биду, и  никто в суматохе
ничего не разберет и не  отличит. Если ТЕПЕРЬ упустить минуту?.." Но  делать
то что?!

     А ведь Век начался хорошо.
     ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД.
     Снова  сокрушающий  все  паводок. Но  совсем  иной. Волны  пехотинцев в
выгоревших  гимнастерках, с царским гербом на  фуражках и панамах,  волна за
волной, волна за волной "заливаюющие экран", бегут  - объектив опускается...
- бегут по  огромной карте Закавказья и Средней Азии. Горят точки крупнейших
городов.
     Еривань, Нахичевань, Чикмент,  Алма-Ата. Ошеломивший мир паводок как бы
настигает, захлестывает  их, и светящиеся  точки,  одна за  другой,  гаснут.
Гаснет Еривань, гаснет Нахичевать. Бурлящий поток тушит Бухару, Ашхабад, все
городки  возле  Аральского  и  Каспийского  морей.  Девятый вал  хлещется  у
Гималаев, но  и  ему Гималаев  не преодолеть. Последними  гаснут пограничные
Хорог, Куляб, Кушка ...
     Пожелтелые листки. "Вестник Санкт Петербурга 1828  года."  Еривань- это
освобождение  единоверцев. "Нахичевань - выпрямление  границы  с Персией"  -
"Показали Персии кузькину мать!"...
     Поток  хлещет и  хлещет  и... продолжался, как  самая  распространенная
песня тех лет: "На Влтаву, на Драву, на синий Дунай!"

     Клики мальчишек- продавцов газет: "Белый Царь уже под Ташкентом?"
     "Так взяли Ташкент или нет? Вроде бы вот-вот..."

     И вдруг: "Поражение русских войск от туркмен при Геок-тене" (1880-е)
     Что такое?

     ЗРИТЕЛЬНЫЙ  РЯД.  Старик-профессор  в   генеральской   форме  вошел  на
кафедру...  сосредоточился  на  минуту  в самом себе  и продолжал:  "СТОЯ НА
РУБЕЖЕ ОТДАЛЕННОГО ЗАПАДА  И  НЕ  МЕНЕЕ ОТДАЛЕННОГО ВОСТОКА, РОССИЯ ПРИЗВАНА
ПРОВИДЕНИЕМ..."

     По  временам мною  овладевали движения  совершенно  бессознательные.  Я
вскакивал с места и бежал вперед, сам  не  зная  куда. Куда? Сомневаться  не
приходилось - призвана провидением!..
     Будь  у  меня  в руках  штоф водки,  я был  бы  способен в  одну минуту
процивилизировать насквозь целую  палестину! Я чуствовал,  что во мне  сидит
что-то такое, чему нет  имени...  или нет! Это ужасное имя есть и называется
оно - разоренье! Неоткуда  ничем  раздобыться... Ничего у меня  не осталось,
кроме ужасного аппетита!
     Жррррать!

     И вдруг я услышал слово, которое сразу заставило забиться мое сердце.
     - Таш-кент! Таш-кент! ... Жрррать!  - мой школьный товарищ произнес это
слово бессознательно, в порыве отчаяния...

     Я прогорел, как говорится до тла. На плечах у меня была довольно ветхая
ополченка. Кроме голода и жажды, ничего! На последние деньки взял себе место
в  вагоне  третьего  класса,  чтобы искать  счастья  в  Санкт-Петербурге.  В
Петербурге  этот  возглас  был повторен Пьером  Накатниковым  -  моим старым
товарищем  по школе. Он уже в  чине  штатского генерала. Занят  организацией
армии   цивилизаторов  и  вербует   охочих   людей.  Отправляет   их  целыми
транспортами куда надо...
     Как  видим,  никто  не  "стоял на  рубеже"  активнее,  чем  Накатников.
Естественно, я к нему.
     -  Отсутствие телеги, - вразумляет он меня  -  вот ключ для  объяснения
существования народов пастушеских, кочевых. Диких, нецивилизованных... И вот
появляется телега - этот неудобный и тряский экипаж! - но какую революцию он
производит.  Где телега,  там  и  конюшня  -  простодушный  пастух  начинает
дорожить  навозом... Без  навоза цивилизация  бы заглохла!  -  и вот  пастух
устраиват  возле  него  жилище  и,  незаметно для  себя,  втупает  в  период
оседлости.  Понимешь  ли  ты,  какую  радикальную  реформу  мы  можем  сразу
произвести  в быте этих  несчастных бродяг, ничем не  рискуя, ничего даже  с
собой не принося... кроме телеги! Кроме простой русской телеги!... - Пьер...
прервал свои объяснения  и ласково  сказал  мне. "Я сегодня же доложу о тебе
нашему  генералу,  и мы запишем тебя  в гвардию.. Впереди  нас идут  пионеры
цивилизации. Это кровопускатели, - они прорубают просеки, да, пускают кровь.
Совсем другое  дело -  наша  цивилизационная гвардия... Они получают двойные
прогонные и порционные деньги..."

     Целый  день я получал деньги...  денег потребовалась куча  неслыханная,
ибо  я  в  качестве  ташкентского  гвардейца,  кроме  собственных подъемных,
порционных и проч., получал еще и другие суммы, потребные преимущественно на
заведение цивилизующих средств...

     Кода  я  прискакал,  приемная  зала  была  уже  полна соискателей  всех
возрастов. Огромного роста молодцы все  подходили и подходили. Говорили друг
с другом  вполголоса взволнованно и примерно одно и тоже: - Без нас дело  не
обойдется!
     -  Только зевать  в  этом деле  не следует -  не  то  как раз  перебьют
дорогу...
     Мимо меня спешили, казалось,  не люди,  а нечто вроде горилл, способных
раздробить зубами дуло ружья:
     - Слышали? Нигилисты-то? ведь это, батюшка, клад!
     - Клад-то клад. Только зевать в этом деле не нужно...
     Я взлянул... Те же гориллы.
     И  вновь подошедшие: - Взял и ухватил! Потому что в этом  деле  главное
ухватить!.. Тут даже ума не требуется. Ухватил и - баста... ПРОВИДЕНИЕ!!

     Когда я приближался к приемной, гвардейский  генерал распекал человечка
с мятым  лицом  и  добрыми виноватыми  глазами. На  рыжеватой  словно ржавой
шинели человечка погоны старшего офицера:  "Я вам  приказал...  почему вы не
исполнили?" - грозно вопрошал генерал.
     - Ваше превосходительство, я был на  месте и убедился,  что указываемый
вами рожон совсем не рожон...
     - А  разве об этом вас  спрашивают? А знаете ли вы... что  за  подобные
рассуждения   в  военное  время  расстреливают?..  Сегодня  же  подавайте  в
отставку...

     Среди  будуших завоевателей-цивилизаторов диких народов  и знакомый мне
по военному училищу красавец Амалат, получивший после  выхода из училища имя
Ивана и его старший  брат Азамат,  окрещенный  там  Петром.  В  корпусе  оба
отличались  необыкновенной  ненавистью  к  наукам  и  особенной  страстью  к
восточной магии... ...им предстояла, конечно... видная военная карьера... но
они сами испортили все дело. Однажды Амалат где-то в Польше запряг  в телегу
тройку жидов  и одного  из них загнал. А Амалат...и того  пуще...  И  братья
вынуждены были оставить полк...
     Амалат при своем 3-х  аршинном росте и соразмерной тучности...  выражал
такую угрюмую решительность, что  самые  невинные  люди  немедленно во  всем
сознавались  при  одном  его  приближении.  Генерал  полюбовался  им,  затем
заметил, что в нашем предприятии найдется место для людей всякого роста
     И  вдруг  покраснев,  прибавил:  "Господа! Я  не оратор. Но, как челоек
русский.  Могу  сказать: ребята, наша взяла  - Одно непременное  условие для
цивилизатора - это русская душа!"
     - А немцу можно? - раздался в толпе чей-то голос.
     Небесная улыбка озарила лицо генерала.
     - Немцу можно! Немцу всегда можно! Потому  что у немцев всегда  русская
душа!
     Наконец  перепись  кончилась.  Оказалось  400  русских,  200  немцев  с
русскими душами, тридцать три инородца без души, но с развитыми мускулами, и
33  поляка...  Последних генерал  тотчас  вычеркнул.  Но  они воспротивились
этому.
     - У нас тоже русские души!
     - ... Вы католики, господа, - усовещивал генерал: - а этого я ни в коем
случае потерпеть не могу.
     - Какие мы католики - мы и в церкви никогда не бываем!
     - А! Если так - это другое дело!..

     И так, господа цивилизаторы, - на ТАШКЕНТ!
     Из-за  спины генерала вышел человечек в ржавой шинели, которого  только
что распекали. Произнес тихо, буднично: -  ... Ребята! Бери у бородатых, что
кому надо, но на бороду не плюй! Погладь бороду-то. Погладь!..

     Снова клочок старой  карты  Средней  Азии с еще горящим  и  не затухшим
кружочком. Ташкент!

     Провожает  меня   старый  приятель  Прокоп.  Он   не   одобряет   моего
патриотического  психоза и  "цивилизаторских  затей". Всю  дорогу  кипит:  -
Франция выдумала две вещи:  ширину  взглядов и канкан. Из того числа: канкан
принят Митрофаном с благодарностью, а  от ширины взглядов отплевывается и до
днесь со всею страстностью своей восприимчивой натуры.
     Митрофаны  изменились?  Да они и знать ничего не  хотят. Жрррать!! Лишь
одно свое  право упорно отстаивают - право  обуздывать,  свободно простирать
руки, куда дозволят. .. Вчера обуздывали Чечню, сегодня Ташкент...

     Не  внял я  Прокопу. На другой день, в  шинели ополченца, отправился на
железную дорогу и взял место в спальном вагоне второго класса... Через плечо
у меня висела дорожная сумка, в которой хранились казенные деньги.
     Рядом  такие  же  ликующие ополченцы,  открывающие сумки с  припасенным
запасом спиртного...
     Все это я помню...
     Но каким образом я оказался в Ростове на Дону?! Где моя сумка?!
     Я ехал, я  ехал, я ехал... Господи! Тут  есть какое-то волшебство. Злой
волшебник   превратил   в  Ташкент...   Рязанскую  губернию...Рязанскую  или
Тульскую?!
     Я помню: я пил...
     В Таганроге меня арестовали... Где казенная сумка?
     - Я помню: я пил...
     Что случилось? Где я нахожусь?
     Кругом меня ходят какие-то тени и говорят "стоя на рубеже..."

     "Заготовление телег!!" Но  ведь надобны  средства,  mon  cher!  Телега,
конечно, это не бог знает драгоценность  какая, но  ведь  надо построить ее!
Где средства? Где ж средства... коли я их ВСЕ ПРОПИЛ...mon cher!



     ...Думающие и страждущие справедливости интеллигенты  тут  же бросились
искать партии, далекие от болтунов либерализма; другие - крайне решительные,
которым по духу и силе "цивилизовать" Ташкент..
     Вечером,  Прокоп  подобревший  ко  мне,  битому   жизнью,  умудренному,
заставил меня надеть  фрак и  белый галстук, а в десять  часов мы уже были в
салонах князя Обалдуй- Тараканова.
     Раут  был  в полном  разгаре: в гостиной  стоял  говор; лакеи  бесшумно
разносили чай  и  печенье. Нас встретил  хозяин, который  произнес: - Рад-с.
Нам, консерваторам, не мешает как можно теснее стоять друг около друга.
     Мы, консерваторы,  страдали изолированностью -  и это нас погубило... Я
теперь принимаю всех... Я, впрочем, надеюсь, что вы консерватор?
     Хозяин постоянно был на ногах  и переходил от одной группы беседующих к
другой.  Это  был человек довольно  высокий, тощий  и  совершенно  прямой...
Очевидно,  тут  все   держалось  внешнею  выправкой,  скрывавшей  внутреннее
недоумение,  которое  отличает  людей  раздраженных  и не понимающих причину
своего раздражения.

     Общий план  зала. Объектив наплывает  то  на одного  гостя князя, то на
другого.
     Средним планом: седовласый младенец шамкает в испуге: - Куда мы идем?!
     Снова  общий план зала. Гости,  один за другим, без  звука, -  жестами,
мимикой, - повторяют друг другу одно и то же: "Куда мы идем?!!
     Мы  останавливаемся  на  мгновенье у  различных  столов.  За  ближайшим
образуется  патриотическое  общество  по  самому дешевому  производству, для
армии и флотов, колбасы из еловых  шишек и никуда не годных мясных обрезков.
Тут  же  сочиняется патриотическое воззвание к  народу с  широко  известными
виршами:
     "О Росс непобедимый,
     О твердокаменная грудь!"
     Гости вдруг повернултсь к одной из групп, где обсуждается какой-то явно
спасительный  для  России  прожект. Прожект  о  "расстрелянии", составленный
ветлужским помещиком Поскудниковым.

     Поскудников горделиво читает свое  произведение:  -  Отчего все ужасное
происходит? Конечно  же,  от  недостатка спасительной строгости. -  Если бы,
например, было своевременно прибегнуть к расстрелянии, то и общество было бы
спасено, и молодое поколение ограждено от заразы заблуждений...
     Зал внимает с надеждой: кто-то из гостей  не ахает-стонет, а предлагает
спасение.
     - ... Конечно, не легко лишить человека жизни, но он, Поскудников, и не
требует,  чтобы   расстреливали  всех   поголовно,  а   предлагает   только:
"расстреливать, по внимательном всех вин рассмотрении, но  неукоснительно. И
тогда "все сие"  исчезнет. И лицо же добродетели, ныне потускнвшее, воссияет
вновь"...
     ГОЛОС ЗА ЭКРАНОМ: - И всего замечательнее то, что и вступление, и самый
проект  Поскудникова умещаются на одном листе,  написанном очень разгонистою
рукой. Как мало нужно, чтоб заставить воссиять лицо добродетели!!
     В особенности же кратко заключение, к которому приходит автор. Вот оно:

     ЗРИТЕЛЬНЫЙ  РЯД:  -  "А  потому  полагается  небесполезным  подвергнуть
расстрелянию нижеследующих лиц:
     (Перечисление  этих  лиц сопровождается  укрупненными планами слушающих
гостей. Каждый из них по своему реагирует на близкий его душе пункт.)
     ...Итак, подвергнуть расстрелянию:
     Первое, всех несогласно мыслящих (общий восторг).
     Второе,  всех,  в поведении  коих  замечается  скрытность и  отсутствие
чистосердечия.
     Третье,   всех,   кои   угрюмым   очертанием   лица   огорчают   сердца
благонамеренных обывателей.
     Четвертое, зубоскалов и газетчиков." (общий восторг)

     ... Я был ошарашен..  Тихо, не прощаясь, выскочили вместе с Прокопом на
улицу.  - Айда к Палкину!- скомандовал Прокоп  извозчику. - Ужинать у  ДЮССО
хорошо, когда на сердце легко... А как наслушаешься прожектов!...

     Ныне я внимал Прокопу с гораздо большим интересом.
     - ...  Как  Иван Грозный  нас построил в колонну:  НА КАЗАНЬ!  Затем НА
ЛИВОНИЮ! Так и стоим. В ожидании очередного приказа.
     Нас можно легко бросить в горнило любой беды. По приказу, разумеется...
Мера  талантливости  русского  человека,  скажу  тебе по чести,  находится в
теснейшей зависимости  от "приказания" -  Ежели  мы не  изобрели  пороха, то
значит  нам не было это приказано; ежели мы  не опередили Европу на  поприще
общественного и политического устройства, означает, что  и по сему  предмету
никаких распоряжений не  последовало.  Мы не виноваты.  Прикажут - и  Россия
завтра  же  покроется школами и  университетами;  прикажут -  и  просвещение
вместо школ сосредоточится в полицейских управлениях...

     - Все по правде, Прокоп, а вот...  Ташкент  так и не взят. Шипка взята!
Всенародное  торжество!..  О  Бухаре  газеты  объявили  скромнее, наша  она!
Российская! А о Ташкенте ни слова. "Заговоренный город..."

     -  Ташкент еще не  наш,  а ташкентцы уже... вот  они, -  продолжил свое
язвительный  Прокоп. -  Вчера  был  в  итальянской опере  -  и  вдруг увидел
ташкентца,  и  что  всего  удивительнее ташкентца  -  французского  генерала
Флери...  Что-то безнадежное сказывалось в его сухой  и  мускулистой фигуре,
как будто  там, внутри него,  все  давно застыло и умерло... кроме больших и
постоянно  подвижных  скул  ...   выдающих   его  чувства  плотоядности.   Я
инстинктивно обратился к моему соседу:
     - Посмотрите, какой ташкентец!
     И сосед меня понял...
     Мы шли от Палкина,  пошатывясь. Как тут не выпить? Снова на каждом шагу
наслаждались разговорами прохожих такого рода:
     -  Я бы  его, каналью, в бараний рог  согнул!  - говорит один:  - да  и
жаловаться бы не велел.
     - Этого человека четвертовать мало! - восклицает другой
     - На необитаемый остров! Пускай там морошку сбирает-с!- вопиет третий.

     - Вот они, наши доблестные ташкентцы! - печально усмехнулся Прокоп.
     Они прошелестил мимо, косясь на нас,  как на привидения, и  остервенело
браня все на свете.
     Естественно, невдомек  им было, - это я тоже постиг не сразу,  но уж за
то всей своей шкурой: Ташкент есть  страна, лежащая всюду, где бьют по зубам
и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем..
     То-то доблестная русская армия стоит под незримым Ташкентом, а взять не
спешит. Не под силу.
     ______________________________

     Михаил Евграфович  Салтыков  (Н.  Щедрин) скончался в 1889 году.  Менее
З0-ти лет  отделяло  Россию  от часа, когда фантастический  прожект помещика
Поскудникова, рожденный в голове великого сатирика, начал - пункт за пунктом
- исполняться вживу. Правда, изменилось направление расстрельного огня.
     (Но это уж непредвиденные исторические выверты...)

     В  пучину  бед, ни раз  и  ни два, окунали  русский  народ и  потому (и
потому,  господа!),  что  в  России  из  великого  Щедрина  во  всех  школах
"проходили" лишь "Сказки" и "Господа Головлевы" (Про "Иудушку"), но никогда,
на  моей памяти,  -  "ИСТОРИЮ  ГОРОДА ГЛУПОВА",  -  бессмертный  дар Михаила
Евграфовича ДУМАЮЩЕЙ РОССИИ, которая озабочена будущим страны.

     В  ЗРИТЕЛЬНОМ РЯДУ третьей последней части сценария, который  последует
скоро, "ИСТОРИЯ  ОДНОГО  ГОРОДА", известная всему миру, как  "ИСТОРИЯ ГОРОДА
ГЛУПОВА"



"ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА"

     Убить первоначальный  замысел на  корню замыслил не  коварный гебист, а
мой  приятель-киношник.  Звонок  из  Москвы:  "Если  ты хочешь,  чтобы  твой
сценарий о Щедрине стал фильмом, он должен быть о любви. Добрых 2/3 о любви.
Такие  времена.  Устали люди  от проститутки-политики.  От  Глупого-города и
глупых  наяву... Уже готов сценарий? В архив его! Выстраивай  заново. Любовь
пиши, страстную, плотскую, если ты еще не забыл, что это такое..."
     Я  отложил динамичный  сценарий  о  власти  помпадуров,  как  о  втором
татарском нашествии.. И решил взглянуть на эпоху с другой стороны!

     ЩЕДРИН о ЛЮБВИ.
     Без любви - откуда  бы взяться у  Щедрина  столь острой боли за русских
людей?!
     ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД.  "Первый  же князь, которому они били челом,  видя, что
они и здесь, перед лицом его, своей розни не  покидают, сильно распалился  и
начал учить их жезлом.
     - Глупые  вы, глупые! - сказал  он: - не головотяпами  следует вам,  по
делам вашим, называться, а глуповцами. Не хочу я володеть глупыми!
     -  За  что он  нас раскатал?  -  задумались глуповцы.  И отправились на
дальние болота искать себе князя поглупее. Помог друг-приятель  по прозванью
вор-новотор.  Шепнул князю:  "драть их, ваша княжеская  светлость,  завсегда
свободно."
     - Ладно. Володеть вам я желаю, - сказал князь, - а чтоб итти к вам жить
- не  пойду,  потому как  живете звериным обычаем...  Посылаю к вам, заместо
себя,  самого этого  вора-новатора. Пущай он  вами правит, а я отсель и им и
вами помыкать буду...
     Покорилсь глуповцы. Однако вору-новотору эта покорность была не с руки.
Ему  нужны  были бунты...Чтоб  бросил народ под раскат  -  "отвести душу"  -
непослушного ему, вору, Митьку, Ивашку, Порфишку, да другого Митьку...

     Бысть затем и "четыре войны за просвещение", и бабий бунт "за престол",
где бесчинствовали и  Штокфиш,  белокурая  немка, и Клементинка  - "польская
интрига",  и  единокровные Дунька-толстомясая и Матренка-ноздря. Динамики  и
захватывающих зрелищ битв  "за  оПчество" тут  на  несколько  полнометражных
киносерий,  но  можно  ограничиться  и  "ГОЛОСОМ  ЗА КАДРОМ":  "Перебивши  и
перетопивши  целую уйму  народа,  глуповцы заключили,  что теперь  в Глупове
крамольного греха не осталось. Уцелели только благонамеренные"...
     Но  все бунты  уже  описаны  академиками.  Сейчас  - о  ЛЮБВИ. ... Даже
свирепые помпадуры любви  не чужды ... Кто не верит в волшебные превращения,
тот пусть не читает летописи Глупова...
     ЗРЕЛИЩНЫЙ  РЯД "... в это самое время, на  выезде из  города, в слободе
Навозной,  цвела  красотой  посадская  жена  Алена Осипова.  Повидимому, эта
женщина представляла собой тип той сладкой русской красавицы, при взгляде на
которую человек не  загорается  страстью. Но чувствует, что все его существо
потихоньку  тает.  При среднем росте,  она была полна,  бела и румяна, имела
большие серые глаза  на выкате, не  то  бесстыжие, не то застенчивые, пухлые
вишневые губы, темнорусую  косу до пят  и ходила  по улице "серой утицей"...
Муж ее, Дмитрий Прокофьев, занимался ямщиной и был тоже под стать жене... Он
не  чаял  души  в  Аленке,  а  Аленка  не  чаяла  души в  Дмитрии. Частенько
похаживали они в  соседний кабак и, счастливые,  распевали там вместе песни.