кому-то начальнику.
     - Кто тебе это сказал? - Сергей Ильич взял трубку в ладонь.
     - Пришла машина. Они собирают свои ведра и грузятся.
     - Ладно, сейчас выясню.
     Третий месяц у Голенка шел ремонт. Он уже проклинал тот  день,  когда
связался с РСУ. То на  неделю  куда-то  забрали  сантехника,  потом  исчез
столяр - погнали в какое-то другое место. Сейчас опять  маляров  отзывают.
Лучше бы нашел частников. Дороже, но  надежней.  Придется  скандалить.  Он
снял трубку, нашел в блокноте номер начальника РСУ. Повезло - тот оказался
на месте. Выслушал он не очень  любезную  тираду  Сергея  Ильича  довольно
спокойно, потом спросил:
     - Вы, кажется, юрист? Могу ли я рассчитывать, что ваши законы защитят
меня, ежели я  проявлю  принципиальность,  пошлю  управляющего  трестом  к
такой-то матери и скажу, что мы не имеем права  забирать  у  вас  рабочих?
Ведь это  не  я  придумал,  мне  приказал  управляющий,  а  ему  позвонили
откуда-то с небес. Если он ослушается, его поставят в угол, а  уж  он  мне
потом выдаст! И что в это время будет делать ваш закон? Молчать и сопеть в
паклю. Так что уж потерпите немного.
     Сергей Ильич понял, что разговор бессмыслен.
     - Кто этот человек, перед которым  вы  так  танцуете?  -  спросил  он
резко.
     - Председатель Облсовпрофа товарищ Кухарь.
     Это было так неожиданно! Голенок опустил трубку  на  аппарат,  достал
блокнот,  отыскал  служебный  телефон  Кухаря.  Слова  были  готовы,   тут
церемониться нечего!
     - Приемная, - отозвался голос секретарши.
     - Юрия Кондратьевича, пожалуйста, - попросил Го ленок.
     - Он на совещании в облисполкоме. Будет после обеда. Что передать?
     - Передайте, что звонил Голенок. Он знает, кто я и куда мне  звонить,
- Сергей Ильич был абсолютно уверен, что едва Кухарь появится и секретарша
доложит, кто звонил, тот  немедленно  подаст  голос.  Поразмыслив,  Сергей
Ильич подумал, что Кухарь вероятней всего  не  знает,  что  рабочих  сняли
именно у него, Сергея Ильича, но от этого не легче. Боже мой, сколько  лет
они знакомы! С отрочества! Сколько раз жизнь сводила его,  Юрку  Кухаря  и
Миню Щербу, разводила и снова потом они оказывались рядом. И так с  самого
момента эвакуации...
     "Сережа, подъезжай! - кричит Юрка Кухарь. - На сегодня шабаш".
     Он второгодник. Старше  вас.  Верховодит.  Копаете  сахарную  свеклу.
Война. Немцам  вломили  под  Москвой.  Ты,  как  и  он,  и  многие  другие
одноклассники, здесь  -  в  эвакуации.  Скоро  в  армию.  Мелкий,  как  из
пульверизатора парикмахера Когана, дождь. Раздувшиеся от влаги сизые  тучи
вползают одна в другую. На ровном унылом поле бурты свеклы. Вы в  сапогах,
волочите на них тяжелую вязкую грязь. Ты сидишь на длинной бричке.  В  нее
запряжена  старая  слепнущая  кобыленка.  Юрка   почему-то   называет   ее
"Мустафа". По ее глубоким бокам пробегает холодная дрожь. На спине у тебя,
как и у всех ребят - от дождя - мешок, завязанный у горла. Зябко.  Руки  в
грязи, она обсыхает на ветру, покрывается трещинками, как высохшие такыры.
Голодно. Очистив ножом свеклу, грызешь ее, перегоняешь  бричку  на  другой
конец  поля.  Ребята  швыряют  в  нее  кетмени,  лопаты,  носилки,  и   вы
выбираетесь на раздолбанный проселок.  Дождь  усиливается.  Густеют  сырые
сумерки. Километрах в двух от кишлака колхозная сыроварня, - покосившаяся,
обмазанная саманом с кизяком. Дверь в нее распахнута, оттуда тянет кислым.
Там чаны, печь, а за  занавеской  железная  кровать  хозяйки  сыроварни  -
Насти. Ей двадцать пять. Для вас, десятиклассников, она женщина  в  летах.
Невысокая, плотная, с широкими, вихляющими бедрами,  с  сильными  круглыми
икрами  на  коротковатых  ногах.  Настя  наполовину  украинка,  наполовину
казашка. Смуглая, скуластая, с неожиданно большими карими  глазами.  Ходит
она в белом замызганном халате,  в  кирзовых  сапогах  на  босу  ногу.  Вы
делитесь подозрением, что под халатом у нее ничего нет.
     Высокие груди при ходьбе играют, как студень.
     - Это мы проверим, - нагловато обещает Юрка.
     Он высокий, сильный. Ты такого же роста. И не слабее. Но в  нем  есть
еще какая-то _д_р_у_г_а_я_ сила. Он говорит тебе:
     - Держись меня, не пропадешь.
     Возражать не хочется.
     Настя шутит с вами, жалеет. Подкармливает густой  приторной  патокой.
Когда дает кусок брынзы, когда напечет лепешек из отрубей. Столуетесь вы в
колхозе. Отвар из бараньих костей, в котором несколько тугих клецек - одна
другую догоняет, - зеленый чай три раза в день с куском  хлеба  из  ржаной
муки с какой-то примесью, отчего этот хлеб, как мокрая глина, и  опять  же
патока вместо сахара. Живете  вы  рядом  с  сыроварней.  За  развалившимся
дувалом сарай, где под мешковиной хранится  сено.  Накрываетесь  тем,  чем
снарядили дома.
     С некоторых пор Настя начинает баловать вас: то сварит баранью ногу с
домашней лапшой, то налепит вареников с картошкой, заправит  их  курдючным
жиром,  то  нажарит  на  конопляном  масле  картошки  с  луком.  Долго  не
понимаете, с чего пошла такая житуха. Но  однажды  ночью  просыпаешься  от
шуршания сена и тихих голосов у дверей. Вглядываешься и  узнаешь:  Юрка  и
Настя. Они выходят. Возвращается Юрка на рассвете. Так и пошло -  ночь  за
ночью. На узких губах Юрки какая-то новая ухмылочка, под  глазами  синяки,
уже в открытую смалит самосад. Настя подает ему тарелку, в которой  всегда
погуще, кусок побольше. Миня Щерба ропщет. И тогда Юрка говорит:
     - Заткнись!
     - Это почему же? - бычится Миня.
     - Заткнись, говорю, сипильдявка, иначе в лоб получишь. Где твой отец?
Чего молчишь? Думаешь, не знаем? Он враг народа! Жри,  что  дают  и  скажи
спасибо. Так? - оборачивается он к тебе.
     - Сын за отца не отвечает,  -  говоришь  ты.  -  Так  товарищ  Сталин
сказал. - Ты опускаешь глаза в тарелку. Входит Настя. Юрка умолкает.
     Ты-то уже догадался,  в  чем  дело,  с  чего  пошел  такой  разносол.
Почему-то стыдно за Настю. И рад бы отказаться от еды  за  _т_а_к_о_й_  ее
привкус, но голод не тетка.
     - Запомни, - однажды говорит тебе Юрка, - за спиной надо всегда иметь
дружка. Во-первых. Во-вторых, кто сверху - тот хозяин.
     И в этой фразе ты улавливаешь два смысла...
     А потом  происходит  ЧП:  исчезают  три  совхозных  индюшки,  по  тем
голодным временам большая ценность. К тому же принадлежат они  ферме,  где
откармливается птица для столовой Совнаркома республики. Остатки - перья и
кишки - находят  в  старой  силосной  яме.  Подозрение  падает  на  вас  -
школьников. Прибывает комиссия,  входит  в  нее  и  директор  школы,  тоже
эвакуированный, пожилой туберкулезный человек,  у  которого,  как  говорит
твоя мама, "одно легкое съела каверна". Юрка знает, что твоя мама дружит с
директорской женой, бывают друг у друга. "Слушай, Голенок, - шепчет  Юрка,
- ты скажи чахоточному, что я ни  при  чем,  этих  чер  товых  индюшек  не
трогал". - "А тебя никто и не обвиня ет, - пожимаешь плечами.  -  Чего  ты
суетишься?" - "На всякий случай скажи. Я в долгу не останусь..."  Тогда-то
и приходит, как ощущение,  мысль,  что  бессовестный  человек  знает  свою
истинную суть и в определенные моменты жизни она его пугает  и  заставляет
осторожничать, упреждать возможные неприятности. Как говорит ваш  школьный
военрук, "главное - нанести упреждающий выстрел". Правда, говорится это по
другому, военному  поводу.  Мысль  эта  возникает  такой,  какой  и  могла
возникнуть по конкретному поводу у семнадцатилетнего  паренька,  только  с
годами она обретает более широкий смысл...
     Через неделю за вами неожиданно присылают полуторку из  Ката-Ташлыка.
Кажется, военкоматскую. Вы весело впрыгиваете  в  кузов.  Внизу  у  колеса
Настя. Ветер дергает на ней грязный  халат,  поверх  которого  телогрейка.
Ладонями Настя придерживает волосы,  часто  помаргивает,  пытаясь  поймать
взгляд Юрки. Но он деловито сволакивает солому к кабине,  устраивает  себе
уютное место...
     Тебе кажется, что вскоре все эти люди исчезнут из  твоей  жизни,  как
пучок соломы из кузова  вашей  несущейся  по  луторки,  унесенный  осенним
ветром в неоглядное мокрое поле.
     Но никому не дано  знать  до  самого  смертного  часа,  кого  суждено
вспомнить и по какому поводу, а кого и встретить на  спиральном  жизненном
пути...
     Из послевоенной Европы по слабым железнодорожным колеям  ползут  один
за другим к границам Отечества эшелоны  демобилизованных.  В  крупных,  не
очень пострадавших от войны городах уже по эту сторону  границы,  из  этих
эшелонов оседает немало народу, соблазненного возможностью обрести  жилье,
красотой  и  благоустройством  домов  и  улиц,  напоминавших  те  места  в
Восточной Европе, где недавно довелось побывать.  Так  ты  и  Юрка  Кухарь
оказываетесь в Подгорске, а через полгода из  Праги  сюда  закатывается  и
Миня Щерба...
     Все нехорошее, что вы испытывали прежде друг к  другу  вроде  забыто,
утонуло в эйфории победных дней и недель. Оно всплывет позже.
     Ты  поступаешь  на  юридический,  Юрка  тоже.  Миню  из-за  отца   не
принимают. Он пишет запальчивое письмо  Ворошилову.  И,  как  ни  странно,
ответ приходит положительный.  В  сентябре  1946  года  в  гимнастерках  и
сапогах вы переступаете  порог  университета.  Старостой  группы  выбирают
Миню.



                                    9

     - Ну и дела! - хохотал в телефонную трубку  Кухарь,  выслушав  Сергея
Ильича. - Я же не знал. Неужели ты подумал,  что  я  мог  забрать  у  тебя
рабочих?! Сегодня же дам команду, чтоб завтра  с  утра  их  вернули.  Если
нужно что-нибудь для ремонта, может  импортная  сантехника,  ты  скажи,  я
помогу.
     - Спасибо, у меня все есть, - суховато ответил Сергей Ильич.
     - Звони, не забывай, - сказал Кухарь.
     - Ладно, будь здоров, - закончил разговор Сергей Ильич.



                                    10

     - Скотина он. Как был, так и остался. Значит у тебя забирать  рабочих
нельзя, а у кого-то можно, - Михаил Михайлович Щерба,  откинувшись,  сидел
за письменным столом.
     Окно выходило во двор-колодец, в кабинете было  всегда  сумеречно,  и
поэтому часто горела верхняя лампа дневного с вета.
     Рабочий день кончился, но многие в областной  прокуратуре  оставались
до семи, а то и до восьми вечера.
     Сергей Ильич помнил об этом, и идя сюда по дороге  домой,  знал,  что
застанет приятеля.
     - Да бог с ним, - сказал Сергей  Ильич,  вглядываясь  в  лицо  Щербы.
Зеленоватый свет резко выделял морщины и оттеки  под  глазами,  вдавленную
полосу на переносице от постоянного ношения очков. "Сдал Миня", -  подумал
Сергей Ильич. Они были ровесниками. Но  Щербу  старила  тучность  и  почти
совсем плешивая голова. Прокуратура находилась  недалеко  от  дома  Сергея
Ильича, и он иногда заходил на де сять-пятнадцать минут к Щербе поболтать.
- Работы много?
     - Полный сейф, -  кивнул  Щерба  на  высокий  тяжелый  ящик  в  углу,
выкрашенный в серо-кирпичный казенный колер. - К концу месяца, как  назло,
повалило.
     - Как Галя?
     - Давление скачет. Слепнет над сочинениями своих недо рослей.
     Прогудел зуммер внутреннего телефона. Щерба снял трубку.
     - Да, я... Что? Помню... Опять? Хорошо, сейчас  зайду,  -  он  как-то
обреченно помотал головой и сказал Сергею Ильичу: - Извини,  Сережа,  надо
идти.
     Сергей Ильич поднялся.
     - Заходи... Передай своим привет, - Щерба отпер  сейф,  долго  рылся,
вытащил папку из черного кожзаменителя,  когда  открывал  ее,  слежавшиеся
створки потрескивали, как электрические разряды.
     Из кабинета они вышли вместе.



                                    11

     Сидели друг  против  друга  -  Щерба  и  старший  помощник  прокурора
области.
     - Что он опять хочет? - спросил Щерба. - Дважды этим делом занимались
и мы, и КГБ.
     - Вот,  новая  жалоба,  -  протянул  собеседник  листки,  скрепленные
прозрачной клейкой пленкой. - Почитай.
     - Но ведь было решение парткомиссии обкома, - сказал Щерба,  прочитав
бумаги и откладывая их на стол.  -  И  почему  нам?  Почему  не  городская
прокуратура?
     - Ты мне их не отсовывай,  -  засмеялся  коллега.  -  Резолюцию  шефа
видел? Бери опять эти два тома и изучай.
     - Но в этих бумажках ничего нового,  никаких  доказательств,  фактов,
сплошные эмоции и требования. Наша  проверка  тогда  и  расследование  КГБ
согласовались,  оправдательных  мотивов  мы  не  нашли.  Человек  совершил
самосуд, расстрелял двоих людей. Случилось это,  правда,  в  экстремальной
ситуации, война. Но это и  учла  парткомиссия,  отделался  исключением  из
партии. И на том спасибо.
     - Что ты меня уговариваешь? Жалоба есть, зарегистрирована  у  нас.  И
резолюция шефа недвусмысленна: начинается с твоей фамилии.
     - Ну-ну, - вздохнул  Михаил  Михайлович,  и  сунув  листки  в  черную
папочку, поднялся.
     - Новость слышал?
     - Хватит мне новостей, - постучал Щерба папкой по спинке стула.
     - Нет, серьезно?.. По новому административному делению нам  прирезают
большой кусок соседней области. А это значит, что нам с тобой...
     - Понятно, что нам с тобой... А штаты хоть увеличат?
     - По логике должны.
     - Смотря у кого какая логика...



                                    12

     Бумаги,  бумаги,  бумаги...  Об  их  перемещении  по  горизонтали   и
вертикали, об их влиянии на судьбы людей, на поворот событий, на положение
государств   можно   было   бы   сочинить   великолепные   философские   и
социологические трактаты.
     Но и Сергей Ильич  оставался  рабом  бумаг,  поскольку  они  являлись
символом дела  и  причиной  постоянно  воспаленных  покрасневших  глаз  от
хронического профессионального конъюнктивита.
     Досье Майкла (Михаила) Бучински постепенно  обретало  солидность,  то
есть  объемы.  Сергей  Ильич   подкладывал   под   зажимы   скоросшивателя
письма-ответы, поступившие на его запросы.

     "Я, Бучинский Николай Павлович, получил от Вас сообщение о наследстве
после моего брата Бучинского Федора Павловича,  умершего  в  США.  Сообщаю
следующие данные: Бучинский Федор Павлович родился в 1910 году  (месяца  и
числа не помню), в селе Вербное, Волынской губернии. Был он  лесорубом,  в
1936 году уехал в Америку. С тех пор никаких  данных  я  о  нем  не  имел.
Посылаю сохранившееся фото. Прошу его возвратить.
                                                 С уважением Н.Бучинский".

     Сомнения вызывали  три  обстоятельства:  наследодателя  звали  Майкл,
очевидно, Михаил, а не Федор, как указывалось в письме, родился он в  1918
году, а не в 1910, как этот Федор, и не в селе Вербное Волынской губернии,
которая  входила  в  Российскую  Империю,  а  в  Подгорске,  входившем   в
Австро-Венгрию.  По  профессии  этот  Федор  лесоруб.   Профессия   Майкла
(Михаила) неизвестна. И все же Сергей  Ильич  не  мог  пренебречь  Федором
Бучинским, знал, какая путаница, какие изменения случались в именах, датах
и местах рождения, даже в написании и в звучании фамилий  эмигрантов.  Тем
более, что точных и подробных данных о наследодателе он не имел.
     Следующее письмо тоже давало мало надежды:

     "...От Бучинской Веславы Юзефовны,
     проживающей в г.Подгорске, по ул.Ивана Франко, 8, кв.2.
     У моего мужа Бучинского Тадеуша, родившегося в Лодзи в  1903  году  и
умершего в 1973, был брат Збигнев, родившийся,  кажется,  в  1899  тоже  в
Лодзи. В молодости он уехал то ли в Америку, то ли в  Канаду.  Известий  о
нем никаких не имею..."

     Еще один Бучинский сообщал:

     "...адресное бюро, видимо, перепутало. Я не Бучинский,  а  Бачинский.
Никаких близких родственников у меня в США не было и  нет.  Даже  если  бы
были, я не желаю поддерживать с ними какие-либо отношения, не нуждаюсь  ни
в каком наследстве.
                                        С уважением
                                        полковник в отставке Т.Бачинский".

     Последнее письмо было более обещающим:

     "...Сообщаю, что ваше  письмо  получила.  Отвечаю  на  ваши  вопросы.
Михаил Бучинский, о котором вы пишете, является  двоюродным  братом  моего
покойного мужа. Точную дату  его  рождения  не  знаю.  Отец  его  -  Тарас
Петрович, 1880  года  рождения  (согласно  свидетельству,  которое  у  нас
сохранилось), в 1931 году уехал в США. Фотографию Михаила имеем, где он  в
возрасте 14-16 лет. До 1939 года мы переписывались. Когда началась  вторая
мировая война, переписка оборвалась. Все его письма и конверты погибли  во
время оккупации. Мы просим установить его адрес в США или адрес его детей.
С уважением
                                               Бучинская Ольга Мироновна".

     Кроме этого пришло письмо из Москвы:

     "Московская городская коллегия адвокатов.
     Коллектив адвокатов. Инюрколлегия. Р-935.
     В дополнение к нашему письму от 18 апреля 1980 г. по  этому  крупному
делу сообщаем, что его будем вести через фирму Стрезера, а не через Стэнли
Уэба. Ожидаем срочного сообщения о розыске наследников..."

     Он  понимал,  конечно,  как  они  там  нервничают,  почему   возникла
срочность: сумма-то - ого-го! Но что еще могли  написать?!  Тут  служебное
рвение диктовала сама ситуация, хотя все отлично знают, что так быстро это
не делается. Но сообщить что-либо о своих подвигах в  розыске  наследников
Сергей Ильич пока не мог. И сейчас он сделал то, что делал всегда:  письма
подшил, а на большом листе, где наверху в центре  в  рамке  прямоугольника
значилась фамилия наследодателя, отвел от этого прямоугольника три  линии,
подсоединил к ним красным фломастером три круга и вписал  в  них  фамилии,
инициалы и адреса тех, от кого  получил  только  что  прочитанные  письма:
Сергей Ильич, выстраивая родословную наследодателя, никогда не отказывался
даже от самых сомнительных линий. Мало ли куда приведет поиск да  еще  при
на личии весьма скудных данных о Майкле Бучински. Правда, в двух кружочках
он поставил вопросительные знаки. На третье  же  письмо,  более  надежное,
написал тут же еще один запрос:

     "...Р-935, 1 июня 1980 г.
     Бучинской Ольге Мироновне.
     Мы получили Ваше письмо. Для проверки, являетесь  ли  Вы  тем  лицом,
которое мы разыскиваем, просим срочно ответить на следующие вопросы:
     1. Девичья фамилия и имя матери Михаила Тарасовича Бучинского.
     2. Кто он был по специальности, образование и вообще все  данные  его
биографии, которые Вам известны.
     3. Были ли у него родные братья и сестры, их имена,  адреса,  а  если
умерли, то кто, где и когда.
     4. Если кто-нибудь из родственников переписывался с ним, вышлите  1-2
письма с конвертами от него, фотокарточку... - в этом месте  Сергей  Ильич
задумался и добавил: - ...для сравнения с имеющейся у нас.
     5. Где и когда умерли его родители.
     6. Укажите других родственников.
     7. Опишите, как и через кого названные Вами  другие  лица  приходятся
родственниками Михаилу Бучинскому, указав их имена, даты рождения,  брака,
смерти, начи ная от общих родоначальников (видимо, его деда и бабки).
     Было  бы  хорошо,  если  бы  кто-либо  из  родственников,  кто  знает
фамильное древо, прибыл к нам в Инюрколлегию. Расходов по  проезду  мы  не
возвращаем. Наследство значительное, и дело носит срочный характер.
                                                 Консультант С.Голенок..."

     Из районов области поступило  три  ответа:  Новоздвиженский  исполком
сообщал, что Михаил Бучинский не является уроженцем  тех  мест,  нигде  не
значится, никто из его родственников в райцентре и на территории района не
проживал и не проживает. Запрос туда Сергей  Ильич  посылал  на  основании
справки областного адресного бюро, значит  ошибка  исходила  из  адресного
бюро, как и в случае с отставным полковником Бачинским, возмутившимся, что
у кого-то возникло  предположение,  будто  у  полковника  могут  оказаться
родственники в США; письмо из Ужвы сообщало, что  там  живет  некая  Бабич
Ул