Да  ты ведь сентиментальный тип, милый! Я же знала,
что  ты  меня  не убьешь и даже не причинишь  сильную  боль,
невзирая на все твои угрозы.
     Я ухмыльнулся.
      -  Кроу-Бархем не согласился бы с твоей  оценкой  моих
качеств.  Он-то  считает меня отъявленным  головорезом-янки.
Если,  конечно, он еще жив, бедолага. Тебе не удалось ничего
узнать о нем от мадам Линь?
      Мы  еще  не  успели обсудить во всех  подробностях  се
вчерашний  телефонный  разговор. Вчера  вечером,  когда  она
намекнула  мне, что связалась с этой особой  и  сделала  все
необходимые распоряжения, меня больше прельстила перспектива
поспать.
      -  Нет,  -  сказала Вадя. - Даже если бы я об  этом  и
подумала,  как  бы  я сумела спросить? Какой  интерес  может
вызвать  у  меня твой друг? Я просто сделала ей предложение,
мы   немного  поспорили  относительно  условий,  потом   она
проконсультировалась со своими сообщниками  и  сказала  мне,
что  я  должна  делать. Когда нас остановят, я,  разумеется,
направлю на тебя свой пистолет.
      -  Это ясно, - сказал я. - Но только смотри: не сделай
этого  до  того  - иначе мне придется предпринять  некоторые
действия,  чтобы  пустить машину в кювет  или  учудить  что-
нибудь столь же безрассудное.
      Я  хотел  сказать, что это только в  телебоевиках  так
бывает,  что парня, сидящего за рулем мчащегося со  страшной
скоростью  автомобиля, захватывает в плен тип с  пистолетом,
который  и  выстрелить-то не может - ибо, если он выстрелит,
его жертва наверняка разобьет автомобиль и утянет с собой  в
преисполню и стрелка за компанию.
     - Я подожду, - сказала она. - Так вот, потом я отберу у
тебя твой револьвер. Потом они приблизятся и захватят тебя.
      -  Мадам  Линь выдвигает какие-то предложения  на  тот
случай, чтобы связаться с тобой снова, если у нас сейчас что-
b. сорвется?
      -  Ничего  не должно сорваться. Но она дала мне  номер
телефона для связи в экстренном случае.
      -  Так. А каким образом ты должна убедить меня сделать
крюк по этой пустынной прибрежной дороге?
      -  Ну,  я ведь звонила нашим в Лондон. И они оказались
куда  проворнее, чем американские аналитики: они обнаружили,
что  дорога в Киннокрю идет мимо Броссака, старинного  замка
на  берегу моря, который уже почти весь разрушился - от него
сохранилось  несколько камней на вершине утеса. Это  древний
фамильный  замок клана Макрю, разрушенный во время очередной
кровавой  распри между шотландскими баронами.  Но  поскольку
этот  малоизвестный клан давно-давно вымер, а от замка  мало
что  осталось, и он не привлекает туристов, да и  расположен
он  довольно далеко от основных проезжих дорог, а  утес,  на
котором  он  стоит, не безопасен, о нем мало кто знает.  Так
сказала  мне  мадам  Линь, делая вид, что  делится  со  мной
важной  информацией. Я почти уверена, что Броссак расположен
вовсе  не  на этой дороге и очень может быть, что это  вовсе
никакой не старинный замок на утесе. Но это именно то, что я
должна была тебе сообщить.
      - Ну что ж, - сказал я, - если им повезет, они схватят
нас, где бы этот замок ни находился. Я рад, что повстречаюсь
с мадам Линь. Или она - со мной.
      -  А  что  бы ты делал, если бы этого не произошло?  Я
пожал плечами.
      -  Им тоже было известно, что я получил информацию  от
Уоллинга, но они не знали, что я не понял ее смысла. Пока  я
двигался  в правильном направлении и мои действия  выглядели
так,   будто   я  знаю  точный  маршрут,  они  волей-неволей
стремились  бы остановить меня. И мы обязательно  напоролись
бы  на  нашем  маршруте  на кого-то,  к  кому  ты  могла  бы
обратиться со своим коварным предложением.
     Вадя рассмеялась и похлопала меня по руке.
      -  Милый, ты великий изобретатель и отличный  игрок  в
покер, хотя ужасно сентиментален в отношениях с женщинами.
      Я  раскрыл  рот, чтобы посоветовать ей  не  слишком-то
рассчитывать на мою пресловутую сентиментальность, и тут  же
снова  стиснул  зубы.  Если  уж  ей  хотелось  считать  меня
мягкотелым  слюнтяем  -  что  ж,  пускай  это  останется  ее
привилегией.

                          Глава 17

       Мне  рассказывали  о  знаменитых  однорядных  дорогах
глухого  шотландского  захолустья, а также  об  общепринятых
правилах  хорошего тона при проезде по ним.  Большей  частью
ровно  заасфальтированные и ухоженные, они  настолько  узки,
что  там  с  трудом может уместиться один автомобиль  -  это
просто узенькие асфальтовые тропки, вьющиеся по скалам среди
зарослей вереска.
      Время  от  времени вам попадаются разъезды, означенные
белыми  многогранниками-указателями на высоких  столбах  для
наглядности.  Когда  сзади  приближается  машина,   то   вам
-  $+%&(b остановиться у ближайшего разъезда и пропустить ее
вперед.  Когда  же  машина  движется  вам  навстречу,   надо
подождать  у ближайшего разъезда и уступить ей дорогу,  если
только  она  не  прибыла к знаку первой -  тогда  пропустить
должны вас.
      Мы  миновали  Аллапул - живописную, кишащую  туристами
рыбачью деревушку в заливе, называемом Лох-Брум, где  нашему
взору  впервые  предстала  кромка моря,  омывающего  суровые
просторы западного побережья Шотландии. За Аллапулом  дорога
вновь  устремилась в глубь суши. Вскоре мы увидели указатель
на  Киннокрю  и свернули влево, эскортируемые  нашим  верным
светло-коричневым толстячком "остин-купером".
      Теперь  на  черной трассе, петляющей среди  прибрежных
холмов,  я  дал  "спитфайеру" полную волю. Я,  так  сказать,
проверял  сноровку водителя "остина" и ходовые качества  его
"седана"   -  коротышки.  Признаться,  хотя  мой  обтекаемый
красный  родстер  на  первый взгляд  мог  дать  ему  фору  в
скорости,  у меня было небольшое преимущество - если  вообще
было хоть какое-то - в смысле технических характеристик,  да
и Бэзил, похоже, оказался неплохим водителем. Что ж, все они
хороши  до поры до времени, пока не наступит решающий момент
-  тогда кто-то из них внезапно выказывает еще больше прыти,
а иные - меньше.
      Я  все сильнее жал на педаль газа. Из выхлопной  трубы
уже   вырывались  нетерпеливо-сиплые  вопли,  ветер  яростно
задувал  в  открытую  кабину, а  шины  отчаянно  визжали  на
поворотах.  Бэзил начал отставать. Разумеется, ему  не  было
никакой  нужды идти на риск. Он не мог потерять нас на  этой
дороге,  да  и нам некуда было деться. Но все же создавалось
такое впечатление, что ему не хватает азарта. Я понял, зачем
ему  в  Лондоне понадобился напарник для управления машиной.
Водить-то он умел, но не был шофером, если вы понимаете, что
я имею в виду. Его машина могла бы меня нагнать, но - не он.
     Вадя заметила ехидно:
     - Надеюсь, милый, ты собой доволен! - Ей пришлось почти
кричать,  чтобы перекрыть свист ветра. Я взглянул на  нее  и
усмехнулся.
     - А что такое, ты боишься?
      -  Ну конечно, боюсь! - крикнула она. - Ты гонишь  как
сумасшедший, а у меня что-то нет желания погибнуть.
      -  У  него тоже, - ответил я, мотнув головой назад.  -
Именно это я и хотел выяснить... Алле-оп!
     Я ударил по тормозу и свернул на благословенный разъезд
как   раз   вовремя,  чтобы  пропустить  огромный  "моррис",
свалившийся невесть откуда, - во всяком случае, он показался
мне  огромным чудовищем посреди этой жалкой тропинки.  Затем
мы  рванулись  с  места,  а  Бэзил  был  вынужден  ждать  на
разъезде,  пока  мимо  промчится  большой  автомобиль.   Эта
задержка  позволила нам еще дальше уйти от него на следующем
подъеме, который мы взяли на такой скорости, что машина наша
едва  не воспарила над землей, когда дорога резко пошла  под
уклон. Вот тут-то мы их и увидели.
      Должно быть, они выставили дозорного на вершине холма,
и  тот  подал  сигнал, что мы приближаемся: они уже  ставили
,(*`. "b.!ca-"фольксваген" поперек дороги. Он был достаточно
большой,  чтобы полностью заблокировать нам  путь.  С  обеих
сторон  дорожного полотна обочины резко уходили под откос  в
торфяник,  поросший густой влажной травой  и  кустарником  и
усеянный здоровенными валунами.
      Управляй я джипом или хотя бы потрепанным американским
пикапом  с  высокими осями и мощным движком, я  бы  еще  мог
поразмыслить  о  возможности побега.  Но  в  хрупкой,  низко
посаженной спортивной малютке, чья трансмиссия приспособлена
для езды на больших скоростях, об этом и думать было нечего.
Даже если бы я ухитрился съехать с дороги и, не повредив при
этом  машину,  встать на колеса, мне бы никогда  не  удалось
вскарабкаться по откосу обратно на асфальт. Мы или засели бы
в  торфянике,  или  раскурочили бы себе днище,  наскочив  на
обломок скалы.
      Они нас тоже заметили. Водитель микроавтобуса поставил
на  ручник  и,  выбежав  из  кабины,  поспешу  спрятаться  в
придорожных  кустах, а по обеим сторонам дороги  уже  стояли
двое,   намереваясь  броситься  на  нас,   как   только   мы
остановимся.  Но  между нами и ими на  высоком  столбе  сиял
белый многогранник перед крошечной площадкой для разъезда.
      -  Держись,  куколка.  Может,  и  получится.  Если  де
получится, все равно будет казаться, что я старался изо всех
сил.
      Она  что-то  ответила,  но  я  не  разобрал  слов.  Мы
буквально  летели  вниз по узкой ленте  асфальта.  До  моего
слуха доносился лишь вой из выхлопной трубы и рев ветра.  Мы
стремительно приближались к разъезду. В последний  момент  я
впился  ногой в педаль тормоза и передернул рычаг на  нижнюю
передачу.  Мы  по  инерции  продолжали  скользить   вниз   к
асфальтовой площадке. Я снял ногу с тормоза, в мгновение Ока
вывернул  руль  налево до отказа и изо  всех  сил  нажал  на
акселератор.  Этот  трюк  еще  в  моем  детстве   я   обожал
проделывать  в  отцовской колымаге  на  заснеженных  улочках
родного городка. Развернув на полном ходу машину и при  этом
достаточно  резко тормознув, можно было крутануться  на  сто
восемьдесят  градусов практически на месте.  Причем,  помню,
если в последний момент дашь слабину, то разгон для вращения
окажется  недостаточным - и ты или врежешься в  бордюр,  иди
протаранишь  припаркованные автомобили.  Но  если  случалось
газануть  слишком  резко, то колымага делала  полный  оборот
вокруг своей оси, а потом неслась волчком по улице - так что
и  не  остановишь. Зато когда все получалось как надо, можно
было аккуратно развернуться даже на узкой аллее.
      Здесь, конечно, никакого снежного покрытия не было, но
я  заметил,  что разъездная площадка усыпана гравием  -  это
могло  послужить мне хорошим подспорьем для маневра, к  тому
же у моего "спитфайера" и поворотный радиус был куда меньше,
и  руль  куда  менее разболтанный, чем у  тех  развалюх,  на
которых  я  когда-то  выделывал подобные  пируэты.  В  конце
концов,  я и выбрал этого малыша из-за его умопомрачительной
маневренности, и теперь настал момент продемонстрировать его
способности.
      В  какое-то  мгновение, однако, у меня возникло  такое
.ici%-(%,  что  мы вот-вот сорвемся под откос  и  упадем  на
проглядывающие сквозь высокую траву камни, поскольку мне  не
удалось  сделать  нужный  маневр задними  колесами.  Машина,
содрогаясь  и  протестуя,  просто  описала  круг,   хоть   и
небольшой,  но  все  же в диаметре на несколько  футов  шире
имевшегося  пространства  для разворота.  Потом  вращающиеся
вхолостую  задние  шины зацепились за  гравий,  с  отчаянным
визгом  пошли  юзом,  и мы изящно закрутились  на  месте.  Я
поймал  момент,  когда мы встали задом  к  микроавтобусу,  и
ударил по тормозам - но не слишком сильно - и едва не сделал
очередной пируэт, потом стремительно крутанул руль  обратно,
кое-как  удержал машину и наконец окончательно ее  выровнял.
После чего мы рванули вверх по склону.
      Бэзила еще не было видно. Мы миновали гребень холма на
третьей передаче (то есть делая около пятидесяти миль в час)
и увидели, как он приближается к разъезду, который мы только
что использовали, чтобы разъехаться со встречным "моррисом".
Наверное,  мне  бы следовало ему дать возможность  опередить
нас,  но я вспомнил девушку, отравленную, возможно,  по  его
приказу,  -  и  понял,  что у меня  нет  причин  для  обмена
любезностями с мистером Бэзилом. К тому же, сидя в  открытой
машине, я представлял собой отличную мишень, а мне надо было
заставить  его не выпускать руль из рук и не выхватить  свою
"пушку", пока мы не скроемся из его поля зрения. Может быть,
стрелял он лучше, чем водил.
      Я  помчался  к  белому  многограннику  на  опережение,
стараясь   выжать   из  движка  максимум  на   предпоследней
передаче, прежде чем включить последнюю. Как я уже  говорил,
Бэзил был дрянной водитель: не понимал, что притормози он  -
и  ему  крышка.  Бэзилу бы надо было оказаться  на  разъезде
первым, чтобы избежать смертельного столкновения, но он  все
еще пытался перестраховаться - чтобы последствия удара, если
уж столкновения не суждено избежать, были менее страшными.
      - Трусохвостик! - услышал я свой детски-азартный крик.
- Прочь с моей дороги, трусохвостик!
      Я  ощущал на себе взгляд Вади: по-видимому,  он  горел
негодованием  на  мою  инфантильность.  Бэзил  меня  не  мог
услышать, конечно, но он тем не менее малодушно притормозил.
Разъездная  площадка  промелькнула  мимо  нас.  Он  проиграл
гонку, и теперь красный "спитфайер" несся прямо на него  под
уклон  со  скоростью  семьдесят  пять  миль,  а  то  и   все
восемьдесят, лоб в лоб. Бэзилу некуда было увильнуть на этой
однополосной дороге, и ему ничего другого не оставалось, как
или  сорваться пол откос в придорожный ров, или умереть.  Он
выбрал откос.
      Проносясь мимо, я краем глаза заметил, как его "остин"
заваливается  за обочину дороги под откос. Я  набрал  полные
легкие  воздуху  и  осторожно стал притормаживать,  а  потом
осмотрел   руль:  проверяя,  не  осталось  ли   на   твердом
пластиковом ободе вмятин от моих пальцев. Не осталось.
      -  Трусишка зайка серенький! - бросил я. - Надеюсь, он
здорово отбил себе задницу. Вадя спокойно сказала:
      -  К  несчастью,  не слишком сильно.  Он  же  ехал  на
небольшой скорости. Машина пару раз подпрыгнула, ткнулась  в
"  +c-  и упала на бок. Наверное, повреждения серьезные.  Но
когда мы были на повороте, он уже вылезал. - Она бросила  на
меня взгляд. - А что бы ты сделал, Мэттью, если бы он не дал
нам проехать?
     - Врубился бы ему в лоб. И он это прекрасно понимал.
      Некоторое время мы пребывали в молчанье, а  потом  она
тихо сказала:
      - Ты во многих отношениях удивительный человек, милый.
Или  просто  бесшабашный? Неужели тебе все равно, останешься
ты в живых или умрешь?
      - Черт, да все говорило за то, что он даст слабину,  -
ответил  я,  - если только наехать на него без  дураков.  Ты
вспомни  его  послужной  список.  По-настоящему  весь   риск
заключался  в том, что он от страха совсем потеряет  голову,
запаникует и перестанет себя контролировать. С тобой я бы не
стал  проделывать такие эксперименты. Ты слишком упряма.  Ты
бы  стояла  до  конца  и погубила бы нас  обоих,  просто  из
вредности.
      Она  засмеялась, сняла шарфик с волос и  обмотала  его
вокруг лба.
     - Не знаю, милый. Не уверена. В Лондоне ты блефовал, но
здесь  -  нет.  - Она вздохнула. - Ну и что мы будем  теперь
делать?
     Я горестно покачал головой.
      -  Это  была  не Бог весть какая западня. Нельзя  было
позволить  им поймать нас на такой крючок. Мадам  Линь  либо
очень  плохого  мнения обо мне, либо просто меня  проверяла,
возможно,  желая выяснить, так ли уж я хочу быть  пойманным.
Похоже,  тебе придется-таки позвонить ей по тому  аварийному
номеру.  Устрой  ей взбучку. Скажи, что  я  пока  ничего  не
заподозрил,  но лучше бы ей в следующий раз расставить  свои
сети более умело.
      Я  огляделся вокруг: никаких ориентиров, ничего, кроме
скалистых холмов и нескольких пасущихся овец. Я заметил, что
в  этих краях у овец морды белые. И вид не такой цветущий  и
независимо-безразличный, как у черномордых.
      - Надо бы нам поискать телефон, - сказал я. - Что-то я
здесь ни одной будки не вижу. Вадя развернула карту.
      -  Киннокрю - ближайший населенный пункт, откуда можно
позвонить. Тут недалеко есть еще одна дорога, которой  можно
воспользоваться. Поверни-ка там налево.
      Я  механически  последовал ее  указанию.  Наверное,  я
немного  выдохся  после  бурной адреналиновой  атаки  -  так
всегда  бывает,  когда  после  сильного  возбуждения   перед
смертельной схваткой наступает реакция организма.  Вскоре  я
понял,   что  еду  по  узкому  проселку  и  мой  "спитфайер"
буквально царапает брюхом грунт, несмотря на все мои попытки
объезжать ухабы. Дорога становилась все хуже и хуже. Наконец
я свернул на обочину и выключил мотор.
      -  В  роли штурмана, - сказал я, - ты сполна  проявила
лучшие  качества секретного агента. Дай-ка мне взглянуть  на
карту.  Куда это мы забрались, черт побери? То есть где  мы,
по-твоему, находимся?
     Она ткнула пальцем в карту.
     - По-моему, вот здесь, милый.
      - Дудки! Мы не пересекли главное шоссе. Я же помню,  Я
вылез размять ноги и расстелил карту на капоте - на "шапке",
как  говорят в этих краях. В кабине "спитфайера" послышалось
шуршание  вощеной бумаги. Я поднял глаза и увидел, как  Вадя
поглощает сэндвич.
     - Хочешь? - спросила она.
     - Нет, но от стаканчика кофе не откажусь.
     Она принесла мне кофе и легко потрепала по щеке.
       -   Забавный  ты  парень,  Мэттью.  Как  ты   заорал:
"Трусохвостик! Прочь с моей дороги!" С твоей  дороги!  Ну  и
самомнение!
     Я, несколько уязвленный, ответил:
      -  Меня,  пожалуй,  немного  занесло.  Я...  -  тут  я
посмотрел ей за спину. - Боже, а это что еще такое?
      Она  резко  обернулась, приложив ладонь к груди,  где,
ясное  дело,  был  припрятан ее пистолетик.  Потом  поспешно
отдернула  руку,  и  мы  оба  воззрились  на  фантастическое
создание,  появившееся на гребне холма к западу  от  дороги.
Оно было размером с быка - в действительности это и был бык,
но такого вам в жизни вряд ли доводилось видеть. У него была
длинная   и  спутанная  желто-оранжевая  грива  и   огромные
размашистые  рога,  похожие  на рукоятки  старинного  плуга.
Несколько  секунд  он  невозмутимо  смотрел  на  нас,  потом
величественно развернулся и исчез из вида.
     Я взглянул на Вадю, и мы поспешили за быком, точно были
двумя  подростками в зоопарке, а не секретными  агентами  на
ответственном   задании,  от  успеха   которого,   возможно,
зависела  судьба  западной  цивилизации.  Мы  смотрели,  как
медленно удаляется от нас животное - исполинское и лохматое,
точно  доисторический зверь. Вдалеке я увидел  океан:  вдоль
кромки   скалистого   берега  громоздились   камни,   причем
впечатление  было  такое,  что  установлены  они  там  рукой
человека.  Я  снова  взглянул на желтого шотландского  быка,
заглотнул кофе и, усмехнувшись, повернулся к Ваде.
      -  Могу  только  сказать: если он дает молоко,  кто-то
должен брать на себя труд...
      Я осекся. У Вади было очень странное выражение лица, и
тут  я  кое-что  вспомнил. Старинный  замок,  разрушенный  и
упавший  в море, как она говорила, на краю утеса сохранилось
только   несколько  камней  из  кладки...  Древнее   родовое
поместье клана Макрю. Итак, мы достигли Броссака, и я ни  на
секунду не усомнился в том, что мы попали сюда не по  чистой
случайности. Она получила приказ привести меня тем или  иным
способом сюда, если нам удастся избежать коварной засады  на
дороге  от  Киннокрю  -  на что они  и  рассчитывали.  Но  я
понимал,  что ей были даны и иные инструкции. Я взглянул  на
свой пластиковый стаканчик с кофе, а потом на крепкую девицу
в  черной кожаной куртке, стоящую рядом со мной в терпеливом
ожидании.
      Я  вспомнил, что эта девица была ловка в обращении  со
всяким зельем.
      Выпил я уже порядочно. Я знал, что в моем распоряжении
осталось  всего-то  несколько  секунд.  Умр