воли этих  людей,  воспитанных  в
христианской вере,  на  почитании  старых  добродетелей,  хвалившихся  своим
кодексом чести, людей, не раз глядевших на поле боя смерти в лицо.  Но  это,
наверное, можно понять, если проследить ход немецкой истории,  изложенный  в
предыдущей  главе,  согласно   которому   слепое   повиновение   временщикам
превратилось у немцев в высшую добродетель, а раболепие всячески поощрялось.
К этому времени генералы уже  осознали  зловещую  сущность  человека,  перед
которым они преклонялись. Гудериан  позднее  вспоминал,  каким  стал  Гитлер
после 20 июля:
     "Что  касается  его  твердости,  она  превратилась  в   жестокость,   а
склонность к блефу сменилась откровенной нечестностью.  Он  часто  лгал  без
малейшего колебания, полагая, что и другие лгут ему. Гитлер никому больше не
доверял, и с ним стало довольно трудно иметь дело. С каждым месяцем это  все
более превращалось в пытку. Он часто  терял  самообладание,  становился  все
более несдержан в выражениях.  В  его  непосредственном  окружении  не  было
никого, кто мог бы повлиять на него сдерживающим образом".
     И тем не менее этот полубезумный, быстро слабеющий  рассудком  и  телом
человек теперь, как и в снежную зиму 1941 года под  Москвой,  сумел  собрать
остатки отступавших армий  и  вселить  новую  веру  в  павшую  духом  нацию.
Невероятным напряжением воли, которой так недоставало армии,  правительству,
народу, он едва ли не в одиночестве смог продлить агонию рейха почти на год.
     Мятеж  20  июля  окончился  неудачей  не  только   из-за   необъяснимой
неспособности ряда самых способных людей в армии и среди  гражданской  части
нации, но и из-за роковой бесхарактерности  Фромма,  Клюге,  а  также  из-за
неудач, подстерегавших заговорщиков за каждым  углом.  Он  провалился  из-за
того, что почти все, кто управлял этой великой страной,  генералы  и  просто
граждане, немцы, носившие форму или нет, не были готовы к  революции,  а  по
существу, несмотря на страдания и горькую перспективу поражения,  не  хотели
ее. Они все еще  принимали  и  безусловно  поддерживали  национал-социализм,
несмотря на деградацию, в которую он вверг Германию и Европу,  а  в  Адольфе
Гитлере по-прежнему видели спасителя своей страны.
     "В то время, - писал  позднее  Гудериан  как  о  неоспоримом  факте,  -
большая часть немецкого народа по-прежнему верила в Адольфа Гитлера  и  была
убеждена, что любой преступник, совершивший убийство  Гитлера,  устранил  бы
единственного человека, который все еще мог привести войну к  благополучному
концу".
     Даже по окончании войны генерал Блюментрит,  который  не  участвовал  в
заговоре, но поддержал бы его, если бы его  начальник  Клюге  обладал  более
решительным характером, считал, что по меньшей мере  "половина  гражданского
населения была потрясена  тем,  что  немецкие  генералы  приняли  участие  в
покушении на Гитлера в целях его свержения, и впоследствии относилась к  ним
с горечью и разочарованием. Те же чувства разделяла и армия".
     Благодаря необъяснимому гипнотизму, по  крайней  мере  с  точки  зрения
немца, Гитлеру удалось сохранить у этого необыкновенного народа  верность  и
веру в себя до конца. Как безмолвный скот, с трогательной  верой  и  даже  с
энтузиазмом, который возвышал их над стадом, немцы храбро устремились за ним
в пропасть, что грозило гибелью нации.

КНИГА ШЕСТАЯ - ПАДЕНИЕ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА

     - 30 -

ОККУПАЦИЯ ГЕРМАНИИ

     Война пришла на территорию самой Германии.
     Едва оправившись от  потрясения,  вызванного  взрывом  бомбы  20  июля,
Гитлер столкнулся  с  потерей  Франции  и  Бельгии  и  обширных  территорий,
завоеванных на Востоке. Превосходящие силы вражеских  войск  теснили  войска
рейха со всех сторон.
     К середине августа 1944  года  после  летних  наступательных  операций,
развертывавшихся одна за другой, Красная Армия вышла  к  границам  Восточной
Пруссии, заперев 50 немецких дивизий в Прибалтике. Ее  войска  прорвались  к
Выборгу в Финляндии,  уничтожили  группу  армий  "Центр",  что  позволило  в
течение шести недель продвинуться на фронте шириной 400 миль к берегам Вислы
у Варшавы. Одновременно на юге в результате нового наступления,  начавшегося
20 августа, была повержена Румыния с ее нефтяными месторождениями в  Плоешти
- единственным крупным источником  нефти  для  немецких  армий.  26  августа
официально вышла из войны Болгария, и немцы стали поспешно покидать  страну.
В сентябре капитулировала Финляндия и выступила против тех  немецких  войск,
которые отказывались покинуть ее территорию.
     На Западе была быстро освобождена  Франция.  Вновь  сформированную  3-ю
армию возглавил генерал танковых войск Паттон,  который  по  напористости  и
умению схватывать ситуацию напоминал американцам Роммеля периода африканской
кампании. После захвата 30 июля Авранша Паттон покинул  Бретань,  так  и  не
осуществив планов по ее захвату, и начал большую операцию по обходу немецких
войск в Нормандии, двинувшись на юго-восток к Орлеану на Луаре, а  затем  на
восток к  Сене,  южнее  Парижа.  К  23  августа  его  войска  вышли  к  Сене
юго-восточнее и северо-западнее столицы, и  через  два  дня  великий  город,
слава Франции, был освобожден после четырех лет  немецкой  оккупации.  Когда
французская 2-я танковая дивизия генерала Жака Леклерка и  американская  4-я
пехотная дивизия ворвались в Париж, они обнаружили,  что  власть  в  большей
части города уже находится в руках отрядов французского  Сопротивления.  Они
увидели также, что мосты через Сену, многие из которых  являлись  настоящими
произведениями искусства, уцелели {По  свидетельству  Шпейделя,  23  августа
Гитлер приказал взорвать все парижские мосты  и  другие  важные  сооружения,
"даже если при этом могут быть  уничтожены  памятники  искусства".  Шпейдель
отказался выполнить приказ,  как  и  генерал  фон  Холтиц,  новый  комендант
Большого Парижа, который сдался,  сделав  несколько  выстрелов  для  очистки
совести. В апреле 1945 года Холтица заочно отдали  под  суд  за  измену,  но
друзья по службе  сумели  оттянуть  процесс  до  окончания  войны.  Шпейдель
сообщил также, что сразу после сдачи Парижа Гитлер  приказал  разрушить  его
тяжелой артиллерией и  самолетами-снарядами  Фау-1,  но  и  этот  приказ  он
отказался выполнить (Шпейдель Г. Вторжение 1944 года, с. 143-145).  -  Прим.
ред.}.
     Остатки немецких  армий  во  Франции  начали  отход  по  всему  фронту.
Победитель Роммеля в Северной Африке Монтгомери, произведенный 1 сентября  в
фельдмаршалы, преодолев за четыре дня 200 миль,  перебросил  свою  канадскую
1-ю армию и английскую 2-ю армию из района нижнего течения Сены  в  Бельгию.
Брюссель сдался на милость победителя 3 сентября, Антверпен -  на  следующий
день. Наступление было настолько стремительным, что немцы не успели взорвать
в Антверпене  портовые  сооружения.  Для  союзников  это  оказалось  хорошим
подарком, поскольку этому порту, как  только  расчистили  подступы  к  нему,
суждено было стать главной базой снабжения англо-американских армий.
     Также стремительно продвигалась в юго-восточную часть  Бельгии,  обходя
южнее  англо-канадские  силы,  американская  1-я  армия  под   командованием
генерала Ходжеса. Она вышла на реку Маас, откуда в  мае  1940  года  начался
сокрушительный немецкий прорыв, и овладела укрепленными  районами  Намюра  и
Льежа, где немцы не успели даже организовать оборону. Еще  южнее  3-я  армия
Паттона овладела Верденом,  окружила  Мец,  вышла  к  реке  Мозель  и  около
Бельфорского перевала соединилась с франко-американской 7-й армией,  которая
под командованием генерала Александра Пэтча высадилась 15 августа на Ривьере
в Южной Франции и стремительно двинулась на север через долину Роны.
     К концу августа немецкие армии на Западе потеряли  500  тысяч  человек,
половина из которых была взята в плен, а также почти все танки, артиллерию и
грузовики.   Мало   что   осталось    для    защиты    фатерланда.    Широко
разрекламированная линия Зигфрида фактически была не  укомплектована  личным
составом и  не  имела  орудий.  Большинство  немецких  генералов  на  Западе
считали, что пришел конец. "Не было больше наземных сил,  не  говоря  уже  о
воздушных", - отмечает Шпейдель. "Для меня война закончилась в сентябре",  -
говорил после войны  следователям  союзников  Рундштедт,  восстановленный  4
сентября в должности главнокомандующего войсками на Западе.
     Но она не закончилась для Адольфа Гитлера. В последний день августа  он
отчитывал в ставке нескольких генералов, пытаясь вселить в них новые силы  и
надежды.
     "В случае необходимости мы будем сражаться на Рейне. Не имеет  значения
где.  Как  сказал  Фридрих  Великий,  при  любых  обстоятельствах  мы  будем
сражаться до тех пор, пока один из наших ненавистных врагов не выдохнется  и
не откажется от дальнейшей борьбы. Мы  будем  сражаться,  пока  не  добьемся
мира, который обеспечит существование германской нации еще на пятьдесят  или
на сто лет и который прежде всего не запятнает нашу честь во второй раз, как
это произошло в 1918 году... Я живу лишь для продолжения  этой  борьбы,  так
как знаю, что, если за ней не будет стоять железная воля, она обречена".
     После разноса, устроенного генеральному штабу  за  недостаток  железной
воли, Гитлер поведал генералам о некоторых причинах своей упрямой веры:
     "Наступит  время,  когда  разлад  между  союзниками  станет   настолько
серьезным, что произойдет разрыв. Все коалиции в  истории  рано  или  поздно
разваливались. Главное - это ждать подходящего момента,  не  считаясь  ни  с
какими трудностями".
     На Геббельса была возложена задача проведения "тотальной  мобилизации",
а Гиммлер, новый командующий армией резерва,  приступил  к  формированию  25
дивизий ополчения  для  обороны  западных  границ.  Несмотря  на  все  планы
"тотальной войны" для нацистской Германии, ресурсы страны не  были  тотально
мобилизованы. По настоянию Гитлера в течение всей войны производство товаров
народного потребления сохранялось на поразительно высоком уровне - якобы для
того,  чтобы  поддерживать  высокий  моральный  дух.  И   он   препятствовал
осуществлению планов, разработанных еще до войны, согласно которым к  работе
на предприятиях следовало привлекать женщин. В марте 1943 года, когда  Шпеер
хотел было мобилизовать женщин  для  работы  в  промышленности,  он  заявил:
"Принести в жертву самые дорогие для нас идеалы  -  слишком  дорогая  цена".
Нацистская идеология учила,  что  место  немецкой  женщины  дома,  а  не  на
фабрике, посему домом она и занималась. За первые четыре года войны, когда в
военном производстве Великобритании было  занято  2,25  миллиона  женщин,  в
Германии на таких же работах было  занято  лишь  182  тысячи  женщин.  Число
женщин, служивших домашней прислугой - 1,5 миллиона,  оставалось  неизменным
на протяжении всей войны.
     Теперь, когда враг стоял у ворот, нацистские главари взялись за дело. В
армию были призваны все подростки в возрасте от 15 до 18 лет и мужчины от 50
до 60 лет. В поисках рекрутов прочесывались университеты  и  средние  школы,
учреждения и предприятия. В сентябре - октябре 1944 года для  армии  удалось
мобилизовать 0,5 миллиона человек. Но никто не посмел предложить заменить их
на предприятиях и в учреждениях женщинами. Альберт Шпеер, министр вооружения
и военного производства, выразил Гитлеру протест в связи с призывом в  армию
квалифицированных рабочих, что серьезно сказывалось на выпуске оружия.
     Со  времени  наполеоновских  войн  немецким  солдатам  не   приходилось
оборонять священную землю фатерланда. Во всех последующих войнах Пруссии или
Германии захватывались и опустошались земли других народов. Теперь на головы
солдат, теснимых врагом, обрушились потоки призывов и воззваний.

     Солдаты Западного фронта!
     ...Я надеюсь, что вы будете оборонять священную  землю  Германии...  до
последнего вздоха!

     Хайль фюрер!

     Фельдмаршал фон Рундштедт

     Солдаты группы армий!

     ...Пока мы живы, ни один из нас не отдаст  ни  пяди  немецкой  земли...
Тот, кто отойдет без боя, - предатель своего народа.

     Солдаты! На карту поставлена судьба нашей родины,  жизни  наших  жен  и
детей.
     Наш фюрер, наши дорогие и близкие исполнены веры в своих солдат...

     Да здравствует наша Германия и наш любимый фюрер!

     Фельдмаршал Модель

     Тем не менее, когда запахло паленым, резко возросло число дезертиров, и
Гиммлер принял решительные меры, чтобы воспрепятствовать этому. 10  сентября
он издал приказ:
     Отдельные ненадежные элементы, очевидно, считают,  что  война  для  них
закончится, как только  они  сдадутся  врагу...  Каждого  дезертира...  ждет
справедливое возмездие. Более того, его недостойное  поведение  повлечет  за
собой  самые  серьезные  последствия  для   его   семьи...   Ее   немедленно
расстреляют...
     Некий полковник Гофман-Шонфорн из 18-й гренадерской  дивизии  довел  до
сведения своей части следующее:
     Из наших рядов дезертировали изменники, перейдя на сторону врага... Эти
ублюдки  выдали  важные  военные  тайны...   Лживые   еврейские   клеветники
насмехаются над вами, в своих книжонках  подбивая  и  вас  стать  ублюдками.
Пускай себе изрыгают яд... Что же касается презренных предателей, позабывших
о чести, то пусть они знают, что за их измену сполна заплатят их же семьи.
     В сентябре произошло то, что скептически настроенные немецкие  генералы
называли "чудом". Для Шпейделя это был "немецкий вариант" французского  чуда
на Марне в 1914 году. Внезапно грозное наступление союзников  застопорилось.
Среди союзных командующих, начиная от генерала Эйзенхауэра и  ниже,  по  сей
день ведутся споры, почему оно застопорилось. Для немецких же генералов  это
было просто необъяснимо. Ко второй неделе сентября американские армии  вышли
к границам Германии  в  районе  Ахена  и  реки  Мозель.  В  начале  сентября
Монтгомери убеждал Эйзенхауэра передать все запасы и резервы англо-канадским
армиям, а также американским 9-й и 1-й  армиям  для  развертывания  широкого
наступления на  севере  под  его  командованием.  Это  позволило  бы  быстро
прорваться к Руру, лишить немцев  их  главного  арсенала,  открыть  путь  на
Берлин и положить конец войне. Эйзенхауэр предложение отклонил {"Я уверен, -
писал Эйзенхауэр в своих мемуарах (Крестовый поход в  Европу,  с  305),  что
фельдмаршал Монтгомери в свете происходивших событий согласится,  что  такой
план ошибочен". Но  фельдмаршал  был  далек  от  такой  оценки,  что  хорошо
известно тем, кто читал мемуары Монтгомери - Прим. авт.}. Он хотел наступать
к Рейну на широком фронте.
     Однако  его  армии  оторвались  от  тылов.  Каждую  тонну   бензина   и
боеприпасов приходилось доставлять  через  прибрежные  пески  Нормандии  или
через единственный  порт  -  Шербур  и  затем  на  грузовиках  перебрасывать
наступающим армиям, преодолевая расстояние 300-400 миль.  Во  второй  неделе
сентября армии Эйзенхауэра начали пробуксовывать из-за недостатка снабжения.
Одновременно  они   неожиданно   натолкнулись   на   сопротивление   немцев.
Сосредоточив наличные силы на двух решающих участках, Рундштедт  к  середине
сентября сумел остановить, по крайней мере временно, 3-ю  армию  Паттона  на
реке Мозель и 1-ю армию Ходжеса у Ахена.
     Эйзенхауэр, побуждаемый Монтгомери, в конце  концов  согласился  с  его
смелым планом: захватить плацдарм на  нижнем  Рейне  в  районе  Арнема,  что
позволяло выйти на рубеж, с которого можно  было  обойти  линию  Зигфрида  с
севера. Цель операции отнюдь не совпадала с замыслом Монтгомери ворваться  в
Рур, а затем в Берлин, но она  позволяла  создать  стратегическую  базу  для
такой  попытки  позднее.  Наступление  началось  17  сентября  массированным
десантом двух американских и одной  английской  воздушно-десантных  дивизий,
базировавшихся  на  территории  Англии.  Но  из-за  плохой  погоды  и   того
обстоятельства, что парашютисты приземлились в  расположении  двух  танковых
дивизий СС,  о  присутствии  которых  они  не  подозревали,  а  также  из-за
недостатка наземных сил, наносивших удар с юга, операция потерпела  неудачу.
После  десятидневных  ожесточенных  боев  союзники  отошли  от  Арнема.   От
английской 1-й воздушно-десантной дивизии, сброшенной близ города,  осталось
всего 2163 человека из 9000. Для Эйзенхауэра эта неудача стала  убедительным
доказательством, что следует ожидать еще более серьезных испытаний.
     Тем не менее вряд ли он думал, что  немцы  сумеют  в  достаточной  мере
оправиться и нанести на Западном фронте накануне  рождественских  праздников
ошеломляющий удар.

       Последняя авантюра Гитлера

     Вечером 12 декабря 1944 года большая группа немецких генералов - высший
командный состав Западного фронта - была вызвана  в  штаб  Рундшгедта.  Сдав
личное оружие и портфели, генералы с  трудом  разместились  в  ожидавшем  их
автобусе. После получасовой езды в темноте по заснеженной  местности  (чтобы
потеряли ориентировку)  автобус  остановился  наконец  у  входа  в  глубокий
бункер, оказавшийся ставкой Гитлера в Цигенберге, близ Франкфурта. Здесь они
впервые узнали о том, что около месяца  уже  было  известно  горстке  высших
офицеров генштаба и командующим  армиями:  через  четыре  дня  фюрер  начнет
мощное наступление на Западе.
     Идея эта зародилась  у  него  еще  в  середине  сентября,  когда  армии
Эйзенхауэра были остановлены на немецкой  границе  западнее  Рейна.  Хотя  в
октябре американские 9, 1 и 3-я армии  пытались  возобновить  наступление  с
целью "дотащиться", как выразился  Эйзенхауэр,  до  Рейна,  продвижение  шло
медленно и  трудно.  24  октября  после  ожесточенного  сражения  1-я  армия
захватила Ахен, столицу империи Карла  Великого.  Он  стал  первым  немецким
городом, захваченным союзниками, но американцы не смогли прорваться к Рейну.
Тем не менее на своем фронте - севернее продвигались англичане и  канадцы  -
они изматывали в ходе боев  слабеющего  врага.  Гитлер  понимал,  что,  ведя
оборонительные бои, он лишь оттягивает час расплаты. В его воспаленном мозгу
созрел смелый и хитроумный  план  перехватить  инициативу  и  нанести  удар,
который расчленит американские 3-ю и  1-ю  армии  и  позволит  прорваться  к
Антверпену, лишив Эйзенхауэра главного порта снабжения.  Он  позволит  также
разгромить   английские    и    канадские    армии    на    флангах    вдоль
бельгийско-голландской границы.  Такое  наступление,  по  его  расчетам,  не
только нанесло  бы  сокрушительное  поражение  англо-американским  армиям  и
отвело угрозу от немецкой границы, но и позволило бы затем повернуть  войска
против русских, которые хотя и продолжали наступать  на  Балканах,  но  были
остановлены еще в октябре на Висле  и  в  Восточной  Пруссии.  Стремительное
наступление рассекло бы Арденны, где в 1940 году  начался  мощный  прорыв  и
где, по данным немецкой разведки,  стояли  в  обороне  всего  четыре  слабые
пехотные дивизии американцев.
     Это был смелый план. Как считал Гитлер,  он  почти  наверняка  позволял
захватить союзников врасплох и разгромить их прежде, чем они смогут прийти в
себя {К плану имелось интересное приложение, получившее  название  "Операция
"Грейф"  (кондор),  которая,  гудя  по  всему,  являлась  детищем   Гитлера.
Руководить ее осуществлением фюрер  доверил  Отто  Скорцени,  который  после
вызволения Муссолини и решительных действий в Берлине вечером 20  июля  1944
года еще раз отличился в привычной для  него  сфере  -  похитил  венгерского
регента адмирала Хорти в Будапеште в октябре 1944 года, когда тот готов  был
предложить капитуляцию Венгрии наступавшим русским войскам. На Скорцени была
возложена новая задача - сформировать специальную  бригаду  в  составе  двух
тысяч человек из  знающих  английский  язык  немецких  солдат,  одеть  их  в
американскую форму и  посадить