х знаю  тридцать  четыре  года,
как переехали сюда в сорок шестом из Хабаровска, так  мы  рядом  и  живем,
строились  тут  разом.  Я  Антону  помогал,  Бабичу  покойному,  он   мне.
Спрашивайте, скажу, что помню.
     - Откуда они родом?
     -  Антон  Бабич,  значит  муж   Ульяны,   коренной   дальневосточник,
хабаровский. Рассказывал, что дед его из  казаков  уральских.  В  середине
прошлого века чуть ли не всей деревней переселились в дальневосточные края
с Урала.
     - А Ульяна Васильевна?
     - Тоже из тех мест. После революции  оба  оказались  за  границей,  в
Хабине или Хибине, не помню точно.
     - В Харбине, наверное?
     - Наверное. Там познакомились, там и  поженились.  А  уж  после  этой
войны, в сорок шестом вернулись. В родных местах, дальневосточных,  что-то
не понравилось им, подались сюда. Так мы и познакомились.
     - А детей у них нет?
     - Нет. Как говорится, бог не дал.
     - Марьян Зенонович, братья, сестры у Ульяны Васильевны есть?
     - Одна сестра была, Мария, умерла еще в шестьдесят  третьем.  Тоже  с
ними приехала, но жила в Подгорске.
     - Ульяна Васильевна никогда не  упоминала  о  какой-нибудь  родне  за
границей?
     - Как не упоминала?! Рассказывала, что  какой-то  троюродный  дядька,
царский офицер, ушел с белыми в этот Харбин, а потом уплыл в Америку,  там
и помер. А сын его еще жив, в Америке, фермер, увезли его  мальчонкой,  он
моложе Ульяны лет вроде на пять. Письма ей пишет. Редко, правда, так через
год-два пришлет письмишко. За минувший год да за этот было письмо, как раз
за неделю до Ульяниной болезни.
     - А как его фамилия?
     - Вот этого не знаю. Мне-то фамилии ни к чему.
     - Марьян Зенонович, а что потянуло Бабичей в наши края?  Может  быть,
какие-нибудь родственники нашлись тут?
     - Ну что потянуло? Разве человек точно знает, почему ему другие места
повидать охота? Там жили они на одном краю земли,  а  тут  уже  другой  ее
край. Интересно же, какой он, другой конец земли! А может, когда вернулись
из-за границы, неуютно им стало на прежнем, родном месте, -  со  значением
сказал он и взглянул на Сергея Ильича: понял ли тот, о чем речь. -  А  вот
родни тут у них никакой не было, знакомых никого, не то что души  кровной.
Это точно знаю. Сперва одиноко жилось им, пока  не  обзнакомились.  Ульяна
лаборанткой в поликлинике работала, а Антон бухгалтером на сахзаводе.
     - Спасибо, Марьян Зенонович, - встал Сергей Ильич. -  У  меня  к  вам
просьба: то, ради чего  я  приехал  сюда,  пока  в  стадии  изучения,  все
проверяется, поэтому не хотелось бы, чтоб посторонние знали. Народ ведь  у
нас любопытный, любит такие новости, пойдут слухи.  А  дело  при  проверке
может обернуться ошибкой.
     - Это уж точно, что слухи любят у нас,  -  улыбнулся  хозяин.  -  Мой
сосед, что с той стороны ульяниного дома, прослышал, что мед у меня  берут
даже из Подгорска, тоже слух придумал: Марьян, мол, сахарным  сиропом  мед
разбавляет... Так что насчет вашего вопроса вы не беспокойтесь. Мы тут  на
кухне с вами поговорили, на кухне все и останется, вьюшка в плите открыта,
через поддувало в дымоход  и  вытянет,  в  небо  улетит,  а  там  лови,  -
засмеялся он, провожая Сергея Ильича до калитки...
     Из Ужвы Сергей Ильич вернулся  в  половине  третьего,  с  автостанции
трамваем поехал на работу, хотя чувствовал себя дурно, вяло, даже есть  не
хотелось.  Но  придя  к  себе,  заварил  крепкого  чая,  достал  из  кейса
бутерброды, которыми снабдила ж ена, и заставил себя поесть, а  чаю  выпил
даже два стакана - один сладкий, другой  без  сахара,  чтоб  ощутить  вкус
первой заварки.
     Потом,  покуривая,  он   думал   о   том,   что   фамилию   Бабич   с
генеалогического древа Михаила Бучинского теперь можно отрубить.  По  всем
признакам тут однофамильцы. Михаил Бучинский - из этих  мест,  галицийских
корней, а  тот  Бучинский,  -  родственник  Ульяны  Бабич,  -  натуральный
дальневосточник да еще из уральских, видимо, яицких  казаков.  Уж  слишком
большой этно-географический разброс, такая  кровная  близость  в  галицких
родословных почти  не  встречается.  Кроме  того,  что  самое  главное,  -
дальневосточный Бучинский жив, Бабич получила от него письмо не так давно,
а Бучинский-наследодатель умер полгода назад.
     Придя к такому выводу, Сергей Ильич  принялся  за  почту.  Его  ждали
письма  из  Белоруссии  и  Литвы.  Трабский  сельсовет  Ивьевского  района
Гродненской  области  извещал,  что  интересующий  Инюрколлегию  Бучинский
Михаил Степанович в населенном пункте Троки не проживал и не проживает. Из
населенных пунктов Тракай Игналинского, Швенческого и Вильнюсского районов
Литвы уведомляли, что человек по фамилии  Бучинский  Михаил  Степанович  в
актах записи о рождении или смерти не значится.
     С самого начала слабо веривший в версию "Троки-Тракай", Сергей  Ильич
спокойно подшил эти бумажки в дело и распечатал  последний  конверт  -  из
Москвы, из Инюрколлегии. Письмо сообщало, что "...нами получен  телекс  от
фирмы  Стрезера,  что  в  Кливленде  (США)  найден  человек,  американский
украинец, который в годы войны был офицером армии США в Европе. С 1945  по
1950 год он работал в американской оккупационной зоне  Германии  в  лагере
перемещенных  лиц.  Он  заявил,  что  знал  человека  по  имени  Александр
Бучинский, который был вывезен немцами в Германию, а затем в числе  других
передан американцами советским  властям  для  репатриации  на  родину.  Мы
сделали запрос в соответствующие органы.  Поищите  среди  бывших  партизан
людей, возможно знавших Александра Бучинского, брата наследодателя..."
     "Если речь идет об одном и том же Александре, доказательств,  что  он
был убит полицаями, как сообщил мне старик с улицы Толбухина, знавший  всю
семью  Бучинских,  у  меня  нет,  -  думал  Сергей  Ильич.  -  Как  и  нет
доказательств, что  задержанный  полицаями  Александр  Бучинский  был  ими
отпущен. Это всего лишь слова Рандолла".
     Очень уж не хотелось Сергею  Ильичу  обращаться  к  Кухарю,  но  это,
пожалуй,  единственно  возможный  путь  узнать  что-либо   об   Александре
Бучинском, если он действительно был связан с партизанами, и  если  связан
был именно он, а не какой-нибудь другой Бучинский.
     Сергей Ильич снял трубку и позвонил Кухарю. На другом конце отозвался
равнодушный женский голос:
     - Приемная.
     - Юрия Кондратьевича, пожалуйста, - сказал Сергей Ильич.
     - У него совещание.
     - Ничего, доложите, что звонит Голенок.
     - А вы не могли бы через час позвонить?
     - Нет, не могу.
     - Как сказать ему, откуда звонят?
     - Голенок из Инюрколлегии.
     - Подождите у телефона.
     Сергей Ильич слышал в трубке  какие-то  шорохи,  позвякивание,  потом
что-то щелкнуло и Кухарь спросил:
     - Сергей?
     - Да.
     - Слушаю тебя.
     - Когда я к тебе могу зайти?
     - У меня сейчас народ, из районов приехали. А  в  пять  бюро  обкома.
Давай завтра к девяти. Сможешь? С утра лучше всего, потом суета начнется.
     - Хорошо. Только предупреди секретаршу, чтоб я не торчал в приемной.
     - Не беспокойся...
     Трубки они опустили одновременно.



                                    44

     Скорик шел по городу  неспешно,  сжимая  в  запотевшей  ладони  ручку
дипломата, останавливался у витрин парфюмерных магазинов.  Он  был  молод,
красив, элегантен, следил за собой, любил хорошую  парфюмерию,  в  деньгах
был относительно свободен, поскольку ходил  в  холостяках,  ему  нравились
красивые импортные флаконы с мужскими одеколонами и туалетной водой, яркие
баллоны с дезодорантами и  мыльной  пеной  для  бритья,  нарядные  тубы  с
импортной зубной пастой, закрывавшиеся  колпачком  с  откидной  крышечкой.
Всего этого у него имелось много на полке в ванной, но всякий раз  идя  по
городу, он заглядывал в парфюмерные,  надеясь,  что  что-нибудь  выбросят.
Знал почти все названия фирм, указывавшихся на этикетках.
     Зайдя в  галантерейный,  где  был  отдел  парфюмерии,  осведомился  у
молоденькой продавщицы:
     - Верочка, для меня ничего нет?
     - В конце месяца ждем, - улыбнулась Верочка. И когда  он  удалился  к
двери, сказала подружке: - Хоть бы пригласил разик...
     Сегодня Скорик наметил в поисках Зубарева, чья фамилия была  записана
на календаре рукой Шимановича, посетить три букинистических...
     Еще издали он увидел  у  входа  группу  людей,  то  сближавшихся,  то
расходившихся, что-то быстро говоривших друг другу. У всех  в  руках  были
или кейсы, или портфели, или сумки. Скорик  знал,  что  люди  эти  знакомы
между собой, как филателисты  или  нумизматы,  а  он  для  них  чужой.  Он
приблизился, открыл свой кейс, заглянул, словно проверяя, на месте ли  то,
что принес сюда, и двинулся в магазин. Расчет удался - его заметили,  трое
парней шагнули наперехват, угадав в нем новичка.
     - Чем интересуетесь? - спросил один. - Пикуль нужен?
     -  Нет.  Нужна  справочная  литература.  Только   дореволюционная   и
довоенная.
     - А сами что имеете?
     - Дюма, "макулатурный", - сказал Скорик. - Я ищу  одного  старика,  у
него есть то, что мне нужно. В прошл ый раз,  когда  я  приезжал,  он  был
здесь, у него холщовая сумка.
     - Шиманович, что ли?
     - Кажется.
     - Он всякий хлам собирает!.. Недели три, как не появлялся. Да, Степа?
- повернулся парень к приятелю.
     - Вроде... А вы что, не местный? - спросил он Скорика.
     - Я из Донецка, бываю часто тут в  командировках,  -  сказал  Скорик,
отметив, что о Шимановиче они говорят в насто ящем времен,  как  о  живом:
"...всякий хлам _с_о_б_и_р_а_е_т_." - А Зубарева - такого не  знаете?  Мне
сказали, что у него я смогу кое-что достать.
     - Кто это Зубарев? - спросил один парень у другого.
     - Не знаю, - пожал тот плечами...
     Парни отошли,  интерес  к  Скорику  пропал.  Потолкавшись,  послушав,
поспрашивав, он зашел в магазин, вроде с любопытством пошарил  глазами  по
полкам.  Продавщица  беседовала  в  углу  прилавка  с  каким-то   военным,
выложившим перед  ней  стопку  книг.  Скорик  ждал.  Отправив  военного  в
подсобку к приемщице, она подошла.
     - Я приезжий, - сказал он, - собираю издания  "Академии",  мне  нужен
второй том Беранже, красный такой. У вас нет?
     - Издания "Академии" очень редко бывают.
     - Мне сказали, что есть такой Зубарев, вроде он мо жет помочь.  Но  я
тут никого не знаю. Не поможете найти его?
     - Я знаю Зубарева только директора магазина, Павла Николаевича.
     - Может, это он и есть? - улыбнулся Скорик.
     - Магазин на проспекте Шевченко. Выйдете от нас и налево, там  сядете
на троллейбус, две остановки.
     - Спасибо, - Скорик вышел.
     Перед букинистическим на проспекте Шевченко  была  та  же  картина  -
вертелись  какие-то  люди,  озирались,  заглядывали   в   портфели,   тихо
переговаривались, столковываясь, уходили за угол завершать сделки. В  этой
пестрой    сутолоке    Скорик    заметил    лейтенанта-оперативника     из
Красноармейского райотдела. В джинсовых брюках, в синей курточке  и  белой
каскетке с зеленым солнцезащитным козырьком, он, как свой  человек  здесь,
вертелся, переходил от группки к группке, что-то говорил, прижимая к  боку
чем-то набитую сумку.  Они  понимающе  переглянулись,  и  Скорик  вошел  в
магазин.  Здесь  было  темновато,  узкое,  как  коридор  помещение,  слева
прилавок и стеллажи до  потолка,  забитые  книгами,  справа,  на  стене  -
застекленные стенды с книгами для целевого  обмена.  В  конце  -  фанерная
дверь. Туда Скорик и направился. За дверью оказалась каморка.  На  полу  у
кафельной печи в кучу были свалены книги. У стены,  за  втиснутым  в  угол
крохотным столиком, сидел пожилой мужчина  в  военном  кителе.  Перед  ним
стояла женщина и выкладывала из сумки  на  угол  столика  коричневые  тома
собрания сочинений Золя.
     - Товарищ Зубарев? - спросил Скорик.
     - Да. Что вы хотели? - мужчина поднял плешивую, с последним сероватым
пушком голову, и за  стеклами  очков  Скорик  увидел  потускневшие,  давно
истратившие голубизну глаза.
     - Я насчет кое-каких книг. Хотел посоветоваться.
     - Подождите, вот закончу с гражданкой.
     - Хорошо, - Скорик вышел, но ждать не стал: Зубарев был найден.
     Скорик двинулся к третьему магазину на улице Дружбы, где  был  только
отдел букинистической книги: шел и думал, что убийство Шимановича  -  одно
из тех преступлений, которые  в  их  среде  числятся,  как  совершенные  в
условиях неочевидности, когда нет никакой зацепочки, ни  одной  устойчивой
версии и надо проверять каждое, даже самое нелепое предположение.
     Еще издали он  увидел,  как  из  магазина  вышел  лейтенант  в  белой
каскетке и зашагал вдоль по улице. Обогнав его по другой  стороне,  Скорик
перешел дорогу и стал ждать  на  углу  у  киоска  "Союзпечать".  Лейтенант
заметил его, сблизились. Остановились.
     - Ну что? - спросил Скорик.
     - Ничего. Третий день пасусь. В основном общие  слова  "знаем,  чудак
такой, за хламом охотился", "у него-то и библиотеки нет", "мы с  ним  дела
не имеем, у него рупь в кармане", "бывает здесь, но давно не видели"...  А
у вас что?
     - Почти  то  же  самое.  Зубарева  установил.  Директор  магазина  на
проспекте Шевченко.
     - Это я уже тоже знаю. Его не было неделю, бюллетенил...
     - Ну что, пошли? Вы куда?
     - В облкниготорг. А вы?
     - Сбегаю еще на Центральный  рынок.  Там  возле  молочного  павильона
частники из районов продают керамические горшки и миски. Иногда возле  них
старушки устраивают  книжный  развал  -  старье  с  чердаков  сволакивают:
подшивки газет, журналы допотопные.  Шиманович  туда  тоже  заглядывал.  Я
позавчера там был. Его знают...
     Они расстались...
     Заведующую облкниготоргом Скорик не застал, секретарша  сказала,  что
Галина Васильевна ушла в Дом политической книги, там ревизия.  Спустившись
с третьего этажа новенького панельного дома, он поехал в  Дом  книги  -  в
другой конец города.
     На огромной  стеклянной  двери  висела  табличка:  "Извините,  у  нас
переучет". Скорик вошел в  большой  торговый  зал.  Девушка,  стоявшая  на
стремянке возле высоких  настенных  книжных  витрин,  оглянулась,  сказала
недовольно:
     - Закрыто, у нас переучет. Вы что, читать не умеете?
     - Умею, - ответил Скорик. - Мне нужна Галина Васильевна.
     - Она в подсобке.
     В подсобке сидело несколько женщин, просматривали какие-то бумаги.
     - Здравствуйте! - поздоровался Скорик.
     Женщины подняли головы.
     - Я хотел бы видеть Галину Васильевну.
     - Я Галина Васильевна, - поднялась полная  женщина  с  высокой  белой
башней взбитых волос.
     Они вышли в торговый зал. Скорик показал удостоверение, назвался.
     - Что вас интересует? - спросила завоблкниготоргом.
     - Зубарев. Что вы можете сказать о нем?
     - Зубарев?! - она удивилась. - Даже не знаю, что сказать... Три  года
у нас, никаких претензий не имеем. Книжное дело знает. Отчетность всегда в
порядке... Ну что еще? - она пожала плечами.
     - А откуда к вам пришел?
     - Он подполковник, в отставке. Пришел из политучилища, там работал на
кафедре русского языка и литературы. Член партбюро у нас.
     - Я бы хотел с ним поговорить.
     - Если не секрет, какая-нибудь неприятность в магазине?
     - Нет, нет... По другому делу... Вы не могли бы попросить  его  зайти
ко мне?.. Скажите, что  поступила  жалоба  от  покупателя,  мы  проверяем,
хотим, чтоб он помог.
     - Хорошо... Когда?
     - Сегодня.  Часа  в   три.   Красноармейская   прокуратура,   седьмая
комната... Как его имя и отчество?
     - Дмитрий Николаевич... Я сейчас позвоню ему...
     Из Дома книги Скорик поехал к себе.


     Было без пяти три, когда в двери постучали.
     - Войдите! - откликнулся Скорик.
     Вошел Зубарев, Скорик узнал его, встал.
     - Входите, Дмитрий Николаевич. Садитесь.
     Зубарев сел и молча поднял глаза  на  Скорика.  Сейчас,  без  сильных
стекол очков голубизна глаз уже не казалась такой выцветшей.
     - Дмитрий Николаевич, - Скорик сел. - Вы три года работаете в системе
книготорга. Сейчас книжный бум, вокруг налипло много разного народа,  есть
и "штатные", постоянные люди, кое-кто на этом греет руки, мешает  вам.  Вы
согласны?
     - Мешают, - коротко ответил Зубарев.
     - И этих "штатных" вы не можете не знать.
     - Знаю, надоели. Уже обращался в милицию. Безрезультатно.
     - А такая фамилия вам не знакома? Шиманович?
     -  Я  был  хорошо  знаком  с  Богданом  Григорьевичем.  Вы   напрасно
причисляете его к этой публике.
     - Когда последний раз вы навещали Шимановича?
     - Дома я у него никогда не был, обычно он заходил  ко  мне,  довольно
часто.
     - А когда последний раз вы его видели?
     - Уже в гробу, на похоронах.
     - Вы были на похоронах?
     - Да. На новом кладбище. Даже фотографировал эту печальную процедуру.
Думал, кому-нибудь из родственников захочется иметь на память. Но он,  как
оказалось, совершенно одинок. Если вам для следствия нужны эти фотоснимки,
могу предоставить. Вы, как я  понимаю,  ведете  следствие,  ищете  убийцу.
Далеко продвинулись?
     - Откуда вы знаете, что он убит?
     - Знакомый адвокат, тоже книжник, бывший коллега Богдана Григорьевича
сказал.
     - А когда вы видели последний раз Шимановича живым?
     - Четырнадцатого, в пятницу, за день до его гибели.
     - По какому поводу вы встретились, где?
     - Он пришел в магазин около семи,  перед  самым  закрытием...  Принес
восемь рублей - долг. За книгу "Справочник Апостольской церкви за  1935-38
годы". Кроме того,  возвратил  мне  сборник  речей  адвоката  Кони,  книга
оказалась дефектной, кто-то выдрал целый блок страниц, а я недоглядел.
     - Дмитрий Николаевич, один деликатный  вопрос.  Поскольку  вы  знаете
тех, кто постоянно крутится возле магазина,  не  подскажете  ли,  на  кого
стоит обратить внимание?
     - Думаю, от них толку мало. Богдана Григорьевича они считали чудаком,
ведь "Фаворит" Пикуля и подобная литература его не привлекали. Они  знали,
что ни денег, ни ходовых книг он не имел, его интересовало другое, на  чем
не "наваришь".
     - И все-таки?
     - Запишите  несколько  фамилий,  -  с  сомнением  сказал  Зубарев,  и
продиктовав, добавил: - Как я понимаю, вы пригласили меня не  для  разбора
какой-то жалобы?
     - Вы правильно поняли, - улыбнулся Скорик. - Не обижайтесь.
     - Бога ради!
     - Возле каждого букинистического крутится, видимо,  свой  контингент,
регионы у них распределены?
     - Всюду одни и те же  физиономии.  Мигрируют.  Сегодня  они  у  меня,
завтра - у  другого  магазина.  И  так  далее.  На  следующей  неделе  все
сначала...
     - Вы нам очень помогли, - сказал Скорик, сворачивая разговор.
     - Не думаю. Впрочем, вам видней, - сказал Зубарев...



                                    45

     Кабинет Кухаря, большой, вельможный, с хорошей, по  заказу  сделанной
мебелью,  сиял  чистотой,  как  выставочный  павильон  накануне  открытия.
Красивые, разведенные по углам набивные бежевые шторы висели на широком, в
тон  мебели,  карнизе,  блестел  наборный  -  белый,  светло-коричневый  и
темно-коричневый, -  покрытый  лаком  паркет.  Стены  обшиты  тонированной
сосной. И  как  завершение  ведомственного  натюрморта  -  три  телефонных
аппарата: зеленый, желтый и красный.
     "Во что же это  обошлось?  -  усаживаясь  в  издавшее  вздох  кресло,
обтянутое оранжевым нежным кожзаменителем,  подумал  Сергей  Ильич.  -  По
какой статье пошли деньги?" -  но  спрашивать  не  стал,  не  хотел  злить
хозяина кабинета, к которому пришел с просьбой.
     И тут Кухарь без предисловий прямо спросил:
     - Тебя что, Минька прислал?
     - Минька? - притворно удивился Сергей Ильич, понимая, о чем  речь.  -
Что значит прислал?
     - Гад он! - Кухарь вышагивал по кабинету. - Свинью мне подложил!  Мог
бы и не размазывать эту кашу, - и Кухарь подро