  прицелом,  который
оказался всего  лишь  четырехкратным. Как заметил Соларатов,  именно  прицел
являлся слабейшим элементом  всей конструкции он был  расположен параллельно
оси  винтовки,  но  не над  стволом, а сбоку,  и  это создавало трудности  с
определением параллакса, которые необходимо  было преодолеть. Однако главный
интерес для него представлял спусковой и ударный механизм, набор штырьков  и
пружинок, который  можно было вынуть целиком. Он  разобрал его до последнего
винтика и тщательно отполировал все трущиеся  поверхности, чтобы сделать ход
спускового крючка как можно более легким.
     В  это  время  прибыл  и  ящик  с  "компонентами",  добытыми  советской
разведывательной службой. Впрочем, раздобыть их  оказалось  технически легче
всего: советский резидент  просто-напросто отправился  в  один  из оружейных
магазинов Южной Калифорнии и купил все,  что требовалось, за наличные. Затем
покупка была отправлена дипломатической почтой в Советский Союз, а  оттуда с
ежедневным  рейсом   "Ту-16"   -  в  Северный  Вьетнам.  Для  непосвященного
доставленные   предметы  не   представляли   никакого  интереса:  это   были
приспособления  для  снаряжения патронов, выглядевшие  как набор  загадочных
стальных коробочек,  зеленые  коробки  с  пулями, баночки  с порохом  "Дюпон
IMR-4895",  инструменты  для изменения размеров  гильзы,  запрессовки  новых
к