, поскольку уже заплетались ноги и его пляска больше походила на
медвежью - умирал гопак, погибал вместе с ним хохол! А девы-танцовщицы,
забыв о всех сроках пребывания на мужском празднике, визжали от восторга,
пританцовывали, как некогда цыганки, взирая на поединок двух самцов, и
только не кричали "добей!" - что полагалось в гладиаторских боях - да не
подавали знака смерти большим пальцем вниз. Саня изредка видел взгляд
соперника, полный ненависти, и отмечал еще, как в этом парубке, в
недоученном студенте, избравшем путь "дикого гуся", здесь, на круге,
рождается тот самый воинский дух. Возникает то, чего невозможно было
добиться на марш-бросках или жестоких контактных занятиях по рукопашному
бою. Он, как породистая лошадь, мог умереть на бегу...

Был у Никиты бойцовский талант. Его бы только сейчас бросить в хорошую
почву, чтобы ощутил воинское братство, а не ломать едва пробившийся
росток... В последний момент он пытался договориться:

- Давай ничью... москаль?.. Ничью... Убью за гопака. Тильки до ночи...
Убью, москаль!

Саня сломал его с сожалением, помимо воли, и Никита не снес позора, вмиг
превратившись из послушной "шестерки" в разъяренного, обескровленного
бугая. Заорал из последних сил и бросился головой вперед, норовя ударить в
солнечное сплетение. И этот акт бойцовского безумства можно было оценить,
но Саня легко увернулся и пошел на заключительный круг вприсядку. Никита
ударился о колонну, охнул утробно, однако удержался на ногах и, согнутый
пополам, исчез в кущах.

И проигрывать он умел...

Пляска слегка подпортила общее бесшабашное настроение пира, но и внесла
разнообразие, взрыв эмоций. Девы-баядеры "забыли" окончательно о том, что
пора уходить, стали несколько доступнее, позволили пригласить себя на
танец. Грязев сел на свое место, между хозяевами и Бауди, отпил вина,
поданного с честью, как победителю, унял пожар в пересохшем горле.

- Скажите мне, Александр, - попросил Бауди, сохранявший абсолютное
спокойствие во время поединка. - Славянские пляски - это что? Специальный
тренинг? Ритуальное действо?

Он что-то выглядел, узрел в гопаке...

- Пляски - это пляски, Бауди, и ничего больше! Иногда наблюдательность и
цепкий ум начальника спецслужбы "Шамиль" мешали его работе. Мужские
славянские танцы на самом деле хоть и включали элементы рукопашной борьбы,
но не содержали никаких секретов, связанных с боевыми искусствами. Плясать
можно было тогда, когда плясала душа... Он искал тайны во всем.

- Экзамен по танцу не сдал никто! - засмеялся Бауди. - Интересно, сколько
человек сдадут... другое испытание?

- Если вот такое, - Грязев обвел глазами застолье. - То все до единого.
Приятный экзамен, после него вряд ли захочется умирать. - Не боитесь за
своих воспитанников?

- Боюсь. Три месяца - слишком короткий срок. Мне жалко, привык.

- Ничего, остальную науку получат в деле. Кто останется цел... И не жалейте
их, это же строительный материал, дикий камень.

- Я не жалею, - признался Саня. - Я говорю - привык.

- Привыкнете к другим...

- У меня кончается срок контракта!

- Если этот... мусор пройдет испытания - контракт продлим.

- Ну, спасибо, облагодетельствовали!.. А если нет? Если не пройдет
испытания? Лишите контракта, а вместе с ним и...

- Будет вам, Александр, - развеселился Бауди. - Придется следующей группе
продлить срок обучения, только и всего. И разумеется, изменить условия
контракта... А скажите, положа руку на сердце, вы всем доверяете?

- Нет, только одному, - признался Грязев. - Вот этому хохлу Никите.

- Боюсь, что при удобном случае он выстрелит вам в спину.

- Потому он и нравится. Люблю породистых псов, особенно бойцовских.

Бауди что-то проверял, что-то выпытывал, искал подтверждение своим
наблюдениям и, кажется, нашел. Хотя кто поймет его прикрытую улыбкой
душу?..

Пока они вели этот неторопливый диалог, "гладиаторы" незаметно исчезли
из-под крытой колоннады, прихватив танцовщиц, и за столом остались лишь
трое совершенно трезвых хозяев, несмотря на их цивильный вид, людей
военных, и Бауди с Грязевым. Пить вино с рабами им не пристало и потому из
кущей явились проворные официанты с лейтенантской выправкой, смели со стола
остатки пиршества и накрыли на пять персон. Бауди, этот китайский
болванчик, вынул пакет и мгновенно стал серьезным, жестким и каким-то
острым, как опасная бритва. Один из хозяев, должно быть старший, достал из
кармана еще один пакет, точно такой же. Без слов они обменялись ими, тут же
вскрыли, начали читать.

Глядя на их манипуляции, Саня усмехнулся про себя - началась игра
"Зарница"...

Как и подозревал Грязев, пакет, который вез с собой Бауди, был "липой",
довольно примитивной обманкой, чтобы спровоцировать "подсадного", если
таковой в группе имелся. А настоящие "экзаменационные билеты" лежали в
кармане старшего из хозяев.

Бауди прочитал задание, молча протянул листок Грязеву, поднял бокал:

- За удачу, господа! Да хранит нас Аллах!

В "билете" оказались вопрос и ответ одновременно, поскольку речь шла о
деле, будто уже состоявшемся: в сербском городе Ниш из-за утечки летучих
огнеопасных веществ произошел взрыв на складе готовой продукции химического
завода. Из-за поврежденного в его результате продуктопровода начался пожар
шестой категории сложности...

Именно так и будет потом написано в газетах.

Утром было похмелье: здесь же, в пансионате, диверсионная группа получила
стрелковое оружие китайского производства, итальянскую пластиковую
взрывчатку с аппаратами электронного дистанционного управления, выпущенными
Японией, американские спортивные костюмы в качестве формы одежды и
новенький немецкий микроавтобус. Широта географии чем-то напоминала
географию состава самой группы: против сербов ополчился весь мир...

Выяснив ситуацию на дорогах через хозяев, Грязев сразу же отказался от
транспорта. Бауди не настаивал, уступив инициативу инструктору, и готов был
разделить все тяготы и лишения с группой в качестве рядового бойца, считай
- контролера и соглядатая. Демонстративно переоделся, вооружился и взял
груз, как все. Вышли в ночь, по бездорожью, ориентируясь по карте и огням
селений вместо компаса. Этот партизанский способ передвижения, только в
темное время суток, был сейчас самым надежным не только в смысле
безопасности; он давал Грязеву свободу действий, возможность маневра и
комбинаций. Передвигались "тройками", все время поддерживая радиосвязь,
изредка сходились в одной точке, поджидали, наводили на себя отстающих и
заплутавших и снова рассыпались веером. Древняя эта славянская земля,
должно быть, давно привыкла к таким партизанским и разбойничьим походам,
всю свою историю переживая бесконечные войны. Она была гористая, лесная, с
затаенными тропами, глухими углами, будто специально приспособленная для
тайных, воровских марш-бросков. На первую дневку остановились в буковом
тихом лесу, рассредоточились также по "тройкам", в каждой назначили
часовых, замаскировались, растворились среди прошлогодней листвы и уснули
под пение птиц.

За полдень Грязев встал и отправился проверять посты. Вначале отыскал
"тройку", с которой шел Бауди, - тот спал под деревом, между вздыбленных
из-под земли корневищ, и серый его висок с пульсирующей под тонкой кожей
синей жилкой был уязвим и беззащитен. Начальник спецслужбы сам себе выбрал
спутников, чтобы подстраховать спину Грязева: в этой "тройке" старшим был
хохол Никита. Вчерашний соперник на пиру бодрствовал, сидя между серых
замшелых камней, сам подставлял спину под выстрел. Он слышал, как к нему
подходил инструктор, однако не дрогнул, не обернулся, только желваки
сыграли на скулах.

Саня сел на камень позади него, хлопнул по плечу:

- Не журысь, Никита. Придет время, перепляшешь и меня.

- Вы ж не москаль, батько, - то ли спросил, то ли убежденно сказал
"шестерка". - Чого сразу не казав, шо хохол? - Я б и не тягался...

Кажется, Никита нашел оправдание своему поражению, и Саня не захотел его
разочаровывать.

- Та тож конспирация, - проронил он. - Про гопак в другой раз побалакаем.
Сховайся и спы, Мыкита.

Ему вспомнился цыганский барон, уверявший, что в жилах Грязева течет
бродяжья цыганская кровь. Так и не дождались в таборе Саню, ушли без него,
и где теперь они? Здешняя земля - Сербия - была когда-то их землей, может,
предки их тоже скитались по этим местам?..

С сумерками вышли в путь и сразу же взяли быстрый темп: за эту ночь
следовало одолеть полсотни километров, чтобы к утру выйти к городу Ниш.
Саня всю дорогу поторапливал, на лесном участке маршрута гнал группу бегом,
сквозь плотно заселенные районы пробирались короткими перебежками, через
автодороги - стремительным рывком. Шли без привалов, на одном дыхании и
все-таки к рассвету не успели. Начинался дальний пригород, поля, сады,
огороды, где с раннего утра появится народ: истерзанная войнами земля еще
плодоносила, еще кормила зажатых в экономическую и политическую блокаду
сербов.

Остановились в старой, заброшенной винокурне на краю виноградника,
замордованные на марше "гладиаторы" повалились спать на дно большого чана,
в котором когда-то давили виноград. На чердаке выставили пост, сменяемый
через каждые два часа, но Бауди что-то почувствовал. Ему не нравилось
место, не по душе было, что на дневку встали всей группой; он не противился
воле Грязева, однако при этом высказывал сомнения и решил бодрствовать,
пока спит инструктор. Его настороженность, в свою очередь, не нравилась
Сане, и он, улегшись спать, вынужден был бороться со сном и незаметно
наблюдать. Бауди стоически выдержал часа три, затем сломался, сидя у
пыльного маленького оконца, сполз с пустой бочки и растянулся на цементном
полу. Виноград был убран, однако по полю, между рядами лозы, бродили с
корзинами какие-то люди, отщипывали последние кисточки, то приближаясь, то
удаляясь от винокурни, держа постовых в напряжении. После обеда пошел дождь
и прогнал побирушек. Изредка кто-нибудь из "гладиаторов" просыпался либо
был разбужен на смену; в тот же момент доносилось чавканье, булькала вода.
Ели, пили, ходили в угол мочиться и снова лезли в чан, как в колыбель.

К вечеру, когда дождь разошелся и расквасил землю в винограднике, Грязев
взял с собой лейтенанта-эстонца и свою "шестерку", приказал сидеть
остальным и не высовываться. А Бауди отозвал в сторону, сказал жестко и
коротко:

- Никакой самодеятельности. Ответственность за операцию беру на себя. Тебя
оставляю старшим. Все последующие команды - по радио. Вопросы?

- Вопросов нет, есть предложение, - сказал Бауди.

- Слушаю.

- В разведгруппу нужно включить еще одного человека.

- Мне достаточно двоих. Третий - лишний.

- Я настаиваю, - не менее жестко проговорил начальник спецслужбы. -
Возьмете того, на кого укажу.

Он пытался всучить Грязеву своего человека - значит, такой все-таки был в
группе! Саня мысленно перебрал всех "гладиаторов", проверяя свою
наблюдательность, - не угадал. Впрочем, сейчас это уже было неважно.
Доверенным Бауди оказался русский из Прибалтики...

Дождь глушил шаги, прятал следы, размывал контуры человеческих фигур в
ненастных сумерках, пластиковые серые накидки хорошо прикрывали оружие.
Трубы химического завода служили ориентиром даже в темноте, поскольку над
одной из них все время пылал факел - сжигали попутный газ. В основных
направлениях розы ветров, разносивших оранжевый едкий дым, местность
оказалась малозаселенной, пустынной, так что бурьянными пустырями можно
было вплотную подойти к ограждению территории завода.

Городу был вынесен смертный приговор...

Теперь и Грязеву следовало вынести свой, однако он медлил, тянул время,
ожидая, когда полностью вызреет мысль, что иного пути в его ситуации просто
нет. Ему предстояло привести приговор в исполнение, сделать это
хладнокровно, с твердым сердцем, однако он незаметно посматривал на
"гладиаторов", сидящих на бетонном пятачке под высоковольтной опорой, и
никак не мог решиться. А они ждали команды...

Саня тронул за плечо Никиту, указал в сторону труб:

- Пройди вдоль ограждения, проверь, нет ли сигнализации. И подыщи удобное
место для прохода.

- Сробим, батько! - обрадовался озябший, нахохлившийся "шестерка" и через
минуту пропал в сумеречном дожде.

Грязев вдохнул полной грудью, замер на мгновение со сжатыми кулаками,
расслабился и достал нож.

В последний раз он резал негров-охранников у президентского дворца в
Ботстване. От них исходил специфический запах, напоминающий животных, и
потому не дрожала душа. Тут же первым под нож - и слава Богу! - пошел
русский из Прибалтики.

- Прости, брат! - громко сказал Саня, бросая его на бетон, потому что
лейтенант-эстонец вскочил и, забыв об оружии, пятился к стойке
высоковольтной опоры. Уже окровавленный нож был нацелен в солнечное
сплетение. Официальный командир диверсионной группы пытался закрыться
пластиковой накидкой от дождя.

- И ты прости, - Грязев толкнул руку вперед. - А мне - Бог простит...

Потом он вставил поочередно их автоматы между мощных раскосин, загнул
стволы, бросил на бетон. Израильские ручные гранаты, изготовленные по
принципу "комитетских", когда замедлитель горит всего полторы секунды,
вынул из карманов убитых, распихал в свои. Сел между трупов, уронил голову:
не важно, кто начал войну. Важно, кто первым пролил кровь, кто занес
руку...

Хохла Никиту, соперника в пляске гопака, он пощадил от ножа. Одиночный
выстрел в пелене дождя прозвучал глухо, "шестерка" обвалился на опору,
инстинктивно уцепился руками, глянул глазами уже слепыми, но
пронзительными.

- Москаль...

- А и ты прости, брат, - отворачиваясь, проговорил Саня. - И тебя не могу
отпустить...

Несколько тяжелых минут он сидел среди мертвых "гладиаторов", опустив
безвольные руки. От войны, как от судьбы, нельзя было уйти или спрятаться.
Жизнь дала ему маленькую передышку - единственное мирное путешествие на
Дальний Восток, к месту своего рождения и обратно. Все остальные дороги
вели только к войне...

По пути к винокурне он отрезал кусок пленки от накидки, завязал гранаты в
узелок, оставив снаружи только один запал - получился увесистый, мощный
снаряд. Было уже совсем темно, и пришлось долго высматривать часового,
притулившегося к дереву на опушке: в приборе ночного видения все
становилось зеленым, будто мертвящий свет уже покрыл это место. Дождь
глушил звуки, притуплял бдительность постового, так что Грязев подошел к
нему плотную, стал за спиной.

- Снимут тебя, братец, - охнуть не успеешь, - почти в ухо сказал он.
Часовой вздрогнул от неожиданности, хотел отскочить, но Саня удержал его за
капюшон накидки - это оказался крымский татарин. Признав инструктора, он
сник.

- Виноват, господин...

- Все на месте? - спросил Грязев.

- Так точно, товарищ... - татарин запнулся. Почти все они служили в
Советской Армии, привычки которой были неистребимы ни учебными
диверсионными центрами, ни жизнью в других странах. Они носили русскую
форму, присягали Отечеству и теперь, будучи врагами, все равно как бы
оставались своими. Гражданская война всегда была насыщена подобными
иллюзиями, сбивающими с толку человеческие чувства и отношения.

- Придется тебя наказать, брат, - Грязев ударил ножом, зажатым в левой
руке. - Ты уж прости...

Уложив часового под деревом, он приблизился к винокурне и встал у черного
окошка. Он опасался, что сдетонирует пластиковая взрывчатка, лежащая в
винной бочке у входа, и потому, разбив стекло, не швырнул снаряд, а опустил
его сразу же у стены. Прыгнул в сторону и, падая на землю, услышал мощный
тупой взрыв. Толстые стены из дикого камня выдержали, но крутая крыша
подпрыгнула, разломилась и рухнула вниз.

Грязев полежал, пока не закончился треск дерева оседающей кровли, затем
медленно встал и с автоматом наизготовку заглянул в проем вылетевших вместе
с косяками дверей. Было ощущение, что винокурня оказалось пустой, без
единой живой души, и зря бросал гранаты. Сверху упала черепица - и больше
ни звука. Посветил фонарем и тут же выключил его, сел на порог. Сквозняк из
винокурни потянул запахи сгоревшей взрывчатки, пыли и крови - все запахи
войны...

Он не выдержал, ушел под дерево и, примостившись на выпирающем из земли
корневище, сел писать записку. Бумаги не было, пришлось использовать бланк
таможенной декларации. Ввязавшись в эту войну, сейчас он острее всех
политиков ощущал ее зловещую для России суть. Югославию уже практически
раскололи, раздробили народ по религиозному признаку и натравили друг на
друга. Здесь отрабатывались теории и методики расчленения государства,
здесь был полигон, где испытывалась новая военная машина с религиозным
двигателем, на которой потом улыбчивые бойцы войск блока НАТО въедут в
Россию. Чувства верующих мусульман использовались вместо тарана, за зеленым
знаменем отчетливо маячил звездно-полосатый флаг. Древние цивилизации,
составляющие основу Мира, тысячелетние культуры, управляющие развитием
всего человечества, оказывались беззащитными против подросткового снобизма
и жестокости самого молодого государства - химеры, раковой опухоли, незримо
проникающей в живую ткань разумного Запада и мудрого, созерцательного
Востока.

Все мировые войны начинались отсюда, с Балкан. Кто утвердился здесь и
овладел этой землей, тот как бы получал право на владение всем миром,
поскольку это и была Земля Обетованная, так и не найденная Моисеем.

На древнем языке южных славян "Балканы" звучало как "Сияющая власть".

И эта новая война, изобретенная в американских институтах, смоделированная
в компьютерных системах, подчинялась старым законам и еще только
разгоралась, еще только обкатывались ее концепции, и Земля Сияющей Власти
напоминала сейчас полигон для военно-штабных учений, приближенных к боевым.
Служба безопасности Сербии, скорее всего, не знала о существовании канала
заброски диверсионных мусульманских групп через порт Бар и пансионат в
Косово, поэтому Грязев кратко изложил суть дела, опустил записку в бочку со
взрывчаткой и постоял на пороге винокурни, как возле братской могилы.

- Простите, мужики, - сказал он. - Война есть война. Сегодня я вас,
завтра... Потом вышел на открытое место в винограднике, сориентировался по
сторонам света и двинулся на восток, к болгарской границе.


Он еще надеялся спасти положение. Даже после того, как получил шифровку от
Сыча о том, что в финансировании спецзаказа - изготовлении заминированных
боеприпасов - отказано, как, впрочем, и в приобретении боевых вертолетов
для "Молнии". Мало того, неизвестно, с чьей подачи "брандмайор" начал
служебное расследование по этому поводу, ибо все это делалось в обход
директора ФСК, через Коменданта. И почти одновременно нагрянула финансовая
проверка, на период которой заморозили счета в банках.

Это уже была не мелкая пакость, как с радиосвязью, а политика в отношении
службы контрразведки. Генерал посчитал такие действия происками Мерседеса,
но отсутствие логики в поведении силовых структур и их руководителей пока
еще неясно вырисовывало нечто большее, чем просто соперничество между
армией, МВД и ФСК. Случайно никогда и ничто не происходило, и если творится
глупость, полная бессмыслица, значит, она кем-то очень тонко рассчитана и
является частью хорошо продуманной политической операции.

Он не опустил руки, когда лишился начальника штаба. Подспудно дед Мазай
готовился к этому часу, ждал рапорта от Головерова и потому для себя давно
принял решение - отпустить его с миром, поскольку в "Молнии" существовал
неписаный закон: насильно никого не держать, пусть даже в боевой
обстановке. Каждый выбирает свою долю...

Ситуация стала проясняться, когда он перебрался в Надтеречный район и начал
сбор информации в среде оппозиции. Здесь уже шла настоящая война, правда,
пока что вдоль дорог и на подходах к большим поселкам, но уже с применением
артиллерии, танков и авиации. Восставшие районы вели оборонительные бои, на
некоторых участках уже существовала линия фронта, окопы, ходы сообщения в
полный профиль