заключенных  немцев  и  выступил  перед
ними с речью.
   - Я располагаю сведениями,  -  сказал  он,  -  что  иностранцы,  особенно
русские, имеют оружие и собираются: во-первых, перебить всех немцев в лагере
и, во-вторых, поднять восстание. Со своей стороны, я гарантирую  вам  жизнь,
если вы, немцы, поможете мне, немцу, сохранить здесь порядок и дисциплину до
последнего дня.
   А вечером Пистер, вопреки обещанию "сохранять порядок", объявил приказ:
   - Всем евреям немедленно со своими вещами явиться к главным  воротам  для
эвакуации!
   Лагерь пришел в движение: приказ означал  начало  массового  уничтожения.
Каждый заключенный понимал, что эвакуация - это смерть. У гитлеровцев  почти
не оставалось подвластной им территории.  Германия  задыхалась  между  двумя
фронтами. Ее армии целыми воинскими подразделениями сдавались в  плен.  Куда
же могли гитлеровцы эвакуировать шестьдесят тысяч  человек?  Только  на  тот
свет. Они и торопились это сделать.
   Подпольный интернациональный центр бросил клич:
   - Все против эсэсовцев!
   Последовал повторный приказ коменданта:
   - Евреям к шести часам вечера выстроиться на аппель-плаце!
   Узников охватила паника: сегодня берут евреев, завтра - русских, а  потом
остальных... Над лагерем стояли крики, мольбы, плач, проклятья...  Евреи,  а
их за последние месяцы прибыло в Бухенвальд из различных  концлагерей  более
двенадцати тысяч, прятались куда могли: забивались в  дальние  углы  бараков
под  нары,  лезли  на   чердак,   запирались   в   уборных,   спускались   в
канализационные трубы. Многие ложились в кучи мертвецов.
   Заключенные других национальностей помогали евреям  укрыться  в  надежных
местах, давали им красные треугольники с буквой "R" - русские.
   В пустом двенадцатом блоке антифашисты спрятали большую группу  еврейских
товарищей. Среди них было много врачей.
   Андрей пробрался в двенадцатый блок, отыскал Соколовского.
   - Идемте в наш барак. Там надежнее.
   Но он отказался:
   - Спасибо, Андрей, я останусь со своими.
   Стрелки часов, установленных  на  главной  башне;  приближались  к  цифре
"шесть". В отдельных блоках,  где  подпольные  группы  были  малочисленными,
забегали старосты и их помощники. Спасая свои  шкуры,  они  стали  дубинками
выгонять евреев из бараков и гнать их на центральную площадь...
   В сорок второй блок прибежал связной от подпольного русского  центра.  Он
отвел  в  сторону  Мищенко  и  Андрея  и  передал  приказ  Ивана  Ивановича:
"Немедленно собирать своих людей и вооружаться всем, чем только можно. Центр
принял решение: не допустить уничтожения евреев. Будьте готовы  действовать.
Возможно, сегодня ночью выступим. Ждите указаний!"
   Приказ  центра  моментально  стал  известен   всем   русским.   Советские
военнопленные стали спешно вооружаться, доставать тайно припрятанное оружие:
железные прутья, самодельные ножи, плоскогубцы, палки и камни.
   К Алексею Мищенко подошел Альфред Бунцоль:
   - Мы, немецкие коммунисты, хотим быть вместе с русскими.
   - Спасибо, Альфред! - Андрей пожал руку немецкому товарищу.
   Гарри Миттильдорп не отходил от Андрея. Он себя  считал  бойцом  русского
подполья. -
   - Вместе жили, вместе умирать будем!
   К шести часам вечера  на  главную  площадь  выгнали  не  более  восьмисот
человек.  Среди  них  было  много   узников   других   национальностей.   Их
"прихватили" для количества. Эсэсовцы окружили узников и вывели из лагеря.
   Эвакуация провалилась. Впервые  за  всю  историю  Бухенвальда  лагерь  не
выполнил приказ коменданта. Вызов брошен!
   Быстро сгущались сумерки. Густой туман,  словно  мокрое  одеяло,  закутал
Бухенвальд. С низины повеяло сыростью и холодом. В бараках  никто  не  спал.
Все ждали решительных действий охраны. Но со стороны эсэсовского  города  не
доносилось ни звука. Выставленные наблюдатели сообщали  одно  и  то  же:  на
постах спокойствие. Но это спокойствие могло быть обманчивым...
   Нервы узников  натянуты  до  предела.  Из  подпольного  центра  поступило
указание: "Не спать! Ждать!"
   После полуночи в барак пришел Василии  Логунов.  Он  проверил  готовность
группы, поблагодарил Алексея Мищенко за хорошую  организацию.  Потом  вызвал
Андрея:
   - Возьми надежного  парня  и  сбегай  на  кухню.  Там  приготовлен  бачок
баланды. Отнесете ее медикам. Только, чтоб ни одна душа не пронюхала.
   - Есть, товарищ командир.
   Андрей осмотрел своих друзей и остановился на  Курте.  Кивнул  ему.  Курт
понял с полуслова. Через полчаса они доставили в двенадцатый блок  небольшой
бачок, наполненный теплой брюквенной похлебкой, и шесть паек хлеба.
   Соколовский отказался от еды, но Андрей настоял:
   - Не обижайте товарищей... Они делятся с вами от чистого сердца.
   Возвращаясь  назад,  Бурзенко  и  Курт  неожиданно  наткнулись  на   двух
эсэсовцев. Они, награждая ударами, гнали перед собой пожилого узника.
   - Шнель! Шнель!
   Андрей и Курт прижались к  стене.  Когда  гитлеровцы  вступили  в  полосу
света, Бурзенко ахнул: гитлеровцы вели  Пельцера!  Старый  одессит  качался,
закрывая голову от сыпавшихся на него ударов.
   Не раздумывая, Андрей рванулся на охранников.
   - Назад! - крикнул Курт, но было уже поздно.
   Андрей в два прыжка очутился рядом, с гитлеровцами.  Кулаки  боксера  без
перчаток, тяжелые от гнева и  ярости,  обрушились  на  ненавистных  палачей.
Ударом в челюсть он сбил одного и повернулся к  другому.  Тот  схватился  за
кобуру, но вытащить пистолет не успел. Кулак боксера описал дугу,  и  второй
нацист, лязгнув зубами, свалился.
   - Бежим! - Андрей схватил Пельцера за руку.
   Они благополучно достигли  своего  барака.  Андрей  отдал  Пельцеру  свою
куртку, а его робу бросил в печь.
   Но старый одессит отказался одевать куртку с чужим номером.
   - Нет, нет... Могут и тебя вместе со мной...
   - Одевай, тебе говорят!
   Пельцер натянул куртку.
   - Ложись на мое место!
   Старый учитель полез на нары.
   Медленно тянулось время. Ночь была -  бесконечной.  В  лагере  ни  звука.
Евреи по одному и группами выбирались  из  своих  убежищ  и  возвращались  в
бараки. Голодные, продрогшие, они жались друг к Другу, радуясь теплу,  свету
и людям.
   Перед рассветом посыльный принес новый  приказ  центра!  Алексей  Мищенко
разрешил разойтись и лечь отдыхать.
   Подпольщики  нехотя  разошлись.  Андрей,  не  раздеваясь,  лег  рядом   с
Пельцером. Закрыл глаза, но сон  не  приходил.  Разве  можно  уснуть,  когда
кругом такая зловещая тишина?

   * * *

   Утро наступило сразу, по-весеннему туманное  и  холодное.  После  подъема
загремели репродукторы:
   - Всем евреям быть к шести часам у ворот!
   К воротам никто не пришел. На утренней поверке поднялся бунт. Еврей  Курт
Баум, который находился в заключении с 1935 года, набросился на блокфюрера и
вырвал у  него  пистолет.  Но  выстрелить  не  успел.  Подоспевшие  эсэсовцы
застрелили его. В поднявшейся суматохе  с  площади  разбежалось  около  трех
тысяч евреев.
   Узников распустили. Не успели они  разойтись,  как  в  лагерь  вошли  все
блокфюреры в  сопровождении  рядовых  эсэсовцев.  Они  направились  к  своим
баракам.
   Андрей с тревогой смотрел за ограду. Вдоль  колючей  проволоки  появились
вооруженные до зубов группы из охранного оцепления. На вышках оживление.  На
каждом посту усиленные наряды. А дальше, за проволокой, за вышками, в хорошо
защищенных укрытиях, эсэсовцы торопливо устанавливали скорострельные пушки и
минометы.
   Блокфюрер  сорок  второго  барака,  узколицый  пожилой  саксонец,  вызвал
старосту:
   - Построить всех! Живо!
   Узники, как обычно, быстро выполнили  приказ.  Вдоль  барака  выстроились
восемьсот человек.
   Эсэсовцы с автоматами на груди и пистолетами в руках бесновались,  пуская
в ход кулаки и кованые сапоги.
   Узники молча переносили оскорбления и побои, Рядом с Андреем  Бурзенко  и
Алексеем Мищенко  плотной  группой  стояли  подпольщики.  Они  с  ненавистью
смотрели на эсэсовцев, которые явно искали повода, чтобы  открыть  стрельбу.
Стоит какому-нибудь отчаявшемуся узнику не вытерпеть, броситься к фашисту  -
и на лагерь обрушится вихрь свинца.
   Блокфюрер прошелся вдоль строя и объявил:
   - Всем евреям выйти из строя! Стать отдельно!
   Строй  зашевелился.  Евреи,  а  их  в  бараке  было  около   трехсот,   в
предчувствии страшного конца стали выходить и строиться  отдельно.  Те,  что
посмелей, остались стоять .в строю. Товарищи старались прикрыть их спинами.
   Андрей закрыл Пельцера. Старый учитель был бледен. Его  стал  выталкивать
польский националист:
   - Ты что, юде, причешься? Пся крев, уходи отсюда!
   Бурзенко рывком обернулся к националисту:
   - Молчи, подлюга! Задушу!
   Увидав его искаженное гневом лицо, негодяй судорожно метнулся в сторону.
   Евреев отвели в  сторону,  выстроили.  Их  окружили  эсэсовцы.  Блокфюрер
приказал остальным возвратиться на место. В  тот  момент,  когда  они  стали
входить в барак, многие евреи бросились к ним и  смешались  с  общей  массой
узников. В строю осталось не больше половины.
   Блокфюрер, потрясая пистолетом и  дико  ругаясь,  требовал,  чтобы  евреи
вернулись. Никто из барака не вышел. Тогда эсэсовец велел десятку русских, в
том числе Андрею и Мищенко, охранять оставшихся насмерть перепуганных людей.
А сам с солдатами направился в барак выискивать разбежавшихся.
   Евреи стали просить, чтобы их отпустили. Андрей  посмотрел  вопросительно
на Мищенко.
   Алексей махнул рукой: будь что будет! - и дал команду:
   - Разойдись!
   Все  бросились  врассыпную.   На   месте   остались   человек   двадцать,
обессиленных  и  изнуренных  голодом.  Они  не   могли   передвигаться   без
посторонней помощи.
   Тут возвратился блокфюрер, гоня перед собой двух евреев. А  возле  барака
уже не было ни строя, ни  оцепления.  Только  Андрей  и  Мищенко  не  успели
скрыться.
   - Каюк нам, - сказал побелевший Мищенко.
   Андрей, стиснув зубы, застыл на месте. Деваться некуда. И наброситься  на
палача, чтобы умереть в бою, в схватке, нельзя: начнутся репрессии...
   Блокфюрер, брызжа слюной, подошел вплотную,  сунул  руку  в  карман  и...
вытащил не пистолет, а две пачки сигарет! Он отдал их Андрею  и  Мищенко  и,
воровато оглядываясь, направился к воротам. Андрей понял, что среди фашистов
есть уже такие, которые боятся гнева узников.
   Всю  ночь  заседал  интернациональный  центр.  Николай  Симаков  вторично
поставил   вопрос    о    немедленном    вооруженном    восстании.    Лидеры
социал-демократов опять отклонили это предложение. Они обвиняли  Симакова  в
авантюризме: "Вы, русские, всегда лезете вперед сломя голову!"
   Предательская позиция социал-демократов была ясна. Они рассуждали так:  в
лагере  много  евреев;  коммунистов,  партизан,  которых  нацисты  и   будут
стремиться уничтожить в первую очередь. А расправиться  с  тысячами  не  так
просто. На это нужно  время.  Таким  образом,  пока  гитлеровцы  расстреляют
коммунистов, к Бухенвальду подойдут войска союзников...
   Русский центр  был  вынужден  срочно  разработать  план  самостоятельного
вооруженного выступления. Военные специалисты считали,  что  надо  выступать
именно сейчас, пока  с  фронта  не  начали  подходить  отступающие  немецкие
войска.
   Лидеры социал-демократов мобилизовали свой актив и всю ночь патрулировали
по лагерю. Они открыто заявляли, что обратятся за помощью к эсэсовцам,  если
коммунисты "нарушат порядок".

   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

   Фашисты нервничали. За последние два дня с большим трудом удалось  убрать
из лагеря не более шести тысяч человек. Из Берлина одна за другой  поступали
угрожающие радиограммы - Гиммлер требовал скорее  "покончить  с  делами".  А
Пистер не решался начать поголовное истребление. Он  не  надеялся  на  своих
подчиненных, особенно на солдат. Большинство из  них  были  людьми  пожилого
возраста и в случае бунта не смогли бы  противостоять  натиску  заключенных.
Комендант ждал военной помощи. Со дня на день должны подойти два  эсэсовских
полка и специальный батальон службы безопасности.
   Штандартенфюрер  опасался  советских  военнопленных.  В  них   он   видел
сплоченный  отряд,  уничтожить  который  нелегко,  и  решил  расправиться  с
русскими по частям. Шпионы и провокаторы сообщили, что наиболее сильное ядро
составляют военнопленные, проживающие в деревянных  бараках.  Комендант  дал
приказ: "Приготовиться к эвакуации русским военнопленным, проживающим в трех
деревянных бараках - первом, седьмом и тринадцатом,  а  также  двум  тысячам
евреев из Малого лагеря!"
   Наступил решительный момент. Надо было немедленно начинать восстание  или
выполнять приказ коменданта. И снова  интернациональный  центр  большинством
голосов социал-демократов высказался против восстания.
   Симаков собрал членов русского центра.
   - Товарищи, часть русских эвакуируют, - сказал он. - Из лагеря уйдет одна
из четырех бригад подпольной армии. Она должна действовать.  Командиры  рот,
взводов и отделений должны быть со своими людьми. Я предлагаю, чтобы  вместе
с бригадой пошли члены центра Симаков, Бакланов и  Левшенков  и  возглавляли
боевые действия. В лагере пусть останутся Смирнов, Котов и Кюнг.
   Против этого предложения никто не возражал.
   - Вопрос решен, - заключил Симаков. - Теперь, Степан, ознакомь  товарищей
с положением в нашем арсенале.
   - Мы имеем в своем распоряжении один  ручной  пулемет,  восемьдесят  семь
немецких винтовок, около десяти тысяч патронов, девяносто восемь пистолетов,
сто  пятьдесят  две  самодельные   гранаты,   более   двадцати   бутылок   с
самовоспламеняющейся  жидкостью  и  пятьдесят  ножниц  для   резки   колючей
проволоки, - доложил Бакланов. - Я считаю, что  уходящие  из  лагеря  должны
взять пятнадцать пистолетов и двадцать-тридцать  ножей.  Кроме  того,  нужны
карты и компасы. Остальное оружие останется в лагере.
   Члены центра единодушно согласились с Баклановым.
   - Перед бригадой, уходящей  из  Бухенвальда,  стоит  задача:  при  первом
удобном случае разоружить охрану и начать активные  действия  на  территории
Германии или Чехословакии, - сказал командир подпольной  армии  подполковник
Смирнов.  -  Если  же  бригаде  не  удастся  выступить  одновременно,   надо
организовать побеги мелкими  группами.  Эти  группы  должны  пробиваться  на
восток, навстречу частям Советской Армии.
   Слово взял Михаил Левшенков, возглавлявший отдел  агитации  и  пропаганды
подпольного центра.
   - Друзья, нам предстоит расстаться,  -  взволнованно  сказал  он.  -  Как
сложится наша судьба, сказать трудно.  Но  мы  останемся  до  конца  верными
солдатами Родины. Мы дружно  работали.  На  счету  нашей  организации  много
славных дел. Надо, чтобы о них узнали люди, когда фашизм будет  окончательно
разбит. У нас  есть  ряд  документов,  отчеты  о  деятельности  организации,
листовки, прокламации, доклады и другие  материалы.  Все  это  мы  оставляем
вместе с оружием в Бухенвальде. Ответственность  за  сохранность  документов
предлагаю возложить на отдел безопасности.
   Кюнг утвердительно кивнул.
   - А теперь, друзья, давайте попрощаемся, - Симаков встал и  крепко  обнял
Ивана Ивановича.

   * * *

   Семьсот бойцов подпольной армии и две тысячи измученных  евреев  покинули
Бухенвальд.
   Комендант был доволен первым успехом. Он  опасался,  что  русские  окажут
сопротивление и не пойдут на частичную эвакуацию, и на всякий случай  поднял
по тревоге всех солдат.  Но  все  обошлось  благополучно.  "Надо,  не  теряя
времени,  продолжать  действовать,  -  думал  полковник.  -  Успех  приносят
быстрота и натиск!" Он вспомнил о предложении Густа и вызвал адъютанта:
   - Передайте по радио, но только не в виде приказа. Нет! Просто  сообщите:
положение в лагере серьезное, и,  чтобы  избежать  больших  недоразумений  и
кровопролития, я, комендант  Бухенвальда,  хочу  посоветоваться  с  лидерами
политических партий. Прошу их собраться к двенадцати часам у главных  ворот.
Ясно?
   Адъютант щелкнул каблуками.
   - Будет исполнено, герр полковник!
   - Это еще не все, - продолжал штандартенфюрер. - Передайте в отдел службы
безопасности и гестапо, чтобы там были наготове и ждали моего  прихода.  Как
только я появлюсь в воротах, надо броситься на главарей и схватить их!
   - Будет исполнено, герр полковник! Комендант открыл кожаную папку и, взяв
исписанный лист, протянул его лейтенанту:
   - А этот список передайте Шуберту. На всякий  случай.  Если  политические
главари не придут, пусть вызовет каждого персонально.
   К двенадцати часам эсэсовцы были наготове. Но к главным воротам никто  не
пришел. Тогда  лагерфюрер  Шуберт  приказал  сорока  шести  политзаключенным
явиться в канцелярию. Он пытался убедить, что вызывают их  для  "спасения  и
защиты от русских!"
   Ему никто не поверил.
   Шуберт,  изрыгая  ругательства,  велел  старостам  бараков,   в   которых
проживали вызванные сорок шесть узников, прибыть для объяснения.
   Лагерь ответил молчанием. Блоковые не явились.
   Вызов сорока шести лидеров различных политических  партий  и  группировок
встревожил интернациональный  центр.  Социал-демократы  и  другие  умеренные
активисты примолкли. Угроза гибели нависла и над ними. И те, кто  еще  вчера
обвиняли Симакова в "поспешности" и "авантюризме", сегодня  засуетились.  На
свои  национальные  подпольные   организации   они   надеяться   не   могли:
сплоченности у них нет, военная подготовка отсутствует, их люди  в  основном
привыкли вести  словесные  бои.  А  фашисты  оказались  чересчур  жестокими,
стремятся уничтожить всех. Деваться некуда. Интернациональный  центр  спешно
пригласил на свое заседание подполковника Смирнова: "Мы все узники фашизма и
должны действовать сообща. Залог победы - в нашем единстве. Все национальные
организации поддержат русских в любом деле, в любой момент!"

   * * *

   Сорок шесть политических лидеров были разбиты  на  группы  и  спрятаны  в
русских бараках. В сорок втором разместили  восемь  человек:  троих  немцев,
австрийца, англичанина, грека, голландца и польского еврея. Около умывальной
комнаты подпольщики отодрали доски и открыли небольшой подпол. В нем,  тесно
прижимаясь друг к другу, укрылись  лидеры.  Доски  установили  на  место,  а
сверху навалили тела умерших. Обстановка в лагере  была  столь  напряженной,
что мертвых не убирали из бараков.
   Вечером пришел Кюнг. Он собрал в  умывальной  Андрея,  Мищенко  и  других
активистов и сказал:
   - Если этих восьмерых эсэсовцы найдут, то расстреляют весь  блок.  Будьте
осторожны. Оберегайте спрятанных товарищей. В  случае  появления  охранников
нападайте на  них,  начинайте  драку,  дайте  возможность  вашим  подопечным
скрыться.
   Мишенко от имени блока заявил, что задание центра будет выполнено:
   - Хотя бы ценой наших жизней, - заверил он.
   Узники обсудили план действий, распределили обязанности. Андрей  стал  во
главе ударной группы. Она, в случае опасности, нападет на фашистов  и  любой
ценой сдержит их.  Тем  временем  Мищенко  с  другими  подпольщиками  уведут
восьмерых товарищей в другое безопасное место.
   Ночь и день прошли без особых происшествий. В лагере было тихо.  Эсэсовцы
большими группами ходили по  баракам,  искали  исчезнувших  лидеров.  Однако
найти их не смогли.
   Глубокой ночью Андрей  открыл  тайник  и  выпустил  спрятанных  поесть  и
размяться. Гарри Миттельдорп принес небольшой бачок брюквенной баланды и три
пайки хлеба.
   Польский еврей - голубоглазый, с энергичными чертами лица - знал  русский
язык и горячо благодарил Андрея:
   - Мы этого никогда не забудем!
   Остальные поддакивали и  кивали  головами.  После  "прогулки"  они  снова
спрятались в убежище.
   Томительно тянется ночь. Подпольщики держатся кучкой. Курят. Разговор  не
клеится. Собственно, и говорить-то не о чем.
   Вдруг открывается дверь, и в барак входят двое. Один  в  форме  лагерного
полицейского, другой в полосатой куртке с красным тр