Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
рь кроется не в измене, а в радиолокаторах. В течение
трех месяцев - февраля, марта и апреля потери составили ровно 50 единиц.
Только в мае было потоплено 37 немецких подводных лодок. При таких потерях
немецкий флот долго продержаться не смог бы, поэтому к концу мая Дениц под
свою ответственность вывел из Атлантики все подводные лодки.
Они вновь появились там в сентябре, но за оставшиеся четыре месяца 1943
года сумели потопить лишь 67 судов противника, потеряв при этом 64 подводные
лодки, - соотношение, которое решило судьбу подводной войны и исход битвы за
Атлантику. В 1917 году, когда продвижение немецких армий было остановлено,
немецкие подводные лодки едва не поставили Великобританию на колени. Столь
же серьезно угрожали они ей и в 1942 году, когда армии Гитлера были
остановлены в России и Северной Африке, а Соединенные Штаты и Великобритания
напрягали все силы, чтобы не только остановить японское нашествие в
Юго-Восточной Азии, но и собрать силы, вооружение и снаряжение для вторжения
в пределы империи Гитлера на Западе. Неспособность немецких подводных лодок
серьезно нарушить морские коммуникации в Северной Атлантике в 1943 году
обернулась более крупным бедствием, чем считали в ставке Гитлера, поскольку,
как ни тяжки были потери {"Не может быть и речи о прекращении подводной
войны, - обрушился Гитлер на Деница, когда 31 мая тот доложил ему, что все
подводные лодки выведены с Атлантики. - Атлантика - это мой первый рубеж
обороны на Западе". Это было легче сказать, чем сделать. 12 ноября Дениц в
отчаянии записал в своем дневнике: "Противник держит в руках все козыри,
перекрыв все районы дальним патрулированием с воздуха и используя методы
локации, которым мы все еще ничего не можем противопоставить... Противнику
известны все наши секреты. Нам же из его секретов не известен ни один". -
Прим. авт.}, именно за двенадцать месяцев этого переломного года огромные
партии оружия и снаряжения были переброшены почти беспрепятственно через
Атлантику, что обеспечило возможность наступления на "европейскую крепость"
в следующем году. Кроме того, именно в этот период ужасы современной войны
пришлось познать и немецкому народу, познать у своего собственного порога.
Народ плохо представлял себе, чем занимаются подводные лодки. И хотя вести
из России, со Средиземного моря и из Италии становились все хуже и хуже, они
все же касались событий, происходивших за сотни и тысячи миль от дома. Но
бомбы, сброшенные с английских самолетов ночью, а с американских - днем,
стали теперь разрушать дома, в которых жили сами немцы, и конторы, и заводы,
на которых они работали.
Сам Гитлер избегал посещать разбомбленный город. Эта обязанность
оказалась для него слишком тяжкой, и он просто не мог этого выносить. Это
очень огорчало Геббельса, и он часто жаловался, что его засыпают письмами, в
которых спрашивают, почему фюрер не посещает районы, подвергшиеся воздушным
налетам, и почему нигде не видно Геринга. Дневник министра пропаганды
авторитетно свидетельствует о все более сильных разрушениях, причиняемых с
воздуха немецким городам и предприятиям.
"16 мая 1943 года... Дневные налеты американских бомбардировщиков
создают исключительные трудности. В Киле... сильно пострадали
военно-технические объекты флота... Если это будет продолжаться, нам грозят
серьезные последствия, которые в итоге могут оказаться невыносимыми...
25 мая. Ночной налет англичан на Дортмунд был исключительно сильным и,
вероятно, самым интенсивным из всех, какие когда-либо обрушивались на
немецкие города... Сообщения из Дортмунда просто ужасающие... Большой ущерб
нанесен промышленным предприятиям и заводам по производству боеприпасов...
Бездомными остались от 80 до 100 тысяч человек... Население западных районов
страны постепенно начинает терять присутствие духа. Подобный ад трудно
вынести... Вечером я получил (еще одно) донесение по Дортмунду. Разрушено
буквально все... Не осталось буквально ни одного дома, пригодного для
жилья...
26 июля. Ночью был сильный налет на Гамбург... Причем с самыми
серьезными последствиями как для гражданского населения, так и для
производства оружия... Это подлинная катастрофа.
29 июля. В течение ночи мы пережили самый сильный налет из всех, что
были совершены на Гамбург... от 800 до 1000 бомбардировщиков... Кауфман
(местный гаулейтер) прислал мне первое донесение... Он пишет о катастрофе,
размах которой потрясает воображение. Город с миллионным населением был
уничтожен беспрецедентным в истории способом. Перед нами стоят проблемы,
которые почти не поддаются решению. Население в миллион человек необходимо
снабдить продовольствием, обеспечить одеждой и жильем и как можно скорее
эвакуировать. Короче говоря, мы столкнулись здесь с проблемами, в
существование которых не верилось всего лишь несколько недель назад...
Кауфман говорит примерно о 800 тысячах бездомных, которые бродят по улицам,
не зная, что предпринять..."
Хотя некоторым важным военным заводам немцев был нанесен значительный
урон, особенно тем, которые выпускали истребители, подшипники, боевые
корабли, сталь и топливо для новых реактивных самолетов, а также ракетному
экспериментальному предприятию в Пенемюнде, на которое Гитлер возлагал такие
большие надежды {В мае 1943 года разведывательный самолет английских ВВС
сфотографировал предприятия в Пенемюнде. Незадолго до этого в Лондоне была
получена информация от польских подпольщиков о том, что там разрабатываются
как беспилотные реактивные самолеты (позднее получившие наименование Фау-1,
или самолеты-снаряды), так и ракеты (Фау-2). В августе английские
бомбардировщики нанесли удар по Пенемюнде, причинив сильные разрушения
предприятию и отбросив на несколько месяцев назад исследовательские работы и
испытания. К ноябрю английские и американские ВВС обнаружили 63 пусковые
установки для Фау-1 на побережье Ла-Манша, а в период с декабря по февраль
следующего года разбомбили и уничтожили 73 установки, общее число которых
возросло к этому времени до 96. Термины Фау-1 и Фау-2 произошли от немецких
слов "оружие возмездия", которое так превозносила пропаганда д-ра Геббельса
в мрачном 1944 году. - Прим. авт.}, и хотя работа железнодорожного и
морского транспорта систематически нарушалась, в целом производство
вооружения в Германии не сократилось даже во время все более возраставших в
1943 году англо-американских бомбардировок. Отчасти это объяснялось
увеличением выпуска продукции заводами и фабриками оккупированных стран,
прежде всего Чехословакии, Франции, Бельгии и Северной Италии, которые не
подвергались бомбардировкам. Наибольший ущерб англо-американская авиация,
как разъясняет Геббельс в своем дневнике, нанесла жилому фонду и моральному
духу немецкого народа. Помнится, в первые годы войны немецкая печать
подбадривала население сенсационными сообщениями о том, как люфтваффе
бомбили врага, особенно англичан. Они были уверены, что бомбардировки
помогут им быстро и победоносно завершить войну. Теперь, в 1943 году, они
начали ощущать на себе весь ужас воздушных налетов, гораздо более
разрушительных, чем те, которые совершали люфтваффе на жителей Лондона в
1940-1941 годах. Немецкий народ выносил их так же храбро и стойко, как ранее
английский народ. Но после четырех лет войны это требовало еще большего
напряжения сил. Поэтому неудивительно, что теперь, в конце 1943 года, когда
рухнули надежды на победу в России, на севере Африки и в Италии, когда
собственные города рейха были буквально обращены в пепел бомбежками,
немецкий народ начал отчаиваться и осознавать, что происходящее - это начало
приближающегося конца.
"Самое позднее, в конце 1943 года, - напишет оставшийся не у дел
генерал Гальдер, - уже стало очевидно, что в военном смысле война
проиграна".
Генерал Йодль в мрачной, не для протокола лекции, прочитанной
нацистским гаулейтерам в канун очередной годовщины "пивного путча", 7 ноября
1943 года, в Мюнхене, не зашел так далеко. Но обстановка на начало пятого
года войны, которую он обрисовал на лекции, выглядела достаточно удручающей.
"Что ложится сегодня наиболее тяжким бременем на внутренний фронт и
соответственно отражается на других фронтах, - сказал он, - так это
разрушительные воздушные налеты врага на наши дома, на наших жен и детей. В
этом смысле... исключительно по вине Англии война обрела формы, которые, как
считалось, были невозможны со времен расовых и религиозных войн.
Эффект этих терроризирующих налетов - психологический, моральный и
материальный - таков, что его необходимо ослабить, если не представляется
возможным устранить полностью".
Состояние морального духа немцев в результате поражений и бомбардировок
1943 года было недвусмысленно обрисовано этим авторитетным нацистом, который
на сей раз выступал от лица фюрера:
"Дух разрушения ощущается в нашей стране то тут, то там. Разные
трусливые элементы ищут выхода или того, что они называют "политическим
решением". Они заявляют, что мы должны приступить к переговорам, пока у нас
еще кое-что есть" {Лекция Йодля на тему "Стратегическое положение к началу
пятого года войны" является, пожалуй, наиболее исчерпывающим из имеющихся у
нас из первых рук описаний неблагоприятной обстановки в конце 1943 года, как
она представлялась Гитлеру и его генералам. Это не просто конфиденциальная
лекция для нацистских политических лидеров. Йодль приводил десятки цитат из
совершенно секретных меморандумов и документов со штампом "Ставка фюрера".
Взятые вместе, они рисуют подлинную картину войны, как она виделась фюреру,
который наверняка следил за подготовкой лекции. Изображая настоящее в
мрачных красках, Йодль нарисовал еще более безрадостное будущее, верно
предсказывая, что предстоящее англо-американское вторжение в Европу "решит
судьбу войны" и что сил, имеющихся в распоряжении немцев, недостаточно,
чтобы его отразить. - Прим. авт.}.
Но дело было не только в "трусливых элементах". Сам д-р Геббельс,
наиболее верный и преданный до фанатизма из последователей Гитлера, как об
этом свидетельствует его дневник, искал выход еще до конца 1943 года,
напряженно размышляя не столько о том, следует ли Германии вести мирные
переговоры или нет, сколько о том, с кем их вести - с Россией или с Западом.
Он не вел разговоры за спиной Гитлера о необходимости поисков мира, подобно
некоторым. У него хватало смелости и откровенности, чтобы изложить свои
мысли непосредственно Гитлеру. 10 сентября 1943 года, находясь в ставке
Гитлера в Растенбурге, куда его вызвали в связи с известием о капитуляции
Италии, Геббельс впервые затронул, как отмечено в его дневнике, вопрос о
возможных мирных переговорах.
"Проблема состоит в том, к какой стороне нам надлежит обратиться
сначала - к Москве или к Англии и Америке. Во всяком случае, трудно успешно
вести войну против обеих".
Он замечал, что Гитлер обеспокоен перспективой вторжения союзников на
Западе так же, как и "угрожающей обстановкой" на русском фронте:
"Удручающим обстоятельством является то, что мы не имеем ни малейшего
представления о резервах, которые приберег Сталин. Я очень сомневаюсь,
сможем ли мы в этих условиях перебросить наши дивизии с Востока на другие
европейские театры военных действий".
Записав в секретном дневнике некоторые из своих собственных идей,
которые еще несколько месяцев назад казались ему изменническими и
пораженческими, Геббельс обратился к Гитлеру.
"Я спросил фюрера, можно ли что-нибудь решить со Сталиным в ближайшем
будущем или в перспективе. Он ответил, что в данный момент нельзя... Во
всяком случае, фюрер считает, что легче иметь дело с англичанами, чем с
Советами. В определенный момент, считает фюрер, англичане образумятся... Я
склонен считать Сталина более доступным, поскольку Сталин - политик более
практического склада, нежели Черчилль. Черчилль - романтичный авантюрист,
говорить с которым, взывая к разуму, невозможно".
Именно в этот мрачный период состояния их дел Гитлер и его приспешники
стали хвататься за спасительную соломинку - коалиция союзников распадется,
Англия и Америка испугаются перспективы вторжения советских армий в Европу и
в конечном счете объединятся с Германией, чтобы защитить Старый Свет от
большевизма. Гитлер довольно пространно высказался по этому поводу на
встрече с Деницем в августе 1943 года, теперь же, в сентябре, он обсуждал
эту тему с Геббельсом.
"Англичане, - продолжал Геббельс запись в дневнике, - не хотят
допустить большевизации Европы ни при каких обстоятельствах... Как только
они осознают это... у них останется выбор лишь между большевизмом и
некоторым потеплением по отношению к национал-социализму, и они, несомненно,
проявят склонность к компромиссу с нами. Сам Черчилль - старый противник
большевизма, и его сотрудничество с Москвой сегодня всего-навсего преходящий
момент".
Казалось, Гитлер и Геббельс позабыли в этот момент, кто первым начал
сотрудничать с Москвой и кто втянул Россию в войну. Подводя итоги беседы с
Гитлером о возможности заключения мира, Геббельс писал:
"Рано или поздно нам придется решать вопрос о том, в сторону кого из
врагов следует склониться. В истории Германии ей еще ни разу не повезло в
войне на два фронтов... Не сможет она в конечном счете выстоять и в этой".
Но не слишком ли поздно было размышлять на этот счет? Геббельс вернулся
в ставку 23 сентября и во время утренней прогулки с нацистским лидером нашел
его гораздо более пессимистично настроенным, чем две недели назад,
относительно возможности ведения мирных переговоров с одной из сторон, чтобы
затем воевать на одном фронте.
"Фюрер не верит, что в настоящее время можно чего-либо достигнуть путем
переговоров. Англия еще достаточно твердо стоит на ногах... На Востоке,
естественно, нынешний момент совершенно неблагоприятен... Сталин обладает
сейчас преимуществом". В этот вечер Геббельс обедал с Гитлером наедине. "Я
спросил фюрера, готов ли он вести переговоры с Черчиллем... Он не считает,
что переговоры с Черчиллем приведут к какому-либо результату, поскольку тот
слишком прочно находится в плену своих враждебных взглядов и, кроме того,
движим ненавистью, а не разумом... Фюрер предпочел бы переговоры со
Сталиным, но он не думает, что они будут успешными...
Как бы ни сложились обстоятельства, сказал я фюреру, мы должны прийти к
урегулированию либо с одной стороной, либо с другой. Рейх еще ни разу не
выигрывал войну на два фронта. Поэтому нам следует подумать, как так или
иначе покончить с войной на два фронта".
Эта задача была куда сложнее, чем они себе ее представляли, они, кто
так легко вверг Германию в войну на два фронта. Но в тот сентябрьский вечер
1943 года, по крайней мере на мгновение, нацистский диктатор избавился
наконец от своего пессимизма и предался мечтам о том, каким благом мог бы
оказаться мир. По свидетельству Геббельса, он даже заявил, что "жаждет"
мира.
Он сказал, что "был бы счастлив снова оказаться в кругу артистов,
отправиться вечером в театр, а затем зайти в артистический клуб". Гитлер и
Геббельс не были единственными в Германии, кто теперь, когда война вступила
в свой пятый год, размышлял о шансах и путях, ведущих к миру. Разобщенные
болтливые антинацистские заговорщики, хотя число их возросло, но оставалось
огорчительно малым, снова стали задумываться над прежней проблемой. Они уже
ясно видели: хотя армии Гитлера все еще сражались на чужой земле, война
проиграна. Большинство из них, но отнюдь не все, неохотно, лишь преодолев
угрызения совести, приходили к выводу, что для того, чтобы Германия обрела
мир, который открыл бы ей перспективу уцелеть и существовать далее, им
придется устранить Гитлера посредством убийства и одновременно уничтожить
национал-социализм.
С наступлением 1944 года, когда появилась уверенность, что
англо-американские армии начнут вторжение через Ла-Манш еще до конца года,
что Красная Армия приблизится к границам самого рейха, а древние города
Германии в результате воздушных налетов союзников скоро будут обращены в
груды развалин {"Тысячелетний труд превратился в груду камней", - писал
Герделер фельдмаршалу фон Клюге в июле 1943 года после посещения на западе
районов, подвергшихся бомбардировкам. В своем письме Герделер умолял
колеблющегося генерала примкнуть к заговорщикам, чтобы положить конец
Гитлеру и его безумию, - Прим. авт.}, заговорщики решились на отчаянную
попытку убить нацистского диктатора и свергнуть его режим, прежде чем он
ввергнет Германию в страшную катастрофу. Они сознавали, что времени осталось
немного.
- 29 -
ВТОРЖЕНИЕ СОЮЗНИКОВ В ЗАПАДНУЮ ЕВРОПУ И ПОКУШЕНИЕ НА ГИТЛЕРА
В течение 1943 года заговорщики предприняли по меньшей мере полдюжины
попыток убить Гитлера, одна из которых сорвалась лишь потому, что не
взорвалась бомба замедленного действия, заложенная в самолет фюрера во время
его полета на русский фронт.
Серьезные изменения произошли в этом году в немецком движении
Сопротивления. Его участники отказались делать ставку на фельдмаршалов, ибо
они были либо слишком трусливы, либо слишком тупы, чтобы использовать свое
положение и военную власть для свержения верховного главнокомандующего. В
ноябре 1942 года на тайной встрече в лесу под Смоленском Герделер,
политический застрельщик немецкого Сопротивления, обратился к фельдмаршалу
Клюге, командующему группой армий "Центр" на Востоке, с просьбой сыграть
активную роль в ликвидации Гитлера. Нестойкий генерал, только что получивший
щедрый подарок от фюрера {В день своего 60-летия - 30 октября 1942 года
Клюге получил от Гитлера чек на 250 тысяч марок (100 тысяч долларов по
официальному валютному курсу) и специальное разрешение израсходовать
половину этой суммы на уход за имением. Другой бы воспринял это как
оскорбление достоинства и чести немецкого офицера, однако фельдмаршал принял
и то и другое (Шлабрендорф Ф. Они чуть не убили Гитлера, с. 40). Позднее,
когда Клюге стал противником Гитлера, фюрер сказал как-то своим офицерам в
ставке: "Я лично дважды присваивал ему звания, удостаивал его высших наград,
подарил ему большое имение... и дал большую прибавку к жалованью как
фельдмаршалу..." (Гилберт Ф. Гитлер руководит своей войной, с. 101-102). -
Прим. авт.}, согласился, но через несколько дней струсил и написал генералу
Беку в Берлин, чтобы на него не рассчитывали.
Несколько недель спустя заговорщики попытались убедить генерала
Паулюса, 6-я армия которого находилась в то время в окружении под
Сталинградом и который по их предположениям глубоко разочаровался в фюрере,
допустившем такую катастрофу, выступить с обращением к армии сбросить
тирана, который привел четверть миллиона немецких солдат к такому постыдному
концу. Личное обращение генерала Бека с этой просьбой к Паулюсу, изложенное
в письме, было доставлено летчиком немецких ВВС в осажденный город. Паулюс,
как мы видели, отреагировал на это тем, что направил целый поток радиограмм
фюреру с выражением верности, и опомнился лишь тогда, когда был доставлен в
Москву в качестве военнопленного.
В тече