нного
нападения" со стороны третьей державы, то другая сторона "ни в коей мере  не
будет оказывать поддержки этой третьей державе". Ни Германия, ни  Россия  не
вступят в союз держав, прямо или косвенно нацеленный против  другой  стороны
{Формулировка основных статей практически не отличалась от их формулировки в
проекте, который Молотов передал Шуленбургу  и  с  которым  Гитлер  в  своей
телеграмме на имя Сталина согласился. В  русском  проекте  указывалось,  что
пакт о ненападении вступит в силу после одновременного подписания секретного
протокола, который станет составной частью пакта.
     Фридрих  Гаус,  присутствовавший  на  вечерней  встрече,  сообщал,  что
написанная  Риббентропом  в  высоком   стиле   преамбула   об   установлении
дружественных советско-германских отношений  была  вычеркнута  по  настоянию
Сталина. Советский диктатор сказал, что "Советское  правительство  не  может
представить на суд общественности  уверений  в  дружбе  после  того,  как  в
течение шести лет нацистское правительство обливало СССР  грязью".  -  Прим.
авт.}.
     Таким образом, Гитлер добился того, чего хотел: немедленного договора с
Россией, по которому она обязалась не присоединяться  к  Англии  и  Франции,
если они выполнят свой союзнический долг в случае  нападения  на  Польшу  {В
статье VII говорилось, что договор вступает в  силу  с  момента  подписания.
Ратификация договора в двух тоталитарных государствах была, по сути,  чистой
формальностью. Тем не менее на это ушло  несколько  дней.  На  этом  настоял
Гитлер. - Прим. авт.}.
     Цена, которую заплатил за это Гитлер,  определялась  в  "Дополнительном
секретном протоколе" к договору:
     По случаю подписания Пакта о  ненападении  между  Германским  рейхом  и
Союзом Советских  Социалистических  республик  уполномоченные  представители
обеих сторон, подписавшие документ, в ходе строго  конфиденциального  обмена
мнениями обсудили вопрос о  разграничении  сфер  интересов  обеих  сторон  в
Восточной Европе. Этот обмен мнениями привел к следующему:
     1.  В  случае   территориально-политических   изменений   в   областях,
принадлежащих балтийским государствам (Финляндии, Эстонии,  Латвии,  Литве),
северная граница Литвы образует одновременно границу между сферами интересов
Германии и СССР. При этом  обеими  сторонами  признается  заинтересованность
Литвы в области Вильно (Вильнюса).
     2.  В  случае   территориально-политических   изменений   в   областях,
принадлежащих польскому государству, разграничение сфер интересов Германии и
СССР будет проходить примерно по линии рек Нарев, Висла и Сан.
     Вопрос о том, явится ли в интересах обеих сторон желательным сохранение
независимого польского государства, может быть окончательно решен  только  в
ходе дальнейшего политического развития.
     В любом случае оба правительства будут  решать  этот  вопрос  на  путях
дружеского взаимопонимания.
     Еще раз  Германия  и  Россия,  как  во  времена  германских  королей  и
российских императоров, договорились о разделе Польши.  Кроме  того,  Гитлер
предоставил Сталину свободу действий на Балтике.
     3. Относительно Юго-Запада Европы советской стороной  была  подчеркнута
заинтересованность в Бессарабии (утрачена Россией в 1919  году  и  отошла  к
Румынии). Германская сторона заявила о своей полной  незаинтересованности  в
этой территории (уступка, о которой Риббентроп впоследствии очень сожалел).
     4. Обе стороны будут держать этот протокол в строгой тайне.
     Действительно, содержание этого протокола стало известно  только  после
войны, когда он обнаружился среди захваченных немецких документов.
     На следующий день, 24 августа,  когда  торжествующий  Риббентроп  летел
назад в Берлин, миссия союзников в Москве попросила  Ворошилова  о  встрече.
Адмирал Драке просто послал срочное письмо Ворошилову, в котором спрашивал о
взглядах маршала относительно продолжения переговоров.
     25 августа Ворошилов изложил свои взгляды представителям  английской  и
французской  делегаций:  "Ввиду  изменившейся  политической  обстановки  нет
смысла продолжать переговоры".

     Два года спустя, когда немецкие войска,  нарушив  пакт  о  ненападении,
вторглись в Россию, Сталин  все  еще  продолжал  оправдывать  свою  одиозную
сделку  с  Гитлером,  заключенную  в  Москве  за  спиной   англо-французской
делегации. "Мы обеспечили нашей стране  мир  в  течение  полутора  годов,  -
заявил он в своем выступлении по радио 3 июля 1941  года,  -  и  возможность
подготовки своих сил  для  отпора,  если  фашистская  Германия  рискнула  бы
напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный  выигрыш  для  нас  и
проигрыш для фашистской Германии".
     Так ли это? Споры об этом ведутся с того  самого  времени.  То,  что  в
результате сделки с Гитлером Сталин получил передышку, - так же, как получил
ее царь Александр I в Тильзите в 1807 году, договорившись  с  Наполеоном,  и
Ленин в Брест-Литовске в 1917 году, договорившись с немцами, - очевидно. Это
позволило Советскому Союзу в течение короткого времени укрепить свои границы
в  ожидании  нападения  Германии,  создать  базы  на   Балтийском   море   в
Прибалтийских республиках  и  в  Финляндии  -  за  счет  интересов  поляков,
латышей, эстонцев и финнов. Но самое главное,  что  подчеркивалось  потом  в
официально изданной "Истории дипломатии", - в Кремле  возросла  уверенность,
что если  Германия  и  нападет  на  Россию,  то  к  этому  времени  западные
демократии уже будут в состоянии войны с ней и Советскому Союзу не  придется
противостоять ей в одиночку, чего опасался Сталин летом 1939 года.
     Это, безусловно, верно. Но есть и другая сторона. К тому времени, когда
Гитлер готовился напасть на Россию,  польская  армия,  французская  армия  и
английский экспедиционный корпус были уже разгромлены и Германия располагала
ресурсами всей Европы и не опасалась открытия фронта на  западных  границах,
который мог бы оттянуть часть сил. В течение 1941, 1942 и 1943 годов  Сталин
постоянно сетовал, что в Европе нет второго фронта и что  России  приходится
одной принимать на себя удар почти всех  немецких  сил.  В  1939-1940  годах
такой фронт имелся, и он мог бы оттянуть  на  себя  часть  сил  Германии,  и
Польша не была бы завоевана в течении двух недель, если бы Россия поддержала
ее, а не нанесла ей удар в спину. Более того, войны вообще могло бы не быть,
если бы Гитлер знал, что, воюя с  Польшей,  ему  придется  воевать  также  с
Россией, Англией и Францией. Даже робкие в политике немецкие  генералы,  что
явствует из показаний в Нюрнберге, могли бы воспротивиться участию в войне с
такой грозной коалицией. К концу мая, как рассказывал  французский  посол  в
Берлине, и Кейтель и Браухич предупреждали  Гитлера,  что  у  Германии  мало
шансов выиграть войну, если Россия окажется на стороне ее врагов.
     Никакие государственные деятели, даже диктаторы,  не  могут  предвидеть
ход событий. Как  пишет  Черчилль,  вопрос,  была  ли  хладнокровная  сделка
Сталина с Гитлером "в тот  момент  в  высшей  степени  реалистичным  шагом",
является  спорным.  Главной  целью  Сталина  как  главы  правительства  было
обеспечение безопасности своей  страны.  Летом  1939  года  Сталин,  как  он
признался позднее Черчиллю, был уверен в том, что Гитлер затевает войну.  Он
не хотел, чтобы Россия была поставлена в такое сложное положение,  когда  ей
пришлось бы  одной  сдерживать  натиск  германской  армии.  Если  заключение
полноценного соглашения с западными союзниками стало невозможным,  как  было
не повернуться к Гитлеру, который сам шел ему навстречу?
     К концу июля 1939 года Сталин пришел к выводу, что Франция и Англия  не
хотят оборонительного союза, что  правительство  Чемберлена  хочет  склонить
Гитлера к ведению войн в Восточной Европе. Он весьма скептически относился к
выполнению Англией союзнического долга перед Польшей, полагая, что он  будет
выполнен  не  лучше,  чем  долг  Франции   перед   Чехословакией.   События,
произошедшие на Западе в течение предшествующих двух лет,  укрепляли  его  в
этой мысли: отклонение Чемберленом после аншлюса и после оккупации нацистами
Чехословакии советских предложений о созыве конференции для выработки мер по
предотвращению дальнейшей  агрессии;  умиротворение  Чемберленом  Гитлера  в
Мюнхене,  куда  Россия  не  была  приглашена;  медлительность  и   колебания
Чемберлена на переговорах о создании оборонительного союза против  Германии,
когда роковое лето 1939 года подходило к концу.
     Практически всем, кроме Чемберлена, было  ясно  одно:  англофранцузская
дипломатия, которая бездействовала всякий раз, когда Германия  предпринимала
какие-то  шаги,  потерпела  фиаско  {Это  же  можно  сказать  и  о  польской
дипломатии. Посол Ноэль сообщал в Париж о реакции министра  иностранных  дел
Бека на подписание германо-советского пакта: "Бек совершенно не изменился  и
не выглядит ни в коей мере обеспокоенным. Он полагает, что, в сущности, мало
что изменилось". - Прим. авт.}.  Шаг  за  шагом  две  эти  западные  державы
отступали: первый раз, когда Гитлер бросил  им  вызов,  введя  в  1935  году
воинскую повинность; второй раз, когда он  оккупировал  Рейнскую  область  в
1936 году; потом, в 1938  году,  когда  он  захватил  Австрию  и  потребовал
Судетскую область; они отступили, когда в марте 1939 года  он  захватил  всю
Чехословакию. Имея на своей стороне Советский Союз, они могли  бы  отвратить
немецкого диктатора от войны, а если бы это не удалось, то достаточно быстро
разгромили бы его в  вооруженной  борьбе.  Но  они  упустили  эту  последнюю
возможность {И это несмотря на  многочисленные  предупреждения  о  том,  что
Гитлер заигрывает с Кремлем. 1 июня Кулондр, французский  посол  в  Берлине,
информировал своего министра иностранных дел Бонне, что Россия занимает  все
большее место в мыслях  Гитлера.  "Гитлер  рискнет  начать  войну,  -  писал
Кулондр, - если ему не придется воевать с Россией. Более того, если он будет
знать, что с ней ему тоже придется воевать, он скорее отступит, чем ввергнет
свою страну, свою партию  и  самого  себя  в  катастрофу".  Посол  советовал
поторопиться с завершением англо-французских переговоров в Москве и сообщал,
что английский посол в Берлине обратился к своему правительству с  таким  же
призывом. (Французская желтая книга, с. 180-181).
     15 августа и Кулондр и Гендерсон побывали у Вайцзекера  в  министерстве
иностранных дел. Британский посол сообщал в Лондон: статс-секретарь  уверен,
что Советский  Союз  "в  конечном  счете  присоединится  к  разделу  Польши"
(Британская  синяя  книга,  с.  91).  Кулондр  после  беседы  с  Вайцзекером
телеграфировал в Париж:
     "Необходимо любой ценой допвогриться с русскими, и  как  можно  скорее"
(Французская желтая книга, с. 282).
     Весь июнь и июль Лоренс Штейнгардт, американский посол в  Москве,  слал
предупреждения о готовящейся советско-германской сделке.  Президент  передал
эту информацию в английское, французское и польское посольства. Еще 5  июля,
когда советский посол Константин Уманский направлялся в Москву в отпуск,  он
вез с собой послание Рузвельта Сталину, в  котором  президент  предупреждал,
что если "Советское правительство заключит союз  с  Гитлером,  то  ясно  как
божий день, что, как только Гитлер завоюет Францию, он двинет свои войска на
Россию" (Дэвис Д. Е. Миссия в Москву,  с.  450).  Предупреждение  президента
было передано по телеграфу Штейнгардту вместе с  инструкцией  повторить  его
Молотову, что и было проделано послом 16 августа (Дипломатическая  переписка
США.  1939,  т.  1,  с  296-  299).  -  Прим.  авт.}.  Теперь,   при   самых
неблагоприятных обстоятельствах и в самое неподходящее время, им  предстояло
оказать помощь Польше в случае, если она подвергнется нападению.
     В Лондоне и Париже горько сокрушались по поводу двойной  игры  Сталина.
Многие годы советский деспот кричал  о  "фашистских  зверях",  призывая  все
миролюбивые государства сплотиться, чтобы  остановить  нацистскую  агрессию.
Теперь он сам становился ее  пособником.  В  Кремле  могли  возразить,  что,
собственно, и сделали: Советский  Союз  сделал  то,  что  Англия  и  Франция
сделали год назад в Мюнхене - за счет  маленького  государства  купили  себе
мирную  передышку,  необходимую  на  перевооружение,   чтобы   противостоять
Германии. Если Чемберлен поступил честно и благородно, умиротворив Гитлера и
отдав ему в 1938 году Чехословакию, то почему же Сталин повел себя  нечестно
и неблагородно, умиротворяя через год Гитлера  Польшей,  которая  все  равно
отказалась от советской помощи?
     О тайной циничной сделке Сталина с Гитлером,  предусматривающей  раздел
Польши и предоставление свободы рук России, чтобы она могла захватить Литву,
Латвию, Эстонию, Финляндию и Бессарабию, знали только в  Берлине  и  Москве.
Правда, вскоре о ней узнали все по тем шагам, которые предприняла  Россия  и
которые даже тогда поразили весь мир. Русские могли сказать - и говорили,  -
что они только возвращают территории, утраченные ими в конце первой  мировой
войны. Но люди, жившие на этих территориях, не были русскими и не испытывали
желания вернуться в состав России {Обстановка  в  Прибалтийских  странах  не
была столь однозначной, как полагает  автор.  Значительная  часть  населения
Прибалтийских стран ратовала за вхождение в  состав  СССР,  но,  несомненно,
имелись и силы, не желавшие этого. - Прим.  тит.  ред.}.  Только  применение
силы, чего Советы избегали во времена Литвинова,  помогло  возвращению  этих
территорий.
     Вступив в Лигу Наций, Советский Союз завоевал репутацию поборника  мира
и ведущей силы, противостоявшей фашистской агрессии. Теперь  этот  моральный
капитал он быстро терял.
     Кроме всего прочего, заключив сделку с Гитлером, Сталин  дал  сигнал  к
началу войны, которой наверняка предстояло  перерасти  в  конфликт  мирового
масштаба. Это он, несомненно, знал {В  данном  случае  автор  грешит  против
исторической истины. Нападение Германии на Польшу произошло бы независимо от
подписания советско-германского I пакта о ненападении. - Прим.  тит.  ред.}.
Как оказалось, это была величайшая ошибка в его жизни.

     - 16 -

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ МИРА

     Английское  правительство  не  бездействовало  в  ожидании   подписания
германо-советского пакта в Москве. Объявление в Берлине вечером 21 августа о
визите Риббентропа в Москву для подписания германо-советского пакта  привело
британский кабинет в движение. На  заседании,  состоявшемся  22  августа,  в
15.00, было составлено коммюнике, в котором  категорически  заявлялось,  что
германо-советский  пакт  о  ненападении  "никоим  образом  не  повлияет   на
обязательства в отношении Польши, о которых неоднократно публично заявлялось
и которые Англия полна решимости выполнить".
     На  24  августа  было  назначено  заседание  парламента,   на   котором
предстояло принять закон об обороне; были предприняты  мобилизационные  меры
превентивного характера.
     Хотя заявление кабинета было сформулировано довольно  четко,  Чемберлен
не хотел, чтобы у Гитлера оставались какие-либо сомнения на этот счет. Когда
на заседании кабинета был объявлен перерыв, он написал личное письмо фюреру.
     "...Вероятно,  в  некоторых  кругах  в  Берлине  полагают,  что   после
объявления  о  германо-советском  соглашении  с  обязательствами  Англии  по
отношению к Польше уже не следует считаться. Думать так  было  бы  грубейшей
ошибкой. Что бы ни лежало в основе  германо-советского  соглашения,  это  не
может повлиять на обязательства Англии по отношению к Польше.
     Существует мнение, что если бы в 1914 году правительство его величества
заняло более четкую позицию, то можно было бы избежать  большой  катастрофы.
Что бы ни служило основой для такого утверждения, на этот раз  правительство
его величества не допустит такого недопонимания.
     В любом случае оно полно решимости  и  готово  употребить  в  дело  все
имеющиеся в  его  распоряжении  силы.  Трудно  предсказать,  чем  закончатся
военные действия, если они начнутся..."
     Окончательно прояснив позицию правительства,  премьер-министр  еще  раз
призвал Гитлера найти мирные пути решения проблем с Польшей и предложил свои
услуги в качестве посредника.
     Письмо Гитлеру привез посол Гендерсон, который прилетел в  Берхтесгаден
из Берлина около часа дня 23 августа. Письмо повергло диктатора в ярость.
     "Гитлер был взволнован и не  шел  ни  на  какие  компромиссы,  -  писал
Гендерсон лорду Галифаксу. - Речь его была грубой, в ней содержались  выпады
против Англии и Польши".
     Доклад Гендерсона и немецкий меморандум о встрече - последний обнаружен
среди трофейных документов  -  не  расходятся  в  оценках.  Англия,  бушевал
Гитлер, сама виновата в упрямстве Польши, так же  как  год  назад  она  была
виновата в неразумном поведении Чехословакии. Десятки  тысяч  фольксдойче  в
Польше подвергаются преследованиям. Имели место шесть  случаев  кастрации  -
это стало для него  навязчивой  идеей.  Он  не  намерен  больше  мириться  с
потерями. Дальнейшие преследования немцев со  стороны  поляков  повлекут  за
собой немедленные действия.
     "Я оспаривал каждый пункт,  -  телеграфировал  Гендерсон  Галифаксу,  -
обращал внимание на то, что его данные неточны, но это вызывало только новые
тирады".
     В конце концов Гитлер согласился дать письменный ответ премьер-министру
через два часа, и Гендерсон уехал в  Зальцбург,  чтобы  немного  передохнуть
{Вайцзекер, присутствовавший при этой встрече,  писал  позднее  "Как  только
дверь  за  послом  закрылась,  Гитлер  усмехнулся  и  сказал  "Чемберлен  не
перенесет этого разговора. Его кабинет падет сегодня  вечером".  (Вайцзекер.
Мемуары, с. 203.) - Прим. авт.}. Через некоторое время Гитлер вызвал  его  и
вручил ответ. Гендерсон сообщал в Лондон, что в отличие  от  первой  встречи
Гитлер "был спокоен и ни  разу  не  повысил  голоса",  что  он  сказал:  ему
пятьдесят лет и он предпочитает начать войну сейчас, а не  когда  ему  будет
пятьдесят пять или шестьдесят.
     Мания величия немецкого диктатора,  восседающего  на  вершине  пирамиды
власти, проступает еще резче в немецком варианте  отчета  о  встрече.  После
упоминания о том, что он охотнее начнет войну в пятьдесят лет, чем  позднее,
там написано:
     "Англия хорошо сделает, если уяснит,  что  он,  как  бывший  фронтовик,
знает войну  лучше  и  будет  использовать  все  возможные  средства.  Всем,
вероятно, понятно, что мировая война (1914-1918 гг.) не была  бы  проиграна,
если бы канцлером в то время был он".
     Ответ фюрера Чемберлену состоял из потока лжи и преувеличений,  который
он извергал на иностранцев и свой народ с тех  пор,  как  Польша  осмелилась
противостоять   ему.   Германия,   говорил   он,   не   ищет   конфликта   с
Великобританией. Германия всегда была готова обсудить  с  Польшей  вопрос  о
Данциге и коридоре  на  беспримерно  великодушных  условиях.  Но  объявление
Англии о  гарантии  Польше  воодушевило  поляков,  и  они  "развязали  волну
неприкрытого  террора"  против  полутора  миллионов  немцев,  проживающих  в
Польше. Такие зверства, по его заявлению, ужасны для  жертв,  но  совершенно
невыносимы для такой великой  державы,  как  германский  рейх.  Германия  не
станет больше этого терпеть.
     Под конец он отреагировал  на  уверения  премьер-министра,  что  Англия
будет  верна  обязательствам,  данным  Польше,  и  в  свою  очередь  заверил
Чемберлена, что это "ни в коей мере не повлияет на  решимость  правительства
рейха  стоять  на  страже  интересов  рейха...  Если  Германия  подвергнется
нападению со стороны Англии, то она к этому готова".
     Чем же закончился обмен  письмами?  Гитлер  удостоверился,  что  Англия
вступит в войну, если Германия нападет на Польшу. Премьер-министр получил от
Гитлера ответ, что он не придает этому значения. Но,  как  показали  события
последу